Кинг (прочитанное)
Дочитал "Дьюма Ки" Стивена Кинга.
Это очень странная книга. Бьет в тебя, как прибой в берег, и все волны разные на вкус и цвет, и какие-то не выше колен, а какие-то - накрывают с головой.
Одна как раз из тех, что накрывают: какого черта, что это за треклятый мир, в котором даже творчеством заняться нельзя, чтобы на тебя не пришло что-нибудь эдакое, что-нибудь очень голодное и очень мертвое.
Но на самом деле - не любое творчество. И даже не обязательно творчество, хотя оно, конечно же - отличный проводник.
То, во что смогла войти и вольготно расположиться Персе - была боль. Прежде всего боль, физическая. И еще - одиночество. И вот тут Кинг совершенно прав, на это приходят, как мухи на мед, у него это - мертвые и голодные, но я думаю, что дело только в специфике его разума. Не обязательно мертвые. Но голодные, да.
Я не знаю, удавалось ли кому-нибудь вписать себя в мир через боль так, чтобы прекратить испытывать боль, не эту, так какую-то другую. Творчество, замешанное на боли, превращает довольно хрупкую и аморфную конструкцию собственных переживаний в нечто... такое, во что вошел дух, ну да. Придает вес, жизнь и свободу воли. После чего боль начинает расходиться кругами - уже через объекты этого самого творчества, при условии, конечно, что творец был силен.
(В обоих случаях в "Дьюма Ки" творец силен, остальные случаи, как я понимаю, не привлекают то, что условно можно назвать Персе, а, может быть, они просто не привлекают Стивена Кинга.)
И эта чужая боль начинает возвращаться, потому что она всегда возвращается, умножая, умножу скорби. Можно было бы выбрать другой объект для умножения, но когда болит, тогда болит, и умножаешь то, что есть. Художник, которому не удержать свою боль (или свой голод, если уж на то пошло), начинает творить. Люди, лишенные такого дара, просто выплескивают боль. Я не верю в Персе, если честно. Вообще не верю в то, что у самой границы стоит и поджидает нечто очень голодное. В этом нет необходимости. Горе занимает все отведенное ему пространство, и если ты способен творить миры - оно займет миры, если ему это позволить.
Но то ли в "Дьюма Ки", то ли в "Стране радости" (возможно, в обеих книгах) мелькает фраза, от которой все эти измышления откатываются, как тот же прибой. Все самые прекрасные вещи в жизни одновременно являются источником сильнейшей боли, самое лучшее причиняет самые горькие страдания, испугаешься боли - упустишь их.
Не то чтобы я был полностью согласен с такой постановкой вопроса.
Но так случается. И довольно часто.
Некоторым образом эта мысль цепляется в моей голове за другую: самые яркие, самые потрясающие переживания, близкие к проживанию чуда, самые драгоценные моменты моей жизни почти на треть связаны со снами или галлюцинациями. (А половина оставшихся двух третей - с Венецией, которая довольно близка к тому и другому, прямо скажем.)
И я хорошо помню, что каждый раз приходя после них в себя я чувствовал невероятную горечь.
В общем, это хорошая книга. Очень кинговская. И в то же время - очень о творчестве. О том, как мы все подставляемся, когда позволяем этому ветру дуть сквозь нас, как сквозь полую флейту.
This entry was originally posted at http://a-str.dreamwidth.org/1080438.html. Please comment there using OpenID.
Это очень странная книга. Бьет в тебя, как прибой в берег, и все волны разные на вкус и цвет, и какие-то не выше колен, а какие-то - накрывают с головой.
Одна как раз из тех, что накрывают: какого черта, что это за треклятый мир, в котором даже творчеством заняться нельзя, чтобы на тебя не пришло что-нибудь эдакое, что-нибудь очень голодное и очень мертвое.
Но на самом деле - не любое творчество. И даже не обязательно творчество, хотя оно, конечно же - отличный проводник.
То, во что смогла войти и вольготно расположиться Персе - была боль. Прежде всего боль, физическая. И еще - одиночество. И вот тут Кинг совершенно прав, на это приходят, как мухи на мед, у него это - мертвые и голодные, но я думаю, что дело только в специфике его разума. Не обязательно мертвые. Но голодные, да.
Я не знаю, удавалось ли кому-нибудь вписать себя в мир через боль так, чтобы прекратить испытывать боль, не эту, так какую-то другую. Творчество, замешанное на боли, превращает довольно хрупкую и аморфную конструкцию собственных переживаний в нечто... такое, во что вошел дух, ну да. Придает вес, жизнь и свободу воли. После чего боль начинает расходиться кругами - уже через объекты этого самого творчества, при условии, конечно, что творец был силен.
(В обоих случаях в "Дьюма Ки" творец силен, остальные случаи, как я понимаю, не привлекают то, что условно можно назвать Персе, а, может быть, они просто не привлекают Стивена Кинга.)
И эта чужая боль начинает возвращаться, потому что она всегда возвращается, умножая, умножу скорби. Можно было бы выбрать другой объект для умножения, но когда болит, тогда болит, и умножаешь то, что есть. Художник, которому не удержать свою боль (или свой голод, если уж на то пошло), начинает творить. Люди, лишенные такого дара, просто выплескивают боль. Я не верю в Персе, если честно. Вообще не верю в то, что у самой границы стоит и поджидает нечто очень голодное. В этом нет необходимости. Горе занимает все отведенное ему пространство, и если ты способен творить миры - оно займет миры, если ему это позволить.
Но то ли в "Дьюма Ки", то ли в "Стране радости" (возможно, в обеих книгах) мелькает фраза, от которой все эти измышления откатываются, как тот же прибой. Все самые прекрасные вещи в жизни одновременно являются источником сильнейшей боли, самое лучшее причиняет самые горькие страдания, испугаешься боли - упустишь их.
Не то чтобы я был полностью согласен с такой постановкой вопроса.
Но так случается. И довольно часто.
Некоторым образом эта мысль цепляется в моей голове за другую: самые яркие, самые потрясающие переживания, близкие к проживанию чуда, самые драгоценные моменты моей жизни почти на треть связаны со снами или галлюцинациями. (А половина оставшихся двух третей - с Венецией, которая довольно близка к тому и другому, прямо скажем.)
И я хорошо помню, что каждый раз приходя после них в себя я чувствовал невероятную горечь.
В общем, это хорошая книга. Очень кинговская. И в то же время - очень о творчестве. О том, как мы все подставляемся, когда позволяем этому ветру дуть сквозь нас, как сквозь полую флейту.
This entry was originally posted at http://a-str.dreamwidth.org/1080438.html. Please comment there using OpenID.