После концерта в О2 поклонники ждали совместного тура. Не получили. Что случилось?
Некоторые из нас хотели бы продолжить, чтобы были еще концерты в совсем недалеком будущем. Потому что очень много усилий было потрачено для одного концерта. Я знаю, что Джэйсон даже оставил свою группу Foreigner.
Но Роберт был очень занят. Он работал над проектом с Алисон Краусс. Я не знал, что этот проект должен был стартовать почти в то же самое время. Что делаешь в такой ситуации? Работаешь с другими двумя, репетируешь для О2. Мы хорошо понимали друг друга. Нашей слабостью было одно - никто из нас не пел.
Тогда мы сконцентрировались на наших сильных сторонах. Мы выдали по-настоящему хороший материал. У нас получалось. Наверное, мы должны были отнести этот материал в студию.
Сколько времени Вы, Джоунс и Джэйсон репетировали вместе?
Недели. Мы не делали профессиональных записей. У нас был простой цифровой рекордер. Я думал, хорошие записи. Я не хотел оставить их просто так. И тут вышла наша слабость и сказала, «Нам нужен певец».
Никто из нас не высказал этого вслух. Подразумевалось. Да, нам нужен был певец - не совсем прямо тогда. Сначала нужно иметь материал. Если он у тебя есть, и ты хорошо играешь, к чему разводить глобальную политику с певцом? [Пауза] Я не стану говорить, кто пробовал петь.
Больше всего упоминают Майлса Кеннеди из Alter Bridge. Как у него пелось?
Преждевременно. Я мог догадаться, куда это все шло. Разные люди думали, что мы должны отправиться в тур. Я же думал, что нам нужен хороший, добротный альбом и не заниматься выдаиванием О2.
Стивен Тайлер из Aerosmith рассказал нам, что тоже был.
Он сказал, что пел? Ну, тогда он точно пел [усмешка]. Время было немного не то. Мы отдали столько времени О2. И у троих из нас было что-то свое. Было хорошо, многообещающе. Но в то же время происходило и что-то другое. [Пауза] Вот и все.
С вами уже происходило подобное, когда разошлись после смери Джона Бонэма в 1980-ом. Вы почти сделали новую группу с двумя участниками группы Yes.
Поступило предложение от посредника [смеется] играть с [барабанщиком] Аланом Уайтом и [басистом] Крисом Сквайром. Я очень уважал музыку Yes, так и было. Мы собрались вместе; у них были интересные вещи. Было непросто для меня, но я пришел к ним. И принес им свой материал. Получилось довольно синхронно.
У Криса было чудесное название для всего: XYZ, потому что были экс-Yes и экс-Zeppelin. Потом стало ясно, что посредник обратился к Роберту, если бы он захотел присоединиться к нам и послушать. Конечно, ему не было ничего интересно. У Криса и Алана наступало время тура с Yes, так что они туда отправились. Но сказать Вам честно, материал был хорош. У меня есть мультитрак. Я надеюсь, когда-нибудь он увидит свет.
Вас очень расстраивает отказ Роберта Планта делать совместные шоу? Он исполняет песни на своих концертах, но так, словно он не хочет, чтобы вся его жизнь определялась участием в группе. Вам, похоже, до этого нет дела.
Ну, я не притворяюсь, что ничего не было. Я не говорю, что он вырывает листы из книги Led Zeppelin. Но очевидно для всех, что третий альбом [Led Zeppelin III, 1970], где доминирует акустика, более интересен ему, чем жесткие элементы музыки Zeppelin. Тогда как я бы с крыши прыгнул в них - голышом.
Было интересно вновь побыть с Робертом [Unledded, 1994]. Я тогда работал с Дэвидом Ковердэйлом. У нас вышел альбом [Coverdale-Page, 1993]. Мы репетировали перед Японией. И меня попросили встретиться с Робертом.
У него бывают завихрения. «Давай-ка посмотрим, может, у Джимми что есть. Или он замечательно сидит в лимузине с Дэвидом Ковердэйлом?» Нет. Я не против трудностей. В первый же день мы сразу нашли пару вещей для этого проекта. Было здорово опять почувствовать друг друга. Наверное, кто-то обиделся. [Джон Пол Джоунс не был приглашен для участия в Unledded и в последующем туре.] Но мы все равно - мы были вместе.
Роберт все еще притягателен для Вас, как со-автор?
А что привлекает его ко мне? Может, совсем ничего. Потому что мы не работаем вместе [смеется]. Мы отлично понимаем друг друга. В «Babe I’m Gonna Leave You» [с альбома Led Zeppelin, 1969] я точно знал, как все должно было сложиться вместе. Я задал настроение акустической гитарой и ритмичной фламенко-секцией. А Роберт подхватил все это. Он включился невероятным, печальным вокалом. Когда ты в группе, ты стараешься вытащить из каждого участника самое лучшее, в каждое мгновение. Мы смогли вытащить друг из друга самое лучшее.
Led Zeppelin распался в 1980 году, в основе своей из-за пьянства Бонэма. [Барабанщик умер, задохнувшись, перед началом концертов в США после 40 рюмок водки.] Как чувствовалось тогда то, что группа, начатая Вами, внезапно была потеряна?
Это было неописуемо, через что я тогда прожил. Он же умер в моем доме, Боже ты мой. Как чувствовалось?
Я не могу описать, через что я прожил. Я знаю, что это было адом. Но так было и для всех окружающих меня, для его семьи. Было очень тяжело для всех.
Вы объявили об официальном распаде группы лишь через три месяца после смерти Бонэма. Не задумывались, хотя бы на мгновение, об его замене?
Вы не можете себе представить звонки и советы - не от нас или от [менеджера группы] Питера Гранта, а от других людей, которые говорили, «О-о, такой-то мог бы сойти». Ты делаешь глубокий вдох и думаешь, «Даже если решишься играть с кем-то другим, с чего начать, с какой отправной точки?»
Это же было развитием в движении. «Вот песня с альбома. В 1975-ом на бутлеге мы играем так. Но в ‘77-ом мы играем так. Смог бы ты так?» Мне кажется, что если бы случилось с любым из нас - со мной, Робертом или Джоном - было бы то же решение.
Пьянство Бонэма мешало выступлениям?
Нет. Его концентрация была удивительной. Я не скажу, что не знал о том, что он пил. Но у нас были продолжительные туры, по много концертов в каждую неделю, и они длились три-четыре часа. Он справлялся удивительно хорошо. Любой выпил бы в конце трех-четырех часов концерта. Не было никого, кто не пил.
Прозвища Бонэма - Бонзо, Зверь - пришли от его репутации вызывать хаос и разрушения во время тура. Был ли он другим в своей частной жизни?
Когда я впервые встретил его, он уже был семьянин. Он был женат на Пат; Джэйсон был рожден. Джон очень серъезно относился к зарабатыванию денег для своей семьи. А люди этого не знают. Потому что они не должны были знать. Это было их дело - их семейное дело.
Что должны были люди знать - это то, как он играл, и как тяжело он работал, чтобы выдать басовую дробь в «Good Times Bad Times» [Led Zeppelin]. Я не знаю никого, кто мог бы сыграть так же до конца. Это должны слышать люди: каким вдохновением он был для других барабанщиков и для разных рок-течений, а не то, что он слишком много пил.
Как много пили Вы? Есть замечательная рок-икона, фотография Вас во время тура Zeppelin с бутылкой Джэка Дэниела.
Я пил слишком много, по сегодняшним меркам, а потому сейчас - ноль. Но что было, то было. Я тогда наслаждался собой. Я был решительно настроен на то, чтобы не страдать ни от чего. Я хотел всего сразу, а тот образ жизни и те вечеринки пришли вместе с моим настроем.
Сколько экспериментировали Вы с ЛСД во время психоделического периода с Yardbirds?
Минимально, ни до какого максимума. Я уже слышал тогда об ужасных смертях. Я видел, однажды, как вел себя принявший. Этого было достаточно, чтобы отвратить меня от экспериментов. Совсем не понравилось то, что вряд ли бы можно было играть музыку после этого. И к тому же были другие вещи, вроде мескалина. Я должен был попробовать их.
Как бы Вы описали, сколько наркотиков принимали Вы до и после Led Zeppelin?
Не было ни одного периода, чтобы я думал, что глубоко залез в них. Глядя в прошлое, да, можно так сказать. Но я спокоен сейчас к этому. И я тоже не хочу быть обвинителем, потому что мы потеряли столько замечательных людей из-за этого. Но, как мне всегда чувствовалось, я не падал глубоко, нет, не падал. Я больше не хочу об этом говорить.
А когда Вы перестали?
Пить? Что-то еще? Много-много-много лет тому назад.
Скажем, в девяностых?
Скажем, давно. Скажем, какая разница - когда. Это было много лет тому назад. Были десятилетия декаданса, затем - не-совсем-десятилетия трезвости. Были, как я сейчас вижу, опасные времена, и я флиртовал с ними. Просто нагружался. Только и всего. Это был роман, который прошел.
Ваша игра на гитаре стала после этого лучше?
Я не знаю. Другой человек.
Насколько другой?
Трезвый человек - трезвый, но не совсем уж бесчувственный. Потому что до сих пор этот человек наполнен чудесными, сумасшедшими мыслями.