«Красная звезда»:
1943 год.
«Красная звезда»:
1942 год.
«Красная звезда»:
1941 год.
# Все статьи за
7 января 1942 года.
Д.Ортенберг, ответственный редактор «Красной звезды» в 1941-1943 гг.
Сообщения Совинформбюро в эти дни краткие и менее конкретные, чем в предыдущие. Утренние: «В течение ночи на 6 января наши войска вели бои с противником на всех фронтах». Вечернее: «В течение 6 января на ряде участков фронта наши войска продолжали наступление и заняли несколько населенных пунктов». И так почти всю неделю, если не считать взятия небольшого городка Боровска.
Естественно, что и в газете нет тех огненных репортажей, какие были во время освобождения Калинина, Калуги, Керчи, Волоколамска... Сейчас газетные полосы посвящены так называемым военным будням. Но все же есть и «гвоздевые» материалы.
Опубликована трехколонная статья начальника штаба Приморской армии полковника Н.И.Крылова, будущего Маршала Советского Союза, «Два месяца обороны Севастополя». Он напомнил, что первое ноябрьское наступление немцев на Севастополь закончилось провалом. Готовясь к новому наступлению, враг собрал огромные силы, стянул сюда горнострелковые бригады и полки, сражавшиеся в районах Греции, инженерные и дорожные части. Он сосредоточил здесь большое количество тяжелой артиллерии. Приказ немецкого командования гласил: «К исходу четвертого дня, используя все возможности, прорваться в крепость Севастополь и немедленно доложить о достижении цели». Но ни на четвертый день, ни на десятый им не удалось «доложить о достижении цели». Севастопольцы не только отбили все атаки противника, но и перемололи на подступах к городу много вражеских сил. Немцы вынуждены были перейти к обороне.
В сегодняшнем номере газеты на первой и второй полосах опубликована нота народного комиссара иностранных дел В.М.Молотова «
О повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях». Документы, факты, цифры, свидетельства. Даже самые мрачные времена татарского нашествия и средневековой инквизиции меркнут перед преступлениями немецких фашистов. Человеческий ум отказывается воспринять это. Мы еще не знали и не могли знать, где, когда и какой трибунал будет судить этих извергов человеческого рода. Но наш народ уже вынес им свой приговор, и Красная Армия приводит его в исполнение: штыком и пулей. К этому и звала передовая статья газеты.
«
Мы не забудем им ничего и ничего не простим», - сказано было тогда в передовице. «Не забудем и не простим!» - говорим мы и ныне.
Советская нота многое рассказала. Но еще не все. И как бы в дополнение к ней мы каждый день публикуем все новые и новые свидетельства кровавых преступлений гитлеровцев.
Напечатана подборка актов за подписями свидетелей фашистских злодеяний под такими
не требующими пояснений заголовками: «1. Чудовищная расправа с ранеными красноармейцами. 2. Гранаты против детей. 3. Поджоги и разбой. 4. Повальный грабеж»... Вот
один из захваченных фашистских документов. Из приказа командира 98-й германской пехотной дивизии на отход. 24 декабря 1941 года, 6 час. 30 мин.:
«Подробности отхода:
Обратить внимание на то, чтобы с собой брать только необходимые для жизни предметы, без которых нельзя обойтись, все прочее уничтожать.
Находящийся в землянках ценный материал, как-то: стекла, печи и т.д., если он не может быть взят с собой, уничтожать. Землянки взрывать.
О поджоге деревень смотри приложение.
Приложение. Программа разрушений.
...Следующие местности сжигаются арьергардами (не саперами): Кузовлево, Чернишня, Орехово, Ольхово, Сережкино, Круалино, Успенское, Борисово, Глядово, Искра, Минково. Приготовить эти населенные пункты для зажигания...
Кроме того, все имеющиеся запасы сена, соломы, продуктов и т.д. сжечь. Все печи в жилых домах вывести из строя закладыванием ручных гранат...
Этот приказ ни в коем случае не должен попасть в руки противника. В любых условиях этот документ следует уничтожить».
Итак, три «операции» предусматривал своим приказом командир немецкой дивизии: первую - на отход, вторую - для уничтожения этого зловещего документа, третью - для разрушения и поджога наших деревень. Первые две ему не удались: дивизия была разгромлена, приказ не успели уничтожить, и он попал в наши руки. Удалась лишь третья «операция» - уничтожение наших деревень...
★
Получен из Крыма очерк Симонова «
Последняя ночь». Он не описывал саму операцию - мы уже напечатали такой материал, - а рассказывал о ее героях, о встрече с десантниками в те первые ночные часы. Симонов вернулся также к той теме, которую раскрыл в своих декабрьских очерках с полей Московской битвы: о
ненависти, сжигавшей каждого бойца, когда он своими глазами увидел зверства немецких оккупантов.
«В эту ночь в городе трудно было взять «языка». Три раза давал командир Блинов приказание привести к нему офицера и три раза возвращались к нему с пустыми руками.
- Не могу, - говорил, стоя перед командиром, рослый моряк, без каски, с обмотанной кровавым платком головой, - не могу увидеть его и не убить. Сколько моих товарищей погибло, а я его в живых оставлю. Как хотите, товарищ командир, а нет у меня такой силы, чтобы в живых его оставить».
Когда я вычитывал верстку очерка, позвонил из Крыма Симонов. Беспокоился, получили ли мы «Последнюю ночь», переданную по военному проводу. Сказал, что написал и вторую корреспонденцию - «
Предатель», тоже на подвал.
Я прямо-таки опешил. Что еще за «Предатель», да еще на целый подвал? Предложил Симонову выехать в Москву. До столицы он добрался быстро и прямо с аэродрома явился ко мне. Выглядит не лучшим образом: на лице какие-то багровые пятна. Что случилось? Долго об этом не стал распространяться. И я ему сказал:
- Давай своего «Предателя».
Прочел очерк и сразу понял замысел автора. В предыдущих номерах газеты на эту тему мы опубликовали рассказ Александра Корнейчука «В зимнюю ночь». Это о «пане старосте» Шуре - из бывших кулаков, непримиримом враге Советской власти. В ночь под Новый год его посетили партизаны и рассчитались с ним сполна. Третьего дня Илья Эренбург напечатал статью «
Смерть предателям!». Были названы имена изменников, свирепствовавших в Сталине (ныне город Донецк) в окаянные месяцы фашистского ига. Казалось, что предателями могут быть лишь люди из бывших белогвардейцев, кулаков, уголовников. А Симонов показал еще одно измерение предательства.
Родилась эта корреспонденция при необычных обстоятельствах. В Феодосии он узнал, что арестованы несколько человек, сотрудничавших с немцами, в том числе и городской бургомистр Грузинов. Местные жители схватили их ночью и привели в комендатуру. Писатель заинтересовался ими, пришел в особый отдел за материалами. Но там ему сказали, что их еще не допрашивали, мол, некогда и некому.
- А впрочем, если хотите, можете сами их допросить, - посоветовали Симонову.
И вот привели Грузинова. Он думал, что его допрашивает следователь или прокурор, и извивался, как уж. Но с ним говорил корреспондент, писатель. И допрос вел не языком следователя - строго, беспристрастно, сдерживая свои эмоции, как и положено прокурорскому работнику, какой бы преступник перед ним ни был, а по-своему. Был даже такой эпизод. Налетели немецкие бомбардировщики, рядом с комендатурой стали рваться бомбы. Перепуганный бургомистр сполз со стула на пол. Симонов не сдержался:
- Неужели вы не понимаете, что вас все равно расстреляют? Ну, чего вы лезете на пол?..
Симонова интересовала подоплека его предательства, психология, нутро изменника. И ему удалось вывернуть его, как говорится, наизнанку.
Это был не белогвардеец и не кулак. Просто советский служащий, директор какой-то заготовительной конторы плодоовощного хозяйства. Он сумел даже пролезть в кандидаты партии. Когда немцы ворвались в Феодосию, он застрял где-то в ближнем поселке. Дрожа за свою шкуру, пошел на услужение к фашистам: рассчитывал приобрести какие-то блага. Он их и получил. Так страх, трусость, шкурничество и засосали его в болото предательства. Воистину, по словам Виктора Гюго, «у трусости есть неведомые норы».
«Этот человек, - писал Симонов, - был мне отвратителен. Отвратителен в гораздо большей степени, чем любой пленный немец. В силе этого чувства играли роль два момента: во-первых, он служил немцам, то есть был предателем. А во-вторых, может быть, я все же испытывал бы к нему меньшее физическое отвращение, если бы его можно было бы хотя бы считать принципиальным нашим врагом, убежденным, что Россия должна быть не такой, какая она есть, и что лучше немцам отдать часть ее территории, чтобы на оставшейся восстановить буржуазное или самодержавное государство, восстановить любой ценой, только бы не жить при Советской власти.
Но у этого человека явно не было никаких принципов, даже таких. Ему не было никакого дела до судеб России. Его интересовал только он сам, его собственная судьба, его собственное благосостояние. Он был для меня символом всего того спокойного, удовлетворенного и собой и окружающим в условиях удачного стяжательства, всего того мещанского, уныло-жадного, что я ненавидел с детства. Как-то, помню, я прочел у Хлебникова замечательные слова о том, что отныне млечный путь человечества разделился на млечный путь изобретателей и млечный путь приобретателей. Так вот, передо мной и была частичка с млечного пути приобретателей».
Статья, которая меня вначале так «напугала», была важной и незамедлительно ушла в набор.
Когда с «Предателем» все было решено, я хотел отправить Симонова отдохнуть. Но он сказал, что привез из Крыма еще кое-что. Сейчас проявляют его снимки и вот-вот принесут. Притащили мокрые отпечатки. Я посмотрел и сделал, как потом вспоминал Симонов, «кислую мину». На одном - какие-то груды камней, на втором и третьем виднеются лишь задние борта не то двух, не то трех машин - понять невозможно, все как в тумане. И называлось это «разгромленная немецкая техника», хотя ее в Феодосии было предостаточно.
Словом, снимки я забраковал. Ушел Симонов разочарованный, но через час-два снова появился вместе с начальником отдела иллюстраций Александром Боровским и с отретушированными фото. Боровский стал убеждать, что хотя снимки и плохие, но из Феодосии у нас ничего нет. Да и поощрить надо Симонова, ведь как снимал - в огне, под бомбежкой, проявил инициативу... Напечатали. На ту же полосу, где стоял «Предатель». Под снимками подпись: «Фото К.Симонова». Я ему сказал:
- Хочешь, снимем твою подпись.
- Мой грех - моя подпись, - ответил он.
Подпись оставили. Снимки эти не украшали полосу газеты, не прибавили фоторепортерской славы и Симонову. Кажется, это были последние за Отечественную войну фотографии писателя...
★
Поздно вечером доставили в редакцию статью Алексея Толстого «
Отрубить им руки!» - о злодеяниях гитлеровцев в Ясной Поляне. Эта гневная статья вошла в Собрание сочинений писателя. Там она называется «Фашисты в Ясной Поляне». Конечно, воля и право автора менять заголовок. Но газетный заголовок «Отрубить им руки!» точно выражал гнев не только писателя, но и всего народа.
★
#
Документы о зверствах немецких оккупантов // "Красная звезда" №4, 6 января 1942 года
# В.Молотов.
О повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях // "Красная звезда" №5, 7 января 1942 года
# И.Эренбург.
Смерть предателям! // "Красная звезда" №5, 7 января 1942 года
#
Свора убийц и грабителей // "Красная звезда" №6, 8 января 1942 года
# К.Симонов.
Последняя ночь // "Красная звезда" №7, 9 января 1942 года
#
Еще один документ о сжигании немцами русских сел // "Красная звезда" №7, 9 января 1942 года
# К.Симонов.
Предатель // "Красная звезда" №8, 10 января 1942 года
# А.Толстой.
Отрубить им руки! // "Красная звезда" №9, 11 января 1942 года
______________________________________________________________
**Источник:
Ортенберг Д.И. Год 1942. Рассказ-хроника. - М.: Политиздат, 1988. стр. 22-26