Отец-командир || «Красная звезда» 26.11.1942
Б.Галин || « Красная звезда» №278, 26 ноября 1942 года
Преодолевая сопротивление противника, наши войска продолжают наступление, нанося врагу огромные потери в живой силе и технике.
Воины Красной Армии! Выше организованность! Преследовать врага с предельным напряжением сил. Боевой приказ зовет нас - вперед!
# Все статьи за 26 ноября 1942 года.
Черкасов прибыл недавно в батальон. Капитан Пантелеев казался ему любителем уговаривать и морализировать. Он насмешливо вспоминал все, что ему рассказывали о Пантелееве. В дивизии 3-й батальон прозвали 3-й домной. Когда заходила речь о Пантелееве, то штабные работники говорили снисходительно-покровительственно: «этот доменщик»… В самом батальоне командиры и бойцы звали между собой Пантелеева «Петровичем» и «Отцом». По телефону так и говорили: «Отец приказал», «отец сердится», «отец наказывал»… Этот большой, грузный человек тушевался на высоком начальстве и, вступая в разговор, конфузливо прикрывал широкой ладонью рот, стараясь говорить шопотом и всячески смиряя свой бас.
Сейчас Черкасов стоял перед командиром батальона в его избе и уныло ждал, когда Пантелеев начнет «снимать с него стружку». «Было бы за что, - хмуро думал Черкасов, - а то отвечай за чужие грехи… Артиллеристы прошляпили, а с меня спрашивают. Будет сейчас он читать мне нотацию, и пойдет, пойдет… А в чем моя вина? - спрашивал он и утешал себя: - рубеж мы удержали, а что пушку потеряли - тут вина батарейцев. У другого командира мы давно в орденах ходили бы, а наш, - думал Черкасов, растравливая свои обиды, - готов расценивать бой, как себестоимость продукции: дешево или дорого».
Петрович запахнулся в тулупчик и покряхтел как-то по-стариковски. Разговор с командиром роты Черкасовым был для него неприятен. Капитан с брезгливым чувством относился ко всякого рода лжи, хвастовству и тому приукрашиванию в докладах и рапортах, которое в батальоне называлось «напустить тумана». То, что Черкасов хотел замазать позорную историю с пушкой и в рапорте искал смягчающие обстоятельства для своей вины, рассердило Пантелеева. Он повернулся к Черкасову и с укоризной сказал:
- Что ж это вы…
Преувеличенно вежливый тон служил признаком нарастающей бури. Густой бас Петровича заполнил хату, в которой взамен обрушившегося потолка была натянута плащ-палатка. Капитан скомкал листок и бросил его Черкасову.
- Вот она, ваша реляция… Филькина грамота. Кого вы хотите обмануть? Себя, меня, высшее начальство? Не так мы воспитаны, дружок… Когда я работал на доменной печи с Иваном Григорьевичем Коробовым… (Черкасов улыбнулся. Его предупредили: стоит только Петровичу сбиться на воспоминания о доменной жизни, и он обязательно смягчится)… Старик бывало говорил: береги честь смолоду. А вы, товарищ младший лейтенант, повидимому, мало дорожите честью. Спору нет, бой мы провели удачно. Но пушечка, - сказал он, - пушечка была да сплыла… Какая же цена, нашей победе, ежели пушечку потеряли за-зря! Мало рентабельная победа…
- Я ее отобью, - тихо, упрямо проговорил Черкасов, - я держу ее под огнем и не даю немцам подступиться к ней.
- Отобьете, - проворчал капитан, - у этих сволочей не так легко отбить, цепкие они, дьяволы. Хотя…
Он внимательно посмотрел на Черкасова, словно оценивал его, - сумеет он отбить или это обычное молодое бахвальство. Что-то в приземистой фигуре младшего лейтенанта заинтересовало его, особенно руки с синими крапинками угля, в’евшимися в кожу.
- Шахтер? - отрывисто спросил он.
- Горный мастер. С шахты «Иван».
Капитан помолчал. Служебный разговор был, видимо, кончен. Черкасов думал, что вот-вот командир батальона разрешит ему итти. На душе было скверно. И вдруг капитан открыл дверь в кухню.
- Федоренко! - громовым голосом позвал он вестового. - Чаю! Ароматного, душистого чаю.
…Черкасов с трудом осилил одну кружку чаю. Пантелеев же пил чай «с полотенцем», смакуя и наслаждаясь, пыхтя и отдуваясь. Вытирая полотенцем потное, красное лицо, капитан дружески говорил Черкасову:
- Ведь я из Макеевки, мы с вами почти соседи. Я из запаса. Вы думаете легко мне было включиться в войну? Горбом своим я выстрадал воинскую науку. Я имею честь принадлежать к поколению, которое строило, созидало, творило. Тридцатые годы! - он задумался, затем тихо продолжал: - Какую домну я тогда построил - домну уникум! Сознаюсь, одна мысль о том, что немцы хозяйничают в моей Макеевке, приводит меня в бешенство. - Доброе и благодушное выражение его лица сменилось злым и даже злобным. - Мы, доменщики, им Донбасса не простим! Хороший народ - доменщики. Маловато их у меня осталось: одни погибли, другие ранены. У вас в роте имеются Царюк и Величко - отчаянные, смелые ребята, а у меня остался Федоренко. Старый горновой! Но я, Федоренко, тебе никогда не прощу: помнишь, какого ты козла сделал на третьей печи, до чего ты довел ее, как ты расстроил ее…
- Та тож не моя вина, товарищ капитан, - обиженно сказал Федоренко, - подача воздуха была слабая, и печь закапризничала.
- Закапризничала, - насмешливо и сердито сказал Пантелеев. - Виноваты люди, а не печь. И в бою так же: пушки непричем, если их бросают на произвол судьбы, а виноваты люди, которые не могут их отстоять.
Черкасов поперхнулся чаем.
Капитан и младший лейтенант вышли на крылечко. Ночь сгустилась над долиной. Сквозь кромешную тьму далеко внизу мерцали огни. Дождь прошел, и небо прояснилось, но вдалеке на горе черной мохнатой шапкой присело облачко. На мокрых деревьях с шумом возились галки.
В эту ночь дело у Черкасова сорвалось. Он не сумел отбить пушку: немцы открыли сильный огонь. Черкасов ожидал, что Пантелеев позвонит, заругается, но тот молчал. И только в третью ночь Черкасов с двумя ездовыми и командиром пушки тихонько добрались до нее и, приладив ее в запряжку, рванули к своим. Сияющий и торжествующий Черкасов разбежался к Пантелееву. Он ожидал похвалы или, по крайней мере, одобрения, но Петрович только молча кивнул головой. Черкасов отошел от него расстроенный. Ему не нравилось, что Петрович зачастил в его роту. «Не доверяет», - зло думал он.
Глядя на грузную фигуру хлопотливого «Отца», слушая, как он ругает старшину, как он пробует кашу, щупает обувь, - бойцам дышалось легче. Пантелеев не подлаживался к бойцам и не искал дешевой популярности. Он искренне был убежден в том, что успех боя зависит не только от оружия, но и от настроения и самочувствия бойцов, от того, насколько они тепло одеты и сыты.
Со стороны могло казаться, что он слишком много внимания уделяет хозяйству. Но все это окупалось с лихвой в бою. Он, например, считал, что песня поднимает душу, и долго добивался, чтобы батальон имел свою родную песню. Послали запрос в дивизию с просьбой прислать поэтов и композиторов, но оттуда сухо ответили, что таковые не обнаружены. В самом батальоне нашелся свой композитор. Это был командир роты лейтенант Святой. Он написал марш 3-го батальона - текст и музыку. Но Пантелеев, выслушав, только покачал головой. И слова и музыка были чересчур громкие: «Гремите трубы, гремите трубы...» Он вздохнул и сказал лысому, худому Святому: «Сплошной трубный глас… Накала нет, без души». Так дело с песней на время заглохло. Но сентябрьской ночью, пробираясь вдоль плетня, - это было в расположении роты Черкасова, - он услышал пение. Моросил дождик. Лошади с хрустом жевали овес и тяжело вздыхали. Под бричкой сидело двое: один высекал огонь кресалом - искры разлетались веером, а второй тихонько наигрывал что-то на гармошке. Мелодия песни была простенькая, но душевная.
- Эй, ребята, не тужите, - выводил мягким голосом боец,
По сторонушке родной,
Выше голову держите:
За Россию идете в бой…
Капитан перескочил через плетень и шагнул к бричке. Певец разом оборвал песню.
- Каюков, - спросил гармонист, высунувшись из-под брички, - табачок достал? - Узнав своего батальонного командира, гармонист смешался, вскочил на ноги и конфузливо сказал:
- Обознался, товарищ капитан.
Пантелеев залез под бричку, протянул бойцу кисет и взял у него бумажки. Боец был ему знаком: это был подвозчик боеприпасов Васюков, смирный парень, которого за пушок на щеках и привычку чуть-что краснеть, прозвали Васенькой.
- Васенька, - сказал ему капитан, - сыграй-ка снова твою песню.
Сначала тихо и робко, а потом смелее и громче запел Васенька. Капитан слушал, склонив голову и закрыв глаза.
- Хороша, - сказал он, - с душою.
Здесь под бричкой нашел своего командира старший ад’ютант. Два ездовых и командир батальона в три голоса пели на кавказской земле песню о родимой сторонушке. Старший ад’ютант вручил капитану приказ командира полка: закрепиться у сторожевой казачьей башни и любой ценой удержаться на занятом рубеже. Наличных сил у Пантелеева было мало. Имелась только одна возможность выполнить приказ - это предпринять самому активные действия. Требовался смелый, умный командир, чтобы сбить немцев с толку, или, как говорил Пантелеев, «взять их на себя». Он решил испытать Черкасова.
- За вами должок, - вкрадчиво сказал он командиру роты. - Помните, пушечку…
«Все еще помнит», - рассердился Черкасов и сдержанно сказал:
- Я же ее вернул, товарищ капитан.
- Разве? - удивился Пантелеев. - А впрочем, кто старое вспомянет, тому глаз вон. Мне нужен «человек с перцем». Сдается мне, что вам это по плечу. - И он рассказал ему суть задуманной операции и задачу, которая выпадает на долю Черкасова.
Бой развернулся с рассветом. Рота Черкасова сумела вклиниться во фланг немцам, но спустя три часа проволочная связь с ротой была прервана. Заложив руки за спину, Петрович прохаживался по широкому рву в сдвинутом на затылок помятом зеленом картузе. Он вынул из кисета заветное синее стеклышко и глянул в ту сторону, откуда доносились выстрелы. Черные столбы дыма и земли кружились в воздухе. От Черкасова не было никаких вестей. Помощи требовал командир роты Бакланов, на которого наседали немцы, но Пантелеев не считал нужным распылять силы. Он держал в резерве роту лейтенанта Святого, укрыв ее в Зеленой балке.
Петрович вздыхал, кряхтел и что-то бормотал себе под нос. Он спрашивал себя: «Неужели я обмишулился? Неужели Черкасов подведет?» Он внимательно всматривался в лица людей, приходивших оттуда, от Черкасова: «Как там?» - спрашивал его взгляд. Пинчук, помощник командира батальона, которого Пантелеев посылал к Черкасову, что-то чересчур быстро вернулся и, бегая петушком вокруг Пантелеева, виновато улыбался и твердил, что Черкасов требовал помощи. «Врет, сатана, - сердито думал Пантелеев, - по глазам вижу, врет: с полдороги вернулся». На исходе четвертого часа боя от Черкасова вернулся Федоренко. Петрович проворно, по-молодому вскочил на ноги.
- Просит помощи?
Федоренко отрицательно покачал головой и рассказал о действиях роты Черкасова: когда снаряды и мины противника стали накрывать черкасовские окопы, командир роты вывел бойцов из траншей и ползком повел их на сближение с немцами. Этим маневром он спас роту от губительного огня и вплотную подвел ее к немецкой линии для контрудара. Слушая рапорт Федоренко, капитан Пантелеев просиял лицом.
- Обрадовал он меня, - весело и быстро перекрестился он. - Гордец, шахтерская его душа, гордец: помощи не просит. А я нахожу, что именно ему мы дадим все для развития прорыва. И даже больше, чем он думает.
Петрович оживился. Он только хотел крикнуть: «Федоренко, чаю!», а уже Федоренко сам наливал из термоса в кружку остывший крепкий чай… Командир батальона спустился в Зеленую балку в роту Святого. В распахнутом тулупчике, став у дороги, он напутствовал бойцов этой роты батальонной песней:
«Эй, ребята, не тужите!»
Бойцы шли беглым шагом, пригнувшись, и каждый, проходя мимо батальонного командира, на миг задерживался: хотелось запомнить грузную фигуру «Отца», который, сложив руки рупором, быстро и весело напевал: «Выше головы держите: за Россию идете в бой!..» // Б.Галин. СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ.
*****************************************************************************************************************
Фотодокумент о зверствах гитлеровских мерзавцев во временно оккупированном городе Минске. Виселица на площади у Минского Дома Красной Армии.
Снимок найден в кармане убитого немецкого офицера.
_____________________________________________________
К.Симонов: Воля командира* ("Красная звезда", СССР)*
П.Павленко: Минная рапсодия* ("Красная звезда", СССР)
П.Павленко: Один на две улицы* ("Красная звезда", СССР)
Н.Рубинштейн: Авторитет командира* ("Красная звезда", СССР)
В.Гроссман: Сталинградская переправа* ("Красная звезда", СССР)
Газета «Красная Звезда» №278 (5342), 26 ноября 1942 года