ТИПА ЮБИЛЕЙНОЕ. ДЛИННОЕ

Feb 07, 2013 03:18

Ровно чартову дюжину лет назад, в ночь с 6 на 7 февраля 2000 года, состоялась самая грандиозная пьянка в моей жизни.



В давно уже закрытой «Республике Beefeater», на Никольской, гуляло «Наше Радио». Свои дни рождения отмечали Борис Барабанов и Юрий Сапрыкин. То было воскресенье, но я сидел на работе - перегонял какие-то кусочки кассет с записями «Клиники 22» (ну почему я оказался таким мудаком и не перегнал все целиком!!! У меня осталось несколько кассет в архиве, но не самых лучших. А кое-что я в 2005 отвез на О2ТВ - Арина Гер, спроси Михаила, вдруг они до сих пор не проебаны!) Перегонял я их по заданию нашего промо-директора Леши Никитина, естественно, просрал все сроки и потому заявился на тусовку в дико дурном настроении. Это был, так сказать, цветочный горшок профессора Плейшнера. Приехал я уже поздно, когда из закуси осталась одна черемша (при том, что бухло в Бифитере не кончалось никогда!) Это был, в общем, неотвеченный отзыв на пароль профессора Плейшнера, После этого мне оставалось только выпасть из окна - ну то есть из двери.
Сначала я рухнул на пол со словами «Бедная мама, как хорошо, что ты этого не видишь». Потом коллеги предложили поймать такси, но я гордо отказался и сказал, что доеду сам. Последнее, что они видели - это как я стоял под водосточной трубой, и вода капала мне на шапку. А из порвавшегося пакета выпадал диск с тувинской музыкой, который дала мне послушать Оля Максимова.

Остальные события этой ночи стерлись из моей памяти навсегда. Остался только один кусочек: я выползаю из какого-то оврага, моя шапка остается в сугробе по левую руку, и надо бы ее забрать - но я понимаю, что если сейчас полезу за шапкой, то из сугроба уже не вылезу. А на улице - не как сегодня, а хороший такой февральский минус… Многоточие закончилось часов в пять утра, когда я пришел в себя в отделении милиции на Шмитовском проезде, где-то ближе к Экспоцентру. Как вести себя в отделении, я уже знал (http://ablackey.livejournal.com/423668.html - тут подробнее), да и вообще был благодарен милиции, спасшей меня от смерти. Кроме шуток. В метро меня, грязного и ободранного, почему-то впустили, я доехал до Щукинской, потом домой, стащил с себя все, отмылся как мог и лег в кровать - а рядом на моей подушке спала наша черепаха Вусик. Она очень любила, когда ее гладили по шейке - до сих пор любит - и вот я тянусь пальцем к ней, пытаюсь погладить, Вуська, не открывая глаз, поворачивает ко мне голову, три раза открывает рот - если бы там были голосовые связки, то это было бы «еб твою мать!» - роняет голову обратно на подушку и снова отрубается.
Ребята, это было самое большое унижение в моей жизни! Меня обматерила собственная черепаха!!! После этого я где-то полгода не пил даже пива. Ни капли!

Но сначала надо было доехать до работы. По счастью, раннего присутствия никто не требовал. Мы столкнулись на входе в нашу комнатку в подвале на Калужской с Андрюхой Клюкиным и хором произнесли: «Нас еще не уволили?»
И в повисшей паузе угрожающе зазвенел телефон.
Первым снял трубку Андрюха. (Он в тот вечер тоже отличился - но уже после меня). Минут десять он сокрушенно молчал в трубку, время от времени пытаясь односложно оправдываться, а потом, также молча, протянул трубку мне.
На том конце был не употреблявший в те времена алкоголя вообще Миша Козырев.

Такого разноса я не слышал со времен знакомства с Владимиром Яковлевичем Ворошиловым. Основной тезис был таков: «Ты понимаешь, что тебя нашли в отделении милиции, самом близком к «Московскому Комсомольцу»? А если бы о тебе написала Капитолина Деловая - как бы мы все потом отмывались?» Голос МК звенел негодованием, моя голова звенела сама по себе - оказалось, это было сотрясение - и финальный аккорд шефа был таким: «Увольнять тебя я пока не буду. Но теперь я лично буду следить за твоим моральным обликом!»
Как показало время, это не очень сработало.
А теперь самый внимательный из самых терпеливых моих читателей задаст вопрос: «А откуда ты знаешь о том, что творилось, пока тебя не было в живых?» Вопрос правильный. Более того, ради ответа на него все и пишется.

Дело в том, что эту пьянку коллеги потом вспоминали много лет. В эфирах. Во всех подробностях (ну, ту часть, о которой они знали). В принципе, ничего особенного в ней не было - для кого-то это вообще банальный вторник - но и Оля с Маклаудом, и Паша Картаев рассказывали о ней до начала 2009 года - ну то есть до того времени, когда мое имя вообще было запрещено упоминать в эфире. Девять лет!
И правильно делали. Во-первых, это было смешно, особенно в их изложении. А «пусть лучше мое имя будет помянуто со смехом, нежели не помянуто вообще». А во-вторых, ну фиг ли стесняться - было и было, чего там! И не такое было, и до, и после!

Однако пару дней назад за мою частную жизнь (и за частную жизнь других страдальцев) решило вступиться государство, Подробности, например, тут: http://top.rbc.ru/society/05/02/2013/843675.shtml
И вроде мне бы порадоваться. А я вот не радуюсь.
Потому что этот закон, конечно, направлен не против Малахова, Зеленского, Габрелянова и канала НТВ. В частную жизнь творческих людей как лезли, так и будут лезть, это к гадалке не ходи. И новость о разделе имущества Эдуарда Николаевича Успенского и Элеоноры Филиной так и будет висеть на главной странице Mail.Ru (Успенский-то и не такое переживал, а вот Эдуарда Савельевича Колмановского аналогичная публикация в «Московском Комсомольце» в 1994 году убила). И папарацци так и будут охотиться за фотографиями типа «Андрей Макаревич с новой спутницей» (иногда журналисты звонят мне перед публикацией, и я объясняю, что это на снимке его сестра. Но обычно не звонят). И кадры обысков у семейства Виторганов будут показывать по центральным каналам, вместе с отчетами об изъятых суммах, и органы внутренних дел будут годами безуспешно искать Сергея Николаевича Максимова, известного как «хакер Hell» и свободно дающего интервью «Известиям».

Нет, ребятки, этот закон не для того нужен.
Он нужен затем, чтобы не размещать клеветнических сведений о европейской учебе детей Сергея Железняка (это тот самый, который не выпускает на усыновление детей-инвалидов). Затем, чтобы Олег Кашин не смел строить предположения о том, кто его избил. Затем, чтобы не всплывали мерзкие намеки на дачи, банки, предприятия, рейдерские захваты и - простите, друзья, кого это задевает - на зафотошопленные часы.
Это все понятно. Лично мне непонятно другое.

Они не понимают, что власть не бывает вечной - потому что ничто не бывает вечным? Они все не знают, чем это заканчивается? Подвалом Ипатьевского дома, петлей на шее Саддама, арматуриной в жопе Каддафи… Всех этих ребят свергли (и свергают, про Асада сейчас и думать страшно) не потому, что это США такие зловредные и всемогущие. Что-то у них ни с Ираном, ни с Кубой не получается. И не потому, что люди - жители этих стран - после свержения рассчитывают на что-то лучшее. Не рассчитывают, и вообще об этом не думают. Заебавшую власть свергают именно потому, что она заебала. Заебала именно своей нескрываемой наглостью, хамским попиранием любых ограничений. Причем накопившаяся ненависть не зависит от материального положения граждан - в Ливии они как раз жили неплохо. Но чисто материальные потребности существуют только у свиньи, а как раз свиней в мусульманских странах не особо жалуют.

Вообще я не понимаю, как сторонники стабильности могут делать ставку на одного человека! Известно же, что человек смертен, причем «внезапно смертен», и с его смертью рушится вся построенная на нем система - если эта система построена только на нем! Именно поэтому мировая политическая история пришла к тому, что власть надо дробить и рассредотачивать, рухнет под этим мостом одна свая - хуйня, остальные удержат вес, пока сломанную будут менять… Но для того, чтобы страна держалась, лидер страны не должен держаться за власть. Иначе - петля на шее и арматурина в жопе.

А перехитрить смерть все-таки можно. Можно сделать так, что тебя будут помнить многие годы после прекращения физической жизни. Можно прожить так, что при одном взгляде на твою фотографию у твоих друзей будут наворачиваться слезы на глазах.

Но это все делается совсем по-другому.
Previous post Next post
Up