***
Лишенный влечения я мотался по берегу сада. Оград не было - был обрыв. Он закрывался отточенной чертой. За чертой начинался полет - пространство воздуха и света, в которое так было влюблено мое отчаянное на любовь сердце, жаждавшее ответной любви открытого простора света.
Он открывался. Был бы девчонкой мелкой, становился бы на носочки, погремушкой кидаясь вниз, в одуванчиковое море, под которым неторопливо распускалась летняя река.
Он бился пульсом ветра, дышал неизмеримым зноем солнечного потока и я его пил, пил не переставая - широкими глотками - этот солнечный океан. Эти просторы родного оврага с детских снов напоминали мне море. Да, может, и были они остатками какого-то заброшенного людьми воспоминания о древнем, давно пересохшем море, рудиментарном огрызке былых и славных времен, когда кое-как поваленный ствол становился каноэ, а о парусах можно было только мечтать, разглядывая ослепительные в синеющем небе облака.
Как и мои доисторические предки, я рисовал в своих мечтах удивительные картины. Яркой пастелью - зеленеющие холмы. Нежной, дышащей акварелью над ними - капли рассветного тумана. Поволокой гуаши - тяжелые, налитые дождем облака. И маслом, до единой черточки - конечно, ты.
Лишенный влечения я мотался по берегу сада. Передо мной маячила тонкая фигурка тебя, но я силился не замечать ее, силился, как последний дурак, доказывая самому себе, что тебя не существует, что все эти надуманные истории о любви - лишь божий промысел.
В богов я перестал верить, когда встретил тебя. Не впервые, нет. По-настоящему встретил. На мое «веришь в Бога?» ты растерянно протянула «все как-то так складывается…» и посмотрела на меня. Внимательно и совсем не растерянно. Так смотрят на живых богов, так ожидают приговора, так не смотрят, не всматриваются, не глядят. Ты - много всяких «не». «Так не любят», - подписывала ты сама себе приговор. «Ты - не любишь», принимал его я.
Лишенный влечения я мотался по берегу сада. Обрыв манил меня своим теплом, как твои губы когда-то. Я счел бы себя дураком, но твоя фигура продолжала маячить где-то на периферии моего зрения. Или сознания. Оно, мое я, мое восприятие, чувства мои слиплись в один глухой и слепой комок. Я ориентировался по свету, на свет, как ободранный и вшивый, черный - черный, без единого белого пятнышка, как без единого шанса на счастье - котенок, с подслеповатыми желтками глаз. Я жаждал любви. Я ничего никогда не хотел, но теперь…
Лишенный влечения я бился на берегу сада, подставляя изнеможденное лицо не спавшего несколько суток человека солнцу, позволяя солнечному божеству бить себя, ударять жаркими ладонями по щекам. Заставляя себя проснуться. Я ведь оставил тебя в тот день. Когда счел, что ты лишь очередное стечение обстоятельств - обстоятельств, которыми я не смогу воспользоваться. В которых можно решать, кто прав, кто виноват, кто лишний, наконец. Лишней в моей жизни показалась мне ты - слишком пустая, чересчур не моя, в конец лишенная ума в своем предвзятом отношении к судьбе и мойрам, ее плетущим. Я тогда подумал: «Ты сама создаешь собственную реальность». Или сказал. Отрезал - уже отчаявшейся создавать меня тебе, уже потерявшейся в тщетных попытках вернуть меня на мое же место тебе.
Я терял дар слов. Только тогда я понял, что это действительно дар. Я терял друзей, и так зная, что они - все, что у меня когда-то было и будет. Но я терял себя в твоих глазах, и поэтому физически не мог в них смотреть, я не мог, просто не мог, хотя ты отчаянно, как и все, что ты делала, когда дело касалось меня, искала мой взгляд. Ты отчаянно, отчаявшись, рыдала по вечерам, и твои слезы комом стояли у меня в горле. Ты отчаянно, отчаявшись потом писала мне глупые смски и я смеялся над ними, потому что не знал, что с ними делать. Никто не знал.
Лишенный влечения я отчаялся. На берегу сада я видел твою фигуру. Она подходила ко мне, манила меня, звала. Я кожей чувствовал тепло твоих глаз и холод пальцев, нежную красноту ушей и остроту костяшек под мраморной кожей. Я ждал. Сам не зная чего. Сердце отстукивало тревожным тамтамом, кровь подступила к горлу, воздух рывками просачивался в легкие, я сипел и хрипел, ожидая.
На берегу сада оград не было - был обрыв. Он закрывался отточенной чертой. За чертой начинался полет - пространство воздуха и света, в которое так было влюблено мое отчаянное на любовь сердце, жаждавшее ответной любви. Твоей любви. И я сделал шаг.
Одуванчиковое море приняло человека.
Птицы тревожно вскричали.
Река, почувствовав волнение окружающего мира, продолжала катить свои волны.
Примятые одуванчики под моей ногой почти распрямились.
Я сделал шаг.
Спасительный шаг.
К Тебе.