В эти дни под Севастополем

[0gnev]

Е.Кригер || « Известия» №99, 26 апреля 1944 года

СЕГОДНЯ В ГАЗЕТЕ: Указы Президиума Верховного Совета СССР. (1 стр.). Письма товарищу Сталину от трудящихся Советского Союза и ответные телеграммы товарища Сталина. (2 стр.). ДНЕВНИК ВЕСЕННЕГО СЕВА. - Образцово посеять яровые на юго-востоке. (2 стр.). Г.Бутенко. На колхозных полях Украины. (2 стр.). Евгений Кригер. В эти дни под Севастополем. (3 стр.). А.Алинин. Советский асс Арсений Ворожейкин. (3 стр.). Н.Смирнов. Обучение низовых кадров советских работников. (3 стр.). Г.Федоров. Заботливые хозяева заводской столовой. (3 стр.). В. Антонов. Во второй Чехословацкой бригаде в СССР. (4 стр.). К советско-финским отношениям. Отклики на заявление тов. А.Я.Вышинского, сделанное 22 апреля на пресс-конференции в Наркоминделе СССР. (4 стр.). Действия авиации союзников. (4 стр.). Ограничения поездок из Англии. (4 стр.). Покушение на Муссолини. (4 стр.).

# Все статьи за 26 апреля 1944 года.

(От специального военного корреспондента «Известий»)




Театр войны изменился мгновенно, как будто на пути наших наступающих войск перевернулась в грандиозном географическим атласе новая страница, и после широких степей, видимых во все стороны до самого края земли, взметнулась перед солдатами и закрыла обзор каменная стена гор. Размашистая, приученная к степному простору, война втиснута перед Севастополем в узкие щели между высотами, мечется орудийным гулом в тесных проходах, задыхается в горячей белой пыли, вздымается к перевалам и гнездами батарей нависает над вражеской обороной.

Что-то общее с уличным боем есть в этом сражении, где все сдавлено камнем. Только вместо улиц - ущелья, а дома - это горы, и не окна прорезаны в них, а пещеры, и не хрупкие стены домов вздымаются перед солдатами, а могучие отвесные кручи, которые не пробьешь никакой артиллерией. Тесно войне в таком лабиринте. Нет пространства для дальнего полета снарядов, нет обзора разведчикам. Каждый метр нужно прощупать собственным телом, чтобы хоть на малое время увидеть, где скрывается враг.

Линия фронта, рваная, извилистая, как сами горы, дымится разрывами, дышит орудийным огнем. За первый пояс своей обороны, за внешний обвод укреплений на подступах к Севастополю немцы стянули все, что у них уцелело после разгрома на территории Крыма. То, что способно еще у них стрелять, стреляет теперь под Севастополем.

Едкая известковая пыль на лицах солдат, такая белая, что не виден под нею апрельский загар. Ресницы и брови тоже в белой пыли, только обожженные солнцем и боем глаза, как угли, чернеют в орбитах. Белая дорога, белые ветви деревьев, белая, будто каменная, трава, и в пыли шныряют, как ящерицы, стальные осколки снарядов. Деревья иссечены кусками рваного металла, воронка разверзается рядом с прежней воронкой - вспухает измученная канонадой земля. Здесь дорога, вынырнув из лощины, взлетает на гребень холма, на плато, под огонь немецких орудий.

Там, впереди, прямо на запад, - берега Северной бухты. Линию фронта можно увидеть только на карте. А здесь, на переднем крае, ничего не увидишь, кроме белой дороги, обжигаемой новыми и новыми взрывами, неба в черных клубах шрапнели и прибитых к деревьям указательных стрел с короткой надписью: «Севастополь».

Время от времени с душераздирающим воем мотора проскочит через опасный участок «виллис» со штабным офицером, навстречу ему пройдет медленно раненый, которому спешить незачем, он уже прошел через самое страшное, проедет дребезжащая повозка с патронами, на которую для скорости пристроился поспешающий в свою роту связной, пробежит санитар навстречу новому раненому, и снова дорога затихнет до ночи. Таких мест много под Севастополем.

Рядом с вами присядет офицер, батареец, попросит бумаги - свернуть папироску, снимет фуражку, сотрет со лба грязный пот и, закрыв глаза, посидит две минуты, не оборачиваясь на звуки разрывов.

- Как там? - спросите вы его о том участке позиций, откуда он вышел на эту дорогу.

- Нормально, - ответит вам офицер и улыбнётся, оживленный вопросом свежего человека, которому все ново и удивительно под Севастополем. - Как в Керчи. Немец злится, значит, смерть свою чувствует. Вон как садит. Под Керчью мы сидели на куточке земли, отбитой с моря десантом. Эту землю немец простреливал на всю глубину. И мы там сидели, и воды у нас не было, пили морскую, солёную, ждали снега, чтобы растопить его на сладкую воду, - это пресную мы так называли. И топлива не было, жгли из земли последние шпалы. А немец лупил по нашему куточку из всех пушек по каждой щели. А потом наш куточек поднялся и своим огнём накрыл все немецкие батареи, и Керчь стала нашей. И здесь, под Севастополем, мы скрутим немца. Скрутим, уничтожим.

- Ишь ты, - перебивает сам себя батареец, когда несколько снарядов падает с треском вблизи от дороги. - Здорово всё-таки лупит. Он за этой дорогой второй день охотится. Эй, вы там, герои! Сказано не ходить во весь рост, а вы как на Приморском бульваре гуляете. Ложись, говорю!

Чуть убрав головы в плечи, по дороге проходят пехотинцы-солдаты, косятся на батарейца, но, завидев в его лице общее для всех здешних людей выражение твердости и удальства, опять выпрямляются, показывают руками на табличку с надписью «Севастополь», кричат что-то нам, но их голоса заглушает тот же острый, пронзительный треск, будто гвоздь забивают в самое ухо.

- Всем туда попасть надо! - ворчит батареец. - Какой народ! Пусти этак их, пойдут во весь рост до самого Севастополя. Такое уж место, каждому русскому гордости придаёт. Ну, мне тоже пора, прощайте покамест.

И батареец уходит, прихрамывая, и тогда лишь вы замечаете, что из голенища виднеется у него край окровавленного бинта. Через десять минут его батарея открывает огонь, и все соседние батареи вступают за него, и все вокруг наполняется ударами такой силы, что немецкие снаряды шлепаются теперь беззвучно, онемев, потерявшись в тесноте нашего батарейного гула.

Пройдите немного вперед, к седловине, через которую переваливает дорога, оглянитесь потом на долину, видимую до самого края, наполненную сложным движением новых колонн, орудий, обозов, мельканием всадников, скачущих от колонны к колонне, дымами тяжёлых батарей, расставленных за обратными скатами лесистых холмов, - и вы лучше поймете спокойную уверенность батарейца с его неизменным словечком «нормально», и веселую удаль солдат, шедших под огнём во весь рост оттого, что путь им указывала стрела с одним начертанным на ней словом - «Севастополь».

Если вас тревожат разрывы немецких снарядов, прилягте на землю, укройтесь хотя бы в воронку, обождите немного, и вскоре вас заставит забыть о близкой опасности зрелище, которое наполнит вашу душу чувством счастья и бодрости, общим для каждого русского на этой земле. Земля и небо об’единяются в страстном желании сбросить врага с последних его крымских позиций. Почти одновременно с залпами наших орудий в воздухе появляются эскадрильи нашей штурмовой авиации. Они идут низко над гребнями гор, так низко, что порою их закрывают то одна, то другая вершина, и вдруг, миновав невидимый отсюда край фронта, разделяющий нас и врага, срываются в крутое пике, исчезают из вида, и не успеет ещё донестись до вас грохот бомбового удара, как они взмывают в небо, будто с самого дна соседней долины. Тогда лишь приходит звук рвущихся бомб. Он мечется в узких ущельях, ударяется в скалы, сталкивается встречными волнами и, умноженный гулкостью горных лесов, проносится в другие края. Немецкие зенитки раскрывают в небе белые зонтички разрывов, но их тонкую дымную ткань вновь прорезает вторая атака ревущих моторами «Илов». Штурмовики вьются среди горных вершин, ныряют в ущелье, прочесывают бухту, выскальзывают из-за скал, как дельфины, играющие в морских волнах. И вы вспоминаете, что этот слитный воздушный удар направлен спокойной рукой генерала, вынувшего из кармана часы и вписавшего в приказ время. Проволокой, протянутой среди камней и расщелин, приказ был передан на близкие и далекие аэродромы.

- Душно немцу там, в Севастополе, - скажет вам запылённый сапёр, заваливающий камнем воронку на растерзанной боем дороге. И от многих солдат, лётчиков, разведчиков, офицеров вы услышите в эти дни рассказы о том, как наша морская авиация топит вражеские транспорты в волнах Черного моря, и подожжённые баржи горят, и море в огне, и горы в огне.

И вам расскажут ещё, как бойцы одного нашего взвода там, высоко над Инкерманской долиной, увидели на скале скелет моряка в полосатой тельняшке, матроса севастопольской обороны, и тогда один солдат крикнул: «Слушай его команду!», и усталость как рукой сняло, и солдаты преодолели очередную скалу... // Евгений Кригер. 25 апреля. (По телеграфу).

***********************************************************************************************
От Советского Информбюро*

# Оперативная сводка за 25 апреля 1944 года

В течение 25 апреля на фронтах существенных изменений не произошло.

За 24 апреля наши войска на всех фронтах подбили и уничтожили 14 немецких танков. В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 50 самолетов противника.

☆ ☆ ☆

Бомбардировка нашей авиацией железнодорожных узлов Резекне и Гулбене

В ночь на 25 апреля наша авиация дальнего действия подвергла бомбардировке скопления воинских эшелонов противника на железнодорожных узлах Резекне и Гулбене (Латвийская ССР). В результате бомбардировки возникли пожары - горели вагоны, платформы и цистерны. На том и на другом железнодорожном узле пожары сопровождались сильными взрывами.

Все наши самолеты вернулись на свои аэродромы.

★

На 1 Украинском фронте в одном районе на сторону Красной Армии перешли 80 солдат и несколько офицеров 1-го венгерского горного корпуса. Младший лейтенант Бэла Майтэньи заявил: «Я всей душой ненавижу немцев, но еще больше презираю Хорти и его сообщников за то, что они предали родину. С самого начала войны гитлеровцы вели себя в нашей стране, как завоеватели. В марте этого года немцы окончательно оккупировали Венгрию и лишили ее даже призрачной независимости. Я не мог сражаться бок о бок с немцами, которые оккупировали мою страну и нагло хозяйничают в ней. Поэтому я при первой же возможности перешел на сторону русских». Кандидат в офицеры Иозеф Ляутвер сообщил: «Немцы запугивают венгров и силой оружия заставляют их воевать. Они обращаются с нами не как с союзниками, а как с подневольными рабами. Мы поэтому прекратили сопротивление и сдались в плен».

★

Ниже публикуется акт о зверствах немецко-фашистских мерзавцев в городе Порхов, Ленинградской области. «За время оккупации нашего города гитлеровцы расстреляли сотни мирных жителей. От рук фашистских убийц погибли учительницы П.Иванова и А.Тухватулина, преподаватель техникума В.Егорова, инспектор районного отдела народного образования Семенова, агроном Антонина Тимофеева. Немецкие палачи повесили учащихся Порховской средней школы сестер Егоровых, замучили и убили многих других советских граждан. Часть жителей города фашистские работорговцы угнали на каторгу в Германию.

Отступая под ударами Красной Армии, немцы взорвали и сожгли три школы, театр, музей краеведения, городскую библиотеку, больницу на 500 коек, льнозавод, мебельную фабрику, известковый завод, две электростанции, вокзал, две церкви и много жилых домов. Главными виновниками всех этих злодеяний мы считаем гестаповца Фогеля, капитана фон Нассау, капитана Егерса, немецкого коменданта майора Тиля, его заместителя - капитана Фолькта, капитана Эйзенбарда, лейтенанта Кальтебаха, капитана Бертельса, следователя майора Реммера».

Акт подписали: председатель Порховского городского совета депутатов трудящихся Н.Иванов, агроном А.Прохоров, преподаватель средней школы Я.Федоров, рабочий льнозавода Ф.Алексеев, командир партизанского полка Г.Волостнов, священник Геннадий Собственников и другие. //Совинформбюро.

***********************************************************************************************
Десять тысяч револьверных станков выпустил Московский ордена Трудового Красного Знамени станкозавод имени Серго Орджоникидзе. В связи с этим 24 апреля на заводе состоялся торжественный митинг. На снимке: группа участников митинга у 10-тысячного револьверного станка.

Фото Н.Петрова.



★

10.000-й станок

Со стэнда сборочного цеха станкозавода имени Серго Орджоникидзе сошел 10-тысячный револьверный станок типа 136. Коллективы механических цехов, где начальниками тт. Жуков и Скидальский, в эти дни много и упорно работали, чтобы дать все детали для юбилейного станка. В цехе №2 комсомолец Николай Чикирев дал высокий образец самоотверженного труда: при сложной работе - нарезке резьбы шпинделей станка Чикирев выполнил в одну из смен задание на 2.166 проц. В этом же цехе шлифовщик, старый кадровый рабочий Домнин ежедневно даёт по 2-3 и больше норм.

Выпуск 10-тысячного станка вызвал на заводе большой под'ём. На заводском митинге коллектив решил еще энергичнее развернуть социалистическое соревнование. Старые кадровики завода приняли решение выпустить к 1 мая сверх взятого обязательства дополнительно 20 станков.

_______________________________________________
Б.Лавренев: Город русской славы ("Известия", СССР)
И.Эренбург: Возвращенный Севастополь* ("Красная звезда", СССР)
Е.Габрилович, В.Коротеев: На подступах к Севастополю ("Красная звезда", СССР)

Газета «Известия» №99 (8401), 26 апреля 1944 года