Aug 13, 2012 11:42
Когда президент и премьер советовали недовольным выборами гражданам идти в суд, они знали, что делали. Они были уверены в своих независимых судах. Но они не учли, что судебные решения по избирательным спорам порой представляют собой откровенно экстремистские материалы, ибо абсурдность их доводов провоцирует желание свергнуть не только судебную систему, но и государственный строй, построенный с помощью откровенной лжи. Потому, что в материалах судебных процессов, в судебных постановлениях и протоколах судебных заседаний по избирательным делам, содержатся очевидные доказательства фальсификации российских выборов.
Конечно, разные судьи по-разному, маскируют абсурдность своих решений. Основным приемом здесь является мало относящееся к делу, но многословное цитирование законов. Другим приемом является внеконтекстное цитирование постановлений Верховного или Конституционного судов, страдающих, между прочим, поразительным неединообразием судебной практики в части избирательных споров. При этом в большинстве случаев, цитирование производится методом «копипаст» прямо из возражений, представленных в электронном виде одной из сторон в процессе.
Поведение судей в избирательных делах тоже сильно различается, зависит от квалификации, стажа, карьерных перспектив и, вероятно, от силы посланных свыше сигналов. Молодые и неопытные судьи могут вести процесс долго и тщательно, удовлетворяя ходатайства о вызове свидетелей и приобщении документов. Получается видимость добросовестного разбирательства. Есть более опытные судьи, которые всем своим поведением показывают, что они все понимают, а некоторые даже ехидно задают каверзные вопросы представителям избиркомов. В этом случае у граждан может зародиться ложная надежда на правосудный исход дела. Ну, а судьи знающие и с опытом уверенно отметают все ходатайства, которые затем им пришлось бы отыгрывать в решении.
Результат, впрочем, не зависит от поведения судьи: и удовлетворив ходатайства, и отвергнув их, и тщательно рассмотрев дело, и быстро его закрыв, судья напишет в постановлении (если, конечно, это будет согласовываться с генеральной линией), что «сторона не представила доказательств, свидетельствующих…». То есть, суд может сначала отказать в представлении доказательств, а потом записать в решении, что доказательства не представлены. А на случай несоответствующих свидетельских показаний предусмотрена формулировка «суд относится критически».
После выборов депутатов Госдумы 2011 года российские суды до сих пор отражают «клеветнические» нападки на наши честные выборы. В разных регионах России уже прошли десятки процессов, связанных с нарушениями на этих выборах. Две основные категории дел фигурировали в судах: оспаривание незаконного удаления (наблюдателей, членов комиссий и представителей СМИ) и оспаривание итогов голосования. И если по первой категории хоть иногда случались победы - признания удаления незаконным (благо от этого уже ни жарко, ни холодно), - то все суды по второй категории, насколько мне известно, были благополучно проиграны.
Рассматривая вторую категорию дел, судьи оказываются в очень щекотливом положении. С одной стороны, доказательства совершенно очевидны - обычно это - копии протоколов, которые были получены наблюдателями. С другой стороны, пересмотреть итоги голосования - это значит внести исправления в протоколы всех избирательных комиссий - снизу доверху, от участковой до ЦИК РФ. Конечно, безответственная и оторванная (от исполнительной) судебная власть могла бы пойти на это, но у нас судебная власть не такая, что и было, по-видимому, доведено до каждого федерального судьи, рассматривавшего избирательные дела.
И вот, в решениях судов появляются чудесные формулировки, способные удивить здравомыслящего человека, и возмутить любого, кто хоть мало-мальски представляет себе, что происходит на избирательном участке. Первыми на себе это почувствовали московские яблочники, проведшие серию судебных дел уже в конце 2011- начале 2012 года. Яблочники обжаловали итоги голосования на полутора десятках участках, предъявив копии полученных их наблюдателями протоколов. В судах, благодаря помощи юристов из управ и Московской городской избирательной комиссии в очередной раз выяснилось, что копии протоколов оформлены неверно (нет того или иного реквизита), а следовательно, они не могут служить допустимыми доказательствами. Новинкой 2011 года была версия о наличии неких «тренировочных протоколов», которые якобы и достались наблюдателям.
Отработанная в Москве схема пошла гулять по стране. «Тренировочные протоколы» потом не раз всплывали и в других судах, например, в Сыктывкаре, где переписывание протоколов было вообще массовым явлением. Но главным аргументом все же, как это было и на предыдущих выборах, оставалось неправильное заверение копий протоколов.
Общий прием защитников фальсификаторов заключается в том, чтобы не признать доказательством представленные наблюдателями копии протоколов. Для этого есть несколько способов, например, можно заявить, что копия заверена неправильно (хотя это вина не наблюдателя, а комиссии) или вообще заявить, что она неизвестно как получена. Еще более абсурдно выглядит следующий довод: наблюдатель представил только копию, но не представил оригинал. А за оригинал суд принимает тот сфальсифицированный протокол, который представляет комиссия. Не совпадает копия с оригиналом, значит, она не является допустимым доказательством!
Ну, а теперь - конкретная иллюстрация. 23 июля Калачеевский районный суд Воронежской области вынес решение по обжалованию итогов голосования на выборах депутатов Государственной Думы ФС РФ (04.12.11) на 18-ти избирательных участках Калачеевского района (всего 46 тысяч избирателей).
На 18-ти участках из 45-ти копии протоколов, полученные наблюдателями, разительно отличались от официальных данных (бронзовый результат по плотности фальсификаций после Сыктывкара и Истры). Местные активисты заявили о признаках преступления в прокуратуру, которая передала жалобу в следственный комитет, который, в свою очередь, передал жалобу в избирательную комиссию Воронежской области. Потом был отказ суда рассматривать жалобу по формальным основаниям (заявитель, мол, не тот), потом частная жалоба на отказ; в общем, в конце концов, к лету дело удалось довести до рассмотрения в районном суде.
Решение суда на 27 страницах вобрало в себя самые яркие черты судебных дел по переписыванию протоколов. Несколько обстоятельств, не считая фантастической косноязычности и безграмотности текста, усилило выразительность этого решения.
Во-первых, в отличие от «яблочных» дел, разбирались фальсификации сразу в 18 комиссиях. Идентичность аргументов, естественно, бросалась в глаза.
Во-вторых, судья, очевидно, был не самый опытный. Он удовлетворил ходатайства о вызове в суд всех председателей и секретарей участковых комиссий, что дало возможность насладиться их ответами.
В-третьих, судья, решив не обременять себя написанием собственного текста (судя по орфографии, это давалось ему с трудом), скопировал в решение не только возражения представителей избиркомов, но и часть протоколов судебных заседаний, что зафиксировало много деталей, обычно остающихся вне текста решения.
В-четвертых, среди членов избиркомов нашлись такие, которые отрицали свою подпись, а также честный зампредседателя территориальной комиссии, что бывает далеко не всегда.
И наконец, судья очень старался и привел все известные ему возражения по поводу копий наблюдательских протоколов, собрав тем самым в решении хорошую коллекцию абсурда.
Текст решения, как и положено, делится на части, о содержании и объемах которых стоит сказать особо.
Сначала излагаются требования и аргументация заявителя. Несмотря на огромное количество орфографических ошибок, на этих 11-ти страницах можно увидеть вполне содержательный текст, в котором приводятся количественные расхождения по всем 18-ти обжалуемым протоколам. В общей сложности, как утверждает заявитель, партии «Единая Россия» добавлено более 4 тысяч голосов за счет партий ЛДПР (1736 голосов), «Яблоко» (205), «Патриоты России» (118), «Правое дело» (51), а также за счет погашенных бюллетеней (2057) и недействительных (191). Кроме того приводятся сведения о других нарушениях закона во время голосования и подсчета, а также ставится под сомнение некоторые нереальные результаты (например, голосование на дому 455 избирателей на избирательном участке №1639).
Затем идет изложение возражений представителей избирательных комиссий - представителя ТИК, почему-то не упомянутого среди участников процесса, и представителя 18-ти участковых комиссий. Примерно 3 страницы дважды повторяющихся утверждений со следующим содержанием:
А) повторение требований заявителя;
Б) цитирование закона в части оснований отмены результатов выборов (что не имеет отношения к делу, поскольку заявитель не требует отмены результата выборов, а лишь отмены итогов голосования по отдельным участкам); цитирование оснований для отмены итогов голосования;
В) голословного утверждения о том, что заявитель не представил доказательств, которые с достоверностью свидетельствуют….;
Г) утверждение, что среди оснований для «обжалования действий комиссии» нет такого основания, как «представление копий протоколов»;
Д) утверждение, что «суд не может считать доказанными обстоятельства, подтверждаемые только копией документа, если утрачен и не передан суду оригинал документа и невозможно установить подлинное содержание оригинала документа с помощью других доказательств».
Представитель участковых комиссий, повторив доводы коллеги, обогатил их тремя аргументами;
Е) доверенности представителя заявителей подписаны некими Левичевым Н.В. и Митрохиным С.С., а документов, подтверждающих их право подписывать доверенности суду не представлено;
Ж) поскольку копии заверены с нарушениями, то они являются недействительными;
З) заявитель «не сформулировал в заявленных требованиях, в чем именно заключается нарушение его избирательных прав».
Все эти бессодержательные, бредовые или демагогические доводы будут повторены в конце текста решения от имени суда.
Затем идет описание допроса свидетелей - председателей и секретарей участковых комиссий с одной стороны, и наблюдателей и членов с совещательным голосом (которые в решении везде фигурируют как наблюдатели с совещательным голосом) с другой.
Председатели и секретари УИК не оригинальны, они один за другим, иногда слово в слово, повторяют единую версию: в связи с тем, что их подгоняли наблюдатели, а также в связи с усталостью, «данные в копии протоколов были переписаны с ошибками». Объяснения всех этих свидетелей находятся за гранью разумного: очевидно, что наделать согласованных (а они согласованы в силу того, что в копиях протоколов выполнены контрольные соотношения) ошибок в сотни голосов, невозможно. Между прочим, на глазах у судьи происходит уголовное преступление: свидетели дают заведомо ложные показания. Не замечая очевидного, судья потакает уголовщине.
Единообразные, краткие и вполне абсурдные показания председателей и секретарей УИК резко контрастируют с вполне внятными и непротиворечивыми показаниями других свидетелей. 5 страниц - это показания 33-х председателей и секретарей; показания других 17 свидетелей занимают 6 страниц.
Один из членов участковой комиссии с правом решающего голоса заявляет, что подпись на протоколе, представленном ТИК, ему не принадлежит. По этому поводу есть заключение эксперта (сделанное на деньги заявителя), что однозначно определить принадлежность подписи невозможно, но исследованная подпись имеет характерные признаки медленного исполнения. Суд по этому поводу напишет, что «не имеется оснований считать, что подпись выполнена не Серебряковым П.П., так как иных доказательств, кроме объяснений самого свидетеля не имеется». Этот же член комиссии заявил, что он подписывал один пустой бланк протокола, на что суд парирует: «суд полагает, что свидетель заблуждается, так как он пояснил, что всего в тот вечер он подписал два экземпляра протокола, один чистый, а один заполненный, больше протоколов он не записывал. В соответствии с законом он должен был подписать два заполненных протокола, а следовательно запасной копии как он утверждает он не подписывал, а подписал необходимое количество протоколов». Вот так, железная логика: должен был подписать два, значит подписал два!
Заместитель председателя ТИК - представитель КПРФ, оказывается, был фактически отстранен от приема протоколов. Он дает в суде показания, которые, с моей точки зрения, сами по себе вполне достаточны для отмены итогов голосования. Оказывается, в три часа ночи в ТИК «завис» компьютер ГАС «Выборы». При этом представители УИК, которые еще не сдали протоколы, в помещениях ТИК отсутствовали. И надо же какое совпадение: не успели до «зависания» сдать протоколы именно те комиссии, чьи протоколы оспариваются! Далее в решении этот факт вообще никак не отражен, поскольку судья, видимо считает его простой случайностью.
Выводы и аргументы суда занимают всего три последние страницы. Из них полторы страницы - это скопированные возражения представителей избиркома со всеми их прелестями. Так, суд цитирует не имеющие отношение к делу основания для отмены результатов выборов, повторяет, что «заявители не представили доказательств, которые с достоверностью свидетельствуют о том, что в день голосования, при подсчете голосов избирателей и определении итогов голосования на избирательных участках УИК № 16/01, УИК № 16/02, УИК № 16/06, УИК № 16/07, УИК № 16/08, УИК № 16/11, УИК № 16/12, УИК № 16/13, УИК № 16/14, УИК 16/20,УИК № 16/21, УИК № 16/29, УИК № 16/33, УИК № 16/34, УИК № 16/39, УИК № 16/42, УИК № 16/43, УИК № 16/44 избирательное законодательство было нарушено и результаты выборов не отражают действительного волеизъявления избирателей, как не представили доказательств и того, что были нарушены их права на участие в выборах на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании». Дословно списывает у представителей избиркомов и следующую характеристику: «Доводы заявителя построены на неправильном толковании норм материального права и строятся на предположениях, эмоциях которые не могут быть приняты судом во внимание, поскольку не имеют правового значения для правильного рассмотрения дела». Убедительные аргументы, не правда ли?
Затем в решении повторяется замечательный аргумент - норма ГПК, не имеющая отношения к представленным копиям протоколов: «Суд не может считать доказанными обстоятельства, подтверждаемые только копией документа или иного письменного доказательства, если утрачен и не передан суду оригинал документа». Может ли судья не понимать, что копия протокола, полученная наблюдателем, и является оригиналом копии протокола? Может ли он не понимать, что оригинал принципиально не должен находиться у наблюдателя? Или все-таки строит дурочку? Загадка…Но ведь, если рассуждать таким образом, то наблюдателям вообще незачем получать копии протоколов.
И, по-видимому, чувствуя некоторую недостаточность аргументации, судья все-таки присовокупляет, что копии, представленные наблюдателями, не заверены должным образом, а потому недействительны. А в совокупности, вообще не являются допустимым доказательством.
Вопрос о вине избирательных комиссий в связи с неправильным заверением копий решается судьей парадоксально: «Доказательств того, что кто-либо из членов участковых избирательных комиссий привлечен к административной ответственности суду не представлено, а следовательно неправильное оформление копии протокола об итогах голосования, - также не нашло своего подтверждения в ходе рассмотрения дела». Не менее изящен и заключительный аккорд в тексте решения: «Сведений о возбуждении уголовного дела в отношении членов участковых избирательных комиссий, по указанной статье уголовного кодекса не представлено, а следовательно фальсификация итогов голосования не нашла своего подтверждения». Как в знаменитом анекдоте: «На нет и суда нет…».
Правы были все-таки Путин с Медведевым, когда посылали нас в суд. Судебное разбирательство позволяет заявителю самостоятельно провести следствие, получив, в отличие от совершенно индифферентного следователя, замечательные и официально зафиксированные доказательства фальсификаций. Судебные решения не горят! Они остаются памятниками российских выборов путинского периода.