Он запер входную дверь и принюхался - по квартире разносился запах горячего ужина. Желудок радостно забурчал.
- Я дома!
Она сидела на кухне, завернувшись в халат, и смотрела в окно, за которым уже давно стемнело. Повернувшись на голос, она слабо улыбнулась и вышла в коридор:
- Здравствуй.
Он обнял её - теплую, домашнюю, уютную - и поцеловал. Тут на загривке её халата ему под пальцы попалась картонная карточка на нитке.
- Ты не срезала этикетку с халата? - он купил его сегодня утром, перед тем, как уйти на работу. Она ведь пришла к нему среди ночи, вымокшая под дождем и без вещей.
Лицо её стало удивленно-испуганным, она чуть покачала головой:
- Сейчас...
- Не надо, я сам, - он улыбнулся этой, как ему виделось, детскости и взял лежавшие на нижней полочке шкафа ножницы. - Только на человеке этикетки срезать - плохая примета.
Она безропотно сняла халат и осталась стоять в одних трусиках, свободно опустив руки вдоль тела. Пару секунд он любовался ею - красива, очень красива, - а потом щелкнул ножницами и вернул ей халат:
- Ты что-то вкусное приготовила, родная?
Она несмело улыбнулась и кивнула.
Готовить она действительно умела. Минут десять в тишине он наслаждался - впервые за столько времени - едой, которая не была когда-то заморожена и расфасована.
- Не спросишь, как прошел день? - наконец отозвался он, когда первый голод прошел.
- Как прошел день, дорогой? - немедленно поинтересовалась она бесцветным тоном, глядя поверх его головы в окно.
- Сдали сегодня проект - ну ты помнишь, для "Консом". Как обычно, сработал эффект генерального представителя заказчика - все чуть не закончилось взрывом, - он рассмеялся и тут же осекся. Она запоздало улыбнулась. Несколько мгновений он угрюмо наблюдал за ней, пока улыбка не покинула её лицо. - Но все закончилось хорошо, - он отодвинул тарелку. - Спасибо, я уже наелся.
Половину этой ночи он провел без сна. Она спала рядом - на спине, вытянувшись, - он мог коснуться её - но не хотел.
Он приютил и согрел её вчера - когда, открыв дверь, увидел на пороге несчастную, сонную девушку, с которой на бетонный пол лестничной площадки уже натекла целая лужа воды. Он впустил её в квартиру, снял с неё, дрожащей, мокрую одежду и растер первым попавшимся под руку полотенцем. И немедленно отправил под одеяло - отогреваться.
Вот когда её кожа вновь стала теплой и гладкой - тогда лишь он ощутил, что хочет её. И она была не против, пусть и почти не отзывалась на его ласку. А засыпая после, он впервые увидел, чтобы она спала на спине. Раньше она всегда спала на боку, поджав ноги, будто ребенок.
Он аккуратно встал и откинул одеяло - так, чтобы не разбудить её. Долго, очень долго смотрел на неё, сравнивая с тем образом, что засел в его голове. Мельчайшие моменты личности влияют на напряжение мыщц и доли миллиметров в привычных движениях. Один выдернутый кирпичик - и стена уже не та. Но какой именно кирпичик?
Он аккуратно постелил одеяло, лег, отвернувшись от неё, и наконец уснул.
Он запер дверь, стараясь не шуметь, но она все равно услышала.
- Второй час ночи! Где ты пропадал? - сложив руки на груди, с растрепанными волосами и бледностью отчаянно хотящего спать человека, она была похожа на ведьмочку. Очень симпатичную ведьмочку...
- Я... да это... совещание... - он старался придумать на ходу что-то более-менее связное.
- Да? Ладно, - она опустила руки и ушла в комнату - будто из шарика выпустили воздух.
Он привалился спиной к стене и закрыл глаза:
- Ложись спать.
- Хорошо, дорогой.
Зашуршал снимаемый халат, скрипнула кровать. Он хорошо представлял себе, как она легла на спину, вытянулась и уснула. Как мертвец в склепе.
Но она все сделала, как он просил. Дождалась, когда он придет, и набросилась выяснять, где он был так поздно. Он специально накручивал круги по темному городу, стараясь оттянуть возвращение. В два часа ночи уже не ходит никакой транспорт, закрыты большинство магазинов и кафе.
Он вынул из кармана и кинул на кухонный стол чайную ложку в картонной упаковке - её пришлось купить, когда охрана супермаркета им заинтересовалась. Как будто им не все равно, зашел человек что-то купить или просто погреться в столь поздний час. Видно же, что не бомж.
Он сел на табуретку и потер лицо ладонями. Тупое состояние слишком уставшего, чтобы спать, человека не проходило. Бросив куртку прямо на пол в кухне, он схватил ложку, зашел в комнату и принялся трясти её за плечо. Когда она наконец открыла глаза, он сунул покупку ей в руки:
- Это тебе. Подарок.
- Спасибо, - она тихо улыбнулась и покрутила ложку в руках. - Она красивая. Что-то случилось?
- Нет, нет. Спи, - он рухнул в кресло в дальнем от кровати углу комнаты - глядя, как она положила ложку рядом с собой на подушку, вытянулась и закрыла глаза. Вспомнил про куртку, но решил, что это подождет до утра. Сейчас его куда больше интересовало новое, незнакомое чувство - кажется, он начинал её бояться.
Он запирал двери огромным, чуть ржавым ключом - который затем без труда прятал в карман и долго его там искал перед следующей дверью - и бежал по длинным пустым коридорам. Почему-то он каждый раз сворачивал на развилках направо, но не ходил кругами. За ним никто не гнался. Он не мог убежать. Взгляд в спину сверлил его позвоночник между лопаток - взгляд усталости. Или пустоты.
Когда он открыл глаза, сверлящее ощущение в спине не пропало. Пошевелившись, он понял, что просто уснул в кресле, и теперь тело затекло и болело. Поднявшись, он пару раз махнул руками, наклонился, присел. Тут его взгляд упал на лежащую на подушке ложку. Потом на спящую рядом девушку.
На кухне он поднял с пола куртку, повесил в шкаф в прихожей. Сел на то место, где она всегда сидела в последние несколько дней, дожидаясь его, и посмотрел в окно. Дома, желтеющие деревья, клочок серого неба между ними. Если расфокусировать зрение, это было похоже на длинную трубу, в конце которой было серо. Длинный тоннель, выводивший из-под горы в пусть серое, но утро.
Она тихо подошла сзади:
- Доброе утро, дорогой.
- Сядь там, - не оборачиваясь, он указал ей на вторую табуретку - сидеть на ней пришлось бы спиной к окну. Она мгновение колебалась - он так хотел, чтобы она хоть мгновение колебалась - и села. - Я хочу рассказать тебе кое-что. Кое-что важное.
Некоторое время он молчал и смотрел в окно. Она смотрела на него.
- Ты пришла не потому, что захотела этого. Ты пришла потому, что этого захотел я. Нашел... специалистку. Заплатил ей. Получил результат. Она предупреждала, что привороты эти... они волю человека разваливают. Ты меня понимаешь?
- Да, дорогой.
Он встал, вынул из сушилки за край тарелку, вздохнул - и разбил её о край мойки. Стало чуть легче. "Да, дорогой"...
- А я тогда не понимал. Думал, что понимаю. Мне было все равно - я хотел, чтобы ты вернулась, - он провел пальцами по тарелкам в сушилке - будто по ребрам скелета, подумалось ему, скелета длинного доисторического монстра. Вынул еще одну. - Я не мог без тебя. Мне не хватало тебя, - он примерился разбить и эту, но в последний момент не ударил, а аккуратно опустил на край мойки. - Мне не хватает тебя.
Она промолчала, и он был этому рад. Очень рад.
- Она сказала, что это не все. Что теперь я не смогу расстаться с тобой, даже если кто-то из нас умрет. Никаких оживших мертвецов - просто я объявил себя имеющим право распоряжаться чужой душой, и теперь должен нести за это ответственность.
Он повернулся и оперся на мойку. Руки за спиной не отпускали тарелку.
- Я убил твою волю и сделал тебя своим рабом. Марионеткой. Понимаешь?
- Да, доро...
У себя за спиной он обрушил тарелку на край мойки. Во все стороны брызнули длинные, тонкие осколки "небьющегося" стекла. По пальцам потекло теплое и липкое.
- Пожалуйста, оденься в уличную одежду.
Он закрыл дверь, и маршрутка, не показав поворот, отвалила от обочины и уехала дальше по шоссе.
- Нам туда, - он указал на тропинку в лесополосе. Она с безразличным видом посмотрела в ту сторону и кивнула.
Он шел первым, она не отставала. Раскисшая от дождей тропинка вышла к рельсам. Здесь проходили жившие в деревеньке люди, когда хотели добраться до трассы. Он опасался, что возле тропинки их могут заметить, поэтому они прошли километр или около того вдоль рельсов, прежде чем остановиться.
- Стань здесь, - он указал на шпалы. - И стой.
Она перешагнула рельс и стала на промасленную шпалу.
- А что, если я скажу тебе не подчиняться мне? - вдруг спросил он, изучая контактный провод над путями.
Она молчала.
- Видимо, это все равно что самому себе не подчиняться, - он посмотрел на часы. Этот перегон был довольно оживленным, поезда здесь ходили часто. - Даже если очень захочешь - все равно получится, что подчиняешься.
Слева послышался нарастающий шум. Видимость в ту сторону была лучше, и это его устраивало.
- Это поезд, - он говорил без всякой злобы, без всех этих ужимок кинозлодея, привязавшего главную героиню к рельсам посреди прерии. - Тормозной путь у поезда не меньше километра. Поэтому машинистов учат думать, что опаснее - тормозить или ехать вперед. Особенно редко тормозят пассажирские поезда - ведь в вагонах от резкого маневра могут пострадать и даже погибнуть люди.
Он посмотрел налево, и в ту же секунду из-за деревьев показалась округлая синяя морда локомотива. Ему даже показалось, что он видет глаза машиниста, когда воздух разорвали звуки гудка.
- Я сказал тебе сделать то, что тебя убьет, - он повернулся к ней, повышая голос. - И ты подчинилась. Это ненормально. Дико.
Гудок.
- Люди хотят быть вместе, чтобы быть друг другу в радость! А не чтобы ставить друг друга!..
На этот раз гудок заглушил его голос.
Она все так же безразлично смотрела на него, даже не глянув на приближающийся поезд.
Испугайся и уйди с дороги этой махины, подумал он, глядя в её глаза.
Испугайся.
Гудок уже не прерывался.
Бойся.
Бойся!
БОЙСЯ, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ!!!
Когда девушку от носа поезда отделяли считанные метры, он схватил её за рукав и сдернул с рельсов. Воздушная волна подтолкнула, он потерял равновесие, и они кубарем откатились от рельсов, по которым громыхали вагоны.
Лишь когда последней вагон состава проехал мимо, он открыл глаза. Лицом к её устало-равнодушному лицу, на котором через секунду появилась слабая, устало-пугливая улыбка.
Он встал и рывкой поднял на ноги её.
- Я пойду по шпалам в ту сторону, - он указал вдоль рельсов налево. - А ты иди в ту, - направо.
И жульничать он не собирался.