Незолушкинская несказка.
Ах, актрисы такие прекрасные, порхающие, загримированные. Они после смены рассаживаются по стульям в ресторанчике и щебечут. А я прихожу со смены, стягиваю носки. Вонючие. Пахнут ацетоном. В краске. Всё в краске. Волосы, одежда, лицо. Под глазами - идеальные круги. У актрисы - интересная бледность. А у меня кожа простенького бледно-зелёного цвета. Смываю краску. Пока смываю краску, актрисы занимают все лучшие столики и беседуют об искусстве. Выхожу в зал. Там наши сидят, художнички. Они старые, олдовые, тоже покрыты краской. Краску уже даже не смывают - с годами ими получено знание: если смывать - не успеешь поужинать. Тут или привлекательность, или ужин.
И вот они, сидят, доедают. Беседа: три на пять или три на шесть метров древесно-стружечной плиты. За соседним столиком актрисы обсуждают искусство, влияние театра парадокса на современную драматургию. Изящные такие - хоть сейчас на постер. А мы всё: три на пять или три на шесть древесно-стружечной плиты? Или пять на шесть? Мы доедаем ужин и решаем: три на на пять. И уходим пилить и грузить три на пять - восемь кусков древесно-стружечной плиты, и ещё восемь на шестнадцать, четыре фанерные, две пвх, шкурить, покрасить, что бы высохло. Нам бы и хотелось поговорить об драматургии, но ведь три на пять и восемь на шестнадцать!
Потом ложусь спать. Просыпаюсь в холодном поту: Недосохло!
Мотор через пять минут!
Потом понимаю, что это сон, но поздно - звонит будильник. И иду проверять, как грузят бусик, а потом как разгружают бусик, а потом иду перебирать барахло в бусике. Никакой женственности - какая женственность, если надо три на пять под углом 45 градусов и что бы никто не сделал криво? И вот встречается какой-нибудь, ну, не совсем принц, да и это не совсем бал, даже наоборот. Но под этим светом и на фоне этой стены - почти красиво.
И вот, видишь Его, принца, на площадке, знаете, где-то в проходе между камерой и обстановочным реквизитом. Смотришь и понимаешь: сейчас он кааак протиснется - и передвинет реквизит. И всё надо будет восстановить обратно. Ещё шаг - и сдвинет драпировку - три складки, нарушит расположение реквизита и смахнёт вот эти две кучки сушеных лепестков. А реквизитору следить за этим некогда - он выясняет, пьет ли актриса колу (это вместо кофе в кадре), или стоит всё-таки заменить её напитком "байкалом".
И вот, ты Его встречаешь и прекрасное виденье вбегает в проход между предметами, крича на ходу матом. Тут уж не до - надо ловить реквизит. А потом ты бросаешь взгляд на свое отражение в этом самом, обстановочном, блин, реквизите, а оттуда глядит кто-то малознакомый, волосы всклокочены, с левого глаза потекла тушь, на правой щеке - сажа, а в волосах - паутина. Рядом стоит актриса, под правильно поставленным светом, на лице - тон, макияж подчёркивает черты лица, каждая прядка выложена так, что бы выражать внутренний мир героини - и ты смотришь на это секунду, вздыхаешь и идёшь искать свою древесно-стружечную плиту три на пять и фанеру восемь на шестнадцать. Потому, что в этой сказке именно ты строишь дворцы и подбираешь тыквы к каретам.
Дальше здесь должен быть текст о том, что строить кареты тоже прекрасно, и создавать фон для сказки - это достойное приличного человека занятие, но мне лень и я хочу спать, да и завтра снова три на пять или три на шесть.
Конец истории.
Все факты искажены, все совпадения почти случайны.
И вот они, сидят, доедают. Беседа: три на пять или три на шесть метров древесно-стружечной плиты. За соседним столиком актрисы обсуждают искусство, влияние театра парадокса на современную драматургию. Изящные такие - хоть сейчас на постер. А мы всё: три на пять или три на шесть древесно-стружечной плиты? Или пять на шесть? Мы доедаем ужин и решаем: три на на пять. И уходим пилить и грузить три на пять - восемь кусков древесно-стружечной плиты, и ещё восемь на шестнадцать, четыре фанерные, две пвх, шкурить, покрасить, что бы высохло. Нам бы и хотелось поговорить об драматургии, но ведь три на пять и восемь на шестнадцать!
Потом ложусь спать. Просыпаюсь в холодном поту: Недосохло!
Мотор через пять минут!
Потом понимаю, что это сон, но поздно - звонит будильник. И иду проверять, как грузят бусик, а потом как разгружают бусик, а потом иду перебирать барахло в бусике. Никакой женственности - какая женственность, если надо три на пять под углом 45 градусов и что бы никто не сделал криво? И вот встречается какой-нибудь, ну, не совсем принц, да и это не совсем бал, даже наоборот. Но под этим светом и на фоне этой стены - почти красиво.
И вот, видишь Его, принца, на площадке, знаете, где-то в проходе между камерой и обстановочным реквизитом. Смотришь и понимаешь: сейчас он кааак протиснется - и передвинет реквизит. И всё надо будет восстановить обратно. Ещё шаг - и сдвинет драпировку - три складки, нарушит расположение реквизита и смахнёт вот эти две кучки сушеных лепестков. А реквизитору следить за этим некогда - он выясняет, пьет ли актриса колу (это вместо кофе в кадре), или стоит всё-таки заменить её напитком "байкалом".
И вот, ты Его встречаешь и прекрасное виденье вбегает в проход между предметами, крича на ходу матом. Тут уж не до - надо ловить реквизит. А потом ты бросаешь взгляд на свое отражение в этом самом, обстановочном, блин, реквизите, а оттуда глядит кто-то малознакомый, волосы всклокочены, с левого глаза потекла тушь, на правой щеке - сажа, а в волосах - паутина. Рядом стоит актриса, под правильно поставленным светом, на лице - тон, макияж подчёркивает черты лица, каждая прядка выложена так, что бы выражать внутренний мир героини - и ты смотришь на это секунду, вздыхаешь и идёшь искать свою древесно-стружечную плиту три на пять и фанеру восемь на шестнадцать. Потому, что в этой сказке именно ты строишь дворцы и подбираешь тыквы к каретам.
Дальше здесь должен быть текст о том, что строить кареты тоже прекрасно, и создавать фон для сказки - это достойное приличного человека занятие, но мне лень и я хочу спать, да и завтра снова три на пять или три на шесть.
Конец истории.
Все факты искажены, все совпадения почти случайны.