Я на тебе женюсь, если
- Слышишь, ты…?! У меня будет ребенок! Я рожу его!
- Это твои проблемы. Забудь этот номер!
- Ну, ты и скотина…!
Капель слез короткими гудками отключенной трубки - ту - ту - ту - … По нервам, по сердцу - в душу. Захлебнулась душа злобной горечью обиды…
***
- Деда, а деда, а где это соседский дед Коля руки потерял?
- На войне, Ванька. Он рядовым связистом служил. Залетел снаряд за линию фронта, подорвал полевку - это провод такой для телефонной связи. А командир разговор не закончил важный.
Послал он Коляна к месту обрыва. Нашел Колян оплошку, стал концы наращивать, а тут… Правильно говорят, не падает снаряд в одну и ту же воронку дважды, а вот рядом запросто.
Ухнуло так, что Колян на время отключился. Очнулся в первой воронке. Приподнял голову, концы полевки на груди его лежат, присыпанные землей, не разбежались родные. Потянулся он руками скрутку сделать. А, … твою мать - нечем! Лапы - то по локоть оторваны, кровище хлещет.
Тогда напрягся он, потянулся головой, закусил концы зубами, связь восстановил.
Командир разговор закончил важный с ППЖ, с днем рождения ее поздравил.
- А кто это - ППЖ, генеральша?
- Не, это походно - полевая жена, заместитель гражданской жинки на войне…
Ладно, Ванек, война паскудная баба. Иди-ка ты запряги лошадь в телегу. На луг поедем, учиться будешь траву косить.
Ванька плелся вдоль грядки с репой. По краю ее махорка вызревала. Государственный оброк за землепользования колхозникам.
Красовалась махорка спелостью, бугроватостью и желтыми пятнами, особо на нижних листьях - тяжелых, хрупких и липких. Стойкий запах махры кружил голову.
Сорвал Ванька самый нижний, хрустящий лист. Скрутил его в цигарку, словно сигару тонкую.
Озираясь опасливо, присел за телегой. Достал из подгнившего дупла нижнего бревна амбара утаенный коробок спичек. Закурил, блаженствуя, дымом кутаясь - ковбоем американским себя представил.
Заждался у крыльца дед внука, долго возится с телегой. Пошел взглянуть - в чем трудности мальчишечьи. Смотрит, а над телегой дым стелется, запах знакомый, сладкий. Подкрался дед неслышно. Вожжи с прикрепленными удилами снял с телеги тихо. Да без жалости, с маху внуку по заднице врезал. Клеймо родовое Ваньке впечатал удилами в ягодицу.
В рев было Ванька. Да голос от ворот позвал девичий, звонкий:
- Ва - нь - ка!
Подружка Анютка явилась, десятилетка - ровесница, в маечке цветастой и трусиках, босая.
- Ванька, айда на реку, лебедей смотреть!
Штиль по речке, не хмурят лица ее волны. Вода белая от лебедей. Те, что взаправдашние - далеко от берега, у островка камышового. А у берега облака лебедями отражаются, плывут по воде вверх тормашками.
- А поплыли к острову, лебедей погладим! - предложила Анютка - провокатор библейский.
- Дед зашибет. Не велел без него лезть в реку. У острова ключи бьют, говорит дед, судорога - стерва на дно может уволочь.
- Слушай больше деда. Мне тоже не разрешают. А я без трусиков купаюсь. Поди докажи, что лезла в реку.
Пара трусиков на берегу и маечка цветастая.
Лебеди шарахнулись от пловцов, взлетели, они птицы моногамные, им не нужны соперники в паре. Не удалось их погладить.
Да и не врал дед. Ключи холодные руками стервы - судороги хватают за ноги, на дно волочат. Еле вырвались, уплыли назад, к берегу. На валун плоский уселись, дрожат от холода, трусики надевают, будто теплее оттого станет.
- А че это у тебя клеймо синее на заднице? - удивляется Анютка.
- Дед выпорол, за то, что махорку курил.
- И правильно сделал. Училка говорила, что грамм махорки убивает лошадь.
- Врет твоя училка. Вот Машка - кляча дедовская жрет махру. Сам видел. А сколько она за жизнь свою сожрала? Жива - здорова…
Ванька вдруг осекся, глянув на подружку, вскинувшую руки, метясь головой в пройму маечки.
- Ух, ты, а у тебя уже сиськи, как настоящие. Красивая ты. Я на тебе женюсь, когда вырасту!
- Если вырастешь…
***
- Однако, все…
- Но я хочу знать, что там было дальше.
- Быть может в следующий раз, если родишься, если вырастешь…
Он вздрогнул испуганно и посмотрел на учителя:
- Так это - я…, - несостоявшийся вопрос - страшный ответ. Он вдруг заметил, что не видит лица наставника, лишь контуры тела и слепящий белый свет…
Гроздь слез выпала из глаз на скальпель хирурга, растеклась алыми ручьями…
***
- Дилатация. Острый кюретаж, - он гнал чей-то голос в мыслях прочь, - я врач, а не палач…
- Тебе не снится детский плач?
- Черт, как больно! Будь он проклят...
***
Учитель взял его за плечи и повел в поисках просвета любви вдоль границы дремучего леса обнаженных человеческих тел, переплетающихся ветвями, сливающихся стволами, стенающих болью и страстью.
Угрюмый старец сгорбился, опершись на посох странника, проводил взором бредущую уныло пару, вздохнул тяжко и прошептал на латыни:
- Si ille, qui conceptum in utero per abortum deleverit, homicida est.*
* Если кто посредством выкидыша устранит зачатое в чреве матери, он человекоубийца.
(папа Стефан V. 887 г.)