Кажется, пора...
... выложитиь уже эту заметку.
Осторожно: ненормативная лексика + похабщина + орфоарт! Опубликовано на сайте Падонкаф™, для чего было заранее переведено с русского на принятый там язык.
Мнение аффтара не обязятельно совпадает с его точкой зрения.
Метро ёптть, нехуй баяцца
Нада помнить, что мы нихуйа не дебилы и не пидары, каторые нас акружайут в митро с немытыми валасами и гнилыми зубами, мы блять не имеем ничего опщиго с алкаголиками и апустифшимися элементами.
Идиолаг нах
В метро говняно. Во-первых, свежая краска. Запах краски, едкий, как химоружие, забирается в ноздри, даже если дышать жопой или вообще не дышать, причем неизвестно, что хуже. Метро нашего обосранного детства насквозь пахнет краской. Станции и линии открывали к каждому празднику, потом тихо закрывали и перекрашивали заново. Кто пожил в семидесятые, помнит, наверное. Сейчас другая хуйня. Когда к «Курской» присоединили новую ветку с модным поездом «Яуза», пассажиры вываливались на древнюю как мир кольцевую платформу, принюхивались и охуевали, та ли это станция, что пристроена к сраному Курскому вокзалу. Потому что новый этот запах был ни в пизду. Чужой. Вот пассажиры и беспокоятся. Кто-то сходил с ума и на хуй терялся, как в страшном детском сне, метался охуевший по перрону с тюками и орал, что опаздывает на поезд. Жуткая, бля, картина.
Нюхать в метро можно бесплатно с шести утра до часу ночи. Как завалишься опизденевший с мороза в подземный переход, так прямо с лестницы и налетает острый и пока холодный железно-рыбный запах - от него на языке сразу становится кисло. Наиболее чувствительные тут же блюют. Но стоит сдержать спазм, углубиться, миновать чугунные решетки в полу и завернуть внизу за угол, как накатывает волна теплого, слегка несвежего, но ни на что другое не похожего запаха метро. Он с каждым шагом набирает плотность и упругость, а у залапанных мутно-прозрачных распашных дверей он почти уже превращается в сильный встречный ветер. На секунду мерещится летний деревенский сортир - та же тугая створка, та же легкая срань, только напор воздуха сильнее и света в целом больше. Из кассы, где неумытые тётки (так и хочется сказать «и неотмытые бабки», но там бля один мелкий нал) отчетливо несет спёртой кислятиной, как в ментовке. Ну, собственно, и хуй бы с ними, потому что еще до турникетов ветер ослабевает и затихает, и только тогда в нем начинают угадываться другие оттенки разложения: эскалаторный эбонит, нагретая электромоторами пыль, распластанные мокрые тряпки в руках уборщиц, черная резина поручней и едва ощутимое тепло от светильников, отмечающих вехи твоего погружения в подземный мир. И с каждой такой вехой множатся говенные подземные запахи.
Светильники - это во-вторых. Тут сразу соображения психиатрического характера, придется потерпеть, я коротко. Чтобы было короче, я сразу про смерть. Смерть - обычное явление в жестоких детских играх. С годами спокойной жизни детские страхи опускаются на дно сознания - навык умозрительной игры со смертью (дети, бля!) уступает место опыту выживания. И только встретив где-нибудь в мудаковатом психологическом тесте вопрос, не доводилось ли в детстве считать случайные предметы или переступать через трещины в асфальте, такой вот мудило-пассажир удивляется: «И как они только догадались?..» А ведь каждому найдется что вспомнить. Тут у нас пауза на воспоминания.
Вспомнили? Сейчас-сейчас, уже подходим. Едва научившись считать собственные пальцы, начинающий пассажир метро принимается пересчитывать светильники на эскалаторах - особенно на подъеме, и привычка эта незримо сопровождает его всю жизнь.
Отчего именно светильники? Повторяющихся объектов в метро до хуя и больше - это и скамейки, и мозаики, и колонны, и опизденительные витражи художника Корина на «Новослободской», и сами вагоны. У меня есть два одинаково хуёвых ответа.
Возможно, читателю-ботану (есть и такие) вспомнятся гонцы-факелоносцы, посланные из точки нашего окончательного назначения навстречу нашему рождению и против движения времени. Разумеется, их никто никогда не видел - но они довольно популярны как постоянный персонаж зазеркалья, вещих снов и триповых глюков. Не зная их обличья, но желая угадать их бег в повседневных явлениях, мы и обращаемся к череде светильников, принадлежащих другому, секретному, непостижимому миру подземных стаций. Тем более что в нашем далеком детстве на эскалаторе ни хуя не было, на что смотреть.
Хотя, с другой стороны, пересчитывание светильников может рассматриваться как бля экзистенциальное упражнение, восходящее к древнему перебиранию чёток. Как известно, старцы-отшельники, перебирающие где-то в вечных местах свои чётки, некогда разогнали человеческое время до привычной нам скорости и с тех пор поддерживают его естественный ход. Тоже хуйня полная.
Это мы щас едем вниз, кто еще не потерял нить, а если наоборот, то когда эскалатор выплюнет вас на самый верх и светильники закончатся, вы неизбежно ощутите разочарование и растерянность: в этом мире вдруг не останется никаких ориентиров, и наступит пустота, безвременье и секундное охуение. Один мир бля рухнул к ебеням - а со всех сторон подступил другой, большой, отвратительный… Но в ту же секунду толпа ебанутых пассажиров или же сила многолетней привычки утянет вас прочь от этого места, и всё забудется до следующего раза.
Светильники пока отложим, чтоб не охуеть окончательно, потому что в третьих - демоны. На границе двух миров, на этой исчезающе узкой ничейной полосе, привычно меряются хуями демоны противоборствующих стихий - из-за чего запахи с обеих сторон здесь напрочь истреблены, и иной раз проступают неуместные и немыслимые ароматы. Так, бля, например, при выходе из «Площади Революции» в подходящую погоду отчетливо ощущается - хуй знает откуда взявшийся - запах винного погреба. Будто бесплатный курорт для профильной конченой публики. Самого этого погреба никто из пассажиров метро никогда не видел. И не увидит: это бля демоны шалят, такая хуйня.
Про демонов метрополитена известно, что они не позволяют пассажирам приносить с собой в метро запахи чуждых стихий. Характерная ебучая аэрофлотовская кислятина, которая прочно пропитывает одежду и багаж авиапассажиров, хуй проветришь, стойко живет час-полтора, пока те пиздуют автобусами из аэропорта, но бесследно улетучивается на хуй, как только они проходят сквозь турникет и становятся пассажирами метро. А вот ебаные мешочники, сошедшие с утренних поездов дальнего следования, легко проносят на привокзальные станции метро вязкий запах тухлой дорожной помятости, знакомый всякому по плацкартным поездкам с ночевкой. Это оттого, что демоны метро сами происходят от бесов железных дорог. Но сродни железнодорожному в метро разве что смоляной запах свежих шпал. А вагонные запахи в метро на железнодорожные ни хуя непохожи.
Тут опять про запахи, поэтому палец не будем загибать. О вагонных запахах пассажир метро знает почти всё, так как бóльшую часть времени он проводит в движении, на то он и пассажир (если он только не ошивается часами на станциях - а то в метро полно пизданутых и ебанутых психов, до них еще дойдем). В вагоне обонянию ничто не препятствует, благо бля бесплатно, а источники вагонных запахов малоподвижны и легко распознаваемы визуально. Удушливый воздух туннеля проникает в вагон только на редких незапланированных остановках, когда все пассажиры как один охуевают, матерятся, потеют и пердят. Все остальные запахи - чисто вагонные, о них и речь.
Тут былые пятна. Не ясно пока ни хуя, с каким запахом вагоны отправляются на свалку. И еще могу сказать, что пока не нюхал новейшего поезда системы «Яуза» - по моей линии он не ходит. Кто нюхал - поделитесь. Прёт от него или нет?
Есть и другие запахи, достойные занесения на каменные скрижали подземных станций рядом с датами торжественного пуска, профилями вождей и несмываемыми художественными хуями современных живописцев - без этих запахов и метро ни хуя не метро. Вот перечень.
Запахи сырости, плесени и погреба заводятся в пустых вагонах, простоявших холодной ночью в депо, особенно при старых станциях, таких, как «Киевская» - там этот запах пиздец как силён, как, пожалуй, нигде. Клеёнчатый тошнотный запах свежего дерматина, которым обтянуты скамьи новых вагонов, и похожий на него запах только что наклеенных рекламных плакатов - оба они выдыхаются достаточно быстро, один под напором опизденевшего пассажиропотока, другой под пристальными читающими взглядами сидящих и стоящих.
Плесень, гниль или даже откровенная канализация - встречается на станциях с нарушенной гидроизоляцией, как, например, на радиальном «Проспекте Мира» или на «Беговой», когда там меняли кафель на мрамор. Запахи эти проникают со станций в вагоны, пока поезд стоит, но по ходу движения на хуй выветриваются без следа. Еще раз привет от дачной уборной с выгребной ямой.
По-особому пахнут - внимание, бля! - влажные следы, оставляемые электрическими моечными машинами на каменных полах, и мокрые опилки, которыми эти полы посыпают. И даже цемент и битый кирпич приобретают в метро специфические оттенки запаха - а применяемые при ремонте грубо оструганные доски свой запах почти сразу теряют, как и лак, которым раз в несколько лет на старых станциях заново покрывают деревянные скамьи. Кто нюхал лак, тот в курсе.
Только бля без паранойи. Потому что можно до того донюхаться, что захватанные блестящие ручки и поручни, которые раньше были хромированными или никелированными, а теперь сделаны из нержавейки, станут отдавать тухлой рыбой, а у послеполуночных синяков-разнорабочих обнаружится керосиново-масляный запах спецодежды. Но если уж обращать внимание на такие тонкости, то лучше вообще в метро ни хуя не соваться, а тихо дрочить в стерильной обстановке. Потому что собственные ароматы метро - даже тревожный запах горелой изоляции или же тертая резина дверных уплотнителей и эскалаторных поручней - куда как приятнее, чем запахи, привнесенные самими же пассажирами. И тут уж спасайся кто и как может. Можно ёбу даться только так, если чувствительный.
Помимо упомянутого железнодорожно-вагонного запаха, сопутствующего решительным гражданам с тюками, чаще всего встречается характерная ссаная бомжатина, она же козел - если очаг такого запаха подсел к вам в вагон и медленно, но верно продвигается из конца в конец, то уж вам его никак не миновать. Но современный пассажир метро - не тут-то бля было! - по праву гордится способностью держать сознание свободным от неприятных ассоциаций, а из моральных принципов признает лишь приверженность определенному сорту выпивки, и потому с успехом ограничивает свое социальное сострадание непринужденной задержкой дыхания и кратковременной потерей зрения и слуха. Ни хуя, бля, не слышу и не вижу ни хуя! Не было еще случая, чтобы кто-то уступил убогому место или предложил руку помощи. Хуй там! Ну да хуй с ними, это другая диссертация. А то так можно и про вагонных извращенцев написать, которые в час пик трутся жопами о чужие хуи и кончают не сходя с места. И воздуха при этом, как сказал классик, также не озонируют.
Классик сказал это про сапоги, поэтому лирическое отступление. Сапоги - яловые, хромовые и кирзовые, надраенные ваксой по случаю увольнительной, патруля или парада, - яркий, но отмирающий букет. Армия ж пиздец как в упадке. На смену гордым голенищам приходят какие-то каторжные чоботы на метровых шнурках, ебучий гуталин уже не прописан в военном бюджете отдельной строкой и уступил место менее агрессивной бытовой химии, распиздяйская солдатня и вовсе распустилась и обуви своей не блюдет ни хуя, а нижние ментовские чины, как и армейские штабные офицеры, с недавних пор предпочитают цивильную обувь. Встретить настоящий сапожный дух, чтоб бля как у классика, можно разве что на день какого-нибудь десантника, но там он обычно тонет в парфюмерии блядовитых боевых подруг. Можно, конечно, попробовать принюхаться, но никому не посоветую понапрасну искушать судьбу. Пизды можно только так огрести ни за что, и нюхать будет нечем потом.
Сам же запах перегара и пьяной блевотины, наряду с летними запахами пота и нечистых ног и новоблагословенными испарениями фаст-фуда, является исконным общенародным достоянием, и потому метрополитен тут не претендует на эксклюзив. А следы относительно приличных духов и одеколонов унюхать можно только в утренней толчее с предельно близкого расстояния. Чем извращенцы и пользуются, но это за рамками темы.
Но и пассажирам нужно отдать должное. Сигаретный дым в метро - большая редкость, даже на открытых станциях. Несмотря на безнаказанность, курят здесь мало, меньше, чем выпивают или блюют, даже пьяные подонки с окраин или деклассированные футбольные болельщики. То ли они не смеют нарушить гармонии подземных запахов, то ли опасаются гнева неназываемых подземных сил - это уж каждому по вере его, а это, как и предпочтения в области парфюмерии, кулинарии и обуви с одеждой, - дело частног о вкуса. Пусть отъебутся.
Вызываемые запахами зрительные образы куда ярче и сочнее самих запахов, и потому даже одно лишь упоминание о запахах метро рождает неудержимо разрастающийся рой ассоциаций, где сами исходные запахи вскоре совершенно теряются. Чтобы не заёбывать читателя, двину еще такую телегу, будто бесы метрополитена устроили так, что свежие газеты и цветы в метро не пахнут вовсе.
Теперь психи, это в-четвертых. Тоже бля тема. Первые психи появляются в метро сразу после полуночи. Поначалу их как будто и не очень-то заметно - типа они ничем не лучше нас с вами. Но через неделю-другую регулярных ночных поездок пытливый исследователь сможет с первого же взгляда почти наверняка сказать, псих ты, или, к примеру, нет. Такому бля на глаза не попадайся.
У психов множество примет. Несмотря на позднюю ночь, они явно ни хуя не торопятся домой. Психи могут пялиться на обычных пассажиров, облокачиваться, или даже набрасываться на них, а вот на себе подобных они никогда не выёбываются. Психи попадают ночью в метро не случайно - их туда тянет неведомая сила, и, оказавшись под землей, они сами рано или поздно себя выдают. Интересная деталь: никто никогда не видел, как психи заходят в метро или как они оттуда выходят. И тем более непонятно, куда они деваются после закрытия.
Ясно, что к психам никоим образом не относятся подвыпившие граждане, которые из последних сил добираются до дома. Граждане эти зачастую теряют осторожность и заводят с психами задушевные беседы. Но бля бдительность! Если псих читает книгу, то непременно на одной из первых страниц. Подвернутые штанины и сломанные молнии - тоже частые спутники психа. При людях психи никогда не станут резать сиденья или писать на стенах, как это любят делать молодые подонки с окраин. Но если поверх рекламной наклейки жирно выведено что-то типа «Люди! Не верьте!», то тут уж верно орудовал псих.
Опять лирическое. Многие помнят странные детские стишки, написанные крупным круглым почерком около дверей вагонов - всегда карандашом и всегда по диагонали. Тоже ведь типичного психа рук дело. Псих этот был весьма плодовит, и трудился он несколько лет. Думаю, даже сейчас еще кое-где встречаются его произведения. А на поверхности в это время другие психи наносили на заборы и набережные огромные лозунги «Рождайте детей в январе!». Не исключено, что это всё одна пизданутая шайка.
Если ссыте психов, то не стоит рассчитывать на ментовку. Я сам видел, как при появлении двухметрового старика в чабанской папахе и клеенчатой епанче молодой сержант надвинул на глаза фуражку и съебался из вагона на ближайшей станции. А старикашка был пиздец какой колоритный: на груди у него была шелковая манишка леопардовой расцветки, под которой угадывался приемник Spidola, из-за спины выглядывала тряпочная кукла в голубых туфельках, а на штанах чуть выше колена было пришито круглое зеркальце. Spidola, надо сказать, охуительно работает под землей. Старик неспешно перелистывал бульварную эротическую газету с голыми пёздами и одними губами подпевал своему невидимому радио. Думаю, вы согласитесь, что это был самый настоящий ебанутый псих. Кстати, бороды и косы невъебенного размера, трости и посохи с выебоном - тоже один из первейших признаков того, что перед вами явный псих. Так что бля бдительность, опять же.
Еще лирическое, про музыку. Психи пиздец как любят музыку, но любовь их переменчива. На «Проспекте Мира» в переходе перед закрытием метро часто стоит неприметного вида мудило с большим золотым саксофоном. У редких пассажиров он то и дело спрашивает, который час. Сам он, конечно же, не псих, хоть и мудило - он даже, видимо, понормальнее многих, но вот слетались на его звуки как раз психи. Психи любят подпевать и пританцовывать, хотя слуха у них, как правило, нет ни хуя, как и денег. Зато я сам видел, как типичная пизданутая парочка поделилась с музыкантом какой-то булочкой. Он её есть не стал, и тогда психи обиделись и пнули его футляр с мелочью так, что тот улетел на хуй вниз по лестнице. Потом дамочка набрала слюны и норовила плюнуть в саксофон, но кавалер, видимо, менее ёбнутый, чем она, её оттащил. А она, чтоб добро не пропадало, невинному пассажиру в лицо плюнула. Но, конечно, не попала ни хуя. И потом еще долго злобно плевалась. Молча. Так что психи, бывает, и парочками ходят.
Заходит в вагон вроде бы нормальная парочка, прилично одетая и трезвая, и только поезд тронется, то они так и накидываются друг на друга - и начинают друг дружку облизывать и покусывать. Зрелище пиздец, не для слабонервных. Среди пизданутых психованных парочек как никогда часто попадаются накрашенные дамы в париках и мужчины с кривыми зубами. Один такой на моих глазах свою подругу до крови укусил за ухо. А ей хоть бы хуй.
Среди бомжей психов на удивление мало. Бомжи - рассудительный, практичный и ко всему привычный народ. Психов они распознают сразу и по возможности их сторонятся. А вот переход из психов в бомжи едва ли возможен. У психов самосохранение притуплено, а потребность в общении обострена, и в чистом поле они гибнут без еды и без публики. Другое дело - ночное метро. Просторно, хорошая акустика, прекрасная видимость и свобода перемещения. Психам самое раздолье.
Единственный оплот порядка и спокойствия в позднем метро - это подземные разнорабочие. Бригадами по двое и по трое они неспешно направляются к месту своей ночной вахты, держа подмышкой примитивный, но грозный инструмент - топоры, двуручные пилы и ломы. Эти-то уж повидали всё на свете, психами их хуй удивишь. Психи это чувствуют и рабочих остерегаются.
Любопытный читатель, если он еще не охуел от прочитанного, запросто может купить магнитный проездной и следующим же вечером направиться в экспедицию на ближайшую станцию. Бляццкие таблоиды сильно преувеличивают опасности ночного метро. Не так уж там бля и страшно. Только не забывайте поглядывать в зеркало и сверять свое отражение с фотографией в паспорте, потому что главное ночью в метро - это не свихнуться на хуй самому.
Потому что тут сразу еще одна тема. Ужас - вот что у нас в-пятых. Если присмотреться, метро как будто нарочно создано для экзистенциальной гимнастики. Так что для посвященных плату за проезд можно смело поднять раз в десять или даже в сто - это все равно дешевле, чем визит к психоаналитику. Еще бы: на миг овладеть временем и заглянуть в бездонную пропасть между двумя соседними мгновениями - бесплатно, не сходя с места и совершенно незаметно для окружающих - и увидеть настоящее ничто. Пиздец как затягивает.
Иной раз охуеваешь от скрытых совершенств некоторых станций и переходов, и даже закрадывается бля подозрение: уж не массового ли ужаса ради их в свое время вырыли по приказу отца народов? Ведь ни хуя же неспроста!
Правила упражнения просты, как сатиновые трусы: выделить из хаоса подземного транспорта моменты ужаса и решительно преодолеть их. Проще всего начать с бездны или с остановки времени (что одно и то же): вы как будто проваливаетесь на хуй между этой секундой и следующей, когда вам следовало бы оказаться уже в вагоне или на следующей клетке пола. И в будущее свое вы не попадаете. И поезд будто бы ушел навсегда. Пиздец.
Сколько раз за одну поездку вам приходится перешагивать через бездонную пропасть между вагоном и перроном? Или идти по гранитным и мраморным узорам, подчиняясь скорости пассажиропотока? Как уже сказано, возможностей до хуя и больше.
Но бля бдительность! Прежде чем начать ставить опыты на себе, взгляните на других пассажиров. Есть немало людей, непременно заглядывающих в большие наклонные зеркала, поставленные для обзора перронов. Они ведь не любуются своими прелестями, а только проверяют, на месте ли их отражение, то есть, переместились ли они во вновь наступившее мгновение из прошедшего. Это тоже способ экзистенциальной гимнастики, но уже с другими оттенками ужаса. Следует, однако, помнить, что всякое соприкосновение с зазеркальным миром может вызвать неконтролируемые побочные эффекты. А ебанутых и пизданутых психов в метро и без того до хуя.
Те пассажиры, что стоят, уставившись в темные стекла дверей и окон, а этого трудно не делать, - смотрят как бы сквозь свое отражение (и характерное «не прислоняться») на жгуты толстого кабеля, крючья и потайные ответвления тоннелей. Лет двадцать пять назад (пиздец как давно, столько не живут) в тоннелях через равные промежутки еще горели лампочки, и их можно было считать. Но гораздо увлекательнее было выбрать какой-нибудь один кабель и следить за ним, как он то ныряет вниз, то взлетает вверх. И когда он бесследно исчезал в какой-нибудь железной коробке, его было очень жаль. И пиздец как страшно. То же самое с эскалатором: он неудержимо уходит под стальную гребёнку, куда-то в никуда, и через это место нужно обязательно перешагнуть…
Способы извлечения экзистенциального ужаса в метро можно перечислять бесконечно, так что даже само такое перечисление может стать самостоятельным источником ужаса.
То есть кругом говно, и кругом бля опасность. Можете, конечно, делать вид, что не замечаете ни хуя, где вы и что вас окружает, можете доказывать, что всё это бля пиздёж галимый, и что Сартр и Камю говорили совсем не о том - но если сделать ставку не понарошку и по-настоящему сыграть в настоящую взрослую игру с настоящей экзистенциальной смертью, то вас, возможно, ждет открытие, что смерти нет. И метро здесь ни при чем. Поэтому бля осторожно, и не только когда двери закрываются.
Осторожно: ненормативная лексика + похабщина + орфоарт! Опубликовано на сайте Падонкаф™, для чего было заранее переведено с русского на принятый там язык.
Мнение аффтара не обязятельно совпадает с его точкой зрения.
Метро ёптть, нехуй баяцца
Нада помнить, что мы нихуйа не дебилы и не пидары, каторые нас акружайут в митро с немытыми валасами и гнилыми зубами, мы блять не имеем ничего опщиго с алкаголиками и апустифшимися элементами.
Идиолаг нах
В метро говняно. Во-первых, свежая краска. Запах краски, едкий, как химоружие, забирается в ноздри, даже если дышать жопой или вообще не дышать, причем неизвестно, что хуже. Метро нашего обосранного детства насквозь пахнет краской. Станции и линии открывали к каждому празднику, потом тихо закрывали и перекрашивали заново. Кто пожил в семидесятые, помнит, наверное. Сейчас другая хуйня. Когда к «Курской» присоединили новую ветку с модным поездом «Яуза», пассажиры вываливались на древнюю как мир кольцевую платформу, принюхивались и охуевали, та ли это станция, что пристроена к сраному Курскому вокзалу. Потому что новый этот запах был ни в пизду. Чужой. Вот пассажиры и беспокоятся. Кто-то сходил с ума и на хуй терялся, как в страшном детском сне, метался охуевший по перрону с тюками и орал, что опаздывает на поезд. Жуткая, бля, картина.
Нюхать в метро можно бесплатно с шести утра до часу ночи. Как завалишься опизденевший с мороза в подземный переход, так прямо с лестницы и налетает острый и пока холодный железно-рыбный запах - от него на языке сразу становится кисло. Наиболее чувствительные тут же блюют. Но стоит сдержать спазм, углубиться, миновать чугунные решетки в полу и завернуть внизу за угол, как накатывает волна теплого, слегка несвежего, но ни на что другое не похожего запаха метро. Он с каждым шагом набирает плотность и упругость, а у залапанных мутно-прозрачных распашных дверей он почти уже превращается в сильный встречный ветер. На секунду мерещится летний деревенский сортир - та же тугая створка, та же легкая срань, только напор воздуха сильнее и света в целом больше. Из кассы, где неумытые тётки (так и хочется сказать «и неотмытые бабки», но там бля один мелкий нал) отчетливо несет спёртой кислятиной, как в ментовке. Ну, собственно, и хуй бы с ними, потому что еще до турникетов ветер ослабевает и затихает, и только тогда в нем начинают угадываться другие оттенки разложения: эскалаторный эбонит, нагретая электромоторами пыль, распластанные мокрые тряпки в руках уборщиц, черная резина поручней и едва ощутимое тепло от светильников, отмечающих вехи твоего погружения в подземный мир. И с каждой такой вехой множатся говенные подземные запахи.
Светильники - это во-вторых. Тут сразу соображения психиатрического характера, придется потерпеть, я коротко. Чтобы было короче, я сразу про смерть. Смерть - обычное явление в жестоких детских играх. С годами спокойной жизни детские страхи опускаются на дно сознания - навык умозрительной игры со смертью (дети, бля!) уступает место опыту выживания. И только встретив где-нибудь в мудаковатом психологическом тесте вопрос, не доводилось ли в детстве считать случайные предметы или переступать через трещины в асфальте, такой вот мудило-пассажир удивляется: «И как они только догадались?..» А ведь каждому найдется что вспомнить. Тут у нас пауза на воспоминания.
Вспомнили? Сейчас-сейчас, уже подходим. Едва научившись считать собственные пальцы, начинающий пассажир метро принимается пересчитывать светильники на эскалаторах - особенно на подъеме, и привычка эта незримо сопровождает его всю жизнь.
Отчего именно светильники? Повторяющихся объектов в метро до хуя и больше - это и скамейки, и мозаики, и колонны, и опизденительные витражи художника Корина на «Новослободской», и сами вагоны. У меня есть два одинаково хуёвых ответа.
Возможно, читателю-ботану (есть и такие) вспомнятся гонцы-факелоносцы, посланные из точки нашего окончательного назначения навстречу нашему рождению и против движения времени. Разумеется, их никто никогда не видел - но они довольно популярны как постоянный персонаж зазеркалья, вещих снов и триповых глюков. Не зная их обличья, но желая угадать их бег в повседневных явлениях, мы и обращаемся к череде светильников, принадлежащих другому, секретному, непостижимому миру подземных стаций. Тем более что в нашем далеком детстве на эскалаторе ни хуя не было, на что смотреть.
Хотя, с другой стороны, пересчитывание светильников может рассматриваться как бля экзистенциальное упражнение, восходящее к древнему перебиранию чёток. Как известно, старцы-отшельники, перебирающие где-то в вечных местах свои чётки, некогда разогнали человеческое время до привычной нам скорости и с тех пор поддерживают его естественный ход. Тоже хуйня полная.
Это мы щас едем вниз, кто еще не потерял нить, а если наоборот, то когда эскалатор выплюнет вас на самый верх и светильники закончатся, вы неизбежно ощутите разочарование и растерянность: в этом мире вдруг не останется никаких ориентиров, и наступит пустота, безвременье и секундное охуение. Один мир бля рухнул к ебеням - а со всех сторон подступил другой, большой, отвратительный… Но в ту же секунду толпа ебанутых пассажиров или же сила многолетней привычки утянет вас прочь от этого места, и всё забудется до следующего раза.
Светильники пока отложим, чтоб не охуеть окончательно, потому что в третьих - демоны. На границе двух миров, на этой исчезающе узкой ничейной полосе, привычно меряются хуями демоны противоборствующих стихий - из-за чего запахи с обеих сторон здесь напрочь истреблены, и иной раз проступают неуместные и немыслимые ароматы. Так, бля, например, при выходе из «Площади Революции» в подходящую погоду отчетливо ощущается - хуй знает откуда взявшийся - запах винного погреба. Будто бесплатный курорт для профильной конченой публики. Самого этого погреба никто из пассажиров метро никогда не видел. И не увидит: это бля демоны шалят, такая хуйня.
Про демонов метрополитена известно, что они не позволяют пассажирам приносить с собой в метро запахи чуждых стихий. Характерная ебучая аэрофлотовская кислятина, которая прочно пропитывает одежду и багаж авиапассажиров, хуй проветришь, стойко живет час-полтора, пока те пиздуют автобусами из аэропорта, но бесследно улетучивается на хуй, как только они проходят сквозь турникет и становятся пассажирами метро. А вот ебаные мешочники, сошедшие с утренних поездов дальнего следования, легко проносят на привокзальные станции метро вязкий запах тухлой дорожной помятости, знакомый всякому по плацкартным поездкам с ночевкой. Это оттого, что демоны метро сами происходят от бесов железных дорог. Но сродни железнодорожному в метро разве что смоляной запах свежих шпал. А вагонные запахи в метро на железнодорожные ни хуя непохожи.
Тут опять про запахи, поэтому палец не будем загибать. О вагонных запахах пассажир метро знает почти всё, так как бóльшую часть времени он проводит в движении, на то он и пассажир (если он только не ошивается часами на станциях - а то в метро полно пизданутых и ебанутых психов, до них еще дойдем). В вагоне обонянию ничто не препятствует, благо бля бесплатно, а источники вагонных запахов малоподвижны и легко распознаваемы визуально. Удушливый воздух туннеля проникает в вагон только на редких незапланированных остановках, когда все пассажиры как один охуевают, матерятся, потеют и пердят. Все остальные запахи - чисто вагонные, о них и речь.
Тут былые пятна. Не ясно пока ни хуя, с каким запахом вагоны отправляются на свалку. И еще могу сказать, что пока не нюхал новейшего поезда системы «Яуза» - по моей линии он не ходит. Кто нюхал - поделитесь. Прёт от него или нет?
Есть и другие запахи, достойные занесения на каменные скрижали подземных станций рядом с датами торжественного пуска, профилями вождей и несмываемыми художественными хуями современных живописцев - без этих запахов и метро ни хуя не метро. Вот перечень.
Запахи сырости, плесени и погреба заводятся в пустых вагонах, простоявших холодной ночью в депо, особенно при старых станциях, таких, как «Киевская» - там этот запах пиздец как силён, как, пожалуй, нигде. Клеёнчатый тошнотный запах свежего дерматина, которым обтянуты скамьи новых вагонов, и похожий на него запах только что наклеенных рекламных плакатов - оба они выдыхаются достаточно быстро, один под напором опизденевшего пассажиропотока, другой под пристальными читающими взглядами сидящих и стоящих.
Плесень, гниль или даже откровенная канализация - встречается на станциях с нарушенной гидроизоляцией, как, например, на радиальном «Проспекте Мира» или на «Беговой», когда там меняли кафель на мрамор. Запахи эти проникают со станций в вагоны, пока поезд стоит, но по ходу движения на хуй выветриваются без следа. Еще раз привет от дачной уборной с выгребной ямой.
По-особому пахнут - внимание, бля! - влажные следы, оставляемые электрическими моечными машинами на каменных полах, и мокрые опилки, которыми эти полы посыпают. И даже цемент и битый кирпич приобретают в метро специфические оттенки запаха - а применяемые при ремонте грубо оструганные доски свой запах почти сразу теряют, как и лак, которым раз в несколько лет на старых станциях заново покрывают деревянные скамьи. Кто нюхал лак, тот в курсе.
Только бля без паранойи. Потому что можно до того донюхаться, что захватанные блестящие ручки и поручни, которые раньше были хромированными или никелированными, а теперь сделаны из нержавейки, станут отдавать тухлой рыбой, а у послеполуночных синяков-разнорабочих обнаружится керосиново-масляный запах спецодежды. Но если уж обращать внимание на такие тонкости, то лучше вообще в метро ни хуя не соваться, а тихо дрочить в стерильной обстановке. Потому что собственные ароматы метро - даже тревожный запах горелой изоляции или же тертая резина дверных уплотнителей и эскалаторных поручней - куда как приятнее, чем запахи, привнесенные самими же пассажирами. И тут уж спасайся кто и как может. Можно ёбу даться только так, если чувствительный.
Помимо упомянутого железнодорожно-вагонного запаха, сопутствующего решительным гражданам с тюками, чаще всего встречается характерная ссаная бомжатина, она же козел - если очаг такого запаха подсел к вам в вагон и медленно, но верно продвигается из конца в конец, то уж вам его никак не миновать. Но современный пассажир метро - не тут-то бля было! - по праву гордится способностью держать сознание свободным от неприятных ассоциаций, а из моральных принципов признает лишь приверженность определенному сорту выпивки, и потому с успехом ограничивает свое социальное сострадание непринужденной задержкой дыхания и кратковременной потерей зрения и слуха. Ни хуя, бля, не слышу и не вижу ни хуя! Не было еще случая, чтобы кто-то уступил убогому место или предложил руку помощи. Хуй там! Ну да хуй с ними, это другая диссертация. А то так можно и про вагонных извращенцев написать, которые в час пик трутся жопами о чужие хуи и кончают не сходя с места. И воздуха при этом, как сказал классик, также не озонируют.
Классик сказал это про сапоги, поэтому лирическое отступление. Сапоги - яловые, хромовые и кирзовые, надраенные ваксой по случаю увольнительной, патруля или парада, - яркий, но отмирающий букет. Армия ж пиздец как в упадке. На смену гордым голенищам приходят какие-то каторжные чоботы на метровых шнурках, ебучий гуталин уже не прописан в военном бюджете отдельной строкой и уступил место менее агрессивной бытовой химии, распиздяйская солдатня и вовсе распустилась и обуви своей не блюдет ни хуя, а нижние ментовские чины, как и армейские штабные офицеры, с недавних пор предпочитают цивильную обувь. Встретить настоящий сапожный дух, чтоб бля как у классика, можно разве что на день какого-нибудь десантника, но там он обычно тонет в парфюмерии блядовитых боевых подруг. Можно, конечно, попробовать принюхаться, но никому не посоветую понапрасну искушать судьбу. Пизды можно только так огрести ни за что, и нюхать будет нечем потом.
Сам же запах перегара и пьяной блевотины, наряду с летними запахами пота и нечистых ног и новоблагословенными испарениями фаст-фуда, является исконным общенародным достоянием, и потому метрополитен тут не претендует на эксклюзив. А следы относительно приличных духов и одеколонов унюхать можно только в утренней толчее с предельно близкого расстояния. Чем извращенцы и пользуются, но это за рамками темы.
Но и пассажирам нужно отдать должное. Сигаретный дым в метро - большая редкость, даже на открытых станциях. Несмотря на безнаказанность, курят здесь мало, меньше, чем выпивают или блюют, даже пьяные подонки с окраин или деклассированные футбольные болельщики. То ли они не смеют нарушить гармонии подземных запахов, то ли опасаются гнева неназываемых подземных сил - это уж каждому по вере его, а это, как и предпочтения в области парфюмерии, кулинарии и обуви с одеждой, - дело частног о вкуса. Пусть отъебутся.
Вызываемые запахами зрительные образы куда ярче и сочнее самих запахов, и потому даже одно лишь упоминание о запахах метро рождает неудержимо разрастающийся рой ассоциаций, где сами исходные запахи вскоре совершенно теряются. Чтобы не заёбывать читателя, двину еще такую телегу, будто бесы метрополитена устроили так, что свежие газеты и цветы в метро не пахнут вовсе.
Теперь психи, это в-четвертых. Тоже бля тема. Первые психи появляются в метро сразу после полуночи. Поначалу их как будто и не очень-то заметно - типа они ничем не лучше нас с вами. Но через неделю-другую регулярных ночных поездок пытливый исследователь сможет с первого же взгляда почти наверняка сказать, псих ты, или, к примеру, нет. Такому бля на глаза не попадайся.
У психов множество примет. Несмотря на позднюю ночь, они явно ни хуя не торопятся домой. Психи могут пялиться на обычных пассажиров, облокачиваться, или даже набрасываться на них, а вот на себе подобных они никогда не выёбываются. Психи попадают ночью в метро не случайно - их туда тянет неведомая сила, и, оказавшись под землей, они сами рано или поздно себя выдают. Интересная деталь: никто никогда не видел, как психи заходят в метро или как они оттуда выходят. И тем более непонятно, куда они деваются после закрытия.
Ясно, что к психам никоим образом не относятся подвыпившие граждане, которые из последних сил добираются до дома. Граждане эти зачастую теряют осторожность и заводят с психами задушевные беседы. Но бля бдительность! Если псих читает книгу, то непременно на одной из первых страниц. Подвернутые штанины и сломанные молнии - тоже частые спутники психа. При людях психи никогда не станут резать сиденья или писать на стенах, как это любят делать молодые подонки с окраин. Но если поверх рекламной наклейки жирно выведено что-то типа «Люди! Не верьте!», то тут уж верно орудовал псих.
Опять лирическое. Многие помнят странные детские стишки, написанные крупным круглым почерком около дверей вагонов - всегда карандашом и всегда по диагонали. Тоже ведь типичного психа рук дело. Псих этот был весьма плодовит, и трудился он несколько лет. Думаю, даже сейчас еще кое-где встречаются его произведения. А на поверхности в это время другие психи наносили на заборы и набережные огромные лозунги «Рождайте детей в январе!». Не исключено, что это всё одна пизданутая шайка.
Если ссыте психов, то не стоит рассчитывать на ментовку. Я сам видел, как при появлении двухметрового старика в чабанской папахе и клеенчатой епанче молодой сержант надвинул на глаза фуражку и съебался из вагона на ближайшей станции. А старикашка был пиздец какой колоритный: на груди у него была шелковая манишка леопардовой расцветки, под которой угадывался приемник Spidola, из-за спины выглядывала тряпочная кукла в голубых туфельках, а на штанах чуть выше колена было пришито круглое зеркальце. Spidola, надо сказать, охуительно работает под землей. Старик неспешно перелистывал бульварную эротическую газету с голыми пёздами и одними губами подпевал своему невидимому радио. Думаю, вы согласитесь, что это был самый настоящий ебанутый псих. Кстати, бороды и косы невъебенного размера, трости и посохи с выебоном - тоже один из первейших признаков того, что перед вами явный псих. Так что бля бдительность, опять же.
Еще лирическое, про музыку. Психи пиздец как любят музыку, но любовь их переменчива. На «Проспекте Мира» в переходе перед закрытием метро часто стоит неприметного вида мудило с большим золотым саксофоном. У редких пассажиров он то и дело спрашивает, который час. Сам он, конечно же, не псих, хоть и мудило - он даже, видимо, понормальнее многих, но вот слетались на его звуки как раз психи. Психи любят подпевать и пританцовывать, хотя слуха у них, как правило, нет ни хуя, как и денег. Зато я сам видел, как типичная пизданутая парочка поделилась с музыкантом какой-то булочкой. Он её есть не стал, и тогда психи обиделись и пнули его футляр с мелочью так, что тот улетел на хуй вниз по лестнице. Потом дамочка набрала слюны и норовила плюнуть в саксофон, но кавалер, видимо, менее ёбнутый, чем она, её оттащил. А она, чтоб добро не пропадало, невинному пассажиру в лицо плюнула. Но, конечно, не попала ни хуя. И потом еще долго злобно плевалась. Молча. Так что психи, бывает, и парочками ходят.
Заходит в вагон вроде бы нормальная парочка, прилично одетая и трезвая, и только поезд тронется, то они так и накидываются друг на друга - и начинают друг дружку облизывать и покусывать. Зрелище пиздец, не для слабонервных. Среди пизданутых психованных парочек как никогда часто попадаются накрашенные дамы в париках и мужчины с кривыми зубами. Один такой на моих глазах свою подругу до крови укусил за ухо. А ей хоть бы хуй.
Среди бомжей психов на удивление мало. Бомжи - рассудительный, практичный и ко всему привычный народ. Психов они распознают сразу и по возможности их сторонятся. А вот переход из психов в бомжи едва ли возможен. У психов самосохранение притуплено, а потребность в общении обострена, и в чистом поле они гибнут без еды и без публики. Другое дело - ночное метро. Просторно, хорошая акустика, прекрасная видимость и свобода перемещения. Психам самое раздолье.
Единственный оплот порядка и спокойствия в позднем метро - это подземные разнорабочие. Бригадами по двое и по трое они неспешно направляются к месту своей ночной вахты, держа подмышкой примитивный, но грозный инструмент - топоры, двуручные пилы и ломы. Эти-то уж повидали всё на свете, психами их хуй удивишь. Психи это чувствуют и рабочих остерегаются.
Любопытный читатель, если он еще не охуел от прочитанного, запросто может купить магнитный проездной и следующим же вечером направиться в экспедицию на ближайшую станцию. Бляццкие таблоиды сильно преувеличивают опасности ночного метро. Не так уж там бля и страшно. Только не забывайте поглядывать в зеркало и сверять свое отражение с фотографией в паспорте, потому что главное ночью в метро - это не свихнуться на хуй самому.
Потому что тут сразу еще одна тема. Ужас - вот что у нас в-пятых. Если присмотреться, метро как будто нарочно создано для экзистенциальной гимнастики. Так что для посвященных плату за проезд можно смело поднять раз в десять или даже в сто - это все равно дешевле, чем визит к психоаналитику. Еще бы: на миг овладеть временем и заглянуть в бездонную пропасть между двумя соседними мгновениями - бесплатно, не сходя с места и совершенно незаметно для окружающих - и увидеть настоящее ничто. Пиздец как затягивает.
Иной раз охуеваешь от скрытых совершенств некоторых станций и переходов, и даже закрадывается бля подозрение: уж не массового ли ужаса ради их в свое время вырыли по приказу отца народов? Ведь ни хуя же неспроста!
Правила упражнения просты, как сатиновые трусы: выделить из хаоса подземного транспорта моменты ужаса и решительно преодолеть их. Проще всего начать с бездны или с остановки времени (что одно и то же): вы как будто проваливаетесь на хуй между этой секундой и следующей, когда вам следовало бы оказаться уже в вагоне или на следующей клетке пола. И в будущее свое вы не попадаете. И поезд будто бы ушел навсегда. Пиздец.
Сколько раз за одну поездку вам приходится перешагивать через бездонную пропасть между вагоном и перроном? Или идти по гранитным и мраморным узорам, подчиняясь скорости пассажиропотока? Как уже сказано, возможностей до хуя и больше.
Но бля бдительность! Прежде чем начать ставить опыты на себе, взгляните на других пассажиров. Есть немало людей, непременно заглядывающих в большие наклонные зеркала, поставленные для обзора перронов. Они ведь не любуются своими прелестями, а только проверяют, на месте ли их отражение, то есть, переместились ли они во вновь наступившее мгновение из прошедшего. Это тоже способ экзистенциальной гимнастики, но уже с другими оттенками ужаса. Следует, однако, помнить, что всякое соприкосновение с зазеркальным миром может вызвать неконтролируемые побочные эффекты. А ебанутых и пизданутых психов в метро и без того до хуя.
Те пассажиры, что стоят, уставившись в темные стекла дверей и окон, а этого трудно не делать, - смотрят как бы сквозь свое отражение (и характерное «не прислоняться») на жгуты толстого кабеля, крючья и потайные ответвления тоннелей. Лет двадцать пять назад (пиздец как давно, столько не живут) в тоннелях через равные промежутки еще горели лампочки, и их можно было считать. Но гораздо увлекательнее было выбрать какой-нибудь один кабель и следить за ним, как он то ныряет вниз, то взлетает вверх. И когда он бесследно исчезал в какой-нибудь железной коробке, его было очень жаль. И пиздец как страшно. То же самое с эскалатором: он неудержимо уходит под стальную гребёнку, куда-то в никуда, и через это место нужно обязательно перешагнуть…
Способы извлечения экзистенциального ужаса в метро можно перечислять бесконечно, так что даже само такое перечисление может стать самостоятельным источником ужаса.
То есть кругом говно, и кругом бля опасность. Можете, конечно, делать вид, что не замечаете ни хуя, где вы и что вас окружает, можете доказывать, что всё это бля пиздёж галимый, и что Сартр и Камю говорили совсем не о том - но если сделать ставку не понарошку и по-настоящему сыграть в настоящую взрослую игру с настоящей экзистенциальной смертью, то вас, возможно, ждет открытие, что смерти нет. И метро здесь ни при чем. Поэтому бля осторожно, и не только когда двери закрываются.