Вертя винтом,
Восьмогок нянечку утянул в речку.
Белую в Черную.
Форель, форель, форель!

Поднимаясь, вода заливает места, где она уже когда-то была много лет назад и где с тех пор успела наивно развиться жизнь. Вода счищает ее следы, разрушая надежно, казалось бы, построенные многоуровневые клеточные леса. Беспощадность прилива ощущается особенно сильно на севере, в части мира, где редко бодрствующая природа плодит без устали в часы, ( Read more... )

Девушки, чья это? Отца Егорова, белобрысого костромича, не привыкшего еще к пахучей французской пыли, прибиваемой змеиным шелестом поливальных машин. Он потянул священника за рукав из белой синтетики и зашагал, ускоряясь. Говорить с отцом Егоровым было трудно ( Read more... )

«Перепелки», - говорит человек, одетый в заботливо отюженную располневшей женой рубашку не первой молодости. «Шашлык из рыбы, перепелки». Перед ним лежит тетрадь в клетку, в которой жирными синими чернилами разграфлена пустая таблица ( Read more... )

«Это же наш», - сказал мне седобородый человек, принесший графин клюквенной настойки. Он называл ее клюквинкой, а смотрел из нас двоих только на меня. Щуплый мальчишка с серьгой в ухе уплетал тем временем язык. Речей он не слушал. Ему хватало наглости думать, что он ничей ( Read more... )

Как гирлянду лампочек на большой елке, одиннадцатый год изредка подсвечивал телесным бежевым, костяным белым, трикотажным желтым, лесным синим разбросанные по свету, связанные между собой скрытым сухожилием точки. Гирлянда являет собою целое, неразложимое на отдельные лампочки. Ни одна из них не выделяется, но вместе они создают ощущение времени, ( Read more... )

Ручной труд письма сродни уверенному щелканию нагарных щипцов в руках закрывающего церковь щуплого францисканца. Его ладонь уверенно открывается огню, чтобы в следующую секунду, срезав ленту воска, затушить пламя. Так и движение руки, вычерчивающей, а не выкручивающей слово, вызвано не прихотью, но необходимостью, и доступно не мысли, а нервному ( Read more... )

ζωὸν δ' ἔτι λείπεται αἰῶνος εἴδωλον

Этот год состоял из мазков, из штрихов сухим карандашом сухого австрийского бога ( Read more... )

“Go! Go there! Go!” I prayed silently. Sitting at the table and chatting was becoming unbearable. Jessy was having her third glass of wine and the waiter has already brought us our second bottle of water. Finally she got up. “I’ll be back in a minute”, she said, “Just to wash my hands.” Five minutes later she returned. I got up and said as casually ( Read more... )