на книжном развале увидел книгу -
Оды Горация Флакка,
столетнее издание было сильно потрёпано,
взятая в руки сама раскрылась на на самом популярном, видимо, его творении:
Я воздвиг себе памятник прочнее (досл.: более постоянный) меди и выше царственных построек пирамид; его не может разрушить ни едкий дождь, ни ярость Аквилона (досл.: яростный Аквилон), ни бесчисленный ряд годов, ни быстробегущее время (досл.: бег времен). Не весь я умру, но часть меня большая (досл.: большая часть меня) избегнет смерти, и в будущем слава моя будет расти, неувядая (досл.: я молодой буду расти последующей славой) до тех пор, пока верховный жрец будет подниматься на Капитолий вместе с молчаливой весталкой (досл.: девой). Обо мне будут говорить, что я, сделавшись великим из незнатнаго уроженца страны, где шумит бурный Ауфид, где Давн (некогда) правил над сельскими народами, в стране, страдавшей безводием (досл.: где бедный водой Давн правил над сельскими народами), первый применил Эолийскую поэзию (досл.: песню) к звукам италийской лиры (досл.: к италийским мотивам). Мельпомена! Проникнись гордым сознанием своих заслуг (досл.: возьми гордость добытую заслугами) и благосклонно увенчай мою голову лавровым венком (досл.: и благосклонно увенчай мне голову Дельфйским лавром).
Оказалось что идея само-увековечивания лирой
потом затронула не только Пушкина: