Г.Байдуков. Наш полет в Америку*
Г.Байдуков || « Правда» №196, 18 июля 1937 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: В Совнаркоме Союза ССР и ЦК ВКП(б) - О колхозе «Новый быт» Даниловского района, Ярославской области (1 стр.). Постановления Центрального Исполнительного Комитета: о награждении товарища Н.И.Ежова орденом Ленина; о награждении командиров, политработников, инженеров и техников Рабоче-Крестьянской Красной Армии; о награждении работников водного транспорта; о награждении красноармейца Абысова П.Д. орденом «Знак Почета». СТАТЬИ: Г.Димитров - Год героической борьбы испанского народа (2 стр.). М.Александров - Действия республиканской армии (2 стр.). Г.Байдуков - Наш полет в Америку. Записки летчика-штурмана (3 и 4 стр.). Н.Остапенко - Моя работа на комбайне (3 стр.). Л.Хват - Чествование героев в Лос-Анжелосе (3 стр.). А.Самойлов - Любители пошуметь (4 стр.). «Политическая близорукость?» (4 стр.). Заключено англо-советское морское соглашение (1 стр.). Отставка правительства в Чехословакии (5 стр.). Концентрация японских войск продолжается (5 стр.). Воззвание испанской компартии в связи с годовщиной борьбы с фашистским мятежом (5 стр.). НА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ТЕМЫ: Н.Петров - Военные действия в Северном Китае (5 стр.).
# Все статьи за 18 июля 1937 года.
ЗАПИСКИ ЛЕТЧИКА-ШТУРМАНА. Продолжение. Начало напечатано во вчерашнем номере «Правды».
Над Баренцовым морем
Полет продолжается уже 13 часов. Земли не видим часов семь. Как на зло, у Белякова выбыл из строя секстант. На эту тему я с ним слегка переругнулся, заглядывая в бортовой журнал. В нем видны голые цифры. Куда снесло и какой силы ветер - пока неизвестно. Беляков, устало наклонив голову, силится принять радиограмму. Его посиневшие губы и резко очерченные морщины говорят об утомлении.
В 14 часов 25 минут я сел на вахту штурмана, а Беляков пошел на спальное место. Его длинные ноги не вмещаются на койке-подмостке, и неуклюжие нерпичьи торбоза смешно выглядывают из-за радиостанции, изредка пошевеливаясь. Саша очень быстро засыпает в любых условиях, а уж в этом случае он не потерял ни одной лишней минуты.
Мотор ровно рассыпает звуки по фюзеляжу самолета. Солнечный указатель курса исправно превращает огромный световой шар в маленькую точку, сбрасывая его затем на матовый диск. Высота 3.000 метров, температура 10°, внизу облачность, насколько видит глаз, вверху солнце, а впереди… Что это там впереди?
Уже слышно, как по-новому напряженно заработал мотор, и альтиметр начал показывать постепенный под’ем. Да, впереди и слева небо начало темнеть - подступает обещанный циклон. Скорее определиться - иначе солнце скоро скроется, и тогда неведение, продолжающееся более 7 часов, будет угрожающе действовать на экипаж. Я достаю исколоченный секстант и - о счастье! - нахожу в нем маленький пузырек. Подержав его возле отопления, добился увеличения пузырька, и в 14.42 взял несколько высот. Линия положения шла вдоль меридиана и явно указывала на уклонение вправо, - вернее, на снос вправо от маршрутной линии полета. Записав это в журнал, я приблизительно уже мог предположить, что мы, следуя прежним курсом, выйдем к западной части архипелага Земли Франца-Иосифа.
В кабине стало быстро темнеть. Мы вновь влезли под крышу из облаков. Влево стояла сплошная темная стена. Чкалов резким изменением курса вправо пошел вдоль этой неприветливой стены. Но верхний и нижний слои облачности неумолимо стремятся соединиться, закутав самолет в это пуховое одеяло. Я с любопытством слежу, что будет делать Валерий, и только часто списываю курсы и время обхода. Мы сильно уклонялись вправо, и циклон, как на зло, все больше и больше загибал свое крыло также вправо, словно стараясь преградить нам дорогу.
В 16 часов 10 минут я дал радиограмму «Всем, Всем», что находимся на широте 76° и долготе 44°, что обходим облачность и идем в направлении острова Рудольфа.
Чкалов забрался на высоту 4.000 метров. Наружная температура упала до -24°. В кабине стало холодновато, несмотря на включенное отопление. Чкалов часто оглядывался назад, делая знаки, что погода ухудшается, и в 17 часов стал требовать смены. Мне вновь улыбалось пилотское сидение и, конечно, слепой полет.
Бужу Сашу. Протирая глаза, он медленно сползает вниз, убирает койку. Я уступаю ему круглое сидение - водяной бачок, а сам ползу по баку к первому сидению. Чкалов указывает вперед и говорит:
- Уж ты, Егор, веди вслепую, как условились, и, кстати, у меня сильно ломит ноги.
Лицо Валерия, несколько осунувшись, стало более сухим и как будто постаревшим. На высоте 4.000 метров, скорчившись в три погибели, не так легко пробраться среди тесноты на первое место, но все же и на этот раз мы сменились быстро. Валерий далеко не уходил, подкачивая давление в бачке антиобледенителя винта. Я подобрал подогрев. Включил все гироскопы на мотор. Развернувшись вновь точно на север, я полез смело в темную стену циклона с постепенным набором высоты. Меня воодушевляла на этот раз слишком низкая температура, равная -24°С. Не ожидая обледенения, я внимательно начал пилотировать самолет вслепую. В 17 часов 15 минут все скрылось из поля зрения, и, точно отрезанный от мира, заэкранированный облаками, наш «АНТ-25» спокойно шел на под’ем.
Но первые же минуты горько разочаровали меня и Чкалова. Самолет начал мгновенно покрываться на лобовых частях прозрачным белым льдом. Затем ощутились тряска и вздрагивания. Валерий сзади тормошил меня, чтобы я воспользовался антиобледенителем. Открыв кран доотказа, мне удались добиться прекращения биения винта. Но плоскости, стабилизатор и антенны леденели молниеносно, и их-то уж очистить было нечем.
Никто не поймет, что ощущаем мы, пилоты, в такой момент. До слез обидно и до жути страшно подумать, что вот сейчас твой самолет превратится в ледышку, и ты безвольно подчинишься слепым силам природы. Нет, не сдаваться! Полный газ! Мотор берет ровно, отдавая все свои силы. Метр за метром все выше и выше, и - о радость! - через 20 минут, на высоте 4.150 метров облака были уже под нами. Вверху - солнце, многообещающее солнце! Как мы все устали от переживаний, от физической работы на высоте! А кислород! Нет, кислород нужно еще экономить, придет, может быть, более трудный момент!
Вновь напряжение спало, и усталость берет свое. Боясь уснуть за рулем, я прошу трубку, и она меня кое-как развлекает хотя и вредно влияет на организм. Проходит час, а самолет никак еще не может отойти от обледенения. Рамка пеленгатора и передние кромки словно покрашены свежими белилами, - на них образовался лед толщиной до полутора сантиметров. Вот тебе Арктика! Вот тебе ее прелести! Подумать только, - какая же должна быть влажность, чтобы обледенеть в течение десятков минут при температуре - 24°. Ну, ладно, еще урок, уже третий по счету.
Да, нужно не забывать: больше в облачность лазить не следует - антиобледенительной жидкости осталось мало. Будем бороться высотой, это вернейший способ в таком перелете. Ну, а уж, если и высота не поможет, то обходить елико возможно. Не рисковать зря, так учил нас товарищ Сталин. Мы вспоминали о нем еще и еще раз, когда требовалось поучиться выдержке и благоразумию для безусловного выполнения задачи.
Уже 17 часов полета. Нужно подкачать масло. Я бужу Валерия, хотя на этот раз и жалко мне его будить. Он поднялся, быстро оглядел самолет и, довольный хорошей погодой, начал подкачку масла из запасных баков в резервный.
Валерий в душе посылал благодарность и искренний поцелуй по адресу Стомана, который устроил масло-термосы. Легко качается масло - оно еще и до сих пор горячее.
Закончив эту процедуру, Валерий сменил меня.
19 часов по мировому времени. Самолет идет спокойно. Солнца так много, что Саша не может вытерпеть, чтобы не взять несколько высот. Он по естественному горизонту секстантом взял высоты. Переведя все сложные расчеты на карту, Саша сказал, что скоро Земля Франца-Иосифа и что не будем менять курса, пока не услышим радиомаяк острова Рудольфа.
Земля!
20 часов по Гринвичу. В Москве уже укладываются спать. Вероятно, и моя маленькая дочь давно уже видит во сне петушка или медвежонка. А здесь непробуждавшаяся всю зиму Арктика теперь берет свое, не спит круглые сутки и творит свои «темные дела». Солнце стоит высоко и 24 часа рассматривает суровую природу холодных вод и льдов.
Я лежу на спине и чувствую, как холодно стало в кабине. Внутренний термометр сполз до -6°. Залезаю в спальный мешок и разглядываю весь фюзеляж самолета.
Вон на заднем сидении лежит лодка, под ней прижат чей-то парашют. Неужели мы просто безумцы? Почему ни один не надел парашюта? Ну, вот предположим, что сию минуту нужно прыгать, и мы действительно через две-три секунды оставляем своего любимца и плавно опускаемся в кипящие от шторма воды холодного моря Баренца… Какой смысл такого прыжка? Ведь здесь не регулярная линия Нью-Йорк-Лондон. Здесь не ходят пароходы через полчаса. Ну, а если на лед?.. Вот мы уже спустились на льдину и, радостные, замечаем, что у нас нет ни оружия с собой, ни патронов, ни рюкзаков с бельем, спальными мешками, ни продовольствия… И, конечно, мы спокойно откладываем парашюты в сторону, совершенно не собираясь прыгать в Арктическом районе, надеясь на свою машину, на тех людей, которые ее готовили, и, конечно, веря в свои силы. И, окончательно установив свою правоту, я начал постепенно засыпать.
«Земля! Земля!» - закричал Валерий, и сон мой улетел, как вспугнутая синица. Я заторопился вылезть из мешка. Но, как часто бывает, торопливость подводит, и я еще долго не могу освободиться от своих спальных принадлежностей. Пробираюсь к Белякову. В его красном журнале записано: 20 час. 20 мин. - Мыс Баренца на острове Нордбрук архипелага Земли Франца-Иосифа.
Через окно кабины блестят, ослепляя, ровные и чистые снега и ледяные поля, из которых как-то таинственно и молчаливо вылезли острова Архипелага. А! Здравствуйте, прошлогодние знакомые! Вы попрежнему не изменились и выглядите, точно недовольные своей жизнью. Ледяные купола прикрывают внутренности островов, и только тени из-за густых лучей солнца создают очертание берегов - иначе они так маскируются Арктикой, что трудно неопытным взглядом определить, какой же это остров.
Самолет летел на высоте 4.310 метров, и отсюда раскрывались все более и более величаво острова Архипелага. Через полтора часа появился остров Луиджа, и Беляков, окончательно определив наше местонахождение, спешит дать сведения штабу перелета.
Уже на широте 82° видимость измеряется сотнями километров, жаль только, что нижний ярус облачности вновь сомкнулся.
Беляков усиленно ищет радиомаяк о-ва Рудольфа. Его штурманская душа не может успокоиться, пока не перепробует все средства навигации. Радиостанция послушно работает на Сашу. Довольный, что слышит долгожданные буквы, штурман гордо поглядывает на карту Арктического бассейна. На ней ясно теперь видно, что путь лежит по 58-му меридиану к полюсу. Полюс! Сколько мечтаний, сколько страданий и жертв! И вот 1937 год открыл миру глаза. Советский народ и его вождь - товарищ Сталин дали задание экспедиции Шмидта: сесть на полюсе, высадить людей и сказать - что же там делается?
Шмидт уже на материке. Лишь Мазурук со своими ребятами и своим кораблем где-то близко от нас и следит за работой четырех смельчаков-ученых, обосновавшихся на льдине Северного полюса.
К полюсу, где сидит Папанин с товарищами, и за полюс, где еще таится неизвестность, - такова наша задача!
22 часа по Гринвичу. Валерий просит смены. Отдохнув, я посвежел и с радостью сажусь за штурвал.
Внизу полюс
22 часа 30 минут. Давным-давно мы не видели такой прекрасной погоды. Вверху и внизу - ни облачка. Вверху - солнце, обрамленное концентрическими кругами спектра. Внизу - бесконечные ледяные поля с длинными трещинами. Они чернеют, словно весенние дороги, и это вносит некоторое оживление в арктический пейзаж.
Я не могу укрыться от навязчивых лучей солнца. Они словно жгут тело. Хорошо, что глаза надежно охраняют светофильтровые очки.
Видимость из кабины пилота сейчас настолько велика, что, кажется, одновременно видишь полмира.
В кабине еще тепло: +1°. Высота - 4.000 метров. Наружная температура -25°.
Через двадцать минут внизу появились облака, закрыв льды. Мы медленно продвигались к Северному полюсу. Навстречу дули ветры со скоростью сорок-пятьдесят километров в час, нагоняя нам лишнее время и расход ценного бензина.
Наступило 19 июня. Время 24 часа. Мы летим только сутки, а кажется, что уже прошел месяц. Это действовали высота и отсутствие аппетита. Мы только один раз приступали к принятию пищи, больше аппетит не развивался. Все многочисленные бутерброды, курицы, ветчина, апельсины и прочее, и прочее - все лежало нетронутым в резиновых мешках.
В 1 час 19 июня, т.е. когда мы пролетели 24 часа, я решил, что пора сменяться. Сдав вахту летчика Чкалову, я первым делом полез за водой. Попить холодной простой воды, когда пересыхает горло на высоте, - нет ничего лучшего.
Присев рядом с Сашей, я все допытывался: когда же будет полюс?
- Очень сильные встречные ветры. Будем, вероятно, не раньше 4-5 часов, - ответил он.
Успокоившись, что полюса не прозеваю похрапывая на койке, я ушел на бак, чтобы подкачать масло. Масло начало густеть, и это немного усложняло операцию перекачки. Выполнив эту физическую процедуру на высоте 4.200 метров, я почувствовал учащение пульса и решил попользоваться кислородом от сашиного баллона. Саша, уткнув лицо в маску, уже давно посасывал кислород, и это значительно освежало как голову, так и весь организм. Омоложение в буквальном смысле - вот действие кислорода после трудов праведных. Беляков протянул мне кислородную маску, и, надев ее, я прилег на бак, чувствуя освежающую струю кислорода. Дыхание стало ровным, пульс вошел в норму, и я уснул, забыв о полюсе и обо всем на свете. А в это время Чкалову портил настроение появившийся справа циклон. Эти циклоны в Арктике, вопреки всем теориям, бродят в большом количестве, развевая над собой высокие перистые облака, желтоватые под действием лучей солнца. Они бродят, как призраки, по огромному воздушному океану, иногда продвигаясь с большой скоростью. Их-то мы и боялись после неоднократных уроков обледенения, кроме того как они крали нашу скорость продвижения вперед. И понятно, что Валерию не понравился и очередной циклон справа, постепенно уклонявшийся своим концом поперек нашего маршрута. Курс стал изменяться. Самолет уклонился влево, компенсируя тем самым прошлый снос ветрами вправо. Внизу все еще тянулась сплошная облачность. У Белякова что-то случилось с радиостанцией. По всем приборам она исправна, но приема нет.
Саша долго возился у радио, но принять ничего не удалось. Он перебрал все лампы, и это не помогло. Тогда он решил передать несколько радиограмм. Меня разбудили, когда обход циклона закончился и самолет шел по солнечному указателю курса точно на север при отличной погоде, хотя где-то далеко внизу туман еще прикрывал льды.
В 3 часа 35 минут я, покурив и выпив воды, забрался на место Чкалова. С затаенным дыханием начал следить за компасами и за поведением всех гироскопов. Ведь вот-вот должен быть полюс. Саша, не торопясь, снимает систематически высоты солнца. Солнце, будучи справа от нас, давало представление об уклонении от маршрута, а затем, уходя назад, отсекало нам траверз.
Внимательно следя за поведением линий положения, можно было заключить, что мы идем слегка левее полюса и что рубеж 90° северной широты, т.е. точки оси земного вращения, мы пройдем в 4 часа. С высоты 4.150 метров мы оглядывали гигантские ледяные пустыни, испещренные трещинами различных направлений. Компасы стали более чувствительны и при небольшом крене сильно крутятся. Но гироскопы работали, как будто бы и нет здесь никакого полюса. Человек тоже не чувствует никаких изменений, ибо Валерий как уснул, так и продолжал крепко спать, поджав под себя ноющие ноги. У меня сразу же пропала вся торжественность, и я стал думать о том, как иногда исследователи врали об этом злосчастном полюсе. Из-за этого я даже пожалел будить уставшего товарища. Но, взглянув вниз, мы с Сашей еще лишний раз поморщились от однообразной дикости льдов и преклонились перед именами четырех советских ученых, борющихся на благо родины и мировой науки за овладение полюсом. Они где-то совсем рядом, возможно, что левее. Привет вам, товарищи Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров! Большое и нужное дело вы творите. Ну, а мы пойдем дальше, на другой полюс. Пространство между Северным полюсом и Канадой исследователи Арктики назвали почему-то полюсом неприступности. Вот через этот-то полюс мы и начинаем лететь. Здесь еще не гудели самолеты. И честь быть первым выпала на долю советского самолета «АНТ-25». Он, нужно сказать, с гордостью несся над этими льдами.
Мы идем, по солнечному курсу, так как наступили часы пересечения густого пучка магнитных склонений. Компас магнитный начинает своим северным концом все больше косить влево к магнитному полюсу, который лежит впереди и левее нашего маршрута.
Полюс неприступности
В сущности летчику ровным счетом наплевать на полюс, - прошли полюс, ну и шут с ним! Наше дело - чтобы мотор и самолет работали, как им полагается всегда работать, и исправно пилотировать машину, выдерживая заданный курс. Другое дело у Саши. Полюс ему надавал массу хлопот. В самом деле, почему это мы идем курсом «Север»? Ведь мы же полюс перевалили и летим в Америку, то-есть на юг? Что-то неладное? Поэтому Саша должен установить солнечный указатель курса так, чтобы он попрежнему работал, показывая курс на «Юг». Точные часы - морской хронометр, секстант, таблицы и сложные вычисления дали, наконец, все данные для перестановки важнейшего прибора. В 4 часа 42 минуты СУК был переставлен и время переведено на 123-й меридиан, ведущий в Америку. Теперь сомнения рассеялись, самолет идет попрежнему, а курс - «Юг». Все в порядке! Саша запиской просит - не пользоваться магнитными компасами, а вести самолет по солнечным часам, укрепленным на капоте мотора перед глазами летчика. Белый круг, разбитый на часы, и небольшой штырь, отбрасывающий тень на цифры, был еще лишним солнечным компасом, сделанным для удобства вождения по заданному курсу. Мы его в шутку прозвали СУК-4. Это была незаменимая вещь на всем протяжении полета от полюса до берегов Канады.
В 5 часов 10 минут Беляков передал телеграмму о выполнении первой части задания:
ЦЩ де РТ + нр 24 + 38 - мы перевалили полюс - попутный ветер - льды открыты - белые ледяные поля с трещинами и разводьями - настроение бодрое.
Справа впереди опять виднеется циклон. Он вначале лежит параллельно маршруту. Это приятно.
В 6 часов разбудили Валерия. Беляков ему сообщил о проходе полюса. Валерий рад, как ребенок. Он смеется, и от этого множество морщин на его лице собирается, точно меха гармошки. Выглядывает часто за борт и, ослепленный блеском льдов, щурится, отыскивает очки и вновь оглядывает просторы двух океанов - воздушного и Ледовитого. Валерий составил радиограмму на имя товарища Сталина и просил Белякова ее передать:
Москва, Кремль, Сталину.
Полюс позади. Идем над полюсом неприступности. Полны желанием выполнить ваше задание. Экипаж чувствует себя хорошо. Привет.
Чкалов, Байдуков, Беляков.
Такова телеграмма, которую мы отправили Иосифу Виссарионовичу с пути над полюсом неприступности.
В плену циклона
Вновь знакомая картина облачного моря! Кучевые горы создают иллюзию внезапно застывших пенистых волн. Мы карабкаемся вверх вместе с повышением облачности, оставляя ее чуть ниже самолета.
Альтиметр показывает 5.000 метров. Мы попали под попутный ветер, и скорость доходит до 200 километров в час. У Чкалова от высоты и усталости начинает сводить левую ногу. Он просит смениться.
В 9 часов 40 минут я почти без желания полез в 1-ю кабину. И когда уселся в кресло, взялся за штурвал, я почувствовал необходимость в кислороде, так как пульс резко ускорялся, а легкие глотали воздух какими-то рывками.
Я натянул кислородную маску и поставил потребление кислорода для условий высоты в 3.000 метров. И этого было достаточно, чтобы влить в организм свежую струю бодрости. У Валерия темнело в глазах, и он тоже кинулся к Саше за кислородом. Тем временем облачная гора уходила все выше, и я, не отставая, вынужден был набрать к 10 часам 40 минутам 5.000 метров. В это время я заметил в расходном баке снижение уровня бензина. Пришлось подкачать из главных баков и перейти на питание из крыльевых, крайних.
К 11 часам самолет шел на предельной его высоте - 5.700 метров и от малейшего колебания просаживался вниз. Это был предел высоты с данной нагрузкой. Отдельные вершины облаков пробивались спокойно, тогда как в других происходило часто снижение, и самолет оказывался в ловушке облаков. Одно время я заметил, что налево идет понижение облачности. Взяв курс градусов на десять меньше, я имел преимущество в 100-150 метров над верхней границей облаков и был страшно доволен. Но и это довольство окончилось через 20 минут. Я оказался у стены высокой облачности высотой примерно в 6.500 метров. Это было недосягаемо для нашего самолета в данный момент. Лезть в облака мне не хотелось, несмотря на очень низкую температуру воздуха -30°. Уроки прошлых обледенений говорили, что и -30° не всегда могут спасти от льда. Я повернул назад и еще через 20 минут завернул за облачную гору влево, но и это не помогло. Волей-неволей, а лезть внутрь этого пекла придется, и я, выравняв курс на 180°, начал слепой полет. В облаках бросает, и мой «АНТ-25» после каждого толчка теряет в высоте несколько метров. И уже по старой привычке я с каждой секундой жду начала обледенения. Как говорят, пуганая ворона и куста боится.
Через час полета в этих облаках стало ясно, что лететь даже при -30° невозможно. Уже было видно сантиметровое ледяное отложение, и я с грустью подумал, что на бедного Макара все шишки валятся, и полез вниз, чтобы оттаять, надеясь или на быстрое повышение температуры, или на разрывы облаков у земли. За все 36 часов полета мотор впервые получил неожиданный отдых и, очевидно с непривычки, похлопывал в глушитель мелкими выбросами недоработанного газа. Уже потеряно 2.000 метров, облака внизу зачернели, и на высоте 3.000 метров я оказался ниже верхнего слоя слоисто-кучевой облачности. Температура была близкой к 0°. Внизу был еще слой облачности, в разрыве которого как будто виднелся остров. Но что за остров и действительно ли это остров - еще сказать было невозможно.
В это время из передней части капотов мотора что-то вдруг брызнуло. Мое переднее стекло еще больше обледенело. Запахло спиртом. Беда, и беда самая большая и страшная. Вероятно, трубка, отводящая пар, при планировании на малых оборотах замерзла, и вот рвануло расширительный бак, оголив от воды головки цилиндров. Мурашки сначала пробежали по спине. Я закричал во всю мочь, чтобы дали мне финку. Скоро Валерий подал мне острый нож. Я быстро начал срубать лед финкой, просовывая руку сквозь боковые стекла кабины и передний фонарь. Получилось светлое окошко, через которое я обнаружил, что воды в расширительном бачке больше нет. Красный поплавок, показывающий уровень воды, или, как его называет наш Бердник, «чортик», скрылся из виду. Я бешено заработал насосом, но воду не забираю. Неужели замерз трубопровод, неужели вся спиртовая смесь кончилась? Я веду машину на минимальных оборотах мотора - лишь бы самолет не снижался дальше.
- Воды, воды давайте, иначе сожжем мотор! - закричал я Валерию.
Чкалов бросился к запасному баку и вместе с всполошившимся Беляковым начал осматривать бачок. Там были льдышки, но никак не вода. Где взять воду? Вон в резиновом мешке питьевая, но и она превратилась в лед. Беляков режет мешок и, пробив ледяную корку, с радостью видит, что внутри еще вода, Добавив воды в бак, они радостно кричали мне: есть вода! Мой насос действительно забрал воду, и я начал накачивать ее в расширительный бак. Скоро показался и «чортик». Осторожно прогревая мотор увеличением оборотов, я постепенно отогрел трубку. Вновь пошел в высоту, чтобы уйти от опасной нулевой температуры. Но, забравшись до 5.000 метров, я полез вниз из-за начавшегося опять обледенения. // Герой Советского Союза Г.Байдуков.
Борт самолета «АНТ-25». Продолжение в завтрашнем номере.
*********************************************************************************************************************
В ЛОС-АНЖЕЛОСЕ
(По телеграфу от специального корреспондента «Правды»)
ЛОС-АНЖЕЛОС, 17 июля. Солнце еще не поднялось над горным хребтом Сиерра Невады, а в советском консульстве уже беспрерывно раздаются телефонные звонки. Возле здания собрались фотографы со своими устрашающими камерами, корреспонденты калифорнийских газет и телеграфных агентств, чтобы запечатлеть и расписать день советских летчиков.
Группа школьников энергично стучалась в двери консульства, желая получить автографы. Принесли стопку писем и телеграмм из Советского Союза и разных американских городов. Среди десятков записок от владельцев магазинов, гостиниц, портных, парикмахеров, предлагавших безвозмездно (в расчете на рекламу) свои услуги, нашлось письмо, содержание которого вызвало много веселых шуток экипажа.
Крупная Голливудская киностудия обращалась к Юмашеву с предложением сделать пробу с’емки для проверки его фотогеничности. Снимки в газетах показали, что Юмашев обладает достаточной фотогеничностью, и поэтому фирма рассчитывает на возможность заснять его для фильма «Крылатый человек» в качестве главного действующего лица.
Канитель с фотографами продолжалась около часа. Пилотов засняли за завтраком, с детьми, за чтением газет, при посадке в автомобили. Фотографы зато пообещали дать снимок, который облегчит жизнь экипажа. Действительно, через несколько часов в газетах появилась фотография, изображающая толпу перед советским консульством. Снимок был снабжен надписью: «У них нет личной жизни», что относилось к пилотам.
Однако снимок возымел обратное действие, и к консульству устремились новые сотни людей. Представители прессы сопровождали летчиков на аэродром, куда те поехали для встречи с советником полпредства тов. Уманским, прилетевшим из Вашингтона.
На аэродроме произошло знакомство тройки с известным американским летчиком Джимми Маттерном. Он показал летчикам свой двухмоторный самолет «Локхид», на котором в августе намерен прилететь в СССР. Сейчас машина подготовляется к перелету.
В 3 часа дня от здания консульства двинулась процессия автомобилей, сопровождаемая почетным эскортом. На пути к ратуше советских летчиков ожидали десятки тысяч людей. Автомобили с трудом продвигались по запруженным толпами улицам. На главной магистрали Лос-Анжелоса вслед за открытой машиной, где сидели пилоты, бежали люди с восторженными лицами. Из окон многоэтажных домов, как хлопья снега, падали тысячи белых листков. Женщины, дети, старики, рабочие многих национальностей кричали вслед трансполярным пилотам горячие слова приветствий. Автомобиль пилотов покрылся, словно паутиной, серпантином. На площади у ратуши 15-тысячная толпа нетерпеливо ожидала героев воздуха. Когда здесь появилась машина с летчиками, восторг встречавших достиг апогея.
Мэр города Шоу произнес с балкона, куда поднялись гости Лос-Анжелоса, горячую, прочувствованную речь.
- Ваш подвиг, - сказал он, - это не только авиационное достижение, а мировое событие. - Под бурные овации мэр вручил тройке именные книжки почетных граждан города. Представитель губернатора штата Калифорнии передал им искреннее поздравление с выдающейся победой. Новыми овациями жителя Лос-Анжелоса встретили выступления летчиков и тов. Уманского.
- Такой встречи в этом городе, насчитывающем 1.300 тысяч человек, не было 10 лет с того дня, как Линдберг вернулся из своего трансатлантического перелета,- сказал нам авиационный деятель де Сильва.
Вечером в отеле «Балтимор» торговая палата совместно с мэром города устроила торжественный прием советским летчикам. Снова, как и в Сан-Диего, представители городских властей, авиационных и общественных кругов в самых лестных выражениях говорили о героизме воздушных посланников советского народа.
- Нам очень отрадно, что наш город Лос-Анжелос в известной мере причастен к этому историческому событию, - сказал мэр города Шоу.
Известный антифашистский деятель лорд Марлей, приехавший в Лос-Анжелос из Англии, в своей речи заявил, что блестящий трансполярный перелет является результатом системы и организации, свойственной Советскому Союзу.
Прекрасные слова о своей родине, вдохновляющей людей на подвиги, сказали Громов, Юмашев и Данилин. На завтра экипаж приглашен в одну из крупнейших киностудий Голливуда - «Фокс». // Л.ХВАТ.
_________________________________________
Г.Байдуков: Наш полет в Америку || «Правда» №195, 17 июля 1937 года
Великий летчик нашего времени || «Правда» №345, 16 декабря 1938 года
В.Чкалов: Мы еще продолжим «Сталинский маршрут»! || «Правда» №166, 18 июня 1938 года
«Советский Союз - самая интересная страна на земном шаре» || «Правда» №192, 14 июля 1938 года
Газета «Правда» №196 (7162), 18 июля 1937 года