В немецком плену
К.Горбунов, М.Матусовский || « Правда» №303, 30 октября 1942 года
За советскую отчизну идут в бой сыны всех народов Советского Союза. Да здравствует Красная Армия - армия братства и дружбы народов СССР! (Из лозунгов ЦК ВКП (б) к 25-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции)
# Все статьи за 30 октября 1942 года.
Чуть брезжил дождливый рассвет, когда из леса к нашему боевому охранению неуверенно вышли двое людей.
- Стой! - крикнул боец.
Послышался озябший, хриплый голос:
- Свои. Не стреляйте, братцы! Из немецкого плена идем.
Беглецов привели в окоп. Один назвался Василием Генба, уроженцем города Прилуки, Черниговской области; другой - жителем города Гомеля, Вениамином Вульфиным. По летам оба были молоды, но выглядели изможденными, разбитыми стариками. Заросшие до самых бровей, они шатались от голода и усталости. Из разодранных ботинок выглядывали голые грязные ноги. Кацавейки, истлевшие от времени и непогоды, еле держались на плечах. Оба смотрели воспаленными испуганными глазами.
Свободные от караула бойцы окружили их. Связной побежал в роту за командиром. Вот что рассказали беглецы:
ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ
- За время плена мы побывали в восьми немецких концентрационных лагерях. До сих пор не верится, что вырвались из этого ада. Понять нельзя, как выжили там. Под Волховом нас загнали в длинный некрытый сарай. Он был окружен несколькими рядами колючей проволоки. Надвигалась зима. Каждый день шел дождь пополам со снегом. Шинелей и обуви у большинства не было: немцы посдирали. У кого была плащ-палатка - тоже отняли: офицеры шьют из них непромокаемые костюмы. Кто сидел в опорках, кто босиком, кто в одном рваном белье. Люди сидели, жались друг к другу. В шесть утра нас будили злобные голоса надсмотрщиков: «Мужики, вставай на работу!». Нас выстраивали и пересчитывали, словно стадо скота, тыча пальцем в головы. Приносили в ведрах пахнущую ржавчиной воду. Наливай сколько хочешь, на воду немцы не скупились. Это и был весь завтрак.
Потом гнали в лес таскать бревна или на дорогу дробить камни. Сначала требовали, чтобы двое вынесли за день по тридцати тяжелых бревен, позже догнали до семидесяти пяти. За каждыми четырьмя подносчиками наблюдал один немец с винтовкой за плечами и с палкой в руках. Чудь замешкаешься, поднимая бревно, сейчас же попробуешь немецкой палки. Били по лицу, по рукам, по голове.
В двенадцать часов выдавалась ржавая мука, по два килограмма на сто человек. Ее забалтывали в сырой воде, без соли, и наливали, как свиньям. Только успеешь проглотить эту жижу, как опять окрик: «Мужик, работай!». И так до темна. До лагеря возвращаться - пять километров. Страшным был этот путь. Мы шли, держась друг за друга. Спотыкались, падали. Нас колотили палками, поднимали пинками. Иногда позади раздавались выстрелы - это добивали тех, кто не мог подняться. Помнится, вели мы под руки одного товарища с работы. Шепчем ему: «Подержись немножко, сейчас дойдем...». Свалился он, а у нас самих нет сил, поднять не можем. Больше мы его не видели. Каждый вечер в сарае мы недосчитывали двух-трех товарищей.
Вечером выдавали паек хлеба - двести граммов на сутки. Поперек горла становился этот «хлеб». Он был пополам с древесными опилками. Откусишь его - во рту горько, жуешь, будто кусок торфа. Но и эту еду некоторые с жадностью уничтожали сейчас же, ни крошки не оставляя на завтра.
ЛАГЕРЬ МЕРТВЫХ
Зимой нас погнали в Чудово. Прошлая зима, сами помните, какая была. Сколько по дороге на снег свалилось, не считали. Дуем на руки, а они совсем белые. Мало кто пришел в Чудово необмороженным. В первую же ночь закоченело сорок человек. Их немцы выволокли на мороз. Многие еще шевелились, были в памяти и просили оставить на нарах. А нары были в два яруса. Лежат люди один на другом. Что творилось ночью - сказать невозможно. Кто бредит, кто просит пить, кто кричит: «Умираю».
Как-то привезли дохлую лошадь, разрубили на куски и бросили нам. Накинулись мы на нее, начали рвать зубами прямо сырьем. Открылся у всех кровавый понос. Покойников выносили десятками.
В конце зимы надумали немцы чинить дорогу между Новгородом и Лугой. Погнали нас на эти работы. Разместили на окраине Новгорода; кого - в бывшую тюрьму, кого - в полуразбитую психиатрическую лечебницу. Здесь началось новое бедствие - стал косить нас сыпняк. Как немцы заподозрит, что у человека тиф, сейчас же тащат на общую свалку. На пустыре была вырыта огромная яма, туда и швыряли людей, точно падаль. Бросали туда и расстрелянных, и повешенных, и забитых палками. Всю зиму яма оставалась незарытой, трупы навалом лежали там.
Жили надеждой как-нибудь перебиться до тепла и тогда бежать: зелень появится, не замерзнешь по дороге. Каждый день считали, на небо смотрели, - не повернуло ли солнышко на весну?
Весной подкармливались щавелем и вытаявшей из-под снега клюквой. Потом жители стали помогать. Бывало, гонят нас с работы, выбегут на дорогу женщины, кто морковь бросит, кто редиску. Солдаты пускают в ход палки. Но отзывчива русская душа, никогда не отвернется от своего человека. Бегут жители за нами и стараются хоть что-нибудь украдкой сунуть.
Из Новгорода отправили нас в деревню Люболяды. Идем и видим: копаются на пустыре наши же пленные, зарывают ту самую яму, в которую немцы всю зиму сваливали мертвецов. Запах здесь стал невыносимый, и фашисты приказали забросать яму землей.
НА РАЗВАЛИНАХ НОВГОРОДА
За многие месяцы скитаний из лагеря в лагерь и за время бегства немало мы видели русских городов и сел, где хозяйничает немец, а еще больше насмотрелись на людское горе.
Что немцы сделали с Новгородом!.. На месте старого Кремля - груды закопченных кирпичей. Только местами сохранились стены. Собор, которым славился Новгород, тоже разрушен.
Театр, школы, больницы, магазины - все или сожгли или взорвали, а кирпич использовали для укреплений. В центре города нет ни одного целого дома.
На развалинах Новгорода немцы не оставили ни одного жителя. Всех разогнали по деревням. Каждый месяц переселяют с места на место. Приходят и говорят: «Выезжай немедленно!». Разрешают брать с собой на всю семью не больше шести килограммов продуктов, а из одежды - только то, что на себе. Все остальное забирают. Ту же картину мы видели в Чудове.
Редко нам встречалось нетронутое селение. Многие деревни найдешь только по кучам головешек. Особенно запомнилась деревня Коськово, Шимского района. Жители ютятся здесь в шалашах и погребных ямах. Все, что можно с’есть или надеть, отняли немцы. Встретишь какую-нибудь женщину, спросишь: чем кормитесь?
- А вот, - говорит, - на неубранном прошлогоднем поле дикая рожь созрела, растираем зерна вручную на камнях и печем лепешки пополам с листьями.
Местами вдруг попадется нетронутое село. Что за диво? Тут коровенка пасется, старик на лошади пашет, слышно, петух кричит.
Спрашиваем людей:
- Что это к вам немцы так милостивы?
Машут рукой:
- Эх, друг, от этой милости лучше в гроб лечь. Оставил немец лошадь, приказал: запаши и засей столько-то земли. Отдай с гектара тридцать пудов зерна, картошки двести пудов, овес полностью отдай, солому, и ту подчистую заметают. Оставил корову - каждый день тащи молоко. Есть курица, так он сам из-под нее яйца забирает. А вот придет зима - и корову, и птицу, и кобылу вместе с упряжью - все отнимет.
Потом замолчат и спросят шопотом:
- Что слышно, где там наши? Нет сил больше терпеть...
ВИСЕЛИЦЫ НА ПЛОЩАДЯХ
От зверств немецких волосы на голове дыбом встают. В Люболядах однажды притащили к нам в лагерь нашего пленного фельдшера. Человек еще молодой, красивый. Ноги обмотаны тряпками и обвязаны бечевкой. Позвал комендант врача. Размотали пленному ноги, все они у него в язвах и черных пятнах. Не работник больше! Врач что-то сказал коменданту и кивнул на выход из барака. Солдат подтолкнул фельдшера прикладом. Вывели его к проволочной изгороди и там пристрелили.
А то такой случай: в лагерь под Волховом, в поселке Красный Фарфорист, привели паренька лет семнадцати, совсем голого. Был он из местных, ученик ремесленной школы. Пожалели его женщины: бросили через проволоку куртку и штаны. Оделся парень и говорит нам: «Теперь бежать можно». И сбежал. Поймали его на другой день, привели в лагерь, выгнали всех наружу и для страха на наших глазах кончили его.
В июле этого года в Новгороде зашел к нам в барак офицер. Держит в руках две веревки, прошелся меж нами, кого-то высматривает. Остановился около двух пленных, заставил их самих сделать на веревках петли и повеситься на перекладине.
Рассказывали нам жители сел, как расправлялись с ними немецкие палачи. В деревне Мшага, Новгородского района, двух стариков вздернули на виселицу и повесили им на грудь дощечку: «За детей, служащих в Красной Армии».
В деревне Ямно две учительницы спрятали и выходили нашего раненого лейтенанта и помогли ему бежать. В июне этого года полицейские повесили их и целую неделю не разрешали снять трупы...
***
В угрюмом молчании бойцы выслушали этот простой и жуткий рассказ. Вероятно, в эти минуты боец-черниговец вспоминал привольные степи Украины, где сейчас зверствует враг, минчанину чудились чистые реки Белоруссии, окрашенные теперь кровью его братьев; кабардинец как бы прислушивался к далеким орудийным раскатам в ущельях родных гор. И еще яснее всем сердцем почувствовал каждый, как страшна мука фашистского плена, как ждут нас советские люди по ту сторону фронта, как должны мы с еще большей ненавистью бить врага. // К.Горбунов, М.Матусовский. Северо-Западный фронт.
******************************************************************************************************************
Фашистский разбой в казачьих станицах
СТОКГОЛЬМ, 29 октября. (ТАСС). В гитлеровской газете «Гамбургер фремденблат» помещена статья, которая дает представление о диком произволе и грабежах, чинимых гитлеровскими бандитами в оккупированных советских районах. Газета описывает прибытие в одну казачью станицу, захваченную гитлеровцами, «сельскохозяйственного руководителя» с несколькими помощниками и полицейскими. Расставив полицейских на постах для «охраны» запасов, гитлеровский грабитель начал, как выражается газета, «ориентироваться в своих владениях, занимающих территорию в 55 тысяч гектаров с 20 колхозами и рисовым совхозом».
Как встретило население гитлеровского надсмотрщика?
«Население, - по признанию газеты, - отказалось работать, хотя уборка была весьма спешной. Скот крестьяне угнали в леса, сельскохозяйственных орудий не осталось». Но, говорит газета, «сельскохозяйственный руководитель не был новичком и располагал опытом, приобретенным на Украине». Свой опыт в грабеже и разбоях гитлеровский надсмотрщик начал применять в станице. Он, пишет газета, «приступил немедленно к конфискации запасов, начал реквизицию молока и яиц, взял на учет все запасы, имевшиеся у населения, и сообщил об этом органам, ведающим снабжением армии».
Газета признает, что в ответ на разбой население начало борьбу против немецких насильников: «Внезапно случился прорыв плотины, затопившей несколько сот гектаров рисовых полей. Начались, таким образом, немедленно неприятные сюрпризы».
________________________________________________________
Смерть детоубийцам! || «Правда» №226, 14 августа 1942 года
Злодеяния немцев в Крыму || «Правда» №288, 15 октября 1942 года
С.Сергеев-Ценский: Садисты || «Правда» №221, 9 августа 1942 года
Зверская расправа немцев в селе Стеклянная Радица ("Красная звезда", СССР)
Газета «Правда» №303 (9074), 30 октября 1942 года