«
The Times» (Великобритания).
Статья опубликована 27 октября 1812 года.
Когда французы двинулись на Вильно, русские, уверенные в неизменном патриотизме и боевом духе своей многочисленной армии, ожидали победоносного исхода войны, в которую они оказались вовлечены. Их надежды на лучшее ограничивались лишь опасением, что на твердость Двора они не могут полагаться в той же степени, что и на доблесть войск. Враг, между тем, продолжал наступление, и, после череды кровавых столкновений, утвердился среди дымящихся развалин их древней столицы. Эти бедствия, которые, как опасались, могли побудить Императора к заключению мира, более выгодного для врага, нежели почетного для русского оружия, напротив, лишь укрепили в нем решимость продолжать противоборство. Страхи перед преждевременным и постыдным замирением развеялись; всех - Двор, дворянство и народ - сегодня одушевляет одна и та же непреклонная решимость пожертвовать всем, но не уступить опустошающему их страну надменному и честолюбивому неприятелю.
Пока эта война считалась «войной Двора», а не народной, ее исход вызывал сомнения; ее течение могло, как тогда считалось, быть ускорено или замедленно, определено или изменено прихотливым ходом событий. Теперь же это - воистину Отечественная война: сам Император не осмелился бы ни на минуту прислушаться к мирным предложениям, если оные наносили бы ущерб правам и интересам преобладающей части русского дворянства или общей безопасности Империи. О самой ревностной преданности дворянства своему отечеству неопровержимо свидетельствует их готовность добровольно предоставить в распоряжение
Правительства многочисленные ополчения; о том же, что народ охвачен такими же настроениями, говорит решимость, с которою люди истребляют собственные жилища и запасы, дабы лишить врага пристанища и пропитания. Вот один пример, не получивший широкой огласки: после битвы под Смоленском большинство крестьян, населяющих земли между этим городом и Москвой, по собственному почину предали огню свои дома и самое разное имущество, чтобы как можно более затруднить снабжение войск неприятеля.
Помимо очевидной общей линии на продолжение борьбы с неослабным рвением и упорством, - линии, с коей безоговорочно согласно все население России - существует и другой мотив, который, пусть он и может кому-то показаться маловажным, немалым образом влияет на ход событий. В России каждому известно, что перед началом военных действий Буонапарте обрушил на Александра все упреки и личные оскорбления, какие только существуют на свете. Предполагать, что подобные унижения никоим образом не воздействуют на решения монархов - значит выказывать полное незнание пружин человеческой души. Сюзеренов оскорбления ранят не меньше, чем частных людей, и они столь же мало склонны забывать и прощать нанесенные обиды. Тому на страницах истории вы найдете немало примеров.
Лучше всего о нерушимой верности и преданности подданных Александру свидетельствует тот факт, что ни один россиянин сколько-нибудь высокого чина или звания не запятнал себя согласием занять любую временную должность под властью Буонапарте. Генеральный консул Лессепс, о коем в последнем Бюллетене французов сказано, что он назначен управителем Московской губернии - уроженец Франции. Образование, однако, он получил в России, и потому хорошо знает язык этой страны. Вероятно, именно это, вкупе с полною беспринципностью, стало для него лучшей рекомендацией для назначения на нынешнюю должность. Этот человек ни в коей мере не лишен талантов и обладает предприимчивой натурой. Кое-какую известность он приобрел, сопровождая знаменитого мореплавателя Лаперуза, совершившего поход вокруг света, в одном из его путешествий. К французской партии он примкнул исключительно из корыстного интереса. Сей господин готов услужить всякому, кто больше заплатит.
Французы по-прежнему внушают нам, что каждый день находят все новые склады мехов, сукна и сахара, но эти утверждения, как мы уже уведомляли вас в предыдущей статье о России, очевидно ложны. Сразу после захвата Смоленска уже предполагалось, что неприятель может войти и в Москву, так что еще до битвы при Бородине начались приготовления к отъезду жителей из города, вывозу всех государственных архивов, а также любого частного и государственного имущества. В первом Бюллетене из Москвы Буонапарте признавал, что город покинули те, чьими усилиями там мог бы быть восстановлен порядок. Как в свете всего этого можно поверить, будто москвичи, уже в начале сентября принимавшие меры к тому, чтобы покинуть город, оставили бы там те изобильные запасы, которые, как утверждает враг, ему достались? Главная цель этих очевидных выдумок - ввести в заблуждение французский народ и подсластить для него горькую пилюлю нового рекрутского набора.
Далее, переходя к вопросу о пропитании французской армии зимой, каковая длится здесь семь месяцев, уместно задать вопрос - где она будет добывать необходимые припасы? Московская губерния не дает достаточно продовольствия, дабы прокормить собственных жителей: оно завозится из Тверской, Владимирской, Новгородской и Казанской губерний. Земли вокруг Москвы заняты в основном огородами, дающими плоды лишь в течение короткого лета и не позволяющими создать почти никаких запасов на зиму. Вражеские фуражиры не смогут слишком отдаляться от главных сил, и надеяться на то, что враждебное население по доброй воле будет отдавать им продовольствие, также не приходится. Ближайшие губернии - либо полностью, либо частично - будут по-прежнему заняты русскими войсками; следовательно, любые попытки неприятеля добыть там достаточные запасы провианта будут встречать тысячу препятствий. Если для этой цели он решит разделить свои силы между Москвой и Тверью, это подвергнет неприятеля самой грозной опасности. Еще менее осуществимой представляется его попытка овладеть Вышним Волочком. Подобное раздробление сил может оказаться для врага роковым, но и трудности со снабжением армии, сосредоточенной в одном месте, в конце концов чреваты не менее губительными последствиями.
Теперь спросим: откуда неприятельская армия возьмет дрова в достаточном количестве, дабы пережить в тепле долгую зиму? В окрестностях Москвы их определенно найти нельзя, но как наладить подвоз дров из отдаленных лесов? Никоим образом не по рекам - пока они не замерзнут, доставке топлива будут препятствовать местные жители; и не по дорогам - по крайней мере тем, что лежат за пределами расположения неприятельских войск. Кстати, печное отопление, повсеместное в северных пределах России, скорее всего, окажется губительным для здоровья тех неприятельских солдат, что Буонапарте навербовал в южных провинциях Французской империи. Даже сами русские вынуждены уделять самое пристальное внимание температуре в комнатах, дабы избежать вредных последствий такого отопления.
В одной из прежних статей о положении дел в России упоминалось, что в некоторые сезоны климат в Москве нездоров, однако не указывалось, что преобладающие в это время болезни представляют собою лихорадку самого опасного толка. Даже среди уроженцев Москвы смертность от этой причины значительна, но она несравнима с жатвой, которую собирают болезни среди чужестранцев, обитающих в этом городе. Вода в Москве-реке и других малых реках, протекающих через город или его окрестности, также весьма дурна, а за последние несколько лет и без того нездоровая среда усугубилась плачевным состоянием сточных канав, кои уже некоторое время находятся в небрежении. Когда начинается дождливый сезон, предшествующий зиме, канавы, из-за своего плохого состояния, уносят лишь часть воды, а из той, что застаивается, немалая толика проникает в подвалы. Зажиточные обыватели имеют средства, дабы защититься от вредных последствий сего затопления, но многие люди из бедных сословий в полной мере испытывают их на себе.
Если эти утверждения справедливы - а в пользу сего говорит мой двадцатилетний опыт жительства в Москве - можно с готовностью представить, что неприятель найдет свои зимние квартиры не столь благоприятными, дабы возобновить военные действия на выгодных для себя условиях. Испытывая нужду в припасах любого рода, уменьшаясь в числе из-за болезней, окруженные выносливым, верным, патриотичным, враждебно настроенным народом, видя, что противник легко может пополнить свои ряды, а собственные подкрепления либо не подходят совсем, либо весьма часто перехватываются, чего (если Император Александр, дворянство и народ останутся неколебимо верны своему святому делу) могут французы рассчитывать добиться, продолжая войну с Россией? Многие сыны Российской империи - столь же доблестные, сколь и просвещенные - твердо убеждены, что решительное и упорное противоборство неприятелю, без сомнения, закончится либо его полным истреблением, либо изгнанием из русских пределов. Существовавшие некогда опасения, что Император может заколебаться, ныне полностью развеялись. Его устремления полностью совпадают с устремлениями дворянства и народа. Все одушевлены единым и отчетливым национальным чувством: оно укрепляется постигшими страну бедами, пролитою кровью, но более всего - надеждой на возмездие, покоящейся на всецело оправданной уверенности в своих силах.
__________________________________________________________________
Бородино: величайшее сражение наших дней ("The Times", Великобритания)
Бородинское сражение ("The Times", Великобритания)
Революция во Франции ("The Times", Великобритания)
Из Смоленска ("Gazette de Lausanne", Швейцария)
Польша ("Gazette de Lausanne", Швейцария)
Атака легкой бригады ("The Times", Великобритания)
Каковы шансы России? ("The New York Times", США)
Русский военный флот ("The Times", Великобритания)
Насколько сильна Россия? ("The New York Times", США)
Россия: последствия поражения ("The New York Times", США)
Нью-Йорк - база русского флота? ("The New York Times", США)
Наша нынешняя война, и не только ("The New York Times", США)
Как празднуют Рождество в России ("The New York Times", США)
Из России: Движение за освобождение ("The New York Times", США)
Как Англии лучше всего вести войну с Россией ("The New York Times", США)