Матушкины слезы-3
И пошел Колян неспешно, мыслями этими мстительными согреваемый, не торопясь пошел, старухам суетящимся кивнул даже покровительственно, чтоб подозрений не вызвать, чтоб никто и не подумал, что это он икону сделал. А не разевайте рот! Было, как говорится, ваше, а стало - наше.
И тут к Коляну женщина подошла заплаканная и цап его клешней своей наманикюренной за рукав. Костюмчик на бабе какой-то голубенький, в мелкий цветочек, часики золотые, сумка на длинном ремешке, еще и в тон костюму подобранная, а на голове - чистый носовой платок с кокетливой китаянкой у причудливой пагоды. Словом, типичная мышь серая. Но при бабках - сразу видно. На бабки у Коляна нюх. Вот он и сделал лицо молитвенное и постное, мол, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. А я контуженный, не бейте меня, тетенька.
Но баба попалась настойчивая, горластая, видать, Коляна схватила крепко птичьей своей лапкой. «Простите, - прошептала виновато, -не уделите ли вы мне пару минут? Пожалуйста!»
Да что ей нужно-то? «Пропал, - лихорадочно соображал Колян, - спекся, вот тебе и сходил на дело. А на зоне за такие дела по головке не погладят». И тут новый пожар охватил Коляна - самый жестокий и беспощадный, и был этот пожар липким страхом, страхом наказания, который вспыхивает где-то внизу, в пятках, куда срывается, как в пропасть, душа, и, как по сухому дереву, огонь этот вверх мгновенно поднимается, никого не щадя, паникой парализуя и разрывая сердце на куски.
Да что же за мука такая?!
Колян забурчал что-то, прикидываясь дурачком, но женщина уже шептала горячо, к собеседнику своему доверчиво прижимаясь, что ровно год назад отца она схоронила, оплакала. И вот снится он ей на днях и просит рубаху новую и хлеба, и такой вроде веселый он, родной, а рубаха в пятнах вся винных: фронтовик отец ее был, ну и выпивал, конечно, молодость свою боевую вспоминая, да и много горя в его жизни непростой было. И так сказали ей знающие люди, что просит, значит, отец ее милостыни, несладко ему на том свете-то оказалось, что нужно подать кому-то рубаху или из еды чего, и вроде как отцу этот подарок она передаст, потому что Бог эту любовь, которая и смерть преодолевает, вопреки ей длится, сразу замечает.
И вот она, вы только не обижайтесь уж, рубаху купила, размера отцовского, голубую, как любил он, к глазам его шел цвет этот очень, и отпросилась с работы, веруя, что Бог Сам управит все и пошлет ей человека нужного. И сам он видит, обед заканчивается, мужчин в храме мало, все худенькие и рубаха никому не подойдет. А уж так она обрадовалась, его увидав, не иначе как Сам Бог ей послал Коляна, потому что по фигуре - вылитый он отец ее. Хотя и моложе. И глаза тоже добрые. С лучиками морщинок.
Час от часу не легче! Слыхали, что курица эта лепечет?! Лучики какие-то отыскала, зараза!
А баба не унималась. Мол, не будет ли так любезен Колян, не возьмет ли себе новую эту рубаху на помин души отца ее любимого, потому что хоть и выпивал он, а любил и жену свою, и детей, и отцом был самым настоящим.
Колян кивал, успокаиваясь, и икона словно притихла, затаилась, лишь разок уголком своим по сердцу Коляна проведя, будто пальчиком погладила, на место напуганное сердце его возвращая, примечай, мол, паря, не упусти удачи своей. А что Коляна учить? Он уже заливался благочестиво, и откуда что взялось? «А как звали батюшку вашего? Иван? Вот те на, так и я Иван - тезки мы с вашим батюшкой, значит! Точно Бог вас привел, давайте, давайте рубаху вашу, помяну раба Божия Ивана, ух как помяну, благодарствую за доброту вашу, от таких подарков отказываться грех!»
А тетка все медлила, все тянула, рукой своей в сумку полураскрытую нырнула, перебирая там что-то и ища на ощупь. И нашла! И вытащила радостно - денежку. Да еще и самую что ни на есть большую купюру! И Коляну-Ивану протянула тоже. Он отшатнулся даже - не сон ли это?! Мол, ошиблись вы, гражданочка, смотрите, какие деньги мне суете! Это ж целый капитал! А она заторопилась снова, зашептала, что положила она сама про себя так: не глядя вытащит из кошелька бумажку и подаст, на Бога в этом деликатном деле целиком полагаясь. А раз человек ей попался такой честный и Богом явно ей посланный, то вот ему вторая (!) такая же бумажка на помин души усопшего воина Ивана.
Вот это свезло! Экономно пить - так это не одну неделю продержаться можно! У Коляна даже слезы навернулись на глаза. Фартовая иконка оказалась, вот она здесь, на груди прикорнула, ай да Мама! И женщина, слезы эти обманные видя, растрогалась и заплакала тихонько, рот ладонью смущенно закрывая, внутри себя горе свое неутешное пряча.
«А ты молись, - пробасил Колян весомо и авторитетно, - молись, дочка. И я помолюсь». И денежки (а руки дрожали, выдавали волнение, бились непослушно) неторопливо сложил и в карман куртки сунул небрежно. Поклонился дуре и захромал к выходу.
Колян не шел - он летел. Ведь это золотое дно! Вот она - его заначка бесконечная и неиссякаемая! Не зря его на зоне учил дружок один, что с церковным ящичком за одну пасху можно на жигули насобирать. Главное, Библию читать все время, да слов побольше заучить церковных. И кланяться и креститься почаще, но красиво и с толком. Как для себя все делать.
Колян еще смеялся, кто ж поверит ему, с рожей прокуренной, с татуировками воровскими? А дружок научил: а ты, мол, согласись, не отпирайся, да, вор я, а вот было мне святое видение, ибо лагерь мой, темница моя была на том самом месте, где был раньше святой монастырь, большевиками проклятыми разоренный, вот там и образумил меня Господь, покаялся я в тяжких своих согрешениях, и батюшка мне поверил и такое мне дал послушание - на храм в честь Матушки собирать лепту народную. В дождь и снег стоять с кружечкой - копеечку к копеечке хранить да Бога благодарить.
И плачь с плачущим и желай всем всего хорошего, и не пей там, где пасешься. Вот и вся премудрость.
И Колян по карману незаметно рукой похлопал. И бумажки хрустнули соблазнительно. Ох, как же душе давно праздника хочется! А Колян хитрый. Он никого не позовет, секретом своим не поделится. С сотоварищами пить, с алкашами этими - в час ни копейки не останется, а они завтра и сырка плавленого не отломят, и имя его не вспомнят. Нет, Колян сам будет пить, один будет пировать. Вот они - денежки, кто-то месяц дворником за такие суммы пашет, а он полчаса посморкался, понюнил - и вот они, да еще и рубаха новая! Как с куста собрал. Эх, развернись душа бедовая, Колян идет!
Окончание следует...
И тут к Коляну женщина подошла заплаканная и цап его клешней своей наманикюренной за рукав. Костюмчик на бабе какой-то голубенький, в мелкий цветочек, часики золотые, сумка на длинном ремешке, еще и в тон костюму подобранная, а на голове - чистый носовой платок с кокетливой китаянкой у причудливой пагоды. Словом, типичная мышь серая. Но при бабках - сразу видно. На бабки у Коляна нюх. Вот он и сделал лицо молитвенное и постное, мол, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. А я контуженный, не бейте меня, тетенька.
Но баба попалась настойчивая, горластая, видать, Коляна схватила крепко птичьей своей лапкой. «Простите, - прошептала виновато, -не уделите ли вы мне пару минут? Пожалуйста!»
Да что ей нужно-то? «Пропал, - лихорадочно соображал Колян, - спекся, вот тебе и сходил на дело. А на зоне за такие дела по головке не погладят». И тут новый пожар охватил Коляна - самый жестокий и беспощадный, и был этот пожар липким страхом, страхом наказания, который вспыхивает где-то внизу, в пятках, куда срывается, как в пропасть, душа, и, как по сухому дереву, огонь этот вверх мгновенно поднимается, никого не щадя, паникой парализуя и разрывая сердце на куски.
Да что же за мука такая?!
Колян забурчал что-то, прикидываясь дурачком, но женщина уже шептала горячо, к собеседнику своему доверчиво прижимаясь, что ровно год назад отца она схоронила, оплакала. И вот снится он ей на днях и просит рубаху новую и хлеба, и такой вроде веселый он, родной, а рубаха в пятнах вся винных: фронтовик отец ее был, ну и выпивал, конечно, молодость свою боевую вспоминая, да и много горя в его жизни непростой было. И так сказали ей знающие люди, что просит, значит, отец ее милостыни, несладко ему на том свете-то оказалось, что нужно подать кому-то рубаху или из еды чего, и вроде как отцу этот подарок она передаст, потому что Бог эту любовь, которая и смерть преодолевает, вопреки ей длится, сразу замечает.
И вот она, вы только не обижайтесь уж, рубаху купила, размера отцовского, голубую, как любил он, к глазам его шел цвет этот очень, и отпросилась с работы, веруя, что Бог Сам управит все и пошлет ей человека нужного. И сам он видит, обед заканчивается, мужчин в храме мало, все худенькие и рубаха никому не подойдет. А уж так она обрадовалась, его увидав, не иначе как Сам Бог ей послал Коляна, потому что по фигуре - вылитый он отец ее. Хотя и моложе. И глаза тоже добрые. С лучиками морщинок.
Час от часу не легче! Слыхали, что курица эта лепечет?! Лучики какие-то отыскала, зараза!
А баба не унималась. Мол, не будет ли так любезен Колян, не возьмет ли себе новую эту рубаху на помин души отца ее любимого, потому что хоть и выпивал он, а любил и жену свою, и детей, и отцом был самым настоящим.
Колян кивал, успокаиваясь, и икона словно притихла, затаилась, лишь разок уголком своим по сердцу Коляна проведя, будто пальчиком погладила, на место напуганное сердце его возвращая, примечай, мол, паря, не упусти удачи своей. А что Коляна учить? Он уже заливался благочестиво, и откуда что взялось? «А как звали батюшку вашего? Иван? Вот те на, так и я Иван - тезки мы с вашим батюшкой, значит! Точно Бог вас привел, давайте, давайте рубаху вашу, помяну раба Божия Ивана, ух как помяну, благодарствую за доброту вашу, от таких подарков отказываться грех!»
А тетка все медлила, все тянула, рукой своей в сумку полураскрытую нырнула, перебирая там что-то и ища на ощупь. И нашла! И вытащила радостно - денежку. Да еще и самую что ни на есть большую купюру! И Коляну-Ивану протянула тоже. Он отшатнулся даже - не сон ли это?! Мол, ошиблись вы, гражданочка, смотрите, какие деньги мне суете! Это ж целый капитал! А она заторопилась снова, зашептала, что положила она сама про себя так: не глядя вытащит из кошелька бумажку и подаст, на Бога в этом деликатном деле целиком полагаясь. А раз человек ей попался такой честный и Богом явно ей посланный, то вот ему вторая (!) такая же бумажка на помин души усопшего воина Ивана.
Вот это свезло! Экономно пить - так это не одну неделю продержаться можно! У Коляна даже слезы навернулись на глаза. Фартовая иконка оказалась, вот она здесь, на груди прикорнула, ай да Мама! И женщина, слезы эти обманные видя, растрогалась и заплакала тихонько, рот ладонью смущенно закрывая, внутри себя горе свое неутешное пряча.
«А ты молись, - пробасил Колян весомо и авторитетно, - молись, дочка. И я помолюсь». И денежки (а руки дрожали, выдавали волнение, бились непослушно) неторопливо сложил и в карман куртки сунул небрежно. Поклонился дуре и захромал к выходу.
Колян не шел - он летел. Ведь это золотое дно! Вот она - его заначка бесконечная и неиссякаемая! Не зря его на зоне учил дружок один, что с церковным ящичком за одну пасху можно на жигули насобирать. Главное, Библию читать все время, да слов побольше заучить церковных. И кланяться и креститься почаще, но красиво и с толком. Как для себя все делать.
Колян еще смеялся, кто ж поверит ему, с рожей прокуренной, с татуировками воровскими? А дружок научил: а ты, мол, согласись, не отпирайся, да, вор я, а вот было мне святое видение, ибо лагерь мой, темница моя была на том самом месте, где был раньше святой монастырь, большевиками проклятыми разоренный, вот там и образумил меня Господь, покаялся я в тяжких своих согрешениях, и батюшка мне поверил и такое мне дал послушание - на храм в честь Матушки собирать лепту народную. В дождь и снег стоять с кружечкой - копеечку к копеечке хранить да Бога благодарить.
И плачь с плачущим и желай всем всего хорошего, и не пей там, где пасешься. Вот и вся премудрость.
И Колян по карману незаметно рукой похлопал. И бумажки хрустнули соблазнительно. Ох, как же душе давно праздника хочется! А Колян хитрый. Он никого не позовет, секретом своим не поделится. С сотоварищами пить, с алкашами этими - в час ни копейки не останется, а они завтра и сырка плавленого не отломят, и имя его не вспомнят. Нет, Колян сам будет пить, один будет пировать. Вот они - денежки, кто-то месяц дворником за такие суммы пашет, а он полчаса посморкался, понюнил - и вот они, да еще и рубаха новая! Как с куста собрал. Эх, развернись душа бедовая, Колян идет!
Окончание следует...