Свобода!
" Time", США.
Статья опубликована 20 ноября 1989 года.
Двадцать восемь лет она была символом раскола Европы и мира, угнетения, ксенофобии коммунистического режима, державшего народ под замком, чтобы его не «совратила» перспектива иной, свободной жизни. Да, я говорю о Берлинской стене: уродливом шраме длиной в 28 миль, рассекавшем сердце некогда прекрасной европейский столицы - и души ее жителей. И вдруг в одночасье ее не стало. Нет, Стена еще стоит - по крайней мере, пока, но она уже не служит барьером между Востоком и Западом: в один немыслимый, ошеломляющий день люди, которых она разделяла больше четверти века, снова оказались вместе. Это был один из тех редких моментов, когда тектонические плиты истории приходят в движение прямо у нас под ногами, и возврата к прошлому уже быть не может.
События в Берлине на прошлой неделе напоминали взятие Бастилии и Новый год одновременно: революция и празднование ее победы слились воедино. В полночь 9 ноября - эту дату навсегда запомнят не только немцы - тысячи людей, собравшиеся по обе стороны Стены, вдруг с криком хлынули навстречу друг другу, заполняя проходы, карабкаясь на гребень и прыгая вниз. Жители Западного Берлина протягивали руки восточным соседям, помогая им забраться на Стену, у подножья которой нашли свою смерть немало граждан ГДР, пытавшихся бежать на Запад: порой серый бетон полностью скрывался за плотной массой облепивших его людей. Ликующие берлинцы дули в трубы, плясали на вершине Стены. Некоторые уже успели сбегать за молотками и кирками, и теперь увлеченно лупили по ненавистному символу несвободы: отломанными кусками бетона они торжествующе размахивали перед телекамерами. Праздник выплеснулся на улицы Западного Берлина, шампанское лилось рекой, пронзительно гудели клаксоны автомобилей, и все это продолжалось и утром, и днем, и следующей ночью. Заголовок в Berliner Zeitung подытожил происходящее: «БЕРЛИН СНОВА СТАЛ БЕРЛИНОМ».
Повержена была не только Стена. На прошлой неделе многие из тех, кто служил режиму, построившему ее, лишились власти. Правительство ГДР и Политбюро ЦК компартии в полном составе подали в отставку; на смену им пришли «смешанные» команды из ортодоксов и реформаторов. И это, судя по всему, только начало. В тот же день, когда ГДР открыла границы, пятидесятидвухлетний Эгон Кренц (Egon Krenz), президент и лидер партии, пообещал провести в стране «свободные, всеобщие, демократические выборы на основе тайного голосования». Может ли Социалистическая единая партия Германии (так называют себя здешние коммунисты) проиграть при подобном голосовании? «Теоретически - да», - отвечает Гюнтер Шабовски (Gunter Schabowski), член Политбюро и глава партийной организации Восточного Берлина.
Таким образом, ГДР, вслед за Польшей и Венгрией, похоже, можно занести в список восточноевропейских государств, отказывающихся от ортодоксального коммунизма в пользу некоей, пока еще неопределенной формы социал-демократии. Вскоре волна перемен, вероятнее всего, захлестнет и Болгарию: в конце прошлой недели семидесятивосьмилетний Тодор Живков - консерватор, правивший страной многие годы - неожиданно ушел в отставку. Его преемник Петр Младенов, подчеркивая необходимость «перестройки», заметил: «Речь идет о сложных и весьма непредсказуемых процессах, но альтернативы нет». После ухода Живкова на всем пространстве, прежде называвшемся «советским блоком», из «старой гвардии» коммунистических диктаторов у власти остаются только Николае Чаушеску (Nicolae Ceausescu) в Румынии и Милош Якеш (Milos Jakes) в Чехословакии. Какая судьба их ждет? Кто знает... Еще несколько недель назад казалось, что ГДР - один из бастионов сталинизма среди союзников Москвы, где быстрые, радикальные изменения наименее вероятны.
Падение ортодоксальных режимов и ошеломляющие перемены в самом СССР открывают перспективы для воцарения в Европе обстановки сотрудничества, где не будет «железного занавеса», люди и товары смогут свободно перемещаться через государственные границы, НАТО и Организация Варшавского договора превратятся из военных блоков в чисто формальные альянсы, а угроза войны постепенно сойдет на нет. В связи с последними событиями встает и вопрос о воссоединении Германии, по которому у политиков на Западе, да, собственно, и в Москве нет готовой стратегии. Наконец, если акции протеста выйдут из-под контроля, возникнет опасность хаоса, что рано или поздно потребует «закручивания гаек» и, возможно, даже болезненного возврата к авторитаризму.
В Восточной Германии ситуация уже недалека от бесконтрольной. Кренц - его считают консерватором - сменил на посту лидера партии сурового Эриха Хоннекера (Erich Honecker) всего три недели назад, через 11 дней после государственного визита Михаила Горбачева в ГДР. Все это время ему приходилось лихорадочно искать все новые уступки, способные ослабить брожение в обществе и позволить самому Кренцу сохранить власть - хотя бы то, что от нее осталось. Его подстегивают непрекращающиеся массовые акции протеста - только в одной демонстрации в Лейпциге приняло участие до 500000 восточных немцев - с требованиями демократизации и свободы в большом и в малом, а также новая волна «исхода» граждан ГДР на Запад. За этот год уже около 225000 восточных немцев (притом, что все население страны составляет 16 миллионов) «проголосовали ногами», перебравшись в Западную Германию через Венгрию и Чехословакию: на прошлой неделе темпы этого массового «переселения» достигли 300 человек в час. Большинство среди покинувших страну составляют люди в возрасте 20-40 лет, в результате в ГДР усиливается дефицит рабочих рук. На прошлой неделе власти даже мобилизовали солдат Народной армии для выполнения гражданских функций - иначе в работе городского и железнодорожного транспорта возникли бы перебои.
Конечно, цель сооружения Стены в августе 1961 г. состояла именно в том, чтобы остановить предыдущую волну массового «исхода», и больше четверти века она выполняла эту задачу с беспощадной эффективностью. Кроме того, казалось бы, открытие границы - наименее подходящий способ ослабить нынешний поток уезжающих. Но Кренц и его команда очевидно рассчитывали: если у восточных немцев исчезнет ощущение, что они живут «за стеной», если они смогут свободно отправляться на Запад, чтобы повидаться с друзьями и родными или просто «на людей посмотреть и себя показать», они уже не будут стремиться покинуть страну навсегда при первой же возможности. Кроме того, открыв пропускные пункты через Стену, Кренц демонстрировал свою приверженность либерализации, способной создать у граждан ГДР стимулы, чтобы остаться на родине. В конце концов, на Западе и Востоке Германии, да и во всем мире, Стена была самым зримым символом угнетения. В 1987 г. Рональд Рейган стал последним из длинного списка западных лидеров, призывавших коммунистов снести ее, если они хотят доказать, что всерьез намерены проводить в своих странах либеральные реформы. Стоя у Бранденбургских ворот спиной к заграждению, президент воскликнул: «Господин Горбачев, откройте эти ворота! Сломайте эту стену!» Тогда из Москвы не прозвучало никакого ответа, а еще девять месяцев назад Хоннекер пообещал, что стена простоит еще сто лет.
Когда же «великий перелом» наконец произошел, начало у него было будничное. На пресс-конференции в прошлый четверг Шабовски чуть ли не мимоходом заметил: начиная с 12 ночи граждане ГДР смогут беспрепятственно переходить границу в любой ее точке, включая и пропускные пункты через Берлинскую стену - для этого не потребуется специального разрешения, и люди вправе находиться на Западе сколько захотят - несколько часов, сутки, или остаться навсегда. Это новость быстро распространилась в разделенном городе - среди двухмиллионного населения его западной части и 1,3 миллионов жителей Восточного Берлина. У КПП «Чарли» в американском секторе Западного Берлина задолго до полуночи собралась толпа. Многие заполонили окрестные бары, дожидаясь эпохального события за шампанским или пивом. По мере приближения назначенного часа они начали дразнить гэдээровских пограничников громкими командами: "Tor Auf!" (Открыть ворота!).
Когда часы пробили полночь, через КПП прошли первые восточные немцы - кое-кто размахивал синими паспортами. Западноберлинцы обнимали их, угощали шампанским и даже раздавали дойчмарки, чтобы те могли отпраздновать событие (восточногерманская марка - неконвертируемая валюта, и за пределами страны она ничего не стоит). «Просто не могу поверить!» - восклицает тридцатичетырехлетняя Ангелика Вахе (Angelika Wache): она первой прошла через открытый КПП. «Я теперь не чувствую, будто я в тюрьме!» - делится впечатлениями какой-то парень. Двадцатичетырехлетний Торстен Рюль (Torsten Ryl) - один из многих, кто перешел границу, чтобы просто посмотреть, как оно там, на Западе. «Наконец мы можем побывать в других государствах, а не просто видеть их по телевизору или знать о них понаслышке, - рассказывает он. - Я не собираюсь здесь оставаться, но у нас должна быть возможность бывать здесь и возвращаться обратно». Под приветственные крики толпы западноберлинец вручает Рюлю двадцать марок: «Вот, для начала выпей пивка!».
Многие из новоприбывших направлялись на Курфюрстендам, - знаменитую западноберлинскую улицу, где расположены дорогие магазины, шикарные кафе и элегантные отели - чтобы собственными глазами взглянуть на «капиталистический рай». В три часа ночи там было шумно как днем: гудели клаксоны, слышались радостные крики людей. В пять утра кое-кто еще коротал время в гостиничных холлах, дожидаясь рассвета. Одна компания приканчивала бутылку шампанского в вестибюле отеля Am Zoo, громко переговариваясь. «Мы, конечно, вернемся, - пояснила женщина за столиком. - Но мы хотим дождаться, когда откроются магазины. Мы должны это видеть».
Уже днем, пообщавшись с двумя молодыми рабочими восточноберлинского завода бытовой электроники, проехавшими через КПП «Чарли» на потрепанной синей «Шкоде» 1967 года выпуска, я подумал: избавив соотечественников от необходимости эмигрировать, чтобы попасть на Запад, Кренц, возможно, сделал мастерский ход. Двадцативосьмилетний Уве Гребаш (Uwe Grebasch), сидевший за рулем, рассказал - он сам и его спутник Вальтер Фогель (Frank Vogel) собирались покинуть ГДР навсегда, но теперь передумали: «Там, в общем, жить можно, пока у нас есть возможность выезжать. Работа у нас нормальная, но нам должны разрешить ездить куда мы захотим и когда мы захотим, без всяких ограничений».
Мир уже привык - или думает, что привык - к переменам в Восточной Европе: каждую неделю там происходят события, еще недавно считавшиеся совершенно невероятными. Однако то, что случилось со Стеной, застало всех врасплох. Во второй половине дня в четверг президент Джордж Буш, пригласив журналистов в Овальный кабинет, заявил, что это известие его «порадовало», но в целом вел себя до странности сдержанно. Помощники приписали это отчасти его врожденной осторожности, а отчасти из-за неуверенности в том, что именно могут означать эти события - поэтому президент не желал неосторожным словом спровоцировать возврат к репрессивной политике в ГДР. Как выразился сам Буш, «мы ведем себя таким образом, чтобы никому не создавать трудностей». К пятнице, однако, он понял, что не дал должной оценки историческому событию, и, выступая в Техасе, высказался с большим энтузиазмом: «Меня, как и всех вас, глубоко тронули кадры из Берлина». Не забыл президент и о своей предстоящей встрече с Горбачевым на борту кораблей, пришвартованных у побережья Мальты: «Процесс реформ, инициированный восточноевропейцами и поддерживаемый господином Горбачевым... дает нам надежду и заслуживает поощрения».
На самом деле Горбачев не просто «поддержал» либерализацию в ГДР. То, что Хоннекер ушел в отставку вскоре после визита советского лидера в Восточный Берлин, а темпы реформ резко усилились, когда Кренц две недели назад вернулся из Москвы, где он совещался с Горбачевым, отнюдь не совпадение. Проводя политику перестройки и реформ - которая, по его мнению, не должна ограничиваться одним СССР - Горбачев четко дает понять, что Москва готова смириться с практически любой политической и экономической системой в союзных странах, если те останутся в составе Варшавского договора и не будут предпринимать шагов, наносящих ущерб интересам безопасности СССР. Кремль приветствовал открытие границы ГДР: официальный представитель МИД Геннадий Герасимов назвал его «мудрым» и «позитивным» шагом, и отметил, что это поможет сломать «стереотипы насчет «железного занавеса»». В то же время он предостерег: не следует расценивать это событие как шаг к воссоединению Германии - по мнению Москвы, если оно когда-либо и произойдет, то лишь после роспуска НАТО и Организации Варшавского договора.
В Западной Германии - стране, которую последние события затрагивают непосредственнее и сильнее всего - ликование смешивается с ошеломлением. В Бонне депутаты Бундестага, некоторые со слезами на глазах, не сговариваясь, встали и запели государственный гимн. Это весьма редкий случай для страны, где после падения Третьего Рейха в 1945 г. на любые открытые проявления патриотических чувств смотрят косо.
«Развитие событий приобрело непредсказуемый характер, - заметил канцлер ФРГ Гельмут Коль, прервавший шестидневный визит в Польшу, чтобы лично присутствовать на торжествах в Западном Берлине. - Я не сомневаюсь, что в конечном итоге объединение станет фактом. Сегодня колесо истории вращается быстрее». Выступая на площади перед зданием Шенебергской ратуши, где Джон Ф. Кеннеди в 1963 г. произнес знаменитую фразу "Ich bin ein Berliner," мэр Западного Берлина Вальтер Момпер (Walter Momper) сказал: «Сегодня мы, немцы - самые счастливые люди на земле». Вилли Брандт (Willy Brandt) - он был мэром в то время, когда появилась Стена, а позднее, уже на посту федерального канцлера, стал инициатором Ostpolitik, призванной наладить связи с «другим германским государством» - подчеркнул: «Все изменилось. Ветры перемен, дующие над Европой, не обошли и Восточную Германию». Коль, чья речь вызвала не только приветственные крики, но и отдельные возгласы недовольства, повторил свое предложение оказать ГДР масштабную финансовую и экономическую помощь, если ее власти выполнят обещания относительно свободы печати и демократических выборов: «Мы готовы помочь вам перестроить страну. Вы не одни».
Однако помимо радости в Западной Германии заметно было и немалое беспокойство. Что если падение Стены не уменьшит, а увеличит поток эмигрантов? Обустройство 225000 граждан ГДР, прибывших в ФРГ в этом году, а также 300000 советских и польских немцев уже стало для страны тяжелым бременем. Раньше количество желающих перебраться на Запад в случае открытия границ оценивалось в 1,8 миллиона человек - примерно 10% населения ГДР. Когда же пропускные пункты по всей границе действительно открылись, за первые 48 часов ее пересекло почти 2 миллиона восточных немцев: у одного пограничного поста скопилась тридцатимильная очередь из автомобилей. Западные немцы опасаются, что просто не справятся с таким масштабным переселением.
Поэтому рекомендации лидеров ФРГ своим соплеменникам с Востока выглядят несколько противоречиво: вы наши братья, и если вы приедете, примем с распростертыми объятиями, но хорошо бы вам все же остаться дома. «Каждый, кто хочет, сможет приехать, - пообещал мэр Момпер, но добавил, - Мы понимаем вашу радость от того, что у вас появилась возможность побывать на Западе, но пожалуйста, сделайте это завтра, сделайте это послезавтра. Мы просто не справляемся». В Бонне министр внутренних дел Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schauble) предупредил потенциальных переселенцев: зима на носу, а в стране дефицит жилья. Мэр Ганновера Герберт Шмальштиг (Herbert Schmalstieg) - он занимает также пост вице-председателя Германского совета городов, призвал законодательно ввести ограничения на въезд в страну на постоянное жительство. Федеральные власти правда, утверждают, что подобный шаг противоречил бы конституции - Основной Закон ФРГ предусматривает предоставление гражданства всем беженцам немецкой национальности и их потомкам.
Подобная реакция - еще одно свидетельство того, что внезапный кризис восточногерманского государства и падение Стены застали Запад врасплох. Правительство ФРГ почти или совсем не подготовилось к наплыву беженцев: федеральный центр возложил задачи по их обустройству на власти земель, муниципалитеты и частные благотворительные структуры. «Реального плана действий на случай воссоединения» тоже «не существует», признает один из людей, близких к Колю. Лишь в последние дни была создана небольшая рабочая группа для изучения связанных с этим вопросов, причем ей до сих пор не выделили офисные помещения.
Многое, конечно, будет зависеть от того, подкрепит ли Кренц свои реформаторские заявления делом, и если да, то как скоро. Убежденность в том, что они смогут сами определить свое будущее, действительно способна удержать на родине большинство восточных немцев, решившихся эмигрировать - но ничто другое этой цели не достигнет. До открытия границы в реформаторских намерениях нового лидера ГДР уверенности не было. Многие годы он был верным последователем Хоннекера, и еще в сентябре защищал кровавый разгон китайскими властями демократической манифестации на площади Тяньаньмэнь в Пекине. Похоже, произошедшая с ним перемена продиктована не столько убеждениями, сколько отчаянным стремлением удержаться у власти в обстановке постоянных акций протеста и оттока беженцев.
Даже некоторые шаги из тех, что мы наблюдали на прошлой неделе, носят неоднозначный характер. Отставка всех 44 членов правительства выглядела драматичной по форме, но не по сути, поскольку оно играет в гэдээровской структуре власти второстепенную роль. Это, впрочем, позволило Кренцу избавиться от премьера Вилли Штофа (Willi Stoph) - лояльного соратника Хоннекера. Более важным следует признать уход прежнего состава Политбюро (в него входил 21 человек), и его превращение в более компактный орган из 10 человек - ведь именно Политбюро принадлежит реальная власть. «Под топор» попали некоторые из наиболее ярых сторонников «жесткой линии», в том числе Штоф, глава ненавистной госбезопасности Эрих Мильке (Erich Mielke) и главный идеолог партии Курт Хагер (Kurt Hager). В Политбюро впервые вошел глава дрезденской партийной организации 61-летний Ганс Модров (Hans Modrow); именно его прочат на пост главы нового кабинета. Модрова сравнивают то с Горбачевым, то с Борисом Ельциным - радикалом-реформатором, ставшим сущим наказанием для советского лидера. Кое-кто из консерваторов, однако, сохранил членство в обновленном Политбюро, а то, каким образом Кренц «продавил» свою команду через ЦК, вряд ли можно назвать образцом демократизма.
Так или иначе, первые реформы не удовлетворили оппозицию. «Диалог - не основное блюдо, а только закуска», - заявил Йенс Райх (Jens Reich), специалист по молекулярной биологии, возглавляющий главную диссидентскую организацию под названием «Новый форум». Созданный совсем недавно, в сентябре, Форум, по словам его руководителей, уже насчитывает 200000 участников; только что он был официально признан властями (прежде деятельность организации считалась незаконной). Оппозиция обещает не ослаблять давления, требуя свободы печати, демократических выборов и принятия новой конституции, откуда будет исключено положение о монополии СЕПГ на власть.
ЦК без промедления «подхватил» эти лозунги. «Германская Демократическая Республика пробуждается, - объявил он. - Революционное народное движение стало катализатором процесса гигантских перемен». Руководство коммунистов не только подчеркнуло свою приверженность идее свободных выборов, но и пообещало отделить партию от государства, «ориентировать социалистическую плановую экономику на рыночные условия», ввести контроль парламента над органами госбезопасности, свободу печати и собраний.
Тем самым, по крайней мере в риторическом плане, власти выбили у оппозиции почву из-под ног. Герхард Гердер (Gerhard Herder), посол Восточной Германии в США обещает: реформы «радикально изменят систему и методы управления в ГДР. Этот путь развития необратим. Если еще есть люди, утверждающие, будто эти изменения носят лишь косметический характер, должен сказать - они ошибаются».
Еще недавно, когда восточные немцы были заперты за Стеной, подобным словам было бы трудно поверить. Но сегодня, когда этот барьер стал «прозрачным», они выглядят куда более правдоподобными. В конечном итоге, не так уж важно по каким причинам коммунистические партии Восточной Европы встали на путь реформ - по убеждению или, как было написано на плакате во время одной демонстрации в ГДР, потому что «Народ возглавляет путь, партия плетется сзади». Главное - то, что мрачная, пугающая Стена, почти тридцать лет воплощавшая собой беспощадную тиранию, в одночасье превратилось в нечто противоположное, символизируя теперь неспособность регламентации подавить стремление человека к свободе. Посол Гердер заявил, что скоро она «исчезнет» и в буквальном смысле, но может быть даже лучше было бы сохранить Стену - как напоминание того, что пламя свободы неугасимо, и что в эти дни оно разгорелось в полную силу. // Перевод: Максим Коробочкин.
______________________________________________
Н.Хрущева: В ловушке памяти ("Foreign Policy ", США)
Жизнь в "Стенобурге" ("The Washington Post", США)
"Самоубийство" Восточного блока? ("Foreign Affairs", США)
Советский коммунизм в ретроспективе ("The Washington Post", США)
М.Липман: Россия в поисках идентичности ("The Washington Post", США)
Р.Пайпс: О национальной гордости великороссов ("The Wall Street Journal", США)
О чем думали Тэтчер и Горбачев, когда рушилась Берлинская стена ("The Times", Великобритания)
З.Бжезинский: России следует лечить имперскую близорукость ("The Financial Times", Великобритания)