15
Как умирает память о
поток бессознательного
При свете газового фонаря колесо фортуны оказалось колесом обозрения в парке Горького, где ночь напролёт в закрытых кабинках несутся мимо умирающие сказочные существа твоей памяти:
Всадник Без Головы, это не страшно, теперь ты, потеряв голову, наконец можешь поднимать революции и рассказывать анекдоты: никто не отрубит её и не выстрелит тебе в затылок во исполнение приговора №; хуже, если бы ты был всадник с головой, но без тела, чеширский всадник, герой ток-шоу «Выбор»: «если вы считаете, что одной только головы недостаточно, чтобы её отрубить, звоните по телефону 1» и «если вы считаете, что, раз есть голова, можно рубить, звоните по телефону 2». Что случилось?! Накладки в прямом эфире; дозвонившиеся орут в трубку: «Рубить! Рубить!»; по первому телефону позвонили 0 % граждан, напомним, тема сегодняшней передачи «Толерантность как ментальная особенность нации»; трансляция прервана по случаю коллективной рубки голов в студии; обезглавлен даже всадник без головы
если ты всадник без головы и без тела, не печалься, сегодня специальный гость в студии - батька Карло; крупнейший в республике специалист по протезированию; он изготовит протез твоей личности - Буратино, и Буратино - это всего лишь протез, но протез всего тебя, от макушки до пяток; богатенький Буратино; где ты закопал их? Где они? Где они? На каком поле чудес? В какой лесополосе? Эй, ты, деревяшка, протез человека, тебя не возьмёт даже карабин-барабин, разве что пробьёт в тебе дупло, но ты - ты, который думаешь, что бессмертен - уже загниваешь с кончика носа, как рыба с головы, как осёл с ушей, как японец с суши
и, Чебурашка, почему у тебя такие большие уши, чтобы меня лучше слышать, не зря конструктивная оппозиция борется против строительства АЭС, ведь у тебя и без того такие большие уши, о, Чебурашка, так это ты слопал бабушку с её большими ушами, спицами и белыми носочками; охотники идут; свободу бабушке, свободу всем бабушкам мира, и ты уже не Чебурашка, а Че Бурашка, и твои портреты на рюкзаках и фенечках, на авоськах, клистирах и клюках; чёрные кудрявые уши развиваются по ветру под беретом; это революция в богадельне; ты guerrillero heroico; и тебе закатают в асфальт Беларуси или Боливии, оставив только уши для дактилоскопической экспертизы; ты ещё не мёртв и уже не жив, потому что ты не Че Бурашка, а Че Ргинец, ты - банальный детективный сюжетец, тебя прочли и забыли, тебя забыли, не начав читать
и Карлсон - это ангел, которого реконструировали, как гостиницу «Европа»: оборвав крылья, модернизировали и инновационно оснастили; ангел, незачем жрать варенье, поставь глушитель, соседи жалуются в горисполком на постоянное жужжание ангела под потолком коммунальной квартиры; окна и зеркала засижены ангелом; не тронь варенье, ты, летающая тарелка, о чёрт, где мухобойка, врёшь, не уйдёшь, о, ангел, очнись, я прибью к тебе новый пропеллер, ты не дышишь, ангел, пошевелись, пожалуйста, милый, о, ты шевельнулся, какое счастье, ты жив, не тронь банку с вареньем, чёртово НЛО, где перфоратор, я буду буравить в тебе прорезь для пропеллера; о нет, нет, это не я включила в розетку «Раптор»; ангел, прости, ангел, я набью из тебя превосходное чучело; на мемориальной доске готическим шрифтом «Он любил варенье» и пояснительная сноска: «Чужое варенье»
передо мной явился ты, Винни Пушкин, покинутый подругами дней твоих суровых, давно забывший чудное мгновенье, застреленный Иа на дуэли. Где твоя дряхлая голубка Пятачок? Где твоя кружка, бочонок мёда и горшочек, куда входит и выходит? И почему ты никак не можешь пролезть в дверь с надписью «Оставь надежду, всяк сюда входящий»? Просто кто-то слишком много ел, ничего не поделаешь, придётся в рай, правда, сейчас нельзя - движение перекрыто, въезжает колонна автомобилей с тонированными стёклами, милицейским сопровождением и правительственными номерами; едут автомобили - превед, медвед! Летят самолёты - превед, медвед!
Арбузик и Ажэшка перегнали через волшебную реку зеленокраснохвостых с флагами и транспорантами, которые должны были превратиться в людей, но почему-то медлили, и окропили ей Национальную библиотеку, которая превратилась в тыкву, и бросили в реку короля Дуляриса, у которого был разряд по плаванью и который превратился в мокрого короля Дуляриса, но вскоре обсох и правил долго и счастливо, пока зеленокраснохвостые ходили с флагами и транспарантами туда-сюда через реку, которая должна была превратить их в людей
Чёртово колесо! Остановите это чёртово колесо! Я не хочу смотреть на то, во что все они превратились, пока я старел; это напоминает мне о том, во что превратился я сам - в диспетчера за примитивным пультом управления, который раньше смирно проверял билеты у погрузившихся в колесо его памяти, пристёгивал их ремнями и медленно вертел, но наконец свихнулся, вырвал рычаг, разогнав колесо, и оно сорвалось с петель, звякая цепями, и медленно, но всё быстрей и быстрей, покатилось по городу, давя голубей, кошек и ночных прохожих, всё в огнях и скрежете, мрачное, неотвратимое; и те, кто попал под колесо обозрения, думали, что попали под колесо фортуны. Пока оно накатывало, они лопотали как можно быстрей: наконец-таки! Сколько ждать-то! Я же давным-давно просил! Тачку там, квартиру там. Ну, и ноутбук, само собой. И зарплату повыше! И телефон покруче! И девушку длинноно... Но.
Но раздавался хруст, и колесо катилось дальше, слегка смущённое тем, что его не за того приняли.