Мы не открыли сезон устриц…
Март. Утро. Машина увязла
в дерьмовой луже боли.
Переднее левое налилось
льдом, и вибрирует,
и стучит,
и не дает разогнаться…
Как услышал, что нужен мне?
Шутишь: звезды сошлись.
Мы не открыли сезон устриц,
но увенчали его бокалом Шабли...
И ведь ровно три года назад в домике на воде
свежесть утра наполняла бокал у тебя в руке,
и испанское солнце отражалось в темных очках.
Только я зависала в твоих умных речах,
думала о своей судьбе,
о том, что ждет меня в Москве…
Вечером воскресенья встречаешь у двери.
Сапоги утопают в мягком теле S-класса.
Все, что я захочу! И мы мчимся без цели
по пустынным проспектам, к своей Альма-матер.
Здесь была «Россия», а здесь - «Украина».
За углом оставляем промозглость ночи.
Жмешь 29 - и мы на вершине
вкусового блаженства имени Боно.
Соблазняешь вином, увлекаешь рассказом.
На «песочницу» взглянем и снова вкушаем.
Снегокапли разноцветьем вниз. Красота!
Но глаза твои ярче мой мир освещают -
и печаль уходит.
в дерьмовой луже боли.
Переднее левое налилось
льдом, и вибрирует,
и стучит,
и не дает разогнаться…
Как услышал, что нужен мне?
Шутишь: звезды сошлись.
Мы не открыли сезон устриц,
но увенчали его бокалом Шабли...
И ведь ровно три года назад в домике на воде
свежесть утра наполняла бокал у тебя в руке,
и испанское солнце отражалось в темных очках.
Только я зависала в твоих умных речах,
думала о своей судьбе,
о том, что ждет меня в Москве…
Вечером воскресенья встречаешь у двери.
Сапоги утопают в мягком теле S-класса.
Все, что я захочу! И мы мчимся без цели
по пустынным проспектам, к своей Альма-матер.
Здесь была «Россия», а здесь - «Украина».
За углом оставляем промозглость ночи.
Жмешь 29 - и мы на вершине
вкусового блаженства имени Боно.
Соблазняешь вином, увлекаешь рассказом.
На «песочницу» взглянем и снова вкушаем.
Снегокапли разноцветьем вниз. Красота!
Но глаза твои ярче мой мир освещают -
и печаль уходит.