Прекрасный принц моды
Чтобы стать иконой стиля, недостаточно хорошо одеваться. Иконам этого совсем не нужно. Хороший тому пример - Эдуард, принц Уэльский, которого мы больше знаем под титулом герцога Виндзорского и по отвергнутому им титулу короля Эдуарда VIII. Он частый герой моих лекций, стоит поговорить о его влиянии подробнее. К концу 20х годов аристократия уступила шоу-бизнесу роль законодателей моды. Актуальный стиль потерял исключительность, стал намного доступнее. Этому помогло развитие фотографии, желтой прессы и качественного производства готовой одежды. Тут принц выступил классической поп-иконой, прометеевским мостом от недоступного к массовому. На его примерах человечество за полвека элегантно перешло от времен, когда без фрака в ресторан вечером не пускали, к эпохе, когда заправленная в брюки сорочка - уже стилистическое заявление.
По прошествии века кажется, что любая его фотография выглядит образцом классического стиля. Это только потому, что предложенная им манера одеваться стала классикой. Сто лет назад так вовсе не казалось. Еще до того, как эту максиму сформулировала Диана Вриланд, принц понял, что не стоит бояться показаться вульгарным. Главная опасность для моды - оторваться от течения жизни, быть скучным и засушенным. Он так успешно избегал этой угрозы, что Георг V, его отец, во время нередких семейных скандалов только о его костюмах и говорил. Что свидетельствует о необычной силе их воздействия на умы: поговорить в семейном кругу было о чем и помимо одежды, нынешнему принцу Гарри такое не снилось.
Так почему же у короля большее возмущение вызывал гардероб старшего сына, а не его романы с замужними женщинами, эскапады в ночных клубах и тусовки с чернокожими джазменами? Или, например, необходимость спасать от виселицы его первую любовницу, известную французскую содержанку? В 1923 ее застали в лондонском «Савое» с револьвером в руках над трупом мужа, одного из египетских принцев, и чтобы избежать публикации ее переписки с Эдуардом, двор был вынужден надавить на суд и представить произошедшее самообороной. Исключительный случай в истории английской юриспруденции. Однако позиция принца-модника, чей стиль был призван нравиться, а не выражать статус, казалась тогда еще необычнее. Впоследствии такую же ориентацию на медиа можно было наблюдать у принцессы Дианы, которая окончательно похоронила принцип королевской недоступности.
Разрушение дресс-кодов, которое набрало сейчас скорость селевого потока, началось как раз в 20х годах прошлого века, и Эдуард принял в его запуске активное участие. В тот момент оно казалосьне естественным развитием истории костюма, а нарушением вековых устоев. Одежда аристократов долгое время рассматривалась как доспехи и униформа, ношение которой требовала умений и дисциплины тела. Они приравнивались к дисциплине ума, благородному навыку достойно держать себя; именно этот театр должен был служить образцом прочим классам. Любое изменение в сторону ослабления контроля или удобства казалось шагом к социальному перевороту, совсем не абстрактной угрозе в начале прошлого века.
Эти фотографии разделяют едва ли пять лет (1913-14 год и рубеж 20х справа), но пиджаки-трубы без приталивания эдвардианских времен и спортивный наряд принца обозначают совершенно разные эпохи в мужском стиле
Консервативную реакцию на любые нововведения мы можем наблюдать в серии романов про Дживса и Вустера. С последним у Эдуарда немало общего. Если вы помните, немалая часть сюжетных конфликтов связана именно с недовольством идеального камердинера теми новациями, которые его хозяин пытался внести в джентльменский гардероб. Белый смокинг с металлическими пуговицами? Это для официантов, пусть они выделяются из гостей. Соломенная шляпа в городе? Вы что, собираетесь выступать в негритянском джазе? Шелковая сорочка или лиловые носки к вечернему костюму? Скандал! Очень показателен пример с коричневой и двухцветной обувью, которая у него сочеталась с «загородными» тканями, цвет и плотность которых отличались от привычных для города. Коричневый всегда считался нежелательным цветом. Это был самый доступный массам краситель, а правило «никакого коричневого в городе» соблюдалось непреложно. Решение принца его изменить считалось в 20х очень смелым, а окончательно сочетание синего с коричневым попало в формальный обиход только в сер. 90х. Дживс бы эти клетчатые рисунки, шоколадные монки и твиды никогда бы не одобрил.
Теперь попытайтесь перенести эту литературную реакцию в широкие круги и получите более точное впечатление от гардероба принца. Скажем, история про носки. Сам факт их обсуждения уже казался в то время недопустимым, поскольку они сохраняли в умах связь с бельем. Собственно, частью белья они и являются. Превращать их в заметный стилистический акцент было смелым решением, но ровно так Эдуард и поступил: носки с ромбовидным «аргайльским» узором до сих пор ассоциируются с его образом. Они составляли комплект свитерам с острова Фэйр, национальному шотландскиму трикотажу, еще одной необычной новации Эдуарда. Примерно так же вызывающе смотрелась торчащая над джинсами брендированная резинка трусов в начале 90х. Однако задачей у принца Уэльского было вовсе не эпатировать публику, а привнести спортивные элементы в тогдашний городской стиль.
Обычная обувная реклама начала 30х и фотография части обувного гардероба герцога конца 50х. Как видно, черной обуви совсем не так и много
Превратить вчерашние детские воспоминания и увлечения юности в сегодняшнюю моду, которую наденут миллионы и будут возобновлять через поколения - достойная задача для иконы моды. Совсем не то же самое, что придумать с помощью портного свитер с пуговицами или получить от стилистов готовый наряд для клипа или церемонии награждения. У принца Эдуарда, которому удавались все аристократические виды спорта, это прекрасно получилось. Широчайшие бриджи для игры в гольф, которые до него можно было видеть только на стадионах, загородной охоте и в детском гардеробе, он предложил сделать частью неофициального городского костюма. Стиль очень понравился студентам, и когда администрация университетов в 1925 такой наряд им носить запретила, в качестве ответной реакции возникли не менее широкие брюки Oxford bags с высокой талией и множеством защипов у пояса. Этот силуэт стал главным в мужской моде на ближайшие 20 лет, а реплики этой модели мы видим и в недавних коллекциях и на фото Дэвида Боуи начала 70х.
Идея в развитии: наряд для гольфа, который принц предложил перенести в городскую среду, оксфордские студенты, подхватившие идею (1925) и Дэвид Боуи, использующий ее гипертрофированную метаморфозу (нач. 70х)
Однако главным вкладом принца в удобство современного мужского костюма можно назвать разработку London drape, посадку пиджака со свободой в груди и рукавах, выраженной талией, а также с плечом, близким к естественному. Он допускал свободу движений и по сравнению с жесткими узкими трубами эдвардианских нарядов казался воплощением спортивного духа. Собственно, не так важно, кто именно его придумал. Куда важнее, кто ввел его в обиход, в ком воплотились стремление публики к расслабленным, менее формальным образам. Тут первенство принца не вызывает сомнений: долгие годы он был самым «фотографируемым» мужчиной мира, и предложенный им свободный образ человека, радующегося движению и избегающего проблем, стал прообразом принципов велнеса.
Свобода в плечах и широкие брюки получили неожиданное развитие. Популяризированный принцем в Америке двубортный пиджак стал базовой одеждой гангстеров, которые на рубеже 20-30х были там настоящими иконами стиля. Они развили этот силуэт в настоящий гимн силе. Кстати пришлось и любимое Виндзоров «гвардейское пальто», еще один мощный символ 30х. Плечи и лацканы все увеличивались, талия сужалась, и в итоге образ приобрел сходство с комиксом, стал похож на появившегося в те годы Супермена, треугольник на ножках. Похожие метаморфозы произошли и с предложенным им широким использованием спортивного стиля. Свобода выбора одежды и движения оказалась такой захватывающей идеей, что эволюционировали в самые диковинные виды, как животные в Австралии.
Нежелание напрягаться, скорее всего, также в немалой степени повлияло на его решение отречься от короны в 1936. За отказ пожертвовать собой ради обязанностей правления его до сих пор осуждают, также как и превозносят за манеру одеваться, продиктованную теми же чертами характера. Стремление к комфортному существованию очень характерно для современного человека, это главный нынешний наркотик. Однако далеко не всегда оно воспринималось как этичное и уважительное по отношению к ситуации и окружающим. Думаю, об этом иногда полезно вспоминать, размышляя над выбором теннисных туфель к смокингу. Удобнее всего нарушать правила, зная об их происхождении.
В комплект слева стоит вглядеться подробнее: клетка "принц Уэльский" на костюме (это не в его честь, а честь деда, Эдуарда Седьмого) сочетается с мелкой полосой сорочки, крупной диагональю галстука и диамантовым узором платка.
В нарушениях, которые предлагал принц Эдуард, ничего особенно возмутительного не было, они просто подталкивали традицию к современности. Скажем, манера носить отложные воротнички сорочек вместо жестких накладных, которые заставляли забыть о ее бельевом характере. Надевать со смокингом не жесткий пластрон, а рубашку с плиссировкой на груди и двойными манжетами. Носить плотные ткани или яркую клетку в городе. Последнее вообще было семейной традицией: когда в конце 90х распродавался гардероб принца, среди лотов был костюм в красном тартане, который был сделан в конце 19 века для его отца, перешит для Эдуарда в 30х, а в конце 50х способствовал повальному увлечению яркими костюмными клетками в США, что мы наблюдаем в сериале Madmen. Манера ничего не выбрасывать, а подгонять и перешивать, тоже кажется очень современной, ответственной.
Кадр из гардеробной герцога (именно такие брюки при их появлении у богатых гольфистов стали в конце 50х называть go-to-hell-pants и кадр из заключительного сезона сериала
Это ослабление дресс-кодов, основанное на их точном знании, возможность привнести в метрополии немного загородной и спортивной жизни, стало главным вкладом принца в мужскую моду. Не важно, иlет ли речь об использовании бархата вечером или о коричневой обуви в городском наряде, об отказе от сочетания узоров галстука и платка или о клетке с полоской в аксессуарах, мы принимаем эти новации как естественный язык костюма. В них нет ничего надуманного, что всегда характерно для элегантности. Она связана с отказом от лишнего и искусственного, а вот с манерой одеваться по правилам не связана никак.
