3 августа 1941 года
«Красная звезда»: 1943 год.
«Красная звезда»: 1942 год.
«Красная звезда»: 1941 год.
# Все статьи за 3 августа 1941 года.
Д.Ортенберг, ответственный редактор «Красной звезды» в 1941-1943 гг.
К порховскому и смоленскому направлениям прибавились два новых: коростеньское и белоцерковское. Это уже совсем близко к Киеву...
В «Красной звезде» напечатана очередная статья Алексея Толстого. Обычно Алексей Николаевич присылал статьи без названий, давая нам право самим «помучиться» над заголовком.
- У вас это получается лучше, чем у меня, - говорил он.
Наверное, лукавил, хотя иногда нам действительно удавались «стреляющие» заголовки. Но чего это стоило! В редакции как-то сама собой возникла группа «специалистов по заголовкам». В нее входили: мой заместитель Григорий Шифрин, заместитель секретаря редакции Герман Копылев, несколько литературных работников. Принесут, бывало, торжественно вариантов 10-12 названий для одной какой-нибудь статьи, и начинается привычная процедура. Один вариант вычеркивается, за ним летят другой, пятый, десятый... Все!
- Давайте еще!..
Приносят еще десяток. Снова колдуем, пока не «прижмет» время.
Признаюсь, нас грызла ревность, если в других газетах появлялись не только «гвоздевые» материалы, но и отличные заголовки. Отголоски этой ревности я ощущаю в себе и поныне. Смотрю на теперешние газеты - и завидки берут. Эксцентричная со всевозможными выдумками верстка полос, огромные - даже, кажется, чересчур - заголовки и подзаголовки, много «воздуха»... У нас было поскромнее. Надо было экономить газетную площадь.
Дефицит бумаги не позволял роскошествовать. Даже тиражи газет урезались немилосердно. Теперь они миллионные, а тогда «Красная звезда» выходила тиражом в 300 тысяч экземпляров. Наркомы присылали в редакцию письма, прося выделить для них лично хотя бы один экземпляр газеты.
Не могу забыть такого случая. Получили мы однажды телеграмму секретаря Ленинградского обкома партии члена Политбюро А.А.Жданова с настоятельной просьбой: выделить дополнительно для блокадного города 20 тысяч экземпляров «Красной звезды». Сам я этого вопроса решить не мог. И никто не смог. Позвонил Сталину, доложил о просьбе Жданова. Ответ последовал категоричный:
- Бумаги нет. Пусть перепечатывают, что им надо, в своих газетах...
★
Вернусь, однако, к статье Толстого. На этот раз он сам дал ей название - « Русские воины». Главная мысль - стойкость, непоколебимость в борьбе с врагами Отечества, решимость стоять насмерть!
Мы уже немало публиковали на эту тему статей, очерков, стихов. Но Толстой нашел свою грань в той же теме, свою интонацию, свои убедительные слова:
«Англичанин Флетчер, ездивший в Россию в конце XIV века, говорил о русских воинах, что они жестоко бьются на поле брани и, окруженные врагом или раненые, не сдаются в плен и никогда не молят о пощаде, но умирают молча, как бы покоряясь судьбе.
Click to viewТак англичанин объясняет свойство русского воина мужественно принимать смерть. Но мы знаем, что не покорность судьбе заставила русского воина рубить мечом по насевшим врагам, покуда смертельная тьма не застелет глаза. Не смерть страшна ему в бою, но стыд. Держава русская велика, и не годится русскому человеку, если послали его оборонять честь державы, пятиться ради своего живота. Умирать никому не хочется, но что ж поделаешь! - вышел на бранное поле не для того, чтобы петь песни. Надо биться, и биться надо жестоко».
О подвиге Николая Гастелло он писал: «Стыдно ему было бы перед своей чистой совестью зашагать, подгоняемому концами фашистских штыков, в германский плен...»
Словом, это был прямой, откровенный, честный разговор большого писателя с защитниками Родины.
Днем явился в редакцию Толстой, увидел газету со своей статьей и сказал:
- Заголовок-то хороший, но, пожалуй, можно было бы дать и другой - «Стыд хуже смерти»...
Летом 1942 года, в дни нашего отступления, когда тема стойкости вновь выдвинулась на передний план, статья Толстого была выпущена отдельным изданием именно с этим названием. Кроме того, Алексей Николаевич дописал концовку и завершил статью былинными строками:
Горят очи его соколиные...
...
Боевые рукавицы натягивает,
Могутные плечи распрямливает.
...
Не шутку шутить, не людей смешить
К тебе вышел я теперь, басурманский сын,
Вышел я на страшный бой, на последний бой...
В таком виде вошла эта статья и в Собрание сочинений Толстого.
★
С Юго-Западного фронта получили наконец долгожданные материалы о 99-й Краснознаменной стрелковой дивизии: статью ее командира полковника П.Опякина, репортаж «Новые победы дивизии», пачку фотографий особо отличившихся в боях красноармейцев, командиров, политработников.
Дивизия эта еще перед войной считалась одною из лучших в Красной Армии. Не уронила она своей высокой репутации и в военное время - с честью выдержала суровое испытание в боях за Перемышль.
В этом городе были зимние квартиры 99-й. А когда началась война, полки ее находились в лагерях. Захватив Перемышль, немцы двинулись на Львовское шоссе, стремясь отрезать группировку советских войск, действовавшую северо-западнее. Полковник Опякин получил приказ: отбить Перемышль. На другой день, предприняв мощную контратаку, дивизия изгнала фашистов из города и заняла оборону по берегу реки Сан. Как ни старался враг сбить ее с этих позиций, успеха он не достиг. Дивизия оставила город лишь по приказу, когда этого неумолимо потребовала осложнившаяся обстановка на других участках фронта.
Много интересного содержится в статье командира 99-й. И не просто интересного, а и практически важного. Особенно в отношении тактики противника. Очень важны такие, например, наблюдения и выводы:
«Ночью немцы не проявляют активности. У них даже заведено определенное расписание: в 10 часов вечера они заканчивают действия и отдыхают, с тем чтобы наутро вступить в бой с новыми силами. Может быть, им удавалось выдерживать это расписание в боях на Западе и Балканах. Здесь же их расписание срывается. Советская артиллерия нарушает их сон беспокоящим огнем, а стрелковые подразделения совершают частые ночные налеты на неприятеля. Недавно, во время одного из таких налетов, батальон старшего лейтенанта Валеулина разгромил штаб немецкой части».
★
В этом же номере опубликовано восьмое по счету сообщение о налетах немецкой авиации на Москву. Существовало два варианта таких сообщений: «попытка налета» (это означало, что вражеские самолеты были рассеяны на подступах к столице) или такие: «...в город на большой высоте прорвалось несколько одиночных самолетов... Несколько возникших небольших пожаров жилых зданий были быстро потушены...»
Воздушные налеты противника на столицу совершались обычно в ночные часы. Пока лишь однажды - 25 июля - немцы пытались бомбить Москву в дневное время. Это был так называемый «звездный налет» - вражеские бомбардировщики ринулись к Москве со всех сторон. За 20-30 километров от столицы они были атакованы нашими истребителями, понесли потери, сбросили свои бомбы где пришлось и повернули обратно.
К воздушным тревогам и налетам мы уже как-то привыкли. Все меньше и меньше сотрудников редакции спускалось в бомбоубежище. И даже наш дотошный комендант смотрел теперь на это сквозь пальцы.
Обычно каждое сообщение о налетах немецкой авиации на Москву «Красная звезда» дополняла корреспондентским репортажем. А на этот раз под сообщением появилась обстоятельная статья подполковника П.Стефановского - « Заметки о тактических приемах фашистской бомбардировочной авиации». Добыта она стараниями Саввы Дангулова.
Выжимать ее он начал еще в ночь на 22 июля. Всю эту памятную ночь Дангулов провел на Центральном аэродроме, рядом со Стефановским, на его стартовом командном пункте (СКП). Видел, как подполковник управлял своей группой истребителей, слушал его команды. И сразу после отбоя воздушной тревоги завел речь о статье.
- Подождем, - ответил Стефановский. - Налеты будут повторяться. Присмотримся к ним хорошенько, тогда и выступим со статьей.
И вот она напечатана. О чем в ней речь? О многом. О действиях немецких разведчиков перед массированным налетом. О типах боевых машин противника, летающих бомбить Москву, их скорости, их высотности. О его излюбленных маршрутах при подходе к столице. Не без юмора рассказывается о тактических приемах - вражеских и наших - в облачную погоду:
«В том случае, если небо покрыто облаками, немецкие самолеты предпочитают лететь в Москву вне видимости земли и лишь при сбрасывании бомб выходят в так называемые «окна». А мы стараемся держать своих воздушных часовых ближе к таким «окнам». Как раз при попытке вломиться в «окно» уложил фашистского полковника капитан Титенков... Лазать в наши «окна», даже в поднебесье, становится все опасней...»
Стефановский - крупный авторитет в нашей авиации. Лично испытал в небе свыше 300 моделей самолетов. И в группе истребителей, над которой он принял командование с началом войны, тоже виднейшие летчики-испытатели. Появление в «Красной звезде» статьи такого автора было в своем роде событием. К его голосу не могли не прислушаться защитники московского неба.
★
На четвертой полосе скромно прилепился очерк Александра Полякова «В тылу врага. (Дневник корреспондента «Красной звезды»)». В конце - пометка: «Продолжение следует». Тогда мы, в том числе и сам автор, не знали еще, что продолжение растянется на двадцать номеров газеты; очерки шли в набор прямо из-под авторского пера. И, откровенно говоря, мы никак не предполагали, что они вызовут такой резонанс не только в армии и стране, а и за рубежом.
Вспоминаю, что Евгений Петров, сотрудничавший тогда в Совинформбюро, почти каждый день передавал для иностранной прессы содержание очередного очерка Полякова. Вначале он делал это по публикациям в нашей газете, а потом стал приходить в редакцию за гранками и даже иногда составлял свои передачи по листкам оригинала, выхваченным прямо из рук автора. Дневники Полякова были изданы за рубежом на 14 языках. Печать союзных и нейтральных стран отзывалась о них так: «Сильная книга, неслыханные события»; «Одна из наиболее волнующих книг об этой войне, написанная очевидцем и явившая нам замечательную картину величия духа у наших русских союзников».
Высокую оценку получили очерки Полякова и в нашей литературной периодике. «Литературная газета», например, в одной из передовиц характеризовала их автора как замечательного военного писателя.
Александр Поляков - человек героической и трагической судьбы. Можно сказать, парень из песни «Комсомольцы двадцатого года». В свой срок пошел служить в армию, стал командиром артиллерийской батареи. Был влюблен в эту свою профессию. Но при одном несчастном случае на артполигоне его контузило, он был признан непригодным к военной службе и уволен из армии, как говорится, «под чистую». Пошел учиться в «Свердловку», окончил факультет журналистики, вместе с Михаилом Кольцовым принимал участие в полетах агитэскадрильи имени Горького. В 1938 году поступил в «Красную звезду» на скромную должность репортера. Для журналиста талант важнее должности, а талант Полякова проявился в полной мере уже на финской войне.
Работая тогда вместе со мной в газете «Героический поход», Поляков проявил себя не только как боевой газетчик, но и как мужественный командир. В одном из батальонов 420-го стрелкового полка он заменил в бою погибшего комбата, лично повел роты в атаку и был награжден орденом Красного Знамени.
Начало Отечественной войны застало Полякова за Минском, недалеко от границы, куда он выехал на войсковые учения. Ему было рукой подать до района боевых действий, и мы не сомневались, что уж Поляков-то обеспечит редакцию материалами со своего участка фронта. Действительно, 24 июня от него поступила первая корреспонденция. Но прошли неделя, вторая, третья - нет вестей от Полякова. Запрашиваем нашего собкора по Западному фронту, что он знает о Полякове? Отвечает: ничего. Неизвестно, где находится. Неизвестно, жив ли. В таких случаях по законам военного времени считается, что человек пропал без вести».
Вдруг, уже в конце июля, раздается радостный крик редакционной стенографистки Жени Ельшанской:
- Звонят из Гомеля! У телефона Поляков!..
Бегу на наш узел связи. За мной целый хвост редакционных сотрудников. Хватаю трубку. Да, и впрямь Поляков. Не успел его спросить, где он пропадал, как здоровье. Слышу, докладывает:
- У меня много материалов...
Ни словом не обмолвился, что ранен, что еле ходит. Об этом мы узнали, когда его доставили самолетом в Москву. Предстал передо мной, опираясь на суковатую палку, вырубленную где-то в белорусском Полесье. Худющий, с воспаленными глазами, безмерно уставший. Не человек, а тень. Но с аэродрома явился прямо в редакцию, иначе не мог. И опять - ни жалоб, ни просьб. От госпиталя категорически отказался.
Выяснилось, что с момента исчезновения он все время находился в 24-й Железной Самаро-Ульяновской дважды Краснознаменной дивизии генерала К.Н.Галицкого. Той самой, которая в 1918 году послала Ленину широко известную телеграмму: «Дорогой Владимир Ильич! Взятие вашего города - это ответ на вашу одну рану, а за вторую - будет Самара!» Той, которой Ильич отвечал: «Взятие Симбирска - моего родного города - есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все жертвы. Ленин».
26 июня передовые части этой дивизии столкнулись с 19-й танковой дивизией из армейской группы генерала Гота. Поляков оказался в 300 метрах от гаубичной батареи лейтенанта Попова. Свыше тридцати фашистских танков атаковали ее. Батарейцы повели огонь прямой наводкой. Поляков пробрался к ним. Насчитал перед огневой позицией батарей 18 уничтоженных танков. Спрашивает:
- Чья работа? Кто столько подбил?
Командир батареи, не спуская глаз с недалекой опушки леса, ответил:
- Счет у нас общий...
Два дня длился почти непрерывный бой. Не сумев сокрушить нашу действительно железную дивизию, немцы решили обойти ее и продолжать свое движение вперед.
Вскоре с вражеского самолета посыпались листовки: «Вы окружены со всех сторон. Ваше положение безнадежное. Сдавайтесь в плен...» На обороте каждой листовки имелась схема окружения.
- Ну, что ж, за ориентировку спасибо, - сказал спокойно Галицкий и поставил задачу разведчикам: - Проверить правильность схемы.
А ночью он собрал начальствующий состав дивизии и объявил:
- Мы оказались во вражеском тылу. Надо прямо и открыто сказать это всем бойцам. Да, в тылу - и никакой паники! Будем с боями отходить в сторону фронта, чтобы соединиться с главными силами Красной Армии! Сегодня мы переходим на положение войск, действующих в тылу врага. Будем бить фашистов, не давая им покоя ни днем, ни ночью...
Комдив тут же изложил законы боя и жизни в тылу врага, «законы генерала Галицкого», как их окрестили в дивизии.
- Вот так и воевали, - сказал Поляков, - и это главное, о чем я хочу написать.
Писать свои очерки он взялся немедленно. И вот - первый из них, сверстанный подвалом на шесть колонок. Прочитал я его в присутствии автора. Понравились. Но редактор есть редактор. Ему положено не столько восторгаться хорошим материалом, сколько с максимальной строгостью вчитываться в каждую строку и «вырубать» все лишнее. Лишними мне показались и были тут же «зарублены» начальные строки очерка. Начинался он так:
«С утра я прямо направился к палатке генерала. Он сидел за картой, продумывая донесения начальника разведки...
Вот удобный момент. Сейчас сразу узнаю все на свете...
- Доброе утро, товарищ генерал-майор!
- Доброе утро! - хмуро ответил генерал, не глядя на меня.
- Можно около вас немного поориентироваться?
- Оставьте меня! Мне надо воевать, а не корреспондентов ориентировать. Ступайте!
Ошеломленный, я пробормотал, что хочу поближе познакомиться с обстановкой...
- Я повторяю: ступайте! - грозно взглянув на меня, отрезал генерал.
Я решил немедленно уехать от Галицкого. Я чувствовал себя несправедливо обиженным... Нет, ни минуты больше не останусь здесь! Поеду к Закутному...»
А спустя час-два развернулся встречный бой дивизии Галицкого с немецкими танками. Поляков увидел людей в бою и сказал: «Нет, никуда я отсюда, от Галицкого, от этих чудесных людей, не поеду!..»
Как раз эти строки я снял, сказав автору:
- Вот что, товарищ старший политрук: это, конечно, интересно, так сказать «конфликтная» ситуация. Но сейчас она ни ко времени, ни к месту. Сохраните, когда-нибудь напечатаете...
Я предполагал, что всего будет пять, от силы - шесть очерков. Но с каждым новым очерком все шире разворачивалась одиссея героического похода дивизии по тылам врага. Интерес читателей к этим очеркам нарастал, как снежный ком. Когда случались перерывы, немедленно раздавались нетерпеливые телефонные звонки: читатели торопили автора, сетовали на редакцию.
Однажды позвонил мне М.И.Калинин, вручавший Полякову орден Красного Знамени за подвиг на финской войне:
- Я помню вашего Полякова... Почему нет продолжения его очерков?..
- Не успевает писать, еле держится на ногах, - объяснил я и рассказал Михаилу Ивановичу о состоянии здоровья корреспондента.
Помолчав минуту, Калинин сказал:
- Хорошие очерки, очень нужные... Передайте это Полякову.
После звонка всесоюзного старосты я сказал Полякову, чтобы он не комкал, не ужимал материал, которым располагает.
- Будем печатать ваши очерки хоть месяц, - пообещал я.
Так и получилось. Лишь 6 сентября был опубликован последний трехколонник. В него мы заверстали и портрет автора.
Очень мне нравится этот портрет. Столько невзгод пережил человек, а взирает на мир с пожелтевшего газетного листа таким добрым, таким спокойным взглядом. Прекрасно его молодое лицо, с тонкими, удивительно правильными чертами. И во всем остальном такая же правильность. Строго соответствует тогдашним армейским требованиям короткая стрижка густой, темной шевелюры. На гимнастерке - ни единой морщинки, как влитые лежат на обоих плечах ремни.
Просто не верилось, как мог Кузьма Никитович Галицкий, обожавший бравых, подтянутых командиров, так нелюбезно обойтись с Поляковым при первой встрече в окружении. Впрочем, чего не случается в лихую минуту. Потом-то генерал сменил гнев на милость. Они искренне полюбили друг друга. А после ранения Полякова даже, можно сказать, подружились.
Ранило его на одной из переправ. Осколком немецкой бомбы вырвало вместе с куском сапога кусок мышцы. Когда ему делали первую перевязку, он еще нашел в себе силы для шутки: вот, мол, и под Ухтой и здесь в одну и ту же ногу ранение получил, а говорят, что по законам баллистики двух попаданий в одно место не бывает.
Но вскоре стало не до шуток: на раненую ногу ступить нельзя. Разволновался, конечно, начала одолевать тревога: оставят где-нибудь в деревне лечиться, а там, глядишь, немцы и вылечат...
В такую минуту горестного раздумья и подошел к нему Галицкий. Спросил участливо:
- Ну, как, товарищ старший политрук? Теперь, надеюсь, вы и без моей помощи прекрасно ориентируетесь в обстановке?
Поляков сидел на стволе упавшего дерева. Извинился, что не может встать.
- Сидите, сидите, - сказал генерал, сам подсаживаясь к нему. - И тревожиться не надо. Я ведь чую, о чем вы думаете. Так вот знайте: любая машина, любой конь - для вас. Вы очень нужный нам человек...
И действительно, как бы тяжело ни складывалась обстановка, Галицкий не забывал о Полякове.
Однажды корреспондент с другими тремя командирами ехал из полка на командный пункт дивизии. По пути напоролись на немцев. А тут, как назло, иссякли в машине остатки горючего. Надо скорее уходить пешком. Поляков же и шага ступить не может. Товарищи предложили вынести его на руках. Он наотрез отказался:
- Проваландаетесь со мной и сами пропадете. Не теряйте времени, идите. Если будет возможность, вернетесь за мной ночью...
И, запасшись гранатами, залег в кустах.
Когда об этом доложили генералу Галицкому, он тотчас организовал поиски корреспондента и спас его.
- Было такое дело, - подтвердил Кузьма Никитович много лет спустя после войны, на одной из встреч с московскими литераторами.
Мы тогда искренне поблагодарили его за это, на что последовал такой ответ:
- Но и Поляков много сделал для нашей Железной...
И, наверное, Галицкий прав. Повествование Полякова увековечило подвиг дивизии, многих его бойцов, командиров и политработников.
★
Наша печать в ту пору отмечала, что очерки Полякова останутся историко-художественным документом целого этапа войны с гитлеровцами. Следует отметить, что это была первая документальная повесть о войне. Написана она была мастерски. Немногословно и точно донес Поляков суровую правду войны, четкими штрихами рисовал людей, товарищей по боям, красочно писал живые сценки, колоритные диалоги, точно подмечал детали фронтовой жизни и быта:
«Ездовые забрались с передками в сторону от дороги, в густой осинник. Человека три охраняли, человек тридцать спали. Но как спали? В обнимку с лошадьми. Бойцы говорят, что это для большей боевой готовности: вскочил по тревоге - и уже на коне, можно мчаться к орудиям. Некоторые откровенно признаются: с конем на земле спать теплее...»
Или такой эпизод:
«Дед походил на сказочного водяного, только что вылезшего из своего омута. С косматой непокрытой головы и с плеч свисали клочья мха и длинные водоросли. Насквозь мокрая полотняная рубаха и штаны плотно облегали его еще довольно крепкое тело. На лице, обросшем негустой окладистой бородкой, даже в ночной темноте выделялись живые с хитрецой глаза.
Корпяк - тоже мокрый до нитки, но и в этом виде не терял своего командирского облика.
- Где так вымокли?
- Пришлось в одном месте вести наблюдение из... пруда, - ответил комиссар».
Иные словечки, шутки были подслушаны в самые драматические моменты:
«Каждый избрал себе дерево или куст... Одному лишь Вайниловичу нет дерева по его росту - так высок этот самый длинный человек в нашей дивизии. Над ним шутят:
- Ты во время бомбежки становись во весь рост и замри - сверху трудно будет отличить тебя от дерева. Сам - сосна!»
Очерки Полякова сыграли также в своем роде роль «науки побеждать» врага в условиях окружения. Они учили войска в труднейшей обстановке чувствовать себя не обреченными, беспомощными «окруженцами», а «боевой частью, действующей в тылу врага», как правильно сформулировал командир легендарной дивизии.
Воинский и литературный подвиг Александра Полякова был отмечен вторым орденом Красного Знамени. И этот орден вручал ему опять-таки Михаил Иванович Калинин.
★
# А.Толстой. Русские воины // "Красная звезда" №181, 3 августа 1941 год
# П.Опякин. Чему нас учит опыт боев // "Красная звезда" №181, 3 августа 1941 год
# Новая победа дивизии // "Красная звезда" №181, 3 августа 1941 год
# П.Стефановский. На подступах к воздушным рубежам Москвы // "Красная звезда" №181, 3 августа 1941 год
# А.Поляков. В тылу врага // "Красная звезда" №181, 3 августа 1941 год
____________________________________________
**Источник: Ортенберг Д.И. Июнь - декабрь сорок первого: Рассказ-хроника. - М.: «Советский писатель», 1984. стр. 75-82