северные россказни
Медвежья пряжа
Летом медведю жарко. Известно, шерсть у него густяшша, шкура тепла. Вот и придумал у нас один шутник мишку постричь (стригут же овец!).
«Пожалуйте, - говорит, - Михаил Потапыч, на небольшу процедуру».
Шерсть так и полетела. Мишка - ничего. Ему даже понравилось: заурчал тихонько от удовольствия, видать, полегче стало без излишек шерсти-то.
Смотрят жёнки - пряжи-то, пряжи сколь будет! Ну и порешили срочно напрясть ниток. А потом и носки, и рукавицы теплюшшы навязали. Зимой - красотишша, ни рукам, ни ногам мороз не страшен. Некоторы мужики приспособились медвежьей шерстью даже радикулит лечить.
С той поры шерсть от медведей в ход пошла регулярно, каждо лето. Пряжа хоть куда получалась, не хуже овечьей.
Прослышав о медвежьей шерсти, живший на окраине деревни старик - большой мастер катать валенки, прямо-таки обрадел. Ешшо бы! Сколько дарового матерьялу для работы! Пришёл (как раз стригли мишек-то), сгрёб он всю медвежачью шерсть в большу плетнюху и унёс к себе в избу.
Ну и катаночки получились! Красивяшшы да теплы. Ногам-то в них сколь вольготно! Все деревенские обулись в таки-то своекатаны валенки. Шерсти на всех хватат.
А главно - мишек пасти не нать.
Косолапые помощники
Летось у нас на Уйме медведи не только в почтальонах ходили.
Случалась у мужиков тяжела работа, дак помогали им бурые как могли. Бывало, нать лес валить, штоб новой дом ставить, - медведь тут как тут, помогат. Столб где подгнившой заменить нать - он опеть тут. Яму ли понадобится вырыть - вот он, косолапой помощник.
Быват, и невпопад каку работу сделат - ничего, мужик растолкует, как нать. Мишка не дурак, понимат.
А девки да жёнки в неурожайны (на ягоды и грибы) годы медведей в проводники за лесной ягодой брали. Косолапые лес-от вдоль и поперёк исходили, чуют ягодны места за много вёрст - прямиком к ягодам и ведут. Так что без ягод уемски не живут. Кажинной год набирают на зиму, сколь нать. Киселей да варенья вдоволь наварят. И на продажу хватат.
А медведушки в деревне многому научились, даже лошадок иной раз запрягали. Те не боялись косолапых - пообвыкли. Больша польза деревенским от медведей.
Понятно дело, и мужики, и жёнки не оставляли тех без благодарностей: угошшали щедро и пирогами, и пивом. Жили мирно.
За лето медведи так приноровились к деревенским делам, что, когда задул предзимок, никак уходить не хотели на свои зимни фатеры-берлоги. Просились в няньках побыть зиму-то. Но жёнки у нас сердобольны: чего зря-понапрасну животину томить? Пущай мишки передохнут малость, поспят до весны, а там уж видно будет.
Правду сказать, не все из медведей ушли в леса. Кое у кого из уемских мохнатые няньки в избах остались: печь, вишь, тепла понравилась очень в морозы-то трескучи. В ину избу зайдёшь - такой храп стоит! То медведь, отобедав, на печи почиват-отдыхат. Дак ведь и не жалко. Пусть и животина лесна поспит в цивилизованных условиях.
Про одёжу из туч
Хороша у нас на Севере золотая осень, когда продолжает ещё ярко светить-улыбаться солнце и его лучики-игрунчики веселят всех, поднимая настроение.
Зато поздняя осень доставляет нам немало неприятностей - и холодом, и бесконечной сыростью. Небо мрачно, сплошь обложено тучами - тяжёлыми, сердитыми (по виду), из которых день и ночь капает нудный дождь. Что и говорить, невеселая картина.
Вот и задумались наши уемски жёнки, как из этакой-то нудности извлечь хоть каку-нибудь пользу для людей. Не один день смотрели-наблюдали, как тяжело провисали мокры тучи над крышами изб, и придумали вот что.
Порешили они стягивать тучи с неба, накидывая с крыш верёвки на них. Поразвесят мокрушшы тучи-то на поветях, высушат, а опосля и кроят что хошь. Из сизых - рубахи да сарафаны. Из серых да чёрных - порты мужикам да робятам. Из голубых да белых - платьишки девчонкам да наряды невестам.
И ведь сколь ловко у наших мастериц всё получалось! Да и небо над Уймой заметно очистилось. И осень-то стала теплее, светлее. Запоговаривали, что в Уйме погода как в средней полосе. Из соседних сёл люди приходили погреться в нашей деревне, одёжу из туч дармовых заиметь. И гостили порой по месяцу. А уж сколь довольны-то были! - Не нать тратиться на тонкую материю (ездили за нею в город).
Приоделось наше уемско население. Уж таки нарядны защеголяли по деревне и молоды, и стары! Бабы наши так расфрантились, что даже в коровник - подоить коров - шли в новёхоньких платьях. И тут некоторы мужики высказали опасение, как бы их жёночки не нашли себе мужей попригляднее да помоложе из приезжаюшшых в Уйму кажинное лето.
В общем, мужики наши тоже стали блюсти порядок в одёже-то. И уж с заплатами порты ни за что не наденут.
А ешшо прознали мы, что в архангельской газете «Правда Севера» прописано про уемску материю из туч. И городска администрация вроде бы собралась устраивать большу ярмарку достижений, на которую решено пригласить и наших уемских мастериц - поделиться опытом.
Прогремели-таки на всю область (в хорошем, конечно, смысле слова) наши умны, сообразительны, талантливы да красивы жёночки.
Да и то ли ешшо они выдумают!
Лягушачьи лапки
За деревней Уймой полно болот. И летом, известно, ходят туда уемски за морошкой. Бывает, и из городу наезжают - всем хватат. Ягода красивяшша, вкусняшша, а главно - издали видна, мимо не пройдёшь. Только с недавнего времени появился у деревенских робят ешшо один промысел болотной. Тут у нас история така приключилась.
Ноне проезжал через наши места чиновник из Питера, а с ним важной гость - француз, говорят. Эдакой чернявой и маленькой, плюгавенькой, тонкой, как жердинка. Подуй, кажись, на него и слабой ветерок - зашатат.
А остановились они у попа Силантия - видать, проголодались в дороге, откушать порешили, отдохнуть да в баньке нашой северной попариться, с берёзовым-то веничком духмяным, и, само собой, переночевать.
Вот сидят они за столом, ведут умны разговоры о жизни, о делах разных. Попадья - разнаряженна, пышна така - угошшат редких гостей, потчует разносолами: запечёнными в сметане рыжиками, сёмужьей икоркой, хрустяшшыми огурчиками, да пирогами с палтусом, да студнем, да ешшо многими - пальцы оближешь - кушаньями. В центре стола стоят графинчики с вином дорогим и охлаждённой - из погреба - водкой. Хозяйка подносит гостям только что собранную этим утречком прислуживающей в дому девкой Ульяной ягоду морошку.
Француз лопочет на своём наречии - не понять что. Известно, иностранна говоря не така, как наша, но французик-то не единожды, а много раз повторил знакомо нам слово «ква-ква», закатывая в умилении свои черны глаза, - умора! Потом пояснил чиновник-то, что тот похвалился заморским «деликатесным» кушаньем. Слово-то како выдумал! А готовят, мол, его из лягушачьих лапок, то есть из «ква-ква», которы, как он слышал, в большом количестве водятся в здешних мокрых болотах, - маленьки, зелены и прыгают. Оказывается, едят важны господа этих квакающих тварей. Вот ведь кака пакость!
У попадьи аж лицо позеленело, как представила в своей тарелке жарену квакушку, но виду, понятно, не подала. Коли на Западе на таку еду мода, как будешь неудовольствие выказывать. Подумают, что мы необразованны, в большом свете не бывали.
Чиновник между тем заговорил о большом чине француза, о возможной помощи приходу со стороны сего господина.
Поп Силантий тут же снарядил хорошо знакомого ему урядника с целой ватагой уемских робят - отловить в болоте лягушок.
Робятишкам обешшано было по полкопейки на брата. Они и рады - всего-то делов-то! Да опять же и любопытно: кто-то ест лягушачье мясо! Взяли они по батожине да две деревянные бадейки и отправились на болото.
Время-то за полдён. Идут. А кругом така мокреть! Солнце на закат двигаться начало. И загудело комарьё. Ровно серы облака носятся, норовя побольней укусить.
Что до квакающих, дак их тут тоже оказалось немало. Сидят себе на кочках, выпучив свои больши глазишша. А то в прыжках соревнуются: плюх-плюх! - слышится то и дело.
Как только солнышко к горизонту приблизилось, лягухи тако громко пенье-кваканье повели, так орать стали! Обрадели, видно, что на их песни кто-то вниманье обратил.
Чуть не до самых потемней робятишки отлавливали хористов, наполняя бадейки. Поработали на славу. Француз-от даже облизался, глядя на улов. Наелся наконец деликатесу.
С той поры и повелось. Как только летня пора наступат, в Уйму нежданны заморски гости, любители лягушачьих лапок (да и морошки), - шасть-шасть! Ну, деревенским - приработок как-никак. Робята пряников да орехов на полкопейки-то покупали да девок угошшали. И то хорошо.
Про водяного
Бабы в проруби весною полоскали бельецо. В ней увидели мужское страхолюдное лицо. Догадались: водяному захотелось подурить. Он ко дну нырнул речному, чтобы воду замутить. А вода над ним смеётся, чистой, светлой остаётся. Почему? На дне-то - лёд, муть наверх и не идёт.
Шепчут жёнки:
- Эко диво... Борода-то сколь длинна... Вся зелена, с переливом...
- Гляньте, спутана она! Начал злиться водяной:
- Что, смеётесь надо мной? Утяну кого на дно - не покажется смешно: отработаете мне лет десяток, как во сне. А работа вот какая: борода моя седая липкой тиной поросла; расчеши - и все дела. Отпущу потом домой с полной золота сумой. Что примолкли, стрекотухи? Онемели? Стали глухи?
Мельком глянул на старуху - и вцепился в молодуху; потащил её на дно.
Ей ведь жабер не дано... И она, здорова, гладка и неробкого десятка, водяному - пальцем в глаз. Руку тот разжал тотчас; ослеплённый болью жуткой, отключился на минутку. Ну а жёночка, понятно, не зевала и - обратно, по-над прорубью всплыла.
То-то радость всем была! Подхватили бабы жёнку, взяли под руки - в сторонку, прочь от проруби бежать да мужицку силу звать.
Встали к проруби мужчины (принесли с собой жердины). Водяного поискали - не нашли, и так сказали:
- Превратился водяной, видно, в столбик ледяной. Жёнки, вам наказ таков: нонь за прорубью следите, поодинке не ходите на реку - без мужиков.
Раиса Пономарева
Летом медведю жарко. Известно, шерсть у него густяшша, шкура тепла. Вот и придумал у нас один шутник мишку постричь (стригут же овец!).
«Пожалуйте, - говорит, - Михаил Потапыч, на небольшу процедуру».
Шерсть так и полетела. Мишка - ничего. Ему даже понравилось: заурчал тихонько от удовольствия, видать, полегче стало без излишек шерсти-то.
Смотрят жёнки - пряжи-то, пряжи сколь будет! Ну и порешили срочно напрясть ниток. А потом и носки, и рукавицы теплюшшы навязали. Зимой - красотишша, ни рукам, ни ногам мороз не страшен. Некоторы мужики приспособились медвежьей шерстью даже радикулит лечить.
С той поры шерсть от медведей в ход пошла регулярно, каждо лето. Пряжа хоть куда получалась, не хуже овечьей.
Прослышав о медвежьей шерсти, живший на окраине деревни старик - большой мастер катать валенки, прямо-таки обрадел. Ешшо бы! Сколько дарового матерьялу для работы! Пришёл (как раз стригли мишек-то), сгрёб он всю медвежачью шерсть в большу плетнюху и унёс к себе в избу.
Ну и катаночки получились! Красивяшшы да теплы. Ногам-то в них сколь вольготно! Все деревенские обулись в таки-то своекатаны валенки. Шерсти на всех хватат.
А главно - мишек пасти не нать.
Косолапые помощники
Летось у нас на Уйме медведи не только в почтальонах ходили.
Случалась у мужиков тяжела работа, дак помогали им бурые как могли. Бывало, нать лес валить, штоб новой дом ставить, - медведь тут как тут, помогат. Столб где подгнившой заменить нать - он опеть тут. Яму ли понадобится вырыть - вот он, косолапой помощник.
Быват, и невпопад каку работу сделат - ничего, мужик растолкует, как нать. Мишка не дурак, понимат.
А девки да жёнки в неурожайны (на ягоды и грибы) годы медведей в проводники за лесной ягодой брали. Косолапые лес-от вдоль и поперёк исходили, чуют ягодны места за много вёрст - прямиком к ягодам и ведут. Так что без ягод уемски не живут. Кажинной год набирают на зиму, сколь нать. Киселей да варенья вдоволь наварят. И на продажу хватат.
А медведушки в деревне многому научились, даже лошадок иной раз запрягали. Те не боялись косолапых - пообвыкли. Больша польза деревенским от медведей.
Понятно дело, и мужики, и жёнки не оставляли тех без благодарностей: угошшали щедро и пирогами, и пивом. Жили мирно.
За лето медведи так приноровились к деревенским делам, что, когда задул предзимок, никак уходить не хотели на свои зимни фатеры-берлоги. Просились в няньках побыть зиму-то. Но жёнки у нас сердобольны: чего зря-понапрасну животину томить? Пущай мишки передохнут малость, поспят до весны, а там уж видно будет.
Правду сказать, не все из медведей ушли в леса. Кое у кого из уемских мохнатые няньки в избах остались: печь, вишь, тепла понравилась очень в морозы-то трескучи. В ину избу зайдёшь - такой храп стоит! То медведь, отобедав, на печи почиват-отдыхат. Дак ведь и не жалко. Пусть и животина лесна поспит в цивилизованных условиях.
Про одёжу из туч
Хороша у нас на Севере золотая осень, когда продолжает ещё ярко светить-улыбаться солнце и его лучики-игрунчики веселят всех, поднимая настроение.
Зато поздняя осень доставляет нам немало неприятностей - и холодом, и бесконечной сыростью. Небо мрачно, сплошь обложено тучами - тяжёлыми, сердитыми (по виду), из которых день и ночь капает нудный дождь. Что и говорить, невеселая картина.
Вот и задумались наши уемски жёнки, как из этакой-то нудности извлечь хоть каку-нибудь пользу для людей. Не один день смотрели-наблюдали, как тяжело провисали мокры тучи над крышами изб, и придумали вот что.
Порешили они стягивать тучи с неба, накидывая с крыш верёвки на них. Поразвесят мокрушшы тучи-то на поветях, высушат, а опосля и кроят что хошь. Из сизых - рубахи да сарафаны. Из серых да чёрных - порты мужикам да робятам. Из голубых да белых - платьишки девчонкам да наряды невестам.
И ведь сколь ловко у наших мастериц всё получалось! Да и небо над Уймой заметно очистилось. И осень-то стала теплее, светлее. Запоговаривали, что в Уйме погода как в средней полосе. Из соседних сёл люди приходили погреться в нашей деревне, одёжу из туч дармовых заиметь. И гостили порой по месяцу. А уж сколь довольны-то были! - Не нать тратиться на тонкую материю (ездили за нею в город).
Приоделось наше уемско население. Уж таки нарядны защеголяли по деревне и молоды, и стары! Бабы наши так расфрантились, что даже в коровник - подоить коров - шли в новёхоньких платьях. И тут некоторы мужики высказали опасение, как бы их жёночки не нашли себе мужей попригляднее да помоложе из приезжаюшшых в Уйму кажинное лето.
В общем, мужики наши тоже стали блюсти порядок в одёже-то. И уж с заплатами порты ни за что не наденут.
А ешшо прознали мы, что в архангельской газете «Правда Севера» прописано про уемску материю из туч. И городска администрация вроде бы собралась устраивать большу ярмарку достижений, на которую решено пригласить и наших уемских мастериц - поделиться опытом.
Прогремели-таки на всю область (в хорошем, конечно, смысле слова) наши умны, сообразительны, талантливы да красивы жёночки.
Да и то ли ешшо они выдумают!
Лягушачьи лапки
За деревней Уймой полно болот. И летом, известно, ходят туда уемски за морошкой. Бывает, и из городу наезжают - всем хватат. Ягода красивяшша, вкусняшша, а главно - издали видна, мимо не пройдёшь. Только с недавнего времени появился у деревенских робят ешшо один промысел болотной. Тут у нас история така приключилась.
Ноне проезжал через наши места чиновник из Питера, а с ним важной гость - француз, говорят. Эдакой чернявой и маленькой, плюгавенькой, тонкой, как жердинка. Подуй, кажись, на него и слабой ветерок - зашатат.
А остановились они у попа Силантия - видать, проголодались в дороге, откушать порешили, отдохнуть да в баньке нашой северной попариться, с берёзовым-то веничком духмяным, и, само собой, переночевать.
Вот сидят они за столом, ведут умны разговоры о жизни, о делах разных. Попадья - разнаряженна, пышна така - угошшат редких гостей, потчует разносолами: запечёнными в сметане рыжиками, сёмужьей икоркой, хрустяшшыми огурчиками, да пирогами с палтусом, да студнем, да ешшо многими - пальцы оближешь - кушаньями. В центре стола стоят графинчики с вином дорогим и охлаждённой - из погреба - водкой. Хозяйка подносит гостям только что собранную этим утречком прислуживающей в дому девкой Ульяной ягоду морошку.
Француз лопочет на своём наречии - не понять что. Известно, иностранна говоря не така, как наша, но французик-то не единожды, а много раз повторил знакомо нам слово «ква-ква», закатывая в умилении свои черны глаза, - умора! Потом пояснил чиновник-то, что тот похвалился заморским «деликатесным» кушаньем. Слово-то како выдумал! А готовят, мол, его из лягушачьих лапок, то есть из «ква-ква», которы, как он слышал, в большом количестве водятся в здешних мокрых болотах, - маленьки, зелены и прыгают. Оказывается, едят важны господа этих квакающих тварей. Вот ведь кака пакость!
У попадьи аж лицо позеленело, как представила в своей тарелке жарену квакушку, но виду, понятно, не подала. Коли на Западе на таку еду мода, как будешь неудовольствие выказывать. Подумают, что мы необразованны, в большом свете не бывали.
Чиновник между тем заговорил о большом чине француза, о возможной помощи приходу со стороны сего господина.
Поп Силантий тут же снарядил хорошо знакомого ему урядника с целой ватагой уемских робят - отловить в болоте лягушок.
Робятишкам обешшано было по полкопейки на брата. Они и рады - всего-то делов-то! Да опять же и любопытно: кто-то ест лягушачье мясо! Взяли они по батожине да две деревянные бадейки и отправились на болото.
Время-то за полдён. Идут. А кругом така мокреть! Солнце на закат двигаться начало. И загудело комарьё. Ровно серы облака носятся, норовя побольней укусить.
Что до квакающих, дак их тут тоже оказалось немало. Сидят себе на кочках, выпучив свои больши глазишша. А то в прыжках соревнуются: плюх-плюх! - слышится то и дело.
Как только солнышко к горизонту приблизилось, лягухи тако громко пенье-кваканье повели, так орать стали! Обрадели, видно, что на их песни кто-то вниманье обратил.
Чуть не до самых потемней робятишки отлавливали хористов, наполняя бадейки. Поработали на славу. Француз-от даже облизался, глядя на улов. Наелся наконец деликатесу.
С той поры и повелось. Как только летня пора наступат, в Уйму нежданны заморски гости, любители лягушачьих лапок (да и морошки), - шасть-шасть! Ну, деревенским - приработок как-никак. Робята пряников да орехов на полкопейки-то покупали да девок угошшали. И то хорошо.
Про водяного
Бабы в проруби весною полоскали бельецо. В ней увидели мужское страхолюдное лицо. Догадались: водяному захотелось подурить. Он ко дну нырнул речному, чтобы воду замутить. А вода над ним смеётся, чистой, светлой остаётся. Почему? На дне-то - лёд, муть наверх и не идёт.
Шепчут жёнки:
- Эко диво... Борода-то сколь длинна... Вся зелена, с переливом...
- Гляньте, спутана она! Начал злиться водяной:
- Что, смеётесь надо мной? Утяну кого на дно - не покажется смешно: отработаете мне лет десяток, как во сне. А работа вот какая: борода моя седая липкой тиной поросла; расчеши - и все дела. Отпущу потом домой с полной золота сумой. Что примолкли, стрекотухи? Онемели? Стали глухи?
Мельком глянул на старуху - и вцепился в молодуху; потащил её на дно.
Ей ведь жабер не дано... И она, здорова, гладка и неробкого десятка, водяному - пальцем в глаз. Руку тот разжал тотчас; ослеплённый болью жуткой, отключился на минутку. Ну а жёночка, понятно, не зевала и - обратно, по-над прорубью всплыла.
То-то радость всем была! Подхватили бабы жёнку, взяли под руки - в сторонку, прочь от проруби бежать да мужицку силу звать.
Встали к проруби мужчины (принесли с собой жердины). Водяного поискали - не нашли, и так сказали:
- Превратился водяной, видно, в столбик ледяной. Жёнки, вам наказ таков: нонь за прорубью следите, поодинке не ходите на реку - без мужиков.
Раиса Пономарева