для сознательных 1_ Темная сторона Дубая 1
Темная сторона Дубая
(The Independent, by Johann Hari, “ The dark side of Dubai”)
Широкое лицо шейха Мухаммеда, единовластного правителя Дубая, лучезарно улыбается своему творению. Его изображения украшают все здания, они втиснуты между более знакомыми нам портретами Рональда МакДональда и полковника Сандерса. Его лицо улыбается с вершины самого высокого в мире здания, построенного человеческими руками - узкого шпиля, теряющегося в небе.
Но что-то померкло в улыбке Шейха Мохаммеда. Бесчисленные строительные краны замерли на горизонте, как будто время для них остановилось. Повсюду - бессчетные, наполовину построенные здания, которые кажутся покинутыми.
В шикарнейших новостройках - таких, например, как огромный отель "Атлантис", гигантский розовый замок построенный за 1000 дней и 1,5 млрд. долларов на искусственном острове - капает с потолков дождевая вода, а с крыши падает плитка. Этот "Вечный Рай" , возникший из ниоткуда, стал давать трещины. Внезапно все стало выглядеть не как Манхэттен на солнце, а, скорее, как Исландия в пустыне.
С тех пор, как закончился строительный бум, и стих ажиотаж, тайны Дубая постепенно выходят на поверхность. Этот город, построенный из ничего всего за три безумных десятилетия кредитов, экоцида, подавления и рабства, металлическое свидетельство неолиберального глобализированного мира, может уйти, наконец, в историю.
I. Диснейленд для взрослых
Карен Эндрюс не может говорить. Всякий раз пытаясь начать свою историю она опускает голову и морщится. От этой худой и угловатой женщины исходит потускневший блеск былого богатства, даже несмотря на то, что лоб ее изборожден морщинами, столь же глубокими, как и складки на ее измятой одежде. Я встретил Карен в автопаркинге одного из лучших международных отелей Дубая - там она и живет в своем Рэндж Ровере. Живет уже несколько месяцев лишь благодаря доброте бангладешцев, сотрудников стоянки, которые не могут заставить себя ее выгнать. Карен никогда не думала, что ее "дубайская мечта" закончится именно там.
На то, чтобы рассказать свою историю, ей требуется больше четырех часов. Время от времени сквозь запинки и всхлипывания пробивается ее подлинный голос, тот, каким он был раньше - теплый и живой. Карен приехала в Дубай из Канады, когда ее мужу предложили работу в главном подразделении известной транснациональной корпорации. "Когда он упомянул Дубай, я сказала - если хочешь, чтобы я носила черное и перестала выпивать, то ты женился не на той женщине. Но он просил дать ему шанс. А я его любила."
Все сомнения Карен рассеялись, когда в 2005 году она приехала в Дубай. "Это был Диснейленд для взрослых, а шейх Мухаммед выступал в роли Микки-Мауса, - вспоминает она. - Все казалось сном. Огромные шикарные апартаменты, целая армия слуг, вообще никаких налогов. Как будто каждый из нас - член совета директоров. Все дни сливались в непрекращающуюся вечеринку".
Ее муж Дэниел купил два дома в Дубае. "Нас опьянил этот город", - признается Карен. Но впервые в жизни Дэниел начал транжирить деньги. "Речь не идет об огромных суммах, но дела стали запутываться. Я удивлялась, ведь это было так на него не похоже. Мы немножечко залезли в долги." Через год ей стало понятно, почему - Дэниелу поставили диагноз: опухоль мозга.
Один врач сказал, что ему осталось жить год; второй заверил, что опухоль доброкачественная, и еще можно поправить дело. А долги росли... "До приезда сюда я ничего не знала о законах Дубая. Мне казалось, раз все эти большие компании пришли в Эмираты, то здесь, наверное, то же самое, что и в Канаде, или в любой другой демократической стране". Никто не сказал ей, что в Дубае нет такого понятия, как банкротство. Если у тебя есть долги, оплатить которые ты не можешь, тебя сажают в тюрьму.
"Когда мы обо всем узнали, я усадила Дэниела напротив себя и сказала - послушай, нам надо выбираться отсюда. Ему обещали выплатить расчет при увольнении, и мы решили получить деньги, выплатить долг и уехать". Но когда Дэниел уволился, ему заплатили меньше, чем полагалось по контракту, и погасить задолженность не удалось. А в Дубае, как только сотрудник увольняется, работодатель обязан известить об этом банк. Если твои долги не покрываются имеющимися сбережениями, то все счета замораживаются, и тебе запрещено покидать страну.
"Наши карты неожиданно заблокировали. У нас не осталось ничего. Из квартиры нас выкинули", - Карен долго не может продолжить рассказ: ее сотрясает дрожь.
В день выселения Дэниела арестовали и посадили в тюрьму. Карен смогла увидеться с ним лишь через шесть дней. "Он рассказал, что его поместили в камеру вместе еще с одним должником - двадцатисемилетним парнем из Шри-Ланки, который боялся, что об этой ситуации узнает его семья. Когда Дэниел проснулся, он проглотил бритвенные лезвия. Муж звал на помощь, но никто не отозвался, и тот парень умер у него на глазах".
Несколько недель Карен удавалось брать в долг у друзей, но это оказалось слишком унизительно. "Я не привыкла к такому. Я работала в индустрии моды, у меня были свои магазины. Я никогда...", - ее голос срывается.
Дэниел был приговорен к шести месяцам тюремного заключения. Он не понял, о чем именно говорилось в суде, ведь процесс шел на арабском языке, и ему не предоставили переводчика. "Теперь я тоже здесь нелегально, - говорит Карен. - У меня нет ни денег, ничего. Мне нужно как-нибудь продержаться девять месяцев, пока его не выпустят". Отведя взгляд в сторону и сгорая от стыда она просит меня купить ей чего-нибудь поесть.
Карен не одинока. Город переполнен измученными экспатами, которые тайно ночуют в своих машинах, в аэропорту, а то и просто на песчаных дюнах.
"Есть кое-что, что нужно знать о Дубае - он совсем не то, чем кажется, - заканчивает свою речь Карен. - Совсем не то. Это сплошной обман. Они говорят тебе, мол, это современный город - чтобы поймать тебя на крючок. А за всем этим лоском скрывается средневековый феодализм".
II. Перекати-поле
Тридцать лет назад на месте современного Дубая простиралась пустыня, в которой не было ничего, кроме кактусов, перекати-поля, да скорпионов. Тем не менее, сохранились развалины города, когда-то стоявшего на этом самом месте, города, погребенного сейчас под грудами стекла и металла. В пропылившемся музее Дубая вам расскажут подредактированную версию этой истории.
В середине XVII века в низинах Персидского залива возникла маленькая деревня, жители которой промышляли добычей жемчуга. Вскоре туда начали стекаться разношерстые искатели удачи из Персии, Индостана и других арабских стран. Так Дубай получил свое название - в честь дабы, подвида саранчи, сжирающей все на своем пути. Потом город захватили артиллерийские суда Британской Империи, которая и держала его за горло до 1971 года. А когда британцы удрали, Дубай объединился с шестью другими областями. Так появились Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ).
Британия отступила как раз тогда, когда на территории Эмиратов обнаружили нефть, и внезапно разбогатевшие шейхи оказались перед сложным выбором. В большинстве своем они были неграмотными кочевниками, всю жизнь скитавшимися на верблюдах по пустыне - а теперь они в одночасье стали обладателями безбрежной золотой жилы. И что с этим делать?
Дубайская нефть представляла из себя лишь ручеек по сравнению с фонтанами в соседнем Абу-Даби, - и вот, шейх Мактум решил использовать ее для создания чего-то более долговечного. Израиль всегда гордился тем, что заставил пустыню расцвести - шейх Мактум вознамерился заставить пустыню засверкать. Он построит город, который станет центром туризма и коммерции, город, который будет притягивать деньги и таланты со всего света. Он предложил миру свободный от налогов заповедник - и мир откликнулся на этот призыв. К настоящему времени в Дубае насчитывается лишь 5% коренного населения. Всего за тридцать лет этот город будто упал с неба, уже построенный, отделанный и блистательный. Жители Эмиратов перескочили из восемнадцатого века в двадцать первый всего за одно поколение.
Если вы отправитесь в автобусный тур по Дубаю (а такой тур предлагает любой уважающий себя крупный город), то вы сполна наслушаетесь официальных историй о его возникновении. "Девиз Дубая - "Свободный вход, свободный разум"", - отрывисто скажет вам гид перед тем, как привезти вас на сук (арабский базар), где вы сможете купить чехол для чайника в форме верблюда. "Здесь можно все, что угодно...купить", - добавит он. По мере того, как вы проезжаете мимо любого монументального здания, вам расскажут, что "Всемирный Торговый Центр был построен его Высочеством..."
Но все это ложь. Не шейх построил этот город. Его построили рабы - и они строят его до сих пор.
III. Затерявшиеся на самом виду
В Дубае три категории жителей, вращающихся друг с другом. Эмигранты вроде Карен; эмиратцы под предводительством Шейха Мохаммеда; и низшие слои, состоящие из иностранцев, построивших город и запертых в нем, как в мышеловке. Они, как затерявшиеся на самом виду. Ты можешь увидеть их везде, в перепачканой униформе, с вечно орущими на них начальниками, они похожи на группу заключенных - но тебя учили не смотреть на них. Звучит как заклинание: город построил Шейх. Город построил Шейх. Рабочие? Какие еще рабочие?
Каждый вечер со всех строительных площадок города собирают сотни тысяч молодых строителей и везут в бетонную пустыню, расположенную в изоляции, в часе езды от города. Несколько лет назад рабочих и туда, и обратно перемещали на грузовиках для перевозки скота, но экспаты жаловались на их неприглядный вид, так что теперь рабочих возят в небольших металлических автобусах, в пустыне в них жарко как в сауне. Рабочие потеют так, что можно выжимать.
Сонапур - усыпанная каменными обломками мозаика из однотипных бетонных сооружений, миля за милей. В городе, чье название в переводе с хинди значит "Город Золота", около 300 тысяч жителей. В первом же лагере, где я остановился - все было задушено запахами нечистот и пота - вокруг меня столпились мужчины, жаждущие рассказать хоть кому-нибудь, что с ними случилось.
Сахинал Монир, худощавый 24-летний парень из Бангладеша. Он рассказывает, что "чтобы заманить, они говорят, что Дубай - рай земной. Но когда попадаешь сюда, понимаешь, что это ад". Четыре года назад в деревню Сахинала, расположенную на юге Бангдадеша приехал агент по найму персонала. Он рассказал мужчинам в деревне, что есть хорошее место, где можно зарабатывать до 40 тысяч такка в месяц (400 фунтов стерлингов), работа с 9 до 5-ти на строительных объектах. Рабочим предоставляются отличные жилищные условия, бесплатное питание и хорошее отношение. Все что от них требуется - внести авансом 220 тыс. такка (2300 фунтов стерлингов) за рабочую визу - эти деньги они легко отработают за первые шесть месяцев. Чтобы попасть в этот рай, Сахинал продал землю, которая принадлежала его семье и взял кредит у местного ростовщика.
Как только он прибыл в аэропорт в Дубае, его строительная фирма забрала у него паспорт. Больше он его не видел. Ему заявили, что с этого момента он будет работать по 14 часов в день в жару в пустыне (летом туристам из Западной Европы при температуре +55 советуют находиться на солнце не более 5 минут) за 500 дирхем в месяц (90 фунтов стерлингов), это четверть того, что ему обещали с самого начала. Компания сказала, что если его это не устраивает, то пусть убирается домой. "Как же я могу уехать домой? Если мой паспорт у вас и у меня нет денег на билет" - "Ну тогда тебе лучше приступить к работе" - был ответ.
Сахинал был в панике. Дома его семья - сын, дочь, жена и родители - ждут деньги, в восторге от того, что их мальчик наконец-то сможет их заработать. А он больше двух лет работал только на то, чтобы окупить стоимость проезда и всего остального, зарабатывая меньше, чем в Бангладеше.
Он показал мне свою комнату. Маленькая, убогая бетонная клетка с трехъярусными койками, где с вместе с ним живут еще 11 человек. Все его вещи это - три рубахи, запасные брюки и мобильный телефон. В комнате воняет, потому что на углу лагеря находятся туалеты - дыры в земле, забитые экскрементами и тучами черных мух. Нет ни кондиционеров, ни вентиляторов - жара "невыносимая. Спать невозможно, потому что всю ночь только и делаешь, что потеешь и чешешься". В разгар лета люди спят на полу, на крыше, везде, где можно надеяться на глоток свежего ветерка.
Воду в лагерь доставляют в огромных белых контейнерах толком не опреснённую - чувствуется привкус соли. "Мы болеем из-за этого, но больше здесь нечего пить", - говорит парень.
Он говорит, что "это самая ужасная работа в мире. Ты должен носить 50-килограммовые кирпичи и цементные блоки на самом пекле, которое только можно представить.. Эта жара - ее ни с чем нельзя сравнить. Потеешь так, что не можешь мочиться несколько дней или даже недель. Как будто вся жидкость выходит через кожу и ты воняешь. Начинает кружиться голова, становится плохо, но работу прекращать не разрешается, только в полдень на час. Если что-то уронишь или что-нибудь случайно выскользнет, можно умереть. Если берешь больничный, зарплата сокращается и ты рискуешь застрять тут еще дольше".
Сейчас он на 67-м этаже новенькой сияющей башни возводит лестничные пролеты навстречу небу и палящему зною. Он не знает, как будет называться башня. Он ни разу не видел Дубай, каким его видят туристы. За четыре года, он видел его как строитель, возводящий этаж за этажом.
Злится ли он? Нет, он уже давно успокоился. "Здесь никто не показывает свой гнев. Это нельзя делать, иначе сначала сажают в тюрьму, а потом высылают из страны". В прошлом году несколько рабочих устроили забастовку, и им четыре месяца не платили зарплату. Полиция Дубая огородила лагерь колючей проволокой и водяными пушками, выкурила оттуда мятежников и вернула их на работу.
Зачинщиков посадили в тюрьму. Тогда я пытаюсь выяснить, сожалеет ли Сахинал, что приехал сюда? Мужчины неуклюже потупились. "Зачем об этом думать? Мы в ловушке. Если мы начнем жалеть о.." Он замолчал, не закончив предложения. Наконец другой рабочий прервал тишину: "Я скучаю по родине, семье и своей земле. В Бангладеше мы можем сами выращивать себе продукты. А здесь ничего не растет. Кроме нефти и небоскребов".
Они рассказывают, что когда грянул кризис, во многих лагерях отключили электричество и людям уже несколько месяцев не платят зарплату. А работодатели исчезли вместе с их паспортами и деньгами. "У нас украли всё. Даже если нам удастся вернуться в Бангладеш, кредиторы потребуют тут же вернуть все кредиты, а когда мы не сможем этого сделать, нас отправят в тюрьму".
Конечно это все незаконно. Работодатели не имеют право забирать паспорт, должны вовремя платить зарплату и делать перерывы в сильный зной - но я не встречала человека, который бы сказал, что эти требования выполняются. Ни одного. Этих людей обманом затащили и обманом здесь удерживают в сообщничестве с дубайскими властями.
Сахинал мог здесь умереть. Один британец, который когда-то работал на одном из строительных проектов, рассказал мне: "В лагерях и на стройплощадках очень большое количество самоубийств, но о них не рассказывают и описывают как "несчастный случай". Но и после этого их семьи несвободны: к ним переходят кредиты погибшего. Расследование организации по наблюдением за правами человека выявило "попытку скрыть реальное количество" погибших от теплового удара, переутомления и покончивших жизнь самоубийством, только в 2005 году консульство Индии зарегистрировало 971 погибшего соотечественника. После того, как эту цифру обнародовали, консульствам сказали прекратить учет.
Ночь. Я сижу в лагере с Сохиналом и его друзьями, они собирают деньги, отложенные, чтобы купить бутылку дешевого спиртного. Они опустошают ее жадными глотками. "Это помогает забыться" - выдавливает Сохинал через обожженную глотку. Вдалеке на фоне огней Дубая виднеется неприметное здание, которое строит Сохинал.
IV. Испорченные моллом
Все еще потрясенный увиденным в рабочих лагерях, обнаруживаю себя посреди простирающихся вдоль кажется каждой улицы Дубая мраморных моллов. Люди собираются в этих храмах потребления. Всего спустя 10 минут на такси, как я покинул Сохинал и теперь стою в центре Harvey Nichols, скучающая продавщица показывает мне изящное платье за £20.000 - "Как видите, оно раскроено ассиметрично...", и я перестаю записывать.
В моллах кажется, что время остановилось. Дни растворяются в том же электрическом свете, тех же сверкающих этажах, тех же брендах, которые знакомы мне из дома. Здесь Дубай рифмуется со словом Покупай. В самых дорогих моллах из посетителей я почти единственная, в магазинах пусто и гуляет эхо. Для печати все говорят, что дела идут хорошо. Не для печати, они выглядят напуганными. Неподалеку от дубайского ипподрома находится выставка головных уборов, там продают утонченные шляпки по £1000 за штуку. "В прошлом году у нас было не протолкнуться. А теперь, посмотрите!" - восклицает мне дизайнер и поводит рукой вдоль пустого помещения.
Я подхожу к 17-летней блондинке-датчанке, разгуливающей в коротеньких шортиках, приводящих в изумление толпы уставившихся на нее мужчин. "Я люблю это место!" - говорит она. "Жара, моллы, пляж!" Ты когда-нибудь задумывалась, что это рабское общество? Она опускает голову вниз, совсем как делал Сохинал. "Я стараюсь не обращать внимания". Уже в 17 она научилась не смотреть и не задавать вопросов, ей кажется, что она этим злоупотребляет.
Между моллами нет ничего, кроме паутины асфальтовых дорог. Каждая дорога имеет как минимум 4 полосы; Дубай похож на шоссе, перемежающееся торговыми центрами. Пешком ходить придет в голову только самоубийце. Все местные перелетают от молла к моллу на машинах или такси.
Каково это, когда в твоей стране полно иностранцев? Если это не эспаты или рабы, я не могу просто подойти задать пару вопросов коренным эмиратцам, прогуливающимся в поле зрения - мужчины в прохладном белом одеянии, женщины - в душном черном. Если пытаешься - женщины тебя игнорируют, мужчины смотрят оскорбленно и резко отвечают, что в Дубае "все нормально". Поэтому я изучаю эмиратскую блогосферу и ищу какого-нибудь типичного представителя молодежи Эмиратов. Мы договариваемся встретится - где же еще? - в молле.
Ахмед аль-Атар - симпатичный 23-летний парень с аккуратно подстриженной бородкой, в длинном белом одеянии и прямоугольных очках. Он в совершенстве говорит по-английски, и быстро показал, что знает Лондон, Лос-Анжелес и Париж лучше, чем большинство жителей Запада. Сидя в своем кресле в кафе Starbucks, он заявляет: "Это лучшее место в мире для молодых! Правительство оплачивает твое образование вплоть до докторской степени. Ты бесплатно получаешь дом, когда вступаешь в брак. Тебя обеспечивают бесплатным лечением, и если его недостаточно здесь, оплачивается поездка за границу. Тебе даже не нужно платить за твой телефон. Почти у каждого есть домработница, нянька и водитель. И мы никогда не платим налоги. Ты бы не хотел быть гражданином Эмиратов?"
Я пытаюсь возразить на эти черезмерно оптимистичные высказывания, но он подается вперед и говорит: "Слушай, мой дед просыпался каждое утро и должен был драться за то, чтобы первым добраться до колодца с водой. Когда колодцы пересохли, воду приходилось доставлять с помощью верблюдов. Мои предки постоянно испытывали голод и жажду, и искали работу. Дед был хромым всю жизнь, потому что в то время, когда он сломал ногу, не было нормального лечения. А теперь посмотри на нас!"
Для граждан Эмиратов государство похоже на Санта-Клауса, раздающего подарки им, а деньги зарабатывающего в другом месте: сдавая землю в аренду иностранцам, подвергая их небольшим налогам в виде бизнес- и аэропортовых сборов, и торгуя остатками нефти. Большинство эмиратцев, как Ахмед, работают на правительство, поэтому застрахованы от кредитного кризиса. "Я не ощутил никакого влияния кризиса, как и мои друзья, - говорит он. - Тут ваша рабочая занятость защищена. Вас уволят, только если вы совершите что-то действительно ужасное". Сейчас законы ужесточаются, чтобы уволить эмиратцев стало еще сложнее.
"Конечно, наплыв эмигрантов иногда может быть противен, - говорит Ахмед. - Но мы рассматриваем эмигрантов как цену, которую должны заплатить за это развитие. Как еще мы смогли бы сделать это? Никто не хочет возвращаться к тем временам в пустыне, до того, как пришли все они. Мы прошли путь от подобия африканской страны до государства со средним доходом в 120 000 долларов на человека в год. И мы должны быть недовольны?"
Он говорит, что ограничение политической свободы - не проблема для него. "Тебе будет очень трудно найти гражданина Эмиратов, который не поддерживает Шейха Мухаммеда." - Потому, что боятся? "Нет, потому, что они действительно поддерживают его. Он - великий лидер. Просто посмотри!" - он улыбается. "Я уверен, что моя жизнь очень похожа на твою. Мы отдыхаем, ходим в кафе, в кино. Ты будешь сидеть в Pizza Hut или Nando's в Лондоне, а в то же самое время я буду в таком же заведении в Дубаи", - говорит он, заказывая себе еще одно латте.
Но все ли эмиратцы придерживаются такого взгляда? Может ли все быть так солнечно в политических песках? В элегантном отеле Emirates Tower Hotel я встречаюсь с Султаном аль-Кассеми. Ему 31, он редактор в Дубайской прессе и частный коллекционер искусства, с репутацией радикального либерала, защищающего поэтапные реформы. Он одет на западный манер - в голубые джинсы и рубашку от Ralph Lauren - и говорит невероятно быстро, превращаясь в сумасшедший вихрь аргументов.
"Люди здесь превращаются в ленивых детей-переростков! - восклицает он. - Ясельный период затянулся. Мы ничего не делаем для себя! Почему никто из нас не работает в частном секторе? Почему мать и отец не могут сами воспитывать ребенка?" И тем не менее, когда я пытаюсь поднять вопрос о системе рабства, на которой построен Дубаи, он выглядит злым. "Люди должны отдать нам должное, - настаивает он. - Мы - самые толерантные люди в мире. Дубай - единственный истинно интернациональный город на Земле. К каждому, кто приезжает сюда, относятся с уважением".
Я молчу и думаю об огромных лагерях в Сонапуре, всего в нескольких милях отсюда. Знает ли он вообще об их существовании? Он выглядит раздраженным: "Знаешь, если в год происходит 30 или 40 случаев ущемления прав рабочих, это может показаться много, но если подумать, сколько всего людей работает здесь.." - Тридцать или сорок? Эти ущемления - неотъемлемая часть системы, - говорю я, - мы говорим о сотнях тысяч.
Султан приходит в ярость. Он начинает говорить взахлеб: "Ты думаешь, что к мексиканцам не относятся плохо в Нью-Йорке? А сколько времени понадобилось Великобритании, чтобы начать хорошо относиться к людям? Я мог бы приехать в Лондон и написать статью о бездомных на улице Оксфорда, и твой город тоже выглядел бы, как ужасное место! Рабочие вольны уехать отсюда в любой момент! Любой индиец может уехать, и любой азиат!"
- Но они не могут, - замечаю я, - Их паспорта забрали, а их зарплату задерживают. "Ну, мне жаль, если такое происходит, и каждый, кто виновен в этом, должен быть наказан. Но их посольства должны помогать им". - Они пытаются. Но почему вы запрещаете работникам - рабочей силе - выходить на забастовки против непорядочных работодателей? "Слава Богу, что мы не позволяем это, - восклицает он. - Забастовки недопустимы! Они выходят на улицы? Мы не потерпим такого. Мы не будем такими, как Франция. Только представьте страну, где рабочие могут прекратить работать, когда захотят!" - Тогда что должны делать рабочие, когда их обманывают и обкрадывают? "Оставить работу. Уехать из страны".
Я вздыхаю. Султан уже кипит: "Люди на Западе постоянно критикуют нас", - говорит он. Вдруг он делает жалостливый голос и начинает передразнивать этих критиков: "Почему вы так плохо относитесь к животным? Почему вы не рекламируете более качественные шампуни? Почему вы плохо относитесь к рабочим?" Порядок, в котором он перечисляет, открывает суть: сначала животные, потом шампунь, и в конце - рабочие. Он все распаляется, указывая пальцем на меня: "Я дал своим работникам защитные очки и специальную обувь, и они не хотели их носить! Видите ли, это их затрудняет!"
А затем он с улыбкой озвучивает то, что, видимо, считает своим коронным аргументом: "Когда я вижу, как западные журналисты критикуют нас.. Вы не понимаете, что стреляете себе в ногу? Средний Восток станет гораздо опасней, если Дубай падет. Наш экспорт - это не нефть, это надежда. Бедные египтяне, или ливийцы, или иранцы, вырастают с мыслью: "Я хочу поехать в Дубай". Мы очень важны для этого региона. Мы показываем, как быть современной мусульманской страной. У нас тут нет фундаменталистов. Европейцам не стоит злорадствовать нашему падению. Вы должны беспокоиться.. Знаете ли вы, что произойдет, если эта система падет? Дубай пойдет по пути Ирана - по исламистскому пути".
Султан откидывается в кресле. Мои аргументы явно обеспокоили его. Он говорит более мягким, примирительным тоном, почти умоляя: "Послушай. Моя мать раньше каждое утро ходила к колодцу и приносила ведро воды. В день свадьбы ей подарили апельсин, потому что до этого она никогда их не ела. Двое из моих братьев умерли, когда были младенцами, потому что система здравохранения тогда была еще не развита. Не суди нас." Он повторяет это снова, взгляд напряжен: "Не суди нас".
окончание..
(The Independent, by Johann Hari, “ The dark side of Dubai”)
Широкое лицо шейха Мухаммеда, единовластного правителя Дубая, лучезарно улыбается своему творению. Его изображения украшают все здания, они втиснуты между более знакомыми нам портретами Рональда МакДональда и полковника Сандерса. Его лицо улыбается с вершины самого высокого в мире здания, построенного человеческими руками - узкого шпиля, теряющегося в небе.
Но что-то померкло в улыбке Шейха Мохаммеда. Бесчисленные строительные краны замерли на горизонте, как будто время для них остановилось. Повсюду - бессчетные, наполовину построенные здания, которые кажутся покинутыми.
В шикарнейших новостройках - таких, например, как огромный отель "Атлантис", гигантский розовый замок построенный за 1000 дней и 1,5 млрд. долларов на искусственном острове - капает с потолков дождевая вода, а с крыши падает плитка. Этот "Вечный Рай" , возникший из ниоткуда, стал давать трещины. Внезапно все стало выглядеть не как Манхэттен на солнце, а, скорее, как Исландия в пустыне.
С тех пор, как закончился строительный бум, и стих ажиотаж, тайны Дубая постепенно выходят на поверхность. Этот город, построенный из ничего всего за три безумных десятилетия кредитов, экоцида, подавления и рабства, металлическое свидетельство неолиберального глобализированного мира, может уйти, наконец, в историю.
I. Диснейленд для взрослых
Карен Эндрюс не может говорить. Всякий раз пытаясь начать свою историю она опускает голову и морщится. От этой худой и угловатой женщины исходит потускневший блеск былого богатства, даже несмотря на то, что лоб ее изборожден морщинами, столь же глубокими, как и складки на ее измятой одежде. Я встретил Карен в автопаркинге одного из лучших международных отелей Дубая - там она и живет в своем Рэндж Ровере. Живет уже несколько месяцев лишь благодаря доброте бангладешцев, сотрудников стоянки, которые не могут заставить себя ее выгнать. Карен никогда не думала, что ее "дубайская мечта" закончится именно там.
На то, чтобы рассказать свою историю, ей требуется больше четырех часов. Время от времени сквозь запинки и всхлипывания пробивается ее подлинный голос, тот, каким он был раньше - теплый и живой. Карен приехала в Дубай из Канады, когда ее мужу предложили работу в главном подразделении известной транснациональной корпорации. "Когда он упомянул Дубай, я сказала - если хочешь, чтобы я носила черное и перестала выпивать, то ты женился не на той женщине. Но он просил дать ему шанс. А я его любила."
Все сомнения Карен рассеялись, когда в 2005 году она приехала в Дубай. "Это был Диснейленд для взрослых, а шейх Мухаммед выступал в роли Микки-Мауса, - вспоминает она. - Все казалось сном. Огромные шикарные апартаменты, целая армия слуг, вообще никаких налогов. Как будто каждый из нас - член совета директоров. Все дни сливались в непрекращающуюся вечеринку".
Ее муж Дэниел купил два дома в Дубае. "Нас опьянил этот город", - признается Карен. Но впервые в жизни Дэниел начал транжирить деньги. "Речь не идет об огромных суммах, но дела стали запутываться. Я удивлялась, ведь это было так на него не похоже. Мы немножечко залезли в долги." Через год ей стало понятно, почему - Дэниелу поставили диагноз: опухоль мозга.
Один врач сказал, что ему осталось жить год; второй заверил, что опухоль доброкачественная, и еще можно поправить дело. А долги росли... "До приезда сюда я ничего не знала о законах Дубая. Мне казалось, раз все эти большие компании пришли в Эмираты, то здесь, наверное, то же самое, что и в Канаде, или в любой другой демократической стране". Никто не сказал ей, что в Дубае нет такого понятия, как банкротство. Если у тебя есть долги, оплатить которые ты не можешь, тебя сажают в тюрьму.
"Когда мы обо всем узнали, я усадила Дэниела напротив себя и сказала - послушай, нам надо выбираться отсюда. Ему обещали выплатить расчет при увольнении, и мы решили получить деньги, выплатить долг и уехать". Но когда Дэниел уволился, ему заплатили меньше, чем полагалось по контракту, и погасить задолженность не удалось. А в Дубае, как только сотрудник увольняется, работодатель обязан известить об этом банк. Если твои долги не покрываются имеющимися сбережениями, то все счета замораживаются, и тебе запрещено покидать страну.
"Наши карты неожиданно заблокировали. У нас не осталось ничего. Из квартиры нас выкинули", - Карен долго не может продолжить рассказ: ее сотрясает дрожь.
В день выселения Дэниела арестовали и посадили в тюрьму. Карен смогла увидеться с ним лишь через шесть дней. "Он рассказал, что его поместили в камеру вместе еще с одним должником - двадцатисемилетним парнем из Шри-Ланки, который боялся, что об этой ситуации узнает его семья. Когда Дэниел проснулся, он проглотил бритвенные лезвия. Муж звал на помощь, но никто не отозвался, и тот парень умер у него на глазах".
Несколько недель Карен удавалось брать в долг у друзей, но это оказалось слишком унизительно. "Я не привыкла к такому. Я работала в индустрии моды, у меня были свои магазины. Я никогда...", - ее голос срывается.
Дэниел был приговорен к шести месяцам тюремного заключения. Он не понял, о чем именно говорилось в суде, ведь процесс шел на арабском языке, и ему не предоставили переводчика. "Теперь я тоже здесь нелегально, - говорит Карен. - У меня нет ни денег, ничего. Мне нужно как-нибудь продержаться девять месяцев, пока его не выпустят". Отведя взгляд в сторону и сгорая от стыда она просит меня купить ей чего-нибудь поесть.
Карен не одинока. Город переполнен измученными экспатами, которые тайно ночуют в своих машинах, в аэропорту, а то и просто на песчаных дюнах.
"Есть кое-что, что нужно знать о Дубае - он совсем не то, чем кажется, - заканчивает свою речь Карен. - Совсем не то. Это сплошной обман. Они говорят тебе, мол, это современный город - чтобы поймать тебя на крючок. А за всем этим лоском скрывается средневековый феодализм".
II. Перекати-поле
Тридцать лет назад на месте современного Дубая простиралась пустыня, в которой не было ничего, кроме кактусов, перекати-поля, да скорпионов. Тем не менее, сохранились развалины города, когда-то стоявшего на этом самом месте, города, погребенного сейчас под грудами стекла и металла. В пропылившемся музее Дубая вам расскажут подредактированную версию этой истории.
В середине XVII века в низинах Персидского залива возникла маленькая деревня, жители которой промышляли добычей жемчуга. Вскоре туда начали стекаться разношерстые искатели удачи из Персии, Индостана и других арабских стран. Так Дубай получил свое название - в честь дабы, подвида саранчи, сжирающей все на своем пути. Потом город захватили артиллерийские суда Британской Империи, которая и держала его за горло до 1971 года. А когда британцы удрали, Дубай объединился с шестью другими областями. Так появились Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ).
Британия отступила как раз тогда, когда на территории Эмиратов обнаружили нефть, и внезапно разбогатевшие шейхи оказались перед сложным выбором. В большинстве своем они были неграмотными кочевниками, всю жизнь скитавшимися на верблюдах по пустыне - а теперь они в одночасье стали обладателями безбрежной золотой жилы. И что с этим делать?
Дубайская нефть представляла из себя лишь ручеек по сравнению с фонтанами в соседнем Абу-Даби, - и вот, шейх Мактум решил использовать ее для создания чего-то более долговечного. Израиль всегда гордился тем, что заставил пустыню расцвести - шейх Мактум вознамерился заставить пустыню засверкать. Он построит город, который станет центром туризма и коммерции, город, который будет притягивать деньги и таланты со всего света. Он предложил миру свободный от налогов заповедник - и мир откликнулся на этот призыв. К настоящему времени в Дубае насчитывается лишь 5% коренного населения. Всего за тридцать лет этот город будто упал с неба, уже построенный, отделанный и блистательный. Жители Эмиратов перескочили из восемнадцатого века в двадцать первый всего за одно поколение.
Если вы отправитесь в автобусный тур по Дубаю (а такой тур предлагает любой уважающий себя крупный город), то вы сполна наслушаетесь официальных историй о его возникновении. "Девиз Дубая - "Свободный вход, свободный разум"", - отрывисто скажет вам гид перед тем, как привезти вас на сук (арабский базар), где вы сможете купить чехол для чайника в форме верблюда. "Здесь можно все, что угодно...купить", - добавит он. По мере того, как вы проезжаете мимо любого монументального здания, вам расскажут, что "Всемирный Торговый Центр был построен его Высочеством..."
Но все это ложь. Не шейх построил этот город. Его построили рабы - и они строят его до сих пор.
III. Затерявшиеся на самом виду
В Дубае три категории жителей, вращающихся друг с другом. Эмигранты вроде Карен; эмиратцы под предводительством Шейха Мохаммеда; и низшие слои, состоящие из иностранцев, построивших город и запертых в нем, как в мышеловке. Они, как затерявшиеся на самом виду. Ты можешь увидеть их везде, в перепачканой униформе, с вечно орущими на них начальниками, они похожи на группу заключенных - но тебя учили не смотреть на них. Звучит как заклинание: город построил Шейх. Город построил Шейх. Рабочие? Какие еще рабочие?
Каждый вечер со всех строительных площадок города собирают сотни тысяч молодых строителей и везут в бетонную пустыню, расположенную в изоляции, в часе езды от города. Несколько лет назад рабочих и туда, и обратно перемещали на грузовиках для перевозки скота, но экспаты жаловались на их неприглядный вид, так что теперь рабочих возят в небольших металлических автобусах, в пустыне в них жарко как в сауне. Рабочие потеют так, что можно выжимать.
Сонапур - усыпанная каменными обломками мозаика из однотипных бетонных сооружений, миля за милей. В городе, чье название в переводе с хинди значит "Город Золота", около 300 тысяч жителей. В первом же лагере, где я остановился - все было задушено запахами нечистот и пота - вокруг меня столпились мужчины, жаждущие рассказать хоть кому-нибудь, что с ними случилось.
Сахинал Монир, худощавый 24-летний парень из Бангладеша. Он рассказывает, что "чтобы заманить, они говорят, что Дубай - рай земной. Но когда попадаешь сюда, понимаешь, что это ад". Четыре года назад в деревню Сахинала, расположенную на юге Бангдадеша приехал агент по найму персонала. Он рассказал мужчинам в деревне, что есть хорошее место, где можно зарабатывать до 40 тысяч такка в месяц (400 фунтов стерлингов), работа с 9 до 5-ти на строительных объектах. Рабочим предоставляются отличные жилищные условия, бесплатное питание и хорошее отношение. Все что от них требуется - внести авансом 220 тыс. такка (2300 фунтов стерлингов) за рабочую визу - эти деньги они легко отработают за первые шесть месяцев. Чтобы попасть в этот рай, Сахинал продал землю, которая принадлежала его семье и взял кредит у местного ростовщика.
Как только он прибыл в аэропорт в Дубае, его строительная фирма забрала у него паспорт. Больше он его не видел. Ему заявили, что с этого момента он будет работать по 14 часов в день в жару в пустыне (летом туристам из Западной Европы при температуре +55 советуют находиться на солнце не более 5 минут) за 500 дирхем в месяц (90 фунтов стерлингов), это четверть того, что ему обещали с самого начала. Компания сказала, что если его это не устраивает, то пусть убирается домой. "Как же я могу уехать домой? Если мой паспорт у вас и у меня нет денег на билет" - "Ну тогда тебе лучше приступить к работе" - был ответ.
Сахинал был в панике. Дома его семья - сын, дочь, жена и родители - ждут деньги, в восторге от того, что их мальчик наконец-то сможет их заработать. А он больше двух лет работал только на то, чтобы окупить стоимость проезда и всего остального, зарабатывая меньше, чем в Бангладеше.
Он показал мне свою комнату. Маленькая, убогая бетонная клетка с трехъярусными койками, где с вместе с ним живут еще 11 человек. Все его вещи это - три рубахи, запасные брюки и мобильный телефон. В комнате воняет, потому что на углу лагеря находятся туалеты - дыры в земле, забитые экскрементами и тучами черных мух. Нет ни кондиционеров, ни вентиляторов - жара "невыносимая. Спать невозможно, потому что всю ночь только и делаешь, что потеешь и чешешься". В разгар лета люди спят на полу, на крыше, везде, где можно надеяться на глоток свежего ветерка.
Воду в лагерь доставляют в огромных белых контейнерах толком не опреснённую - чувствуется привкус соли. "Мы болеем из-за этого, но больше здесь нечего пить", - говорит парень.
Он говорит, что "это самая ужасная работа в мире. Ты должен носить 50-килограммовые кирпичи и цементные блоки на самом пекле, которое только можно представить.. Эта жара - ее ни с чем нельзя сравнить. Потеешь так, что не можешь мочиться несколько дней или даже недель. Как будто вся жидкость выходит через кожу и ты воняешь. Начинает кружиться голова, становится плохо, но работу прекращать не разрешается, только в полдень на час. Если что-то уронишь или что-нибудь случайно выскользнет, можно умереть. Если берешь больничный, зарплата сокращается и ты рискуешь застрять тут еще дольше".
Сейчас он на 67-м этаже новенькой сияющей башни возводит лестничные пролеты навстречу небу и палящему зною. Он не знает, как будет называться башня. Он ни разу не видел Дубай, каким его видят туристы. За четыре года, он видел его как строитель, возводящий этаж за этажом.
Злится ли он? Нет, он уже давно успокоился. "Здесь никто не показывает свой гнев. Это нельзя делать, иначе сначала сажают в тюрьму, а потом высылают из страны". В прошлом году несколько рабочих устроили забастовку, и им четыре месяца не платили зарплату. Полиция Дубая огородила лагерь колючей проволокой и водяными пушками, выкурила оттуда мятежников и вернула их на работу.
Зачинщиков посадили в тюрьму. Тогда я пытаюсь выяснить, сожалеет ли Сахинал, что приехал сюда? Мужчины неуклюже потупились. "Зачем об этом думать? Мы в ловушке. Если мы начнем жалеть о.." Он замолчал, не закончив предложения. Наконец другой рабочий прервал тишину: "Я скучаю по родине, семье и своей земле. В Бангладеше мы можем сами выращивать себе продукты. А здесь ничего не растет. Кроме нефти и небоскребов".
Они рассказывают, что когда грянул кризис, во многих лагерях отключили электричество и людям уже несколько месяцев не платят зарплату. А работодатели исчезли вместе с их паспортами и деньгами. "У нас украли всё. Даже если нам удастся вернуться в Бангладеш, кредиторы потребуют тут же вернуть все кредиты, а когда мы не сможем этого сделать, нас отправят в тюрьму".
Конечно это все незаконно. Работодатели не имеют право забирать паспорт, должны вовремя платить зарплату и делать перерывы в сильный зной - но я не встречала человека, который бы сказал, что эти требования выполняются. Ни одного. Этих людей обманом затащили и обманом здесь удерживают в сообщничестве с дубайскими властями.
Сахинал мог здесь умереть. Один британец, который когда-то работал на одном из строительных проектов, рассказал мне: "В лагерях и на стройплощадках очень большое количество самоубийств, но о них не рассказывают и описывают как "несчастный случай". Но и после этого их семьи несвободны: к ним переходят кредиты погибшего. Расследование организации по наблюдением за правами человека выявило "попытку скрыть реальное количество" погибших от теплового удара, переутомления и покончивших жизнь самоубийством, только в 2005 году консульство Индии зарегистрировало 971 погибшего соотечественника. После того, как эту цифру обнародовали, консульствам сказали прекратить учет.
Ночь. Я сижу в лагере с Сохиналом и его друзьями, они собирают деньги, отложенные, чтобы купить бутылку дешевого спиртного. Они опустошают ее жадными глотками. "Это помогает забыться" - выдавливает Сохинал через обожженную глотку. Вдалеке на фоне огней Дубая виднеется неприметное здание, которое строит Сохинал.
IV. Испорченные моллом
Все еще потрясенный увиденным в рабочих лагерях, обнаруживаю себя посреди простирающихся вдоль кажется каждой улицы Дубая мраморных моллов. Люди собираются в этих храмах потребления. Всего спустя 10 минут на такси, как я покинул Сохинал и теперь стою в центре Harvey Nichols, скучающая продавщица показывает мне изящное платье за £20.000 - "Как видите, оно раскроено ассиметрично...", и я перестаю записывать.
В моллах кажется, что время остановилось. Дни растворяются в том же электрическом свете, тех же сверкающих этажах, тех же брендах, которые знакомы мне из дома. Здесь Дубай рифмуется со словом Покупай. В самых дорогих моллах из посетителей я почти единственная, в магазинах пусто и гуляет эхо. Для печати все говорят, что дела идут хорошо. Не для печати, они выглядят напуганными. Неподалеку от дубайского ипподрома находится выставка головных уборов, там продают утонченные шляпки по £1000 за штуку. "В прошлом году у нас было не протолкнуться. А теперь, посмотрите!" - восклицает мне дизайнер и поводит рукой вдоль пустого помещения.
Я подхожу к 17-летней блондинке-датчанке, разгуливающей в коротеньких шортиках, приводящих в изумление толпы уставившихся на нее мужчин. "Я люблю это место!" - говорит она. "Жара, моллы, пляж!" Ты когда-нибудь задумывалась, что это рабское общество? Она опускает голову вниз, совсем как делал Сохинал. "Я стараюсь не обращать внимания". Уже в 17 она научилась не смотреть и не задавать вопросов, ей кажется, что она этим злоупотребляет.
Между моллами нет ничего, кроме паутины асфальтовых дорог. Каждая дорога имеет как минимум 4 полосы; Дубай похож на шоссе, перемежающееся торговыми центрами. Пешком ходить придет в голову только самоубийце. Все местные перелетают от молла к моллу на машинах или такси.
Каково это, когда в твоей стране полно иностранцев? Если это не эспаты или рабы, я не могу просто подойти задать пару вопросов коренным эмиратцам, прогуливающимся в поле зрения - мужчины в прохладном белом одеянии, женщины - в душном черном. Если пытаешься - женщины тебя игнорируют, мужчины смотрят оскорбленно и резко отвечают, что в Дубае "все нормально". Поэтому я изучаю эмиратскую блогосферу и ищу какого-нибудь типичного представителя молодежи Эмиратов. Мы договариваемся встретится - где же еще? - в молле.
Ахмед аль-Атар - симпатичный 23-летний парень с аккуратно подстриженной бородкой, в длинном белом одеянии и прямоугольных очках. Он в совершенстве говорит по-английски, и быстро показал, что знает Лондон, Лос-Анжелес и Париж лучше, чем большинство жителей Запада. Сидя в своем кресле в кафе Starbucks, он заявляет: "Это лучшее место в мире для молодых! Правительство оплачивает твое образование вплоть до докторской степени. Ты бесплатно получаешь дом, когда вступаешь в брак. Тебя обеспечивают бесплатным лечением, и если его недостаточно здесь, оплачивается поездка за границу. Тебе даже не нужно платить за твой телефон. Почти у каждого есть домработница, нянька и водитель. И мы никогда не платим налоги. Ты бы не хотел быть гражданином Эмиратов?"
Я пытаюсь возразить на эти черезмерно оптимистичные высказывания, но он подается вперед и говорит: "Слушай, мой дед просыпался каждое утро и должен был драться за то, чтобы первым добраться до колодца с водой. Когда колодцы пересохли, воду приходилось доставлять с помощью верблюдов. Мои предки постоянно испытывали голод и жажду, и искали работу. Дед был хромым всю жизнь, потому что в то время, когда он сломал ногу, не было нормального лечения. А теперь посмотри на нас!"
Для граждан Эмиратов государство похоже на Санта-Клауса, раздающего подарки им, а деньги зарабатывающего в другом месте: сдавая землю в аренду иностранцам, подвергая их небольшим налогам в виде бизнес- и аэропортовых сборов, и торгуя остатками нефти. Большинство эмиратцев, как Ахмед, работают на правительство, поэтому застрахованы от кредитного кризиса. "Я не ощутил никакого влияния кризиса, как и мои друзья, - говорит он. - Тут ваша рабочая занятость защищена. Вас уволят, только если вы совершите что-то действительно ужасное". Сейчас законы ужесточаются, чтобы уволить эмиратцев стало еще сложнее.
"Конечно, наплыв эмигрантов иногда может быть противен, - говорит Ахмед. - Но мы рассматриваем эмигрантов как цену, которую должны заплатить за это развитие. Как еще мы смогли бы сделать это? Никто не хочет возвращаться к тем временам в пустыне, до того, как пришли все они. Мы прошли путь от подобия африканской страны до государства со средним доходом в 120 000 долларов на человека в год. И мы должны быть недовольны?"
Он говорит, что ограничение политической свободы - не проблема для него. "Тебе будет очень трудно найти гражданина Эмиратов, который не поддерживает Шейха Мухаммеда." - Потому, что боятся? "Нет, потому, что они действительно поддерживают его. Он - великий лидер. Просто посмотри!" - он улыбается. "Я уверен, что моя жизнь очень похожа на твою. Мы отдыхаем, ходим в кафе, в кино. Ты будешь сидеть в Pizza Hut или Nando's в Лондоне, а в то же самое время я буду в таком же заведении в Дубаи", - говорит он, заказывая себе еще одно латте.
Но все ли эмиратцы придерживаются такого взгляда? Может ли все быть так солнечно в политических песках? В элегантном отеле Emirates Tower Hotel я встречаюсь с Султаном аль-Кассеми. Ему 31, он редактор в Дубайской прессе и частный коллекционер искусства, с репутацией радикального либерала, защищающего поэтапные реформы. Он одет на западный манер - в голубые джинсы и рубашку от Ralph Lauren - и говорит невероятно быстро, превращаясь в сумасшедший вихрь аргументов.
"Люди здесь превращаются в ленивых детей-переростков! - восклицает он. - Ясельный период затянулся. Мы ничего не делаем для себя! Почему никто из нас не работает в частном секторе? Почему мать и отец не могут сами воспитывать ребенка?" И тем не менее, когда я пытаюсь поднять вопрос о системе рабства, на которой построен Дубаи, он выглядит злым. "Люди должны отдать нам должное, - настаивает он. - Мы - самые толерантные люди в мире. Дубай - единственный истинно интернациональный город на Земле. К каждому, кто приезжает сюда, относятся с уважением".
Я молчу и думаю об огромных лагерях в Сонапуре, всего в нескольких милях отсюда. Знает ли он вообще об их существовании? Он выглядит раздраженным: "Знаешь, если в год происходит 30 или 40 случаев ущемления прав рабочих, это может показаться много, но если подумать, сколько всего людей работает здесь.." - Тридцать или сорок? Эти ущемления - неотъемлемая часть системы, - говорю я, - мы говорим о сотнях тысяч.
Султан приходит в ярость. Он начинает говорить взахлеб: "Ты думаешь, что к мексиканцам не относятся плохо в Нью-Йорке? А сколько времени понадобилось Великобритании, чтобы начать хорошо относиться к людям? Я мог бы приехать в Лондон и написать статью о бездомных на улице Оксфорда, и твой город тоже выглядел бы, как ужасное место! Рабочие вольны уехать отсюда в любой момент! Любой индиец может уехать, и любой азиат!"
- Но они не могут, - замечаю я, - Их паспорта забрали, а их зарплату задерживают. "Ну, мне жаль, если такое происходит, и каждый, кто виновен в этом, должен быть наказан. Но их посольства должны помогать им". - Они пытаются. Но почему вы запрещаете работникам - рабочей силе - выходить на забастовки против непорядочных работодателей? "Слава Богу, что мы не позволяем это, - восклицает он. - Забастовки недопустимы! Они выходят на улицы? Мы не потерпим такого. Мы не будем такими, как Франция. Только представьте страну, где рабочие могут прекратить работать, когда захотят!" - Тогда что должны делать рабочие, когда их обманывают и обкрадывают? "Оставить работу. Уехать из страны".
Я вздыхаю. Султан уже кипит: "Люди на Западе постоянно критикуют нас", - говорит он. Вдруг он делает жалостливый голос и начинает передразнивать этих критиков: "Почему вы так плохо относитесь к животным? Почему вы не рекламируете более качественные шампуни? Почему вы плохо относитесь к рабочим?" Порядок, в котором он перечисляет, открывает суть: сначала животные, потом шампунь, и в конце - рабочие. Он все распаляется, указывая пальцем на меня: "Я дал своим работникам защитные очки и специальную обувь, и они не хотели их носить! Видите ли, это их затрудняет!"
А затем он с улыбкой озвучивает то, что, видимо, считает своим коронным аргументом: "Когда я вижу, как западные журналисты критикуют нас.. Вы не понимаете, что стреляете себе в ногу? Средний Восток станет гораздо опасней, если Дубай падет. Наш экспорт - это не нефть, это надежда. Бедные египтяне, или ливийцы, или иранцы, вырастают с мыслью: "Я хочу поехать в Дубай". Мы очень важны для этого региона. Мы показываем, как быть современной мусульманской страной. У нас тут нет фундаменталистов. Европейцам не стоит злорадствовать нашему падению. Вы должны беспокоиться.. Знаете ли вы, что произойдет, если эта система падет? Дубай пойдет по пути Ирана - по исламистскому пути".
Султан откидывается в кресле. Мои аргументы явно обеспокоили его. Он говорит более мягким, примирительным тоном, почти умоляя: "Послушай. Моя мать раньше каждое утро ходила к колодцу и приносила ведро воды. В день свадьбы ей подарили апельсин, потому что до этого она никогда их не ела. Двое из моих братьев умерли, когда были младенцами, потому что система здравохранения тогда была еще не развита. Не суди нас." Он повторяет это снова, взгляд напряжен: "Не суди нас".
окончание..