ещё немного увиденных образов
горы... неожиданные, вечерние, с закатным Солнцем и облаком, пойманным будто в капкан. оно висит, зажатое ущельем и покорно ожидает свою судьбу, как корова замершая перед хлевом, поматывает головой из стороны в сторону и мирно ждёт пока хозяйка откроет дверь и впустит её на ночлег. наверное, облако ждёт, что наступит завтра, и, может быть, с океана поднимется ветер, сильный, который перекинет его через хребет. а нет - чтож, ещё день ожидания. А до тех пор нам утопать в нём на спуске, и выскакивать из его молока на подъёме, радуясь той красоте, которую, само не зная, оно придаёт ущелью, небу над ним, океану вдалеке, дороге, пропадающей в его белом бесплотном пудинге.
киты... мы их так долго ждали и они не подкачали, приплыли и крутили своими плавниками. "что тебе стоит выпрыгнуть из воды целиком, обнажив зубы в игривой улыбке?" - я твердил про себя, когда с бочки раздавался возглас "minkie на два часа" и тут же люди накатывали на правый борт, туда где на часах стрелка упёрлась бы в цифру два, будь на корабле часы, лежащие во всю палубу, 12 часами, тараня волны, шестью, отдыхая на покачивающейся из стороны в сторону корме. Но нет, сказка так и осталась сказкой, мы видели спину большого кита, его плавник, круги на воде в том месте, где ещё чуть-чуть и покажется хвост, но он всё не показывался и не показывался, и круги оставались только кругами без продолжения. Китов было много, и как только смотрящий вдаль замечал очередного и говорил об этом всем остальным, капитан тут же разворачивал свой кораблик и на полных парах устремлялся в сторону, указанную воображаемой часовой стрелкой. Пока судёнышко неслось к киту, тот успевал погрузиться в воду раза 4, после чего, набрав воздуха, уходил в глубокий нырок. И когда мы подъезжали туда, где он нырнул последний раз, оказывалось, что мы снова безнадёжно отстали и вперёдсмотрящий утешал нас рассказами о тУпиках, о том, какие бывают киты, о том, как нам повезло, что самый большой из них приплыл в наши воды, потом он умолкал и снова восклицал, когда очередной плавник показывался над водой.
Океан... совсем другой, не тот северный, суровый, вчерашний, от которого хочется бежать, едва завидев несущуюся на тебя громаду ледяной волны, бешеной, неукротимой. Нет, сегодня мы встретились с зелёной, искрящейся на Солнце гладью, которая покрывалась морщинками волн при выходе из бухты. Вода непрозрачная, но недалеко от поверхности легко можно различить жизнь - это медузы, покачивают своими крылышками в поисках пропитания, а над водой, всего в нескольких сантиметрах, чуть не касаясь волн носятся чайки, им не сидится почему-то на поверхности, в отличие от тУпиков, те наоборот взлетают только когда корабль подходит к ним совсем близко, да и то, норовят скорее сжульничать и вместо полёта продемонстрировать затяжной нырок - так, чтобы всплыть на том же месте, но когда корабль пройдёт мимо. Но если уж они улетают, то перед этим долго-долго неуклюже, словно недовольный ребёнок, барабанят крыльями по воде.
каменная пустыня... это когда нет людей и домов, почти нет растений, нет птиц, нет даже вездесущих высокогорных овечек, забирающихся на крутые склоны вслед за пропитанием и Солнцем. Этого ничего нет, есть только тишина и огромные пустые пространства, заполненные хаосом из камней всех расцветок и форм: вулканический пористый камень, застывшая магма - красная, чёрная, бурая; длинные, уходящие за горизонт или обрывающиеся внезапно горой, поля - пустые, нетронутые; и дорога, рассекающая надвое этот первозданный пейзаж. Ощущаешь себя героем повести - той самой, о бабочке, которая умерла, будучи растоптанной неосмотрительно сошедшим с дорожки охотником, и тем самым став бабочкой, изменившей ход времени. Мы едем на машине по этой дороге и думаем, что вот она дорога - для нас, а всё, что вне её, это само по себе, оно ни для кого, оно просто есть и не надо наступать на него, не надо касаться, просто смотреть и удивляться тому, что это реальность, такая же точно, какой пятьюдесятью километрами ранее был для нас океан - такой, напротив , радостный и наполненный жизнью, той самой, что непосредственно связана с людьми на берегу, что заполняет их мысли и определяет поступки, той самой, отсутствие которой здесь становится самим собой разумеющимся фактом. Казалось бы противоположности, но мирно соседствуют, дополняя друг друга до по-настоящему целого. Оформляя, пожалуй, то ощущение единства с дикой первозданной природой, которого лишены мы, жители больших городов и их обширных окрестностей.
киты... мы их так долго ждали и они не подкачали, приплыли и крутили своими плавниками. "что тебе стоит выпрыгнуть из воды целиком, обнажив зубы в игривой улыбке?" - я твердил про себя, когда с бочки раздавался возглас "minkie на два часа" и тут же люди накатывали на правый борт, туда где на часах стрелка упёрлась бы в цифру два, будь на корабле часы, лежащие во всю палубу, 12 часами, тараня волны, шестью, отдыхая на покачивающейся из стороны в сторону корме. Но нет, сказка так и осталась сказкой, мы видели спину большого кита, его плавник, круги на воде в том месте, где ещё чуть-чуть и покажется хвост, но он всё не показывался и не показывался, и круги оставались только кругами без продолжения. Китов было много, и как только смотрящий вдаль замечал очередного и говорил об этом всем остальным, капитан тут же разворачивал свой кораблик и на полных парах устремлялся в сторону, указанную воображаемой часовой стрелкой. Пока судёнышко неслось к киту, тот успевал погрузиться в воду раза 4, после чего, набрав воздуха, уходил в глубокий нырок. И когда мы подъезжали туда, где он нырнул последний раз, оказывалось, что мы снова безнадёжно отстали и вперёдсмотрящий утешал нас рассказами о тУпиках, о том, какие бывают киты, о том, как нам повезло, что самый большой из них приплыл в наши воды, потом он умолкал и снова восклицал, когда очередной плавник показывался над водой.
Океан... совсем другой, не тот северный, суровый, вчерашний, от которого хочется бежать, едва завидев несущуюся на тебя громаду ледяной волны, бешеной, неукротимой. Нет, сегодня мы встретились с зелёной, искрящейся на Солнце гладью, которая покрывалась морщинками волн при выходе из бухты. Вода непрозрачная, но недалеко от поверхности легко можно различить жизнь - это медузы, покачивают своими крылышками в поисках пропитания, а над водой, всего в нескольких сантиметрах, чуть не касаясь волн носятся чайки, им не сидится почему-то на поверхности, в отличие от тУпиков, те наоборот взлетают только когда корабль подходит к ним совсем близко, да и то, норовят скорее сжульничать и вместо полёта продемонстрировать затяжной нырок - так, чтобы всплыть на том же месте, но когда корабль пройдёт мимо. Но если уж они улетают, то перед этим долго-долго неуклюже, словно недовольный ребёнок, барабанят крыльями по воде.
каменная пустыня... это когда нет людей и домов, почти нет растений, нет птиц, нет даже вездесущих высокогорных овечек, забирающихся на крутые склоны вслед за пропитанием и Солнцем. Этого ничего нет, есть только тишина и огромные пустые пространства, заполненные хаосом из камней всех расцветок и форм: вулканический пористый камень, застывшая магма - красная, чёрная, бурая; длинные, уходящие за горизонт или обрывающиеся внезапно горой, поля - пустые, нетронутые; и дорога, рассекающая надвое этот первозданный пейзаж. Ощущаешь себя героем повести - той самой, о бабочке, которая умерла, будучи растоптанной неосмотрительно сошедшим с дорожки охотником, и тем самым став бабочкой, изменившей ход времени. Мы едем на машине по этой дороге и думаем, что вот она дорога - для нас, а всё, что вне её, это само по себе, оно ни для кого, оно просто есть и не надо наступать на него, не надо касаться, просто смотреть и удивляться тому, что это реальность, такая же точно, какой пятьюдесятью километрами ранее был для нас океан - такой, напротив , радостный и наполненный жизнью, той самой, что непосредственно связана с людьми на берегу, что заполняет их мысли и определяет поступки, той самой, отсутствие которой здесь становится самим собой разумеющимся фактом. Казалось бы противоположности, но мирно соседствуют, дополняя друг друга до по-настоящему целого. Оформляя, пожалуй, то ощущение единства с дикой первозданной природой, которого лишены мы, жители больших городов и их обширных окрестностей.