очень циничный Пелевин
"- А в чем проблема? - спросил Энлиль Маратович.
- Плохо с принудительным дуализмом.
- Чего? - наморщился Энлиль Маратович.
- Это проще всего пояснить по Лакану, - затараторил Калдавашкин. - Он учил, что правящая идеология навязывает базовое противоречие, дуальную оппозицию, в терминах которой люди обязаны видеть мир. Задача дискурса в том, чтобы сделать невозможным уход от принудительной мобилизации сознания. Исключить, так сказать, саму возможность альтернативного восприятия. Это абсолютно необходимо для нормального функционирования человеческих мозгов. А у нас с принудительным дуализмом совсем плохо. В результате смысловое измерение, которое должно быть запретным и тайным, зияет во всех дырах. Оно без усилий видно любому. Это фактически катастрофа…
Энлиль Маратович жалобно вздохнул.
- А проще можно?
Калдавашкин секунду думал.
- Помните профессора Преображенского в «Собачьем сердце»? Его просят дать полтинник на детей Германии, а он говорит - не дам. Ему говорят - вы что, не сочувствуете детям Германии? Он говорит - сочувствую, но все равно не дам. Его спрашивают - почему? А он говорит - не хочу.
Энлиль Маратович сделал серьезное лицо и обхватил подбородок руками.
- Продолжай.
- У Булгакова это показано как пример высшей номенклатурной свободы, вырванной у режима. Тогда подобное поведение было немыслимым исключением и привилегией - потому-то Булгаков им упивается. А для остальных дискурс всегда устроен таким образом, что при предъявлении определенных контрольных слов они обязаны выстроиться по росту и сделать «ку». Мир от века так жил и живет. В особенности цивилизованный. А вот Россия сильно отстает от цивилизации. Потому что здесь подобных слов уже не осталось. Тут каждый мнит себя профессором Преображенским и хочет сэкономить свои пятьдесят копеек. Понимаете? Дискурс перестал быть обязательной мозговой прошивкой. У людей появилось слишком много внутренней пустоты. В смысле люфта. Когда тяги внутри гуляют…
- Все равно не понимаю, - повторил Энлиль Маратович. - Народней объяснить можешь?
Калдавашкин думал еще несколько секунд.
- У китайских даосов, - сказал он, - была близкая мысль, я ее своими словами перескажу. Борясь за сердца и умы, работники дискурса постоянно требуют от человека отвечать «да» или «нет». Все мышление человека должно, как электрический ток, протекать между этими двумя полюсами. Но в реальности возможных ответов всегда три - «да», «нет» и «пошел ты нахуй». Когда это начинает понимать слишком много людей, это и означает, что в черепах появился люфт. В нашей культуре он достиг критических значений. Надобно сильно его уменьшить.
Энлиль Маратович благосклонно улыбнулся Калдавашкину.
- Вот теперь сформулировал. Можешь, когда хочешь… Продолжай.
- В нормальном обществе возможность ответа номер три заблокирована так же надежно, как третий глаз. А у нас… Все стало необязательным. В результате роль гламура и дискурса делается понемногу заметна. Мало того, они начинают восприниматься как нечто принудительно навязанное человеку…
- Ну и что? - спросил Энлиль Маратович. - В конце концов, так оно и обстоит. Пусть муссируют.
- Разумеется, - поклонился Калдавашкин. - Но такое положение не может сохраняться долго. Если магическая ограда становится видна, она больше не магическая. То есть ее больше нет - и бесполезно делать ее на метр выше. Нам нужно вывести гламур и дискурс из зоны осмеяния…
Энлиль Маратович вдумчиво кивнул.
- Чтобы дискурс и гламур эффективно выполняли свою функцию, человек ни в коем случае не должен смотреть на них критически, тем более анализировать их природу. Наоборот, он как огня должен бояться своего возможного несоответствия последней прошивке.
Он должен сосредоточенно совершенствоваться в обеих дисциплинах, изо всех сил стараясь не оступиться. Это стремление должно жить в самом центре его существа. Именно от успеха на данном поприще и должна зависеть самооценка человека. И его социальные перспективы.
- Согласен, - сказал Энлиль Маратович. - Внесите в гламур и дискурс требуемые изменения. Не мне вас учить.
- Сегодня мы уже не можем решить эту проблему простой корректировкой. Мы не можем трансформировать гламур и дискурс изнутри.
- Почему?
- Как раз из-за этого самого люфта. Нужно сперва его убрать. Взнуздать людям мозги. Любым самым примитивным образом. Показать им какую-нибудь тряпку на швабре и потребовать определиться по ее поводу. Жестко и однозначно. И чтоб никто не вспомнил про третий вариант ответа.
Энлиль Маратович некоторое время думал.
- Да, - сказал он. - Тут есть зерно. Но как этого добиться?
- Нужно временно добавить к гламуру и дискурсу третью силу. Третью точку опоры.
- Что это за третья сила? - подозрительно спросил Энлиль Маратович.
- Протест, - звучно сказал Самарцев.
- Да, - повторил Калдавашкин, - протест.
- Нам нужен шестьдесят восьмой год, - шепнул Щепкин-Куперник.
- Шестьдесят восьмой - лайт, - добавил Самарцев.
Лицо Энлиля Маратовича покраснело.
- Вы что, хотите, чтобы я танки ввел?
- Наоборот, - поднял палец Самарцев. - Студентов.
- Но зачем? Собираетесь устроить хаос?
- Энлиль Маратович, - сказал Самрацев, - мы не выходим за рамки мирового опыта. Все идеологии современного мира стремятся занять такое место, где их нельзя подвергнуть анализу и осмеянию. Методов существует довольно много - оскорбление чувств, предъявление праха, протест, благотворительность и так далее. Но в нашей ситуации начать целесообразно именно с протеста.
Калдавашкин деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание.
- Кто-то, помнится, сказал, - промолвил он, жмурясь, - что моральное негодование - это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства. Именно к этому мы и должны стремиться.- Вот-вот, - отозвался Самарцев. - Сегодня всякий готов смеяться над гламуром и дискурсом. Но никто не посмеет смеяться над благородным негодованием по поводу несправедливости и гнета, запасы которых в нашей стране неисчерпаемы. Гражданский протест - это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту. Мало того, она поможет нам наделить любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты. Это сразу уберет в черепных коробках весь люфт. А вслед за этим мы перезапустим святыни для остальных социальных страт. Чтобы везде горело по лампадке. Мы даже не будем чинить ограду. Публика все сделает сама. Не только починит, но и покрасит. А потом еще и разрисует. И сама набьет себе за это морду…"
Виктор Пелевин. Бэтман Аполло
- Плохо с принудительным дуализмом.
- Чего? - наморщился Энлиль Маратович.
- Это проще всего пояснить по Лакану, - затараторил Калдавашкин. - Он учил, что правящая идеология навязывает базовое противоречие, дуальную оппозицию, в терминах которой люди обязаны видеть мир. Задача дискурса в том, чтобы сделать невозможным уход от принудительной мобилизации сознания. Исключить, так сказать, саму возможность альтернативного восприятия. Это абсолютно необходимо для нормального функционирования человеческих мозгов. А у нас с принудительным дуализмом совсем плохо. В результате смысловое измерение, которое должно быть запретным и тайным, зияет во всех дырах. Оно без усилий видно любому. Это фактически катастрофа…
Энлиль Маратович жалобно вздохнул.
- А проще можно?
Калдавашкин секунду думал.
- Помните профессора Преображенского в «Собачьем сердце»? Его просят дать полтинник на детей Германии, а он говорит - не дам. Ему говорят - вы что, не сочувствуете детям Германии? Он говорит - сочувствую, но все равно не дам. Его спрашивают - почему? А он говорит - не хочу.
Энлиль Маратович сделал серьезное лицо и обхватил подбородок руками.
- Продолжай.
- У Булгакова это показано как пример высшей номенклатурной свободы, вырванной у режима. Тогда подобное поведение было немыслимым исключением и привилегией - потому-то Булгаков им упивается. А для остальных дискурс всегда устроен таким образом, что при предъявлении определенных контрольных слов они обязаны выстроиться по росту и сделать «ку». Мир от века так жил и живет. В особенности цивилизованный. А вот Россия сильно отстает от цивилизации. Потому что здесь подобных слов уже не осталось. Тут каждый мнит себя профессором Преображенским и хочет сэкономить свои пятьдесят копеек. Понимаете? Дискурс перестал быть обязательной мозговой прошивкой. У людей появилось слишком много внутренней пустоты. В смысле люфта. Когда тяги внутри гуляют…
- Все равно не понимаю, - повторил Энлиль Маратович. - Народней объяснить можешь?
Калдавашкин думал еще несколько секунд.
- У китайских даосов, - сказал он, - была близкая мысль, я ее своими словами перескажу. Борясь за сердца и умы, работники дискурса постоянно требуют от человека отвечать «да» или «нет». Все мышление человека должно, как электрический ток, протекать между этими двумя полюсами. Но в реальности возможных ответов всегда три - «да», «нет» и «пошел ты нахуй». Когда это начинает понимать слишком много людей, это и означает, что в черепах появился люфт. В нашей культуре он достиг критических значений. Надобно сильно его уменьшить.
Энлиль Маратович благосклонно улыбнулся Калдавашкину.
- Вот теперь сформулировал. Можешь, когда хочешь… Продолжай.
- В нормальном обществе возможность ответа номер три заблокирована так же надежно, как третий глаз. А у нас… Все стало необязательным. В результате роль гламура и дискурса делается понемногу заметна. Мало того, они начинают восприниматься как нечто принудительно навязанное человеку…
- Ну и что? - спросил Энлиль Маратович. - В конце концов, так оно и обстоит. Пусть муссируют.
- Разумеется, - поклонился Калдавашкин. - Но такое положение не может сохраняться долго. Если магическая ограда становится видна, она больше не магическая. То есть ее больше нет - и бесполезно делать ее на метр выше. Нам нужно вывести гламур и дискурс из зоны осмеяния…
Энлиль Маратович вдумчиво кивнул.
- Чтобы дискурс и гламур эффективно выполняли свою функцию, человек ни в коем случае не должен смотреть на них критически, тем более анализировать их природу. Наоборот, он как огня должен бояться своего возможного несоответствия последней прошивке.
Он должен сосредоточенно совершенствоваться в обеих дисциплинах, изо всех сил стараясь не оступиться. Это стремление должно жить в самом центре его существа. Именно от успеха на данном поприще и должна зависеть самооценка человека. И его социальные перспективы.
- Согласен, - сказал Энлиль Маратович. - Внесите в гламур и дискурс требуемые изменения. Не мне вас учить.
- Сегодня мы уже не можем решить эту проблему простой корректировкой. Мы не можем трансформировать гламур и дискурс изнутри.
- Почему?
- Как раз из-за этого самого люфта. Нужно сперва его убрать. Взнуздать людям мозги. Любым самым примитивным образом. Показать им какую-нибудь тряпку на швабре и потребовать определиться по ее поводу. Жестко и однозначно. И чтоб никто не вспомнил про третий вариант ответа.
Энлиль Маратович некоторое время думал.
- Да, - сказал он. - Тут есть зерно. Но как этого добиться?
- Нужно временно добавить к гламуру и дискурсу третью силу. Третью точку опоры.
- Что это за третья сила? - подозрительно спросил Энлиль Маратович.
- Протест, - звучно сказал Самарцев.
- Да, - повторил Калдавашкин, - протест.
- Нам нужен шестьдесят восьмой год, - шепнул Щепкин-Куперник.
- Шестьдесят восьмой - лайт, - добавил Самарцев.
Лицо Энлиля Маратовича покраснело.
- Вы что, хотите, чтобы я танки ввел?
- Наоборот, - поднял палец Самарцев. - Студентов.
- Но зачем? Собираетесь устроить хаос?
- Энлиль Маратович, - сказал Самрацев, - мы не выходим за рамки мирового опыта. Все идеологии современного мира стремятся занять такое место, где их нельзя подвергнуть анализу и осмеянию. Методов существует довольно много - оскорбление чувств, предъявление праха, протест, благотворительность и так далее. Но в нашей ситуации начать целесообразно именно с протеста.
Калдавашкин деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание.
- Кто-то, помнится, сказал, - промолвил он, жмурясь, - что моральное негодование - это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства. Именно к этому мы и должны стремиться.- Вот-вот, - отозвался Самарцев. - Сегодня всякий готов смеяться над гламуром и дискурсом. Но никто не посмеет смеяться над благородным негодованием по поводу несправедливости и гнета, запасы которых в нашей стране неисчерпаемы. Гражданский протест - это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту. Мало того, она поможет нам наделить любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты. Это сразу уберет в черепных коробках весь люфт. А вслед за этим мы перезапустим святыни для остальных социальных страт. Чтобы везде горело по лампадке. Мы даже не будем чинить ограду. Публика все сделает сама. Не только починит, но и покрасит. А потом еще и разрисует. И сама набьет себе за это морду…"
Виктор Пелевин. Бэтман Аполло