О народолюбии, или Чингисхан был прав.
Ниже, рассуждая о "народе", я имею в виду достаточно многочисленное (десятки миллионов особей) множество людей, которое можно выделить по достаточно (затруднюсь задать порог) высокому отношению числа супружеств внутри этого множества к числу супружеств, в которых один из супругов к этому множеству не принадлежит.
Короче - биомасса, плебс, субстанция, генофонд. Те состояния, в которые эту субстанцию можно привести, - например, состояние нации - остаются за кадром.
Чтобы сэкономить Ваше время, предупреждаю - под катом вещи очень простые и затёртые до тусклой пошлости.
Итак.
Люди обладают разными наклонностями и разными способностями.
Расширенное общественное воспроизводство невозможно без повышения степени разделения труда.
Значит, дел, которыми может заняться человек, становится всё больше.
Следовательно, общество как возможность совместной деятельности людей зависит от возможности установления отношений между всё более различными людьми по всё большему количеству поводов.
При этом число типов возможных отношений между людьми осталось невелико и вряд ли сильно изменилось с древних времён. Скажем, отношение "начальник-подчинённый" может быть реализовано в любой области деятельности между самыми разными людьми.
Отсюда следует, что протоколы этих отношений создаются и поддерживаются на уровне "доступно самому глупому, ленивому, невнимательному и злонамеренному из присутствующих", в противном случае общественное воспроизводство станет невозможным.
Действующие отношения в обществе отвечают этим протоколам.
Это значит, что любое общество, любой народ на непредвзятый взгляд выглядят как "сборище тупых профанов, абсолютных олигофренов".
Поведение жителей коммунальной квартиры, изначально заселённой гениями и титанами духа, через некоторое время будет неотличимо от поведения жителей коммунальной квартиры, изначально заселённой плебеями и мизераблями. И наоборот.
"...Трурль начал опять создавать ангстремиков. Однажды микроманипулятор у него в руке дрогнул, и вместо стремления к Добру он зарядил ангстремиков жаждою Зла. Испорченный препарат он, однако, не выбросил, а положил в инкубатор, подстрекаемый любопытством: очень уж ему хотелось узнать, какой чудовищный вид примет культура, созданная существами, уже в колыбели подлыми. И трудно передать его изумление, когда на предметном стекле появилась самая что ни на есть обыкновенная цивилизация, не хуже и не лучше всех остальных!"
Если общество так не выглядит, то Вы смотрите на него предвзятым взглядом. Предвзят же взгляд потому, что Вам его поставили те, кому зачем-то надобно не выглядеть профанами и олигофренами в Ваших глазах.
Значит, люди, живущие в мире, где "всё как у всех, одни мы как всегда", суть люди, объективно оценивающие свой собственный народ и необъективно оценивающие чужие народы.
С учётом того, что свой народ один, а чужих, у которых "всё как у всех" - много, можно сделать вывод, что именно предвзятый взгляд на народ и общество есть взгляд нормальный, правильный и естественный.
Следовательно, объективность в оценке общества и народа есть признак ненормальности. Она вполне простительна и даже желательна в качестве профессиональной деформации, однако неприлична вне работы. Неприлична в самом обществе, в гуще, так сказать, народа.
Тот, кто, говоря в обществе о своих, не хвалит их за что угодно; тот, кто не признаёт их публично по меньшей мере сравнимыми с чужими, - неполноценный, больной, сумасшедший.
С другой стороны, излишне восторженный человек, который по жизни всерьёз полагается на такие публичные оценки, рискует нарваться на неприятности в том же самом порядке, что и девица, принявшая дежурный комплимент на балу за признание в вечной любви.
Коммунальную стихию с равнением на худшего, о которой шла речь выше, никто не отменял, и при устроении жизни своей эту стихию надлежит учитывать постоянно.
Лучшее, по моему мнению, примирение должной необъективности и обязательной осмотрительности по отношению к своему народу выражено словами, приписываемыми Чингисхану. "Я рассматриваю народ, как очень маленького ребёнка".
Это значит, что свой народ надо защищать и просвещать.
Для того, чтобы защищать свой народ, надо понять: не имеет никакого значения, "виноват" он или "не виноват"; были в прошлом какие-то наказуемые деяния или не было их; совершаются они сейчас или нет; будут они когда-нибудь, или же их не будет.
Самое худшее, что может испытать маленький ребёнок, это когда чужие его мучают, а родитель соглашается с этим, или даже сам отдаёт дитя на расправу. Это бесконечно хуже любого проступка, на который способен маленький ребёнок.
Для того, чтобы просвещать свой народ, надо отвечать на его вопросы, на его неисчерпаемые и идиотские непосредственные "как" и "почему". Правильный ответ может быть точным, или умным, или окончательным - главное, чтобы он был. Неправильные, легкомысленные, "на отвяжись" ответы - ребёнка калечат. К народу это тоже относится.
А теперь рассуждение, без которого невозможно правильно понять вышеизложенное. Да, я совершенно уверен, что большая часть читателей поняла вышеизложенное неправильно.
Когда я говорю об отношении человека к народу, частью которого он является, это надо понимать именно как отношение части к целому, а не двух равновеликих - с точки зрения оратора - понятий. Это отношение элемента к множеству, частью которого он является.
Не "я такой хороший И заполночь пьяные пролетарии под окнами", но "я такой хороший И [сложная, с новыми свойствами суперпозиция меня такого хорошего и заполночь пьяных пролетариев под окнами]".
Да, добрый и мудрый родитель, подразумеваемый чингисхановой аллегорией, здесь является частью очень маленького ребёнка, которого он защищает и просвещает. Иначе слова "это мой народ" гроша ломаного и яйца выеденного не стоят.
Понимания "вины", "мучительств", "вопросов" и "ответов", взятые с позиции внешнего наблюдателя и с позиции части наблюдаемого объекта, в общем случае будут заметно отличаться, равно как и дискурсы (или дискурса?), на них построенные.
На отрицании этого различия, на отождествлении этих позиций основано "право быть услышанными", к которому зачастую взывают чужие по отношению к народу субъекты, пытаясь в своих интересах оказать воздействие на поведение народа и его составляющих: запугивая, поучая, соблазняя.
Другим следствием отождествления этих позиций оказывается требование отстраниться от народа, прежде чем высказывать какие-либо суждения о нём.
И "право" и "требование" обычно рационализируют "объективностью", про которую я высказался ранее.
Завершая этот обзор простых, элементарных вещей... да нет, пожалуй, не стану отвечать на идиотский (в буквальном смысле идиотский) вопрос "а как мне в 100% случаев отличить своего-народного от камуфлированного засланца с Альфы Центавра?"
Тогда просто резюмирую. Если Вы считаете какой-то народ своим, то это накладывает на Вас обязанность его хвалить, защищать и просвещать. При этом хвалить, защищать и просвещать его надо не отстранённо, не как нечто постороннее по отношению к Вам, но как нечто, частью чего Вы сами являетесь.
Я предупреждал - всё это очень простые вещи. Тем не менее, благодарю за внимание.
А кроме того, я считаю, что Аракчеев должен быть свободен.