Конец одиночества
Т.Тэсс || « Известия» №290, 9 декабря 1944 года
СЕГОДНЯ В ГАЗЕТЕ: Указы Президиума Верховного Совета СССР. (1 стр.). Сессия Московского городского Совета депутатов трудящихся. (2 стр.). К.Тараданкин. В Пруссии. (2 стр.). П.Брунь. Колхозные ветряные мельницы. (2 стр.). Татьяна Тэсс. Конец одиночества. (3 стр.). О.Готлиб. Депутаты пришли к избирателям. (3 стр.). Выступление Паасикиви. (3 стр.). Преступная деятельность польских реакционеров. (3 стр.). Военные действия союзников в Европе. (4 стр.). Выступление Стеттиниуса на пресс-конференций, (4 стр.). Письмо советского гражданина-ингерманландца, возвращающегося на родину. (4 стр.). Обсуждение в палате общин вопроса о положении в Греции. (4 стр.). Положение в Греции. (4 стр.). К предстоящей международной профсоюзной конференции. (4 стр.).
# Все статьи за 9 декабря 1944 года.
В боях за Сталинград погиб гвардии лейтенант М.Сатановский. Товарищ его сообщил об этом родителям погибшего. В Москву пришёл листок бумаги, вестник горя. Он вошёл в московскую квартиру, где гвардии лейтенанта называли Мариком. Там были его книги, письма, коллекции марок, там в шкафу висела его школьная курточка и под столом лежал волейбольный мяч. Там мальчик вырос, прочёл первую книгу, впервые ощутил линию, цвет, форму, нарисовал первый рисунок, восхитился блеском и музыкой стихотворной строки. И вот в этот мир уютных и добрых вещей, в мир тепла, нежности, труда и надежд вошёл вестник горя.
Вслед за первым письмом пришло второе, тоже от товарищей сына. К письму был приложен план. С точностью артиллеристов товарищи указывали все координаты могилы, все ориентиры, по которым можно будет её найти. Военные люди, они знали, как может война изменить местность. Участок, где находилась могила, сильно обстреливался, но план был составлен методично и обстоятельно; каждый пригорок, каждая балочка были нанесены на него с точностью. До сознания матери это дошло не сразу, вначале она видела только глухой железнодорожный раз’езд, непогоду, одинокий холм в степи, всё это стояло у неё перед глазами, и она повторяла слабо, монотонно:
- Марик, - и такой глухой раз’езд... Совсем один, совсем один в степи...
Каждый день мать выходила из дому, шла на работу, делала своё обычное дело. Целый день она казалась спокойным, ушедшим только в работу человеком; она не хотела обременять своим горем чужих людей. Но день кончался, мать выходила из учреждения на улицу, в сырую, холодную темноту и оставалась сама с собою. И здесь начиналась её реальная жизнь, когда она больше не прятала горя; она шла по тёмным улицам и звала сына, и шопотом разговаривала с ним, плакала, не стыдясь, не вытирая своих слёз, плакала горько, страстно, содрогаясь всем телом...
Ей казалось, что вместе с сыном умерла и она. Из того, что у нее осталось, нельзя было сделать жизни, это были обрывки, клочья, лишённые живой ткани, лишённые той дорогой, счастливой основы, вокруг которой раньше строилась жизнь. День, наполненный болью и воспоминаниями, был пуст. Осталось только одно: одинокий холм в степи, мать думала о нём и видела его во сне и непрестанно обращалась к нему мыслью, как если бы он был живым домом сына.
Военные события развивались, война отодвигалась всё дальше от Сталинграда. Над раз’ездом Паншино уже стояла мирная тишина. Мать решила написать письмо начальнику раз’езда. Она просила разыскать могилу сына и посадить там цветы. Мать не знала даже фамилии начальника и писала, почти не ожидая ответа и не веря в него. «Если у вас есть дети, вы поймёте моё горе...», - писала она. К письму был приложен план, по которому можно было найти могилу.
Спустя некоторое время пришёл ответ.
Начальник раз’езда писал, что в указанном месте находятся пять холмов. И жена его убрала все пять могил цветами. Наверное, лейтенант Сатановский лежит под одним из холмов, пусть же мать знает, что холм этот убран и чужая женщина приходит к её сыну посидеть на могилке.
И снова мать ощутила, что на всём свете у неё остался только вот этот последний дом сына. Она решила ехать туда, к нему.
На раз’езде Паншино здание станции было сожжено. В степи стоял маленький вагон, там и жил начальник раз’езда с семьёй. На железной печке что-то шипело, под окном сидела жена начальника и шила. Пахло борщом, пелёнками, горячим железом, но над всем этим веяло дыхание уюта и тепла. Туда и вошла мать, окружённая своим горем, как ледяным облаком. В вагоне собрались стрелочники, обходчики, простые, добрые люди. Они рассказали, что один из этих пяти холмов вырос в степи раньше всех других. В ту пору шёл обстрел, небо было красным от пожара, все здешние люди сидели в щелях, но тут в степи появились военные и принесли на плечах гроб. Они не боялись ни обстрела, ни грохота, выкопали могилу, сказали над гробом речь, произвели салют из многих ружей и только тогда ушли. И все, кто сидел в щелях, подумали: «Видно, хороший был человек, если его даже под обстрелом хоронят с такой честью...».
...Мать решила раскопать могилу. Добрые люди помогли ей; под ледяным ветром, в степи они вместе с нею копали мёрзлую землю. Гроб вынули и открыли крышку. Природа была милостива к ее сыну, он лежал в гробу, как спящий, оберегаемый холодной, сухой землей сталинградской степи.
Сын был найден и вновь утерян, теперь уже навсегда. То была вторая разлука. Надо было возвращаться в Москву. Чужие люди старались разделить с матерью ее горе, помочь ей, ободрить ее. Но она видела их словно сквозь туман. Ее приютили, как родного человека, в семье П.С.Алимова, начальника раз’езда. Ей помог директор Сталинградского завода, для нее многое сделал заместитель начальника дороги. Только спустя долгое время она поняла, что эти люди тогда первые отогрели ее душу, как отогревают в тепле иззябшего человека. Она вернулась в Москву, снова вошла в свой опустевший дом. На столе зазвонил телефон. Она сняла трубку, - добрый и отзывчивый человек спрашивал, здорова ли она, благополучно ли доехала. Это был голос самой дружбы, летящий через пространства, - теплый, благословенный человеческий голос.
Но ей казалось: несчастье отделило ее от всех людей. Из чужого тепла, из чужого внимания нельзя построить жизнь. Горе было испепеляющим, оно выжгло все, это была пустыня, выжженная солью слез.
Однажды к матери пришла Любовь Георгиевна Багдасарова, старый человек, директор школы, в которой учился сын. Мать вынула карточки сына, школьные его тетради. Старая женщина рассказывала ей о том, как хорошо учился сын, как любили его в школе, какой это был тонкий, внимательный, даровитый ученик. Она рассказывала о многих других детях, об их уме, повадках, способностях, доброте. Школа, которую когда-то окончил сын, сейчас была школой для девочек. Осенью туда впервые пришли семилетки. Директор школы рассказывала матери о новых учебных реформах, об изменениях в преподавании, они вместе обсуждали все это, горячо, увлеченно. Знакомый мир снова открылся матери. «Аттестат зрелости! - говорила она, всплескивая руками. - Скажите, пожалуйста! Наверное, трудно им вначале, бедняжкам...». И опять шла речь о каких-то Наташах и Женях, о способной Гале, о незадачливой Верочке, - мир был полон чужих детей, их голосов, их шагов и смеха.
- Вам нельзя жить без детей, - вдруг сказала собеседница и посмотрела матери прямо в глаза. Та подняла руки, как бы защищаясь, - разве можно говорить с нею об этом, кто на свете может заменить ей сына? Она продолжала держать руки перед своим лицом, словно отодвигая от себя даже самую мысль об этом, но старая женщина все смотрела на нее и говорила мягко, спокойно, ласковым голосом, каким говорила с детьми. Нет, она не предлагает матери взять к себе в дом ребенка, усыновить его и воспитывать, - сейчас, быть может, еще рано не только говорить, но и думать об этом. Но ей кажется, что надо сделать так, чтобы сохранить имя ее сына в школе. Как приятно, как дорого это будет для матери. Имя мальчика можно по-настоящему сохранить только в живой душе, в живой маленькой жизни. Надо найти для этого правильное решение.
Мать уже не возражала, она опустила руки и сейчас смотрела на концы своих вздрагивающих пальцев. «Да, - сказала она робко. - Это действительно было бы очень хорошо. Но что для этого надо сделать?» Они вместе начали думать, предлагали какие-то решения и сами же отвергали их, и, наконец, остановились на одном. Было решено, что мать возьмет на свое попечение одну из лучших маленьких учениц, установив для нее как бы стипендию имени М.Сатановского, которую будет вносить на текущий счет школы.
Все дни, покуда решался этот вопрос, мать находилась в непрестанном, не покидающем ее волнении. Она ощущала, что жизнь ее изменяется так полно и сильно, как никогда нельзя было предположить. Преграда горя, отделяющая ее от мира, начала рушиться. Чужое участие, чужое внимание и тепло не могли пробиться к ней сквозь эту преграду, чувство душевного одиночества не покидало ее. Очевидно, для того, чтобы уйти от этого чувства, было мало чужого участия. Надо было не брать, а отдать самой. И в тот час, когда она нашла в себе для этого силы, в час, когда она поняла, что вот она, такая, как есть, усталая, пережившая столько горя, может кого-то согреть, кому-то помочь, - жизнь ее наполнилась новым смыслом.
С волнением ждала она - какую же девочку выберут, какое живое существо войдет в ее жизнь. Она и не предполагала, что будет так волноваться, с таким нетерпением ждать этого решения. В растерянности, она ощущала, что стоит на пороге новых чувств, новых событий, и старая женщина, воспитавшая ее сына, бережно и ласково подводит ее к этому порогу.
Решение было принято. Выбор пал на Женю Серегину, семилетнюю первоклассницу. Девочка была круглой сиротой: мать ее умерла, отец был убит на фронте.
И вот наступил день, когда в дом пришла Женя.
Её привела тётка, приютившая девочку, привела и оставила в передней. Вслед за Женей вкатился шарик в шубе и капоре, - оказалось, что у девочки есть ещё младшая сестра, Надя. Девочки пыхтя расстёгивали петли, топотали галошками; наконец, вошли в комнату, розовые, холодные, с примятыми мягкими волосиками. Они оглядели комнату, потянулись за какой-то книжкой, побежали по натёртому полу. Обе девочки были доверчивыми и очень ласковыми, какими бывают только сироты. Надя захотела пить, у Жени оторвалась пуговица, девочки требовали внимания, действенной заботы; в тихом доме зазвучали громкие детские голоса. Девочкам дали яблок, Надя выбрала себе самое маленькое и сказала солидно: «Мне полагается поменьше, я младшая...». Когда ей дали второе, она ужасно обрадовалась, но ничего не сказала и с’ела его с серьёзным выражением лица, как будто делала важное дело. Девочки гладили маленькими руками двух немолодых людей, рассказывали им свои истории, бегали по дому, садились в старые кресла, играли в кубики на полу. У Жени раскраснелись щёки, мать взглянула на это пылающее детское личико и вдруг ощутила укол тревоги в сердце, - тревоги, которой она не испытывала так давно: не жар ли у девочки?
Она подошла к Жене и потрогала губами нежный и круглый детский лоб, чтобы узнать, нет ли у девочки температуры,- потрогала точно так, как касалась когда-то губами лба своего сына. // Татьяна Тэсс.
***********************************************************************************************
Выставка, посвященная знатным землякам
ВЕЛИКИЕ ЛУКИ, 8 декабря. (По телеф. от соб. корр.). Старший лейтенант Петр Шлюйков проявил в боях с немецкими захватчиками исключительное мужество и отвагу. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Трудящиеся Куньинского района гордятся своим земляком, бывшим до войны помощником машиниста на железной дороге. Его портрет висит на недавно открывшейся районной выставке, посвященной знатным землякам.
Тысячи трудящихся ушли из Куньинского района защищать родину. Многие из них отмечены правительственными наградами. На выставке рядом с портретами Героев Советского Союза Шлюйкова и Панова помещена фотография офицера - бывшего колхозника Александра Зубелева. Его грудь украшена тремя медалями - «За оборону Москвы», «За оборону Ленинграда» и «За оборону Сталинграда» и тремя орденами. Тут же - фотография колхозницы Марии Пименовой. Она с первых дней войны на фронте. Десятки бойцов и офицеров спасла медсестра Пименова.
Под каждой фотографией помещено подробное описание подвигов земляков.
__________________________________
И.Эренбург: Дыхание ребенка ("Красная звезда", СССР)**
Л.Славин: Из самого ада || «Известия» №209, 2 сентября 1944 года
К.Паустовский: Подпасок || «Известия» №252, 22 октября 1944 года
А.Платонов: Маленький солдат || «Красная звезда» №140, 16 июня 1943 года
Газета «Известия» №290 (8592), 9 декабря 1944 года