Из работы Солженицына “Русский вопрос” к концу XX века
«Новый Мир» 1994, №7 (подзаголовки взяты мною из фрагментов текста)
Нынешний “удар доллара” - это ещё одна, ещё одна (и последняя ли?) расплата за наше остервенение и крах Семнадцатого года. Мы сейчас создаём жестокое, зверское, преступное общество - много хуже тех образцов, которые пытаемся копировать с Запада. Да можно ли вообще копировать уклад жизни? - он должен органически слиться с традициями страны; вот Япония - не копировала, вошла в мировую цивилизацию, не потеряв своеобразия. Как определял Густав Ле-Бон: национальную душу составляет сочетание традиций, мыслей, чувств и предрассудков; этого всего - не отбросить, и не надо. Мы третий год ни о чём другом не слышим, как об экономике. Но кризис в нашей стране сейчас - намного глубже, чем только экономический, - это кризис сознания и нравственности, настолько глубокий, что не посчитать, сколько десятилетий - или век - нам нужны, чтобы подняться.
Однако сузимся на нашей теме - на “русском вопросе” (потому беру в кавычки, что их часто так употребляют).
Русском - или российском?
В нашем многонациональном государстве оба термина имеют свой смысл и должны соблюдаться. Александр III говорил: “Россия должна принадлежать русским”. Но с тех пор историческая эпоха стала взрослее на столетие - и неправомерно бы уже сказать так (или, копируя бы украинских шовинистов, - “Россия для русских”). Вопреки предсказаниям многих мудрецов гуманизма и интернационализма - XX век прошёл при резком усилении национальных чувств повсюду в мире, и этот процесс ещё усиляется, нации - сопротивляются попыткам всемирной нивелировки их культур. И национальное сознание надо уважать всегда и везде, без исключений. (Я и писал в “Обустройстве”: в России “утвердить плодотворную содружность наций, и цельность каждой в ней культуры, и сохранность каждого в ней языка”.) - И “российский” и “русский” - имеет каждое свой объём понимания. (Лишь слово “россиянин”, может быть и неизбежное в официальном употреблении, звучит худосочно. Не назовёт себя так ни мордвин, ни чуваш, а скажут: “я - мордвин”, “я - чуваш”.)
Справедливо напоминают, что на просторах российской равнины, веками открытой всем передвижениям, множество племён перемешивалось с русским этносом. Но когда мы говорим “национальность”, мы и не имеем в виду кровь, а всегда - дух, сознание, направление предпочтений у человека. Смешанность крови - ничего не определяет. Уже века существует русский дух и русская культура, и все, кто к этому наследству привержены душой, сознанием, сердечной болью, - вот они и суть русские.
Ныне патриотизм во всякой бывшей окраинной республике считается “прогрессивным”, а ожесточённый воинственный национализм там - никто не посмеет назвать ни “шовинизмом”, ни, упаси Бог, “фашизмом”. Однако к русскому патриотизму - ещё от революционных демократов начала XX века, прилипло и сохраняется определение “реакционный”. А ныне всякое проявление русского национального сознания - резко осуждается и даже поспешно примежуется к “фашизму” (которого в России и не бывало никогда и который вообще невозможен без расовой основы, однорасового государства.)
Мне приходилось давать определение патриотизма в статье “Раскаяние и самоограничение” (1973). Спустя и два десятилетия я не берусь его поправить: “Патриотизм - это цельное и настойчивое чувство любви к своей родине и к своей нации со служением ей не угодливым, не поддержкою несправедливых её притязаний, а откровенным в оценке пороков и грехов”. На такой патриотизм - имеет право любая нация, и русские - никак не меньше других. Иное дело, что после пережитых русскими кровопусканий, потерь от “противоотбора”, подавления и обморочения сознания - сегодня патриотизм в России раздроблен в разрозненных единицах, не существует как единое, осознавшее себя движение, а многие из тех, кто зовут себя “патриотами” - прислонились за подкреплением к коммунизму и измазались в нём. (А то ещё и - поднимают, слабыми ручёнками, снова призрак панславизма, уже столько раз губившего Россию, и уж вовсе непосильный нам ныне.)
С. Н. Булгаков однажды написал так: “Те, сердце которых истекало кровью от боли за Родину, были в то же время её нелицемерными обличителями. Но только страждущая любовь даёт право на это национальное самозаушение; там же, где её нет... поношение родины, издевательство над матерью... вызывает чувство отвращения...”
В таком сознании и в таком праве я и пишу сейчас здесь.
Краткий и частный обзор русской истории четырёх последних веков, сделанный выше в этой статье, мог бы показаться чудовищно пессимистическим, а “петербургский период” несправедливо развенчанным, если бы не нынешнее глухое падение и падшее состояние русского народа. (Под обаянием этого блеска “петербургского периода”, - да уж по сравнению с периодом большевицким, три года назад жители города на Неве с большим энтузиазмом восстановили - совсем не в лад и к XX веку, и к нашей растерзанной стране в лохмотьях - как белое крахмальное жабо название “Санкт-Петербург”...) Как же некогда могучая и избывающая здоровьем Россия - могла вот так пасть? Три таких великих болезненных Смуты - Семнадцатого века, Семнадцатого года и нынешняя - ведь они не могут быть случайностью. Какие-то коренные государственные и духовные пороки привели к ним. Если мы четыре века растрачивали народную силу на ненужное внешнее, а в Девятьсот Семнадцатом могли так слепо клюнуть на дешёвые призывы к грабежу и дезертирству, - то когда-то же пришло время и платить? Наше сегодняшнее жалкое положение - оно как-то накоплялось в нашей истории
И вот, мы докатились до Великой Русской Катастрофы 90-х годов XX века. За столетие многое вплеталось сюда, - Девятьсот Семнадцатый год, и 70 лет большевицкого развращения, и миллионы, взятые на Архипелаг ГУЛаг, и миллионы, уложенные без бережи на войне, так что в редкую русскую деревню вернулись мужчины, - и нынешний по народу “удар Долларом”, в ореоле ликующих, хохочущих нуворишей и воров.
В Катастрофу входит - прежде всего наше вымирание. И эти потери будут расти: в нынешней непроглядной нищете сколькие женщины решатся рожать? Не менее вчислятся в Катастрофу и неполноценные и больные дети, а они множатся от условий жизни и от безмерного пьянства отцов. И полный провал нашей школы, не способной сегодня взращивать поколение нравственное и знающее. И жилищная скудость такая, какую давно миновал цивилизованный мир. И кишение взяточников в государственном аппарате - вплоть до тех, кто по дешёвке отпускает в иностранную концессию наши нефтяные поля или редкие металлы. (Да что терять, если предки в восьми изнурительных войнах лили кровь, пробиваясь к Чёрному морю, - и всё это как корова слизнула в один день?) Катастрофа и в расслоении русских как бы на две разных нации: огромный провинциально-деревенский массив - и совсем на него не похожая, иначе мыслящая столичная малочисленность с западной культурой. Катастрофа - в сегодняшней аморфности русского национального сознания, в сером равнодушии к своей национальной принадлежности и ещё большем равнодушии к соотечественникам, попавшим в беду. Катастрофа и в изувеченности нашего интеллекта советской эпохой: обман и ложь коммунизма так наслоились на сознание, что многие даже не различают на своих глазах эту пелену. - Катастрофа и в том, что для государственного руководства слишком мало у нас людей, кто б одновременно был: мудр, мужественен и бескорыстен, - всё никак эти три качества не соединятся в новом Столыпине.
Сам русский характер народный, так известный нашим предкам, столько изображённый нашими писателями и наблюдённый вдумчивыми иностранцами, - сам этот характер угнетался, омрачался и изламывался во весь советский период. Уходили, утекали из нашей души - наша открытость, прямодушие, повышенная простоватость, естественная непринуждённость, уживчивость, доверчивое смирение с судьбой, долготерпение, долговыносливость, непогоня за внешним успехом, готовность к самоосуждению, к раскаянию, скромность в совершении подвига, сострадательность и великодушие. Большевики издёргали, искрутили и изожгли наш характер - более всего выжигали сострадательность, готовность помогать другим, чувство братства, а в чём динамизировали - то в плохом и жестоком, однако не восполнив наш национальный жизненный порок: малую способность к самодеятельности и самоорганизации, вместо нас всё это направляли комиссары.
А рублёво-долларовый удар 90-х годов ещё по-новому сотряс наш характер: кто сохранял ещё прежние добрые черты - оказались самыми неподготовленными к новому виду жизни, беспомощными негодными неудачниками, не способными заработать на прокормление (страшно - когда родители перед своими же детьми!) - и только с растаращенными глазами и задыхаясь обкатывались новой породой и новым кликом: “нажива! нажива любой ценой! хоть обманом, хоть развратом, хоть растлением, хоть продажей материнского (родины) добра!” “Нажива” - стала новой (и какой же ничтожной) Идеологией. Разгромная, разрушительная переделка, ещё пока никакого добра и успеха не принесшая нашему народному хозяйству и не видно такого, - густо дохнула распадом в народный характер.
И не дай Бог нынешнему распаду стать невозвратным.
(Отразилось всё и в языке, зеркале народного характера. Наши соотечественники весь советский период неизменно теряли, а сейчас - обрушно потеряли собственно русский язык. Не буду говорить о биржевых дельцах, ни о затасканных журналистах, ни о столичных комнатных писательницах - но даже литераторы из крестьянских детей с отвращением отталкиваются: кбк это я смею использовать коренные сочные русские слова, от веку существовавшие в русском языке? Даже им теперь понятнее, не вызывают ничьего нарекания такие дивные новизны русского языка, как брифинг, прессинг, маркетинг, рейтинг, холдинг, ваучер, истеблишмент, консенсус - и многие десятки их. Уже полная глухота...)
“Русский вопрос” к концу XX века стоит очень недвусмысленно: быть нашему народу или не быть? Да, по всему земному шару катится волна плоской, пошлой нивелировки культур, традиций, национальностей, характеров. Однако сколькие выстаивают против неё без пошата и даже гордо! Но - не мы... И если дело пойдёт так и дальше - то ещё через век слово “русский” как бы не пришлось вычёркивать из словарей.
Из нынешнего униженного, потерянного состояния мы обязаны выйти - если уж не для себя, то в память предков и ради наших детей и внуков.
Сегодня мы слышим толки об одной лишь экономике - и наша загнанная экономика вправду душит нас. Однако экономика сгодится и для безличного этнического материала, - а нам надо спасти и наш характер, наши народные традиции, нашу национальную культуру, наш исторический путь.
Русский эмигрант проф. Н. С. Тимашев как-то отметил, верно: “Во всяком общественном состоянии есть, как правило, несколько возможностей, которые, становясь вероятными, превращаются в тенденции общественного развития. Какие из этих тенденций осуществятся, а какие нет, - предсказать с абсолютной уверенностью нельзя: это зависит от встречи тенденций друг с другом. И поэтому человеческой воле принадлежит гораздо большая роль, чем это допускается старой эволюционной теорией”. Материалистической.
И это - христианский взгляд.
Наша история сегодня видится как потерянная - но при верных усилиях нашей воли она, может быть, теперь-то и начнётся - вполне здравая, устремлённая на своё внутреннее здоровье, и в своих границах, без заносов в чужие интересы, как мы навидались в начальном обзоре. Ещё раз напомним Успенского, как он написал о задачах школы: “Превратить эгоистическое сердце в сердце всескорбящее”. Нам и предстоит построить такую школу: в первый класс её сядут дети уже развращённого народа - а из последнего чтобы вышли с нравственным духом.
Мы должны строить Россию нравственную - или уж никакую, тогда и всё равно. Все добрые семена, какие на Руси ещё чудом не дотоптаны, - мы должны выберечь и вырастить. (Поможет ли нам православная церковь? За годы коммунизма она более всех разгромлена. А ещё же - внутренне подорвана своей трёхвековой покорностью государственной власти, потеряла импульс сильных общественных действий. А сейчас, при активной экспансии в Россию иностранных конфессий и сект, богатых денежными средствами, при “принципе равных возможностей” их с нищетой русской церкви, идёт вообще вытеснение православия из русской жизни. Впрочем, новый взрыв материализма, на этот раз “капиталистического”, угрожает и всем религиям вообще.)
Но из многочисленных писем из русской провинции, с просторов России, я эти годы узнаю рассеянных по этим просторам духовно здоровых людей, и часто молодых, только разрозненных, без духовной подпитки. С возвратом на родину я надеюсь многих из них повидать. Надежда - именно и только на это здоровое ядро живых людей. Может быть, они, возрастая, взаимовлияя, соединяя усилия, - постепенно оздоровят нашу нацию.
Минуло два с половиной столетия - а всё так же высится перед нами, по наследству от П. И. Шувалова неисполненное Сбережение Народа.
Ничего для нас нет сегодня важней. И именно - в этом “русский вопрос” в конце XX века.
Как же жаль, что я не прочел это десять лет назад.
Нынешний “удар доллара” - это ещё одна, ещё одна (и последняя ли?) расплата за наше остервенение и крах Семнадцатого года. Мы сейчас создаём жестокое, зверское, преступное общество - много хуже тех образцов, которые пытаемся копировать с Запада. Да можно ли вообще копировать уклад жизни? - он должен органически слиться с традициями страны; вот Япония - не копировала, вошла в мировую цивилизацию, не потеряв своеобразия. Как определял Густав Ле-Бон: национальную душу составляет сочетание традиций, мыслей, чувств и предрассудков; этого всего - не отбросить, и не надо. Мы третий год ни о чём другом не слышим, как об экономике. Но кризис в нашей стране сейчас - намного глубже, чем только экономический, - это кризис сознания и нравственности, настолько глубокий, что не посчитать, сколько десятилетий - или век - нам нужны, чтобы подняться.
Однако сузимся на нашей теме - на “русском вопросе” (потому беру в кавычки, что их часто так употребляют).
Русском - или российском?
В нашем многонациональном государстве оба термина имеют свой смысл и должны соблюдаться. Александр III говорил: “Россия должна принадлежать русским”. Но с тех пор историческая эпоха стала взрослее на столетие - и неправомерно бы уже сказать так (или, копируя бы украинских шовинистов, - “Россия для русских”). Вопреки предсказаниям многих мудрецов гуманизма и интернационализма - XX век прошёл при резком усилении национальных чувств повсюду в мире, и этот процесс ещё усиляется, нации - сопротивляются попыткам всемирной нивелировки их культур. И национальное сознание надо уважать всегда и везде, без исключений. (Я и писал в “Обустройстве”: в России “утвердить плодотворную содружность наций, и цельность каждой в ней культуры, и сохранность каждого в ней языка”.) - И “российский” и “русский” - имеет каждое свой объём понимания. (Лишь слово “россиянин”, может быть и неизбежное в официальном употреблении, звучит худосочно. Не назовёт себя так ни мордвин, ни чуваш, а скажут: “я - мордвин”, “я - чуваш”.)
Справедливо напоминают, что на просторах российской равнины, веками открытой всем передвижениям, множество племён перемешивалось с русским этносом. Но когда мы говорим “национальность”, мы и не имеем в виду кровь, а всегда - дух, сознание, направление предпочтений у человека. Смешанность крови - ничего не определяет. Уже века существует русский дух и русская культура, и все, кто к этому наследству привержены душой, сознанием, сердечной болью, - вот они и суть русские.
Ныне патриотизм во всякой бывшей окраинной республике считается “прогрессивным”, а ожесточённый воинственный национализм там - никто не посмеет назвать ни “шовинизмом”, ни, упаси Бог, “фашизмом”. Однако к русскому патриотизму - ещё от революционных демократов начала XX века, прилипло и сохраняется определение “реакционный”. А ныне всякое проявление русского национального сознания - резко осуждается и даже поспешно примежуется к “фашизму” (которого в России и не бывало никогда и который вообще невозможен без расовой основы, однорасового государства.)
Мне приходилось давать определение патриотизма в статье “Раскаяние и самоограничение” (1973). Спустя и два десятилетия я не берусь его поправить: “Патриотизм - это цельное и настойчивое чувство любви к своей родине и к своей нации со служением ей не угодливым, не поддержкою несправедливых её притязаний, а откровенным в оценке пороков и грехов”. На такой патриотизм - имеет право любая нация, и русские - никак не меньше других. Иное дело, что после пережитых русскими кровопусканий, потерь от “противоотбора”, подавления и обморочения сознания - сегодня патриотизм в России раздроблен в разрозненных единицах, не существует как единое, осознавшее себя движение, а многие из тех, кто зовут себя “патриотами” - прислонились за подкреплением к коммунизму и измазались в нём. (А то ещё и - поднимают, слабыми ручёнками, снова призрак панславизма, уже столько раз губившего Россию, и уж вовсе непосильный нам ныне.)
С. Н. Булгаков однажды написал так: “Те, сердце которых истекало кровью от боли за Родину, были в то же время её нелицемерными обличителями. Но только страждущая любовь даёт право на это национальное самозаушение; там же, где её нет... поношение родины, издевательство над матерью... вызывает чувство отвращения...”
В таком сознании и в таком праве я и пишу сейчас здесь.
Краткий и частный обзор русской истории четырёх последних веков, сделанный выше в этой статье, мог бы показаться чудовищно пессимистическим, а “петербургский период” несправедливо развенчанным, если бы не нынешнее глухое падение и падшее состояние русского народа. (Под обаянием этого блеска “петербургского периода”, - да уж по сравнению с периодом большевицким, три года назад жители города на Неве с большим энтузиазмом восстановили - совсем не в лад и к XX веку, и к нашей растерзанной стране в лохмотьях - как белое крахмальное жабо название “Санкт-Петербург”...) Как же некогда могучая и избывающая здоровьем Россия - могла вот так пасть? Три таких великих болезненных Смуты - Семнадцатого века, Семнадцатого года и нынешняя - ведь они не могут быть случайностью. Какие-то коренные государственные и духовные пороки привели к ним. Если мы четыре века растрачивали народную силу на ненужное внешнее, а в Девятьсот Семнадцатом могли так слепо клюнуть на дешёвые призывы к грабежу и дезертирству, - то когда-то же пришло время и платить? Наше сегодняшнее жалкое положение - оно как-то накоплялось в нашей истории
И вот, мы докатились до Великой Русской Катастрофы 90-х годов XX века. За столетие многое вплеталось сюда, - Девятьсот Семнадцатый год, и 70 лет большевицкого развращения, и миллионы, взятые на Архипелаг ГУЛаг, и миллионы, уложенные без бережи на войне, так что в редкую русскую деревню вернулись мужчины, - и нынешний по народу “удар Долларом”, в ореоле ликующих, хохочущих нуворишей и воров.
В Катастрофу входит - прежде всего наше вымирание. И эти потери будут расти: в нынешней непроглядной нищете сколькие женщины решатся рожать? Не менее вчислятся в Катастрофу и неполноценные и больные дети, а они множатся от условий жизни и от безмерного пьянства отцов. И полный провал нашей школы, не способной сегодня взращивать поколение нравственное и знающее. И жилищная скудость такая, какую давно миновал цивилизованный мир. И кишение взяточников в государственном аппарате - вплоть до тех, кто по дешёвке отпускает в иностранную концессию наши нефтяные поля или редкие металлы. (Да что терять, если предки в восьми изнурительных войнах лили кровь, пробиваясь к Чёрному морю, - и всё это как корова слизнула в один день?) Катастрофа и в расслоении русских как бы на две разных нации: огромный провинциально-деревенский массив - и совсем на него не похожая, иначе мыслящая столичная малочисленность с западной культурой. Катастрофа - в сегодняшней аморфности русского национального сознания, в сером равнодушии к своей национальной принадлежности и ещё большем равнодушии к соотечественникам, попавшим в беду. Катастрофа и в изувеченности нашего интеллекта советской эпохой: обман и ложь коммунизма так наслоились на сознание, что многие даже не различают на своих глазах эту пелену. - Катастрофа и в том, что для государственного руководства слишком мало у нас людей, кто б одновременно был: мудр, мужественен и бескорыстен, - всё никак эти три качества не соединятся в новом Столыпине.
Сам русский характер народный, так известный нашим предкам, столько изображённый нашими писателями и наблюдённый вдумчивыми иностранцами, - сам этот характер угнетался, омрачался и изламывался во весь советский период. Уходили, утекали из нашей души - наша открытость, прямодушие, повышенная простоватость, естественная непринуждённость, уживчивость, доверчивое смирение с судьбой, долготерпение, долговыносливость, непогоня за внешним успехом, готовность к самоосуждению, к раскаянию, скромность в совершении подвига, сострадательность и великодушие. Большевики издёргали, искрутили и изожгли наш характер - более всего выжигали сострадательность, готовность помогать другим, чувство братства, а в чём динамизировали - то в плохом и жестоком, однако не восполнив наш национальный жизненный порок: малую способность к самодеятельности и самоорганизации, вместо нас всё это направляли комиссары.
А рублёво-долларовый удар 90-х годов ещё по-новому сотряс наш характер: кто сохранял ещё прежние добрые черты - оказались самыми неподготовленными к новому виду жизни, беспомощными негодными неудачниками, не способными заработать на прокормление (страшно - когда родители перед своими же детьми!) - и только с растаращенными глазами и задыхаясь обкатывались новой породой и новым кликом: “нажива! нажива любой ценой! хоть обманом, хоть развратом, хоть растлением, хоть продажей материнского (родины) добра!” “Нажива” - стала новой (и какой же ничтожной) Идеологией. Разгромная, разрушительная переделка, ещё пока никакого добра и успеха не принесшая нашему народному хозяйству и не видно такого, - густо дохнула распадом в народный характер.
И не дай Бог нынешнему распаду стать невозвратным.
(Отразилось всё и в языке, зеркале народного характера. Наши соотечественники весь советский период неизменно теряли, а сейчас - обрушно потеряли собственно русский язык. Не буду говорить о биржевых дельцах, ни о затасканных журналистах, ни о столичных комнатных писательницах - но даже литераторы из крестьянских детей с отвращением отталкиваются: кбк это я смею использовать коренные сочные русские слова, от веку существовавшие в русском языке? Даже им теперь понятнее, не вызывают ничьего нарекания такие дивные новизны русского языка, как брифинг, прессинг, маркетинг, рейтинг, холдинг, ваучер, истеблишмент, консенсус - и многие десятки их. Уже полная глухота...)
“Русский вопрос” к концу XX века стоит очень недвусмысленно: быть нашему народу или не быть? Да, по всему земному шару катится волна плоской, пошлой нивелировки культур, традиций, национальностей, характеров. Однако сколькие выстаивают против неё без пошата и даже гордо! Но - не мы... И если дело пойдёт так и дальше - то ещё через век слово “русский” как бы не пришлось вычёркивать из словарей.
Из нынешнего униженного, потерянного состояния мы обязаны выйти - если уж не для себя, то в память предков и ради наших детей и внуков.
Сегодня мы слышим толки об одной лишь экономике - и наша загнанная экономика вправду душит нас. Однако экономика сгодится и для безличного этнического материала, - а нам надо спасти и наш характер, наши народные традиции, нашу национальную культуру, наш исторический путь.
Русский эмигрант проф. Н. С. Тимашев как-то отметил, верно: “Во всяком общественном состоянии есть, как правило, несколько возможностей, которые, становясь вероятными, превращаются в тенденции общественного развития. Какие из этих тенденций осуществятся, а какие нет, - предсказать с абсолютной уверенностью нельзя: это зависит от встречи тенденций друг с другом. И поэтому человеческой воле принадлежит гораздо большая роль, чем это допускается старой эволюционной теорией”. Материалистической.
И это - христианский взгляд.
Наша история сегодня видится как потерянная - но при верных усилиях нашей воли она, может быть, теперь-то и начнётся - вполне здравая, устремлённая на своё внутреннее здоровье, и в своих границах, без заносов в чужие интересы, как мы навидались в начальном обзоре. Ещё раз напомним Успенского, как он написал о задачах школы: “Превратить эгоистическое сердце в сердце всескорбящее”. Нам и предстоит построить такую школу: в первый класс её сядут дети уже развращённого народа - а из последнего чтобы вышли с нравственным духом.
Мы должны строить Россию нравственную - или уж никакую, тогда и всё равно. Все добрые семена, какие на Руси ещё чудом не дотоптаны, - мы должны выберечь и вырастить. (Поможет ли нам православная церковь? За годы коммунизма она более всех разгромлена. А ещё же - внутренне подорвана своей трёхвековой покорностью государственной власти, потеряла импульс сильных общественных действий. А сейчас, при активной экспансии в Россию иностранных конфессий и сект, богатых денежными средствами, при “принципе равных возможностей” их с нищетой русской церкви, идёт вообще вытеснение православия из русской жизни. Впрочем, новый взрыв материализма, на этот раз “капиталистического”, угрожает и всем религиям вообще.)
Но из многочисленных писем из русской провинции, с просторов России, я эти годы узнаю рассеянных по этим просторам духовно здоровых людей, и часто молодых, только разрозненных, без духовной подпитки. С возвратом на родину я надеюсь многих из них повидать. Надежда - именно и только на это здоровое ядро живых людей. Может быть, они, возрастая, взаимовлияя, соединяя усилия, - постепенно оздоровят нашу нацию.
Минуло два с половиной столетия - а всё так же высится перед нами, по наследству от П. И. Шувалова неисполненное Сбережение Народа.
Ничего для нас нет сегодня важней. И именно - в этом “русский вопрос” в конце XX века.
Как же жаль, что я не прочел это десять лет назад.