Галактика. Глава 2. Каратели. (часть 1)
Водомерка несется над самой землей словно большая хищная птица, сглаживая неровности рельефа. Воздух свистит, разрезаемый стремительной машиной, за окнами мелькают темные силуэты деревьев. Сквозь них видна степь, по случаю весны покрытая пышной растительностью. Впрочем, эту растительность и почти не разглядеть, так как солнце еще не взошло. Лишь свет фар разгоняет ночной сумрак. Хотя, если подумать, то фары нам не нужны - бортовой обстовизор прекрасно способен различить маленький булыжник на расстоянии больше километра. И, заодно, показать, что творится под землей на глубине в несколько метров.
Серая лента дороги стремительно прокручивается под днищем машины. Уже никто не помнит кто из землян первым догадался назвать это транспортное средство «водомеркой». Но название довольно меткое, потому и прижилось. На самом деле ее настоящее имя - «ткуланса», что в переводе с криссианского означает «скользящий». Она и вправду будто скользит, летя в считанных сантиметрах над поверхностью. У водомерки нет крыльев, поэтому для того, чтобы удержаться в воздухе ей приходится увеличивать давление под днищем и уменьшать его над крышей. Возникающая разность давлений и держит машину в воздухе. Аналогичным образом, кстати, парили аппараты на воздушной подушке, которыми земляне пользовались до Открытия. Только там давление под днищем увеличивалось механическими турбинами, а в водомерке оно меняется с помощью прямого преобразования энергии. Если не вдаваться в тонкости, то это означает, что для увеличения давления молекулы воздуха нагреваются, а для уменьшения - охлаждаются. Точно так же создается разность давления между задней стенкой водомерки и ее передом, только во много раз сильнее. За счет этого машина перемещается вперед, подобно поршню в старом двигателе внутреннего сгорания. Бортовой обстовизор следит за рельефом дороги, давая сигнал курсовому атигану. Тот, заметив препятствие, отдает команду на увеличение высоты, и водомерка успешно облетает какой-нибудь камень, оказавшийся на пути.
Первые «водомерки» были завезены с Крисса лет сорок тому назад, когда Земля только начала закупать новые технологии на более развитых планетах. Разумеется, «новые» - это в понимании землян, поскольку ультрасовременных средств передвижения на основе гравитационных генераторов никто Земле так и не продал. Только недавно на нашей планете появились экспериментальные компактные «граверы» собственной разработки, но об их массовом производстве пока и речи не идет. Пока дело ограничивается боевыми аппаратами для ближнего космоса - орбитальными штурмовиками. Во всех остальных случаях аппараты приходится импортировать с других планет.
Впрочем, для Земли вполне достаточно на данный момент и «водомерки», которой плевать на бездорожье, бывшее постоянной проблемой для старых колесных средств передвижения. Понятное дело, что колесные автомобили используются и сейчас, например, в городах, где есть ровные дороги и потому там не требуются прожорливые «водомерки». Однако для поездки на дальние расстояния люди предпочитают использовать именно их. Инопланетная машина даже способна преодолевать небольшие водоемы, где нет сильного волнения. У ткулансы лишь один недостаток - нельзя использовать на планетах без атмосферы или там, где она слишком разрежена. Например, на Луне «водомерка» не сдвинется и на миллиметр, а на Марсе будет периодически задевать днищем поверхность. Однако, Земля еще не настолько взялась за их освоение, чтобы это стало реальной проблемой.
Управляет водомеркой Сергей - это его машина. Рядом на переднем сидении устроился Виталий, с жаром рассказывающий о рыбалке. Он - заядлый рыбак и именно по его милости мы трое встали сегодня ни свет ни заря, погрузились в водомерку и помчались на лесное озеро. Мы работаем исгерами в одной компании и, время от времени, совершаем какие-нибудь вылазки на выходные. При этом Сергею отводится почетная роль извозчика. Впрочем, он не возражает против этого, так как ему нравится ощущать собственную значимость. Ни у меня, ни у Виталия собственной водомерки нет, поэтому мы оба втайне завидуем товарищу. Зарплата молодых исгеров не позволяет обзавестись ткулансой, так что в дальних поездках приходится довольствоваться общественным транспортом. А у Сергея есть богатый отец, который и подарил ему инопланетную машину.
Тем временем мы проскакиваем небольшую речку. «Переправа» представляет собой пологий спуск к воде, даже без намека на мост. В последнее время строители дорог обленились, экономя на сложных конструкциях - благо водомеркам они не нужны. Просто пролетел над водой и всего делов. При желании, мы могли поехать прямо по реке, но она слишком извилистая, поэтому пришлось бы снижать скорость.
Мы несемся все дальше. Размеренно гудят преобразователи и генератор. Я представляю, как наша машина выглядит со стороны - темный силуэт в виде половинки пятиметрового конуса, разрезанного вдоль оси. Плоский срез конуса прижимается к земле, а его острая вершина хищно смотрит вперед, пронзая собой пространство. Выпуклая крыша машины - прозрачная, она закрывает кабину. В кабине помещается три ряда сидений - два сидения в первом ряду, три во втором и четыре в третьем. Каждый следующий ряд чуть выше предыдущего, так что сидящим сзади никто не загораживает обзор. Правда, смотреть мне особо не на что, так как за окном еще темно и ничего толком не видно. Поэтому я включаю сергер и вывожу на него картинку с селгенста. Обстовизор, конечно, цвета передает отвратительно, но зато можно разглядеть силуэты. Хотя, чего я жалуюсь? Все равно «цвет» - штука относительная. Когда нет освещения, как сейчас, это понятие становится абстрактным.
По сторонам начинают появляться перелески. Затем они переходят в сплошной лес, встающий стеной по обеим сторонам дороги. Сергей, сбросив скорость, сворачивает в одну из просек, которой, судя по густой траве, нечасто пользуются. Теперь мы едем со скоростью шестьдесят километров в час, и можно без помех любоваться окружающей природой. Сфокусировав сергер, я различаю справа от просеки заросли малины и крапивы. Мне в последнее время редко приходится видеть лесную малину - она предпочитает буреломы, а в окрестностях городов леса уже давным давно вычищены и окультурены. Надо будет в конце лета заглянуть сюда снова и полакомиться настоящей лесной ягодой. Сергею и Виталию идея тоже нравится, так что один из летних выходных у нас оказывается распланированным.
Внезапно чаща раздвигается, и перед нами во всей красе предстает озеро. Солнце еще не взошло, только розовый небосклон возвещает о его скором появлении. Машина останавливается, мы выходим из водомерки и замираем, завороженные открывшейся картиной. Прямо перед нами расстилается черная гладь озера, чуть выше в воздухе плывут клочья тумана, скрывающие стволы деревьев на противоположном берегу. Из тумана частоколом торчат острые вершинки елей, упирающиеся в розовеющую кромку неба. Чуть выше горизонта небо удивительно голубое, и чем выше, тем оно темнее. За нашими же спинами все еще властвует ночь, и сверкают последние звезды. Мы с трудом стряхиваем с себя наваждение и принимаемся разворачивать снасти. Надо спешить - рыба ждать не станет.
Вообще-то, еще каких-то пятьдесят лет назад на этом месте никакого озера не было и в помине. Да и леса тоже не было - одна голая степь. Но резкие перемены, произошедшие на Земле после Открытия, сказались и на ландшафте. Экологи здесь попытались адаптировать к земным условиям биотехнологии, полученные от шилинцев, и им это удалось. Успешный результат обеспечили сами шилинцы, принимавшие участие в этой работе. Они, как всем известно, лучшие биологии в Галактике. Так появился этот огромный лес, находящийся всего в ста пятидесяти километрах к северу от Космополиса.
Мы быстро управляемся со снастями. Спустя несколько минут удочки закинуты, прикорм брошен, а мы сами терпеливо ждем, когда начнет клевать. Ждать приходится недолго, уже через пару минут Сергей вытаскивает первую рыбину. Она норовит выскользнуть из рук, но он крепко держит ее и, довольный, показывает нам с Виталием. Затем бросает свою добычу в ведро с водой и забрасывает удочку снова. Через пару секунд и мы с Виталием одновременно вытаскиваем по рыбине и пытаемся определить, у кого улов крупнее. Мне повезло - моя больше, хотя, по словам Виталия, у него рыба вкуснее. Я не спорю, так как в водной фауне не разбираюсь совсем, а Виталий у нас признанный знаток всего, что касается рыбалки.
Проходит несколько минут, и уже никто не хвастается своим уловом перед остальными, так как на это совершенно нет времени. Рыба хватает крючок, не дожидаясь пока он успеет утонуть. В нас просыпается азарт, мы разгорячены, бегаем от ведерка к удочкам и ревниво поглядываем, как идут дела у других. Разумеется, Виталий переплюнул всех - пару раз ему удается вытащить огромных рыбин размером чуть ли не с руку! Мне же попадается рыбешка помельче. Иногда на крючке оказываются совсем крохотные рыбки, которые тут же отправляются обратно в озеро. Сначала я выпускаю на волю очень маленьких, но к концу, став более привередливым, начинаю отпускать и крупных - из числа тех, что, по словам Виталия, «не очень вкусные».
Эта «рыбная лихорадка» продолжается довольно долго. Но, с восходом солнца, клев начинает ослабевать, и азарт постепенно спадает. Гаснут последние звезды, тают хлопья тумана, начинают в полную силу щебетать птицы. Наконец, Виталий машет рукой и командует окончание рыбалки. К этому времени клев, практически, прекращается.
Виталий принимается чистить рыбу для ухи, а мы с Сергеем устанавливаем походный очаг. Жаль, конечно, что нельзя развести настоящий костер, но тут уж ничего не попишешь, так как для приезжих, вроде нас, костры в лесу запрещены довольно давно. Устав бороться с пожарами, губившими ежегодно сотни тысяч гектаров леса, правительство создало особую спутниковую сеть, следящую за каждым источником теплового излучения в лесу. И как только спутник обнаруживает участок открытого огня, разведенный в лесу, он тут же фокусируется на этом месте и пытается распознать, что это: обычный туристический очаг или же запрещенный костер? Распознавание особого труда не составляет, тут даже не требуется специализированный атиган. Если это очаг - то проблем нет, а вот если это оказывается костер, то спутник фиксирует всех людей, которые находятся рядом с костром. Разумеется, предварительно подав сигнал тревоги. Если даже лесники не успеют и застанут на месте теплой компании только потухшее кострище, то, все равно, по снимкам опознать нарушителей не составит труда. И, самое большее через неделю, по электронной почте нерадивым посетителям леса придет официальный протокол и счет для оплаты внушительного штрафа.
Конечно, мне очень хочется почувствовать себя так, как наши далекие предки, но в глубине души я понимаю необходимость запрета. Будет очень больно, если эту красоту слижет безжалостное пламя, и от леса останутся только обугленные головешки. Мысль с лесного пожара неожиданно перескакивает на стихийные бедствия, уничтожающие деревья. Вспоминаю вырванные с корнем леса на пути ураганов. И совершенно зря. Потому что поваленные деревья тут же наводят меня на воспоминания, о которых я давно стараюсь забыть. Я видел, как падают деревья девять лет назад. В ту ночь, когда погибли люди, с которыми я общался каждый день. Погибли в своих постелях даже не успев ничего понять.
Стоп, не стоит об этом! Самое лучшее - забыть, хоть это и непросто. Надо лишь помнить о том, что меня зовут Кулагин Александр Николаевич. И что я никак не мог знать тех погибших людей, поскольку всем известно, что я жил очень далеко от того места, где это произошло. Мне не привыкать прогонять из головы непрошеные мысли, так что спустя минуту я снова сосредоточен на настоящем, не думая о прошлом.
А очаг уже собран, внутрь уложены дрова из сушняка, в обилии валяющегося вокруг нашей стоянки. Разведя огонь, мы с Сергеем подвешиваем над очагом котелок с водой и принимаемся чистить привезенную с собой картошку. Потом помогаем Виталию закончить чистку рыбы и успеваем как раз к тому моменту, когда вода в котелке закипает. Виталий принимается за приготовление ухи, отогнав нас подальше от котелка. Сергей, недолго думая, расстилает на земле коврик и начинает мирно посапывать, сомлев на ярком солнце. А я сижу и с интересом слежу за действиями Сергея.
В общем-то, в приготовлении ухи ничего сложного нет, просто, видимо, Виталию хочется превратить это дело в какой-то особый ритуал. Что, впрочем, у него довольно неплохо получается. Периодически он зачерпывает ложкой в котелке, пробует, задумчиво подняв глаза к небу и сыплет очередной ингредиент. Сначала я решил, что он готовит по какому-то старинному рецепту, но, вдруг среди приправ я замечаю стебли шилинского перца, который завезли на Землю двадцать лет назад, и потому наши предки никак не могли его использовать для приготовления ухи. На мое едкое замечание по этому поводу Виталий спокойно возражает, что раньше с собой в походы и очаги не таскали, так что вкус все равно не будет таким, каким ему положено быть. Так почему же в таком случае не улучшить его особым ароматом шилинского перца? На это возразить нечем, и больше Виталия я не отвлекаю.
Наконец, мы снимаем котелок с очага, а на его место подвешиваем чайник с водой. Виталий закрывает котелок крышкой, заявляя, что ухе еще нужно настояться. Мы будим Сергея, втроем разворачиваем складные стол и стулья, расставляем тарелки и нарезаем буханку черного хлеба. Кстати, интересно, а где Виталий нашел буханку - хлеб ведь уже нарезанным продают? Но я тут же забываю про хлеб, потому что Виталий, наконец, берется за котелок. Он торжественно разливает уху по тарелкам, поднимает ложку, привлекая наше внимание и легонько стукает ею по краю котелка. Котелок послушно брякает. Не знаю, что означает сей знак, но после этого Виталий заявляет, что можно приступать к трапезе.
К этому моменту я уже очень голоден, потому жадно набрасываюсь на обжигающее варево. Уха оказывается великолепной! Она горячая, и потому нам приходится дуть на нее, чтобы хоть немного остудить. Пожалуй, ничто не может заставить нас оторваться от тарелок. Картина могла бы быть совсем идиллической, если бы не Виталий, время от времени бросающий на стол грустные взгляды. Я сначала не понимаю, что это с ним, пока Сергей не перехватывает очередной взгляд и не заявляет:
- Ты же помнишь наш уговор! Я за рулем, а смотреть на ваши пьяные физиономии мне трезвому будет не слишком интересно.
- Да я ничего и не говорю! Просто выпить на рыбалке иной раз важнее, чем сама рыбалка.
- Ага, «иной раз»! Как послушаешь анекдоты про рыбаков, так и задумаешься, зачем им вообще удочки нужны? - язвительно замечаю я.
- Злые вы! - обижается Виталий. - Ну что у вас за представления? С кем из знакомых ни заговорю о рыбалке, так первое, про что вспоминают, это выпивка! И попробуй переубеди, что сейчас вдрызг напиваться никакого резона нет - глотнул нейтрализатор и трезв как стекло! Ну, реакция, конечно, все равно уже не та, чтобы за руль садиться, но эффект от обильных возлияний пропадает начисто.
С выпивки разговор постепенно переключается на развлечения, потом на женщин, а потом, как положено, на политику. Обсуждаем последние действия общего правительства, потом переходим к обстановке в Галактике.
- Вот что я вам скажу, парни, - заявляет Сергей. - По-моему, когда нашу планету включили в Восьмерку Развитых - это была насмешка над нами! Всем же ясно, что мы отсталые и ненамного отличаемся в развитии от феодальной Клевоны. Зато сейчас мы такие гордые! Мы бьем себя грязной пятерней в немытую грудь и называемся «развитым обществом»!
- Не, ты не прав! - возражает Виталий. - Мы в Восьмерке потому, что Лигурия целенаправленно проталкивала нашу кандидатуру с самого Открытия. Остальные шесть планет были категорически против, и лишь благодаря прямому давлению лигурийцев они изменили свою точку зрения. Так что дело не в насмешках.
- Ну и что? С твоих слов лишь выходит, что Лигурия сделала из нас своих персональных клоунов! Ну скажите, какой резон был ей в нас? Вместо того, чтобы ускорять наш прогресс, они бы лучше о собственной безопасности подумали! Ведь уже тогда было видно, что Крисс, Прегет и Дожвелигн объединяются. последний дурак бы догадался, что это объединение направлено против самой высокоразвитой планеты в Галактике - Лигурии!
Я не выдерживаю, и тоже встреваю в спор:
- А кто сказал, что Лигурия, помогая Земле, не видела в этом выгоды? Ситуация до Открытия была патовой - Лигурия только что закончила постройку пятидесятой ОППО [1] и представляла собой неприступную крепость для любых флотов Галактики. Но при этом не могла и сама наступать, так как справиться сразу с тремя планетами она бы не смогла. Лигурии были нужны союзники, но Рабена с Бадуагом соблюдали полный нейтралитет. Почему - и так понятно. Единоличное правление Лигурии никому не было по вкусу. Вольных же тогда никто всерьез не воспринимал. Этого джинна из бутылки выпустили криссиане. Теперь, небось, и сами не рады. В общем, пришлось Лигурии самой создавать себе союзника. В долгосрочной перспективе это могло сработать: вы посмотрите, какими темпами идет развитие нашей планеты!
Но Сергей продолжает упорствовать:
- Хорошо ты говоришь, да не все упоминаешь! Развитие на Земле и до Открытия шло гораздо быстрее, чем на других планетах. Вспомни, у нас эпоха капитализма закончилась постиндустриальным обществом за пятьсот лет, а на Лигурии капитализм существовал тысячу лет! На Бадуаге же, вообще, тысячу двести! Мы и без лигурийских подачек могли обойтись. А кого я меньше всего понимаю - так это наших наемников из «Сфинкса», воевавших за Лигурию во время Санованской войны. Жертвовать своей жизнью ради тех, кто тебя использует? Большего идиотизма представить сложно!
- Неправда, «сфинксы» - это герои! - запальчиво восклицает Виталий. - Они как раз и воевали потому, что не хотели, чтобы земляне себя чувствовали должниками лигурийцев!
- Должниками-то мы себя, может, и не чувствуем, но разве нам от этого легче? Не будь их, может быть Тройственный Союз хотя бы изредка ограждал нас от налетов вольных, - Сергей тыкает вверх. - А сейчас у нас только и надежда, что на лигурийских Охотников. И снова мы в долгу оказываемся! Какой-то порочный круг выходит.
Я молчу. Я знаю о «сфинксах» гораздо больше их обоих. Несмотря на то, что война закончилась уже давно, я не скажу ни слова, потому что хорошо помню, как закончили Каминский и Голев - командиры «Сфинкса». Еще я помню ту безумную езду девять лет назад, благодаря которой нам удалось спастись. И я не желаю, чтобы мой отец закончил свою жизнь так же, как Каминский и Голев. Не хочу умирать как те, с кем я когда-то жил рядом. Так что надо молчать и играть роль заинтересованного слушателя. Надо!
Эти мысли бередят старые раны, и опять в голове начинают шевелиться воспоминания. Я уже собираюсь привычно затолкнуть их обратно в глубины памяти, как вдруг…
***
Тихий, убаюкивающий шелест систем корабля. Свет погашен, чтобы не мешал глазам. Впрочем, зрение мне не требовалось. Мозг был напрямую подключен к бортовому ксаугану [2], и я видел глазами корабля. А его зрение было феноменальным и позволяло увидеть очень многое. Например, как искажается пространство около звезд. Или как пролетают мимо одинокие фотоны. Или как переплетаются, взаимодействуя, селги двух планет, находящихся от меня на расстоянии нескольких минд.
Вокруг много других кораблей, подобных моему. Они рассеяны по пространству, на расстоянии нескольких минд друг от друга. И, как и я, слушают все, что происходит вокруг. Кораблей ровно сто двенадцать, включая мой. Размер их, по меркам галактики, небольшой. Даже зайон - малый рейдер - и тот больше. Но я не стал бы завидовать зайону, вставшему на пути такого корабля, как мой. И даже ста зайонам бы не позавидовал.
Внезапно в сознание вклинились чужие мысли. Это Памвей, капитан-семь, чья сотня находилась в другой части Нейтральной Зоны.
- Командор, зарегистрировано срабатывание стоп-мины! - капитану с трудом удавалось подавить волнение. Еще бы, ведь это наша первая операция.
- Далеко? - задаю мысленный вопрос.
- Около пятидесяти минд.
Тут же последовал яркий образ трехмерной карты. В самом центре место срабатывания мины. Я даже не успел толком сформулировать запрос, когда главный бортовой лусаган послушно сообщил:
- На максимальной скорости им понадобится около часа.
- Час - это много, - сказал я Памвею. - Очень может быть, что не успеете.
- Мы идем на полной скорости с самого момента регистрации сигнала. К сожалению, даже тарсеры не всесильны - расстояние довольно большое.
Тарсеры - это наши корабли. На самом деле их настоящее название - «дисколеты». Название «тарсер» придумал я, и внезапно его стали употреблять гораздо чаще официального. Правда, никто кроме меня не знал истинного значения этого слова, иначе вряд ли стали бы использовать его с такой охотой. Зато это мне давало повод время от времени посмеиваться над товарищами, не раскрывая причины своего веселья.
- Кого с собой взял? - спросил я.
- Всю сотню. Кого-то оставить?
- В другой ситуации было бы лучше половину оставить, вдруг еще что-то заметят? Но не сегодня. На первый раз перестрахуемся, не стоит делить сотню.
Памвей передал мыслеобраз понимания. Делить сотню - значит ставить крест на возможности воссоздания полного боевого ментоида. Рисковать не стоило.
Я задумался. Первая сотня Зарда, среди кораблей которой я находился, по-прежнему неподвижно висела в пространстве, прислушиваясь ко всем сигналам. Похоже, ничего интересного ей не светило, а принять участие в первом настоящем бою, или хотя бы разобраться на месте с его последствиями, мне, как командующему тысячей, было просто необходимо. Расстояние до указанной Памвеем точки не превышало семидесяти минд, и я решился.
- Зард, - вызвал я капитана-один. - Памвей зарегистрировал срабатывание стоп-мины, я принял решение присоединиться к его сотне.
Командиру первой сотни про мину было уже известно. Я почувствовал, как в его мыслях появилась тень досады и тут же исчезла из мыслеобмена. Его реакция была предсказуемой. Первая сотня считалось одной из лучших, а тут ее обставила седьмая. Вполне понятная ревность.
- Кого с тобой отправить? - последовал вопрос Зарда.
- Никого. Один доберусь, так будет быстрее.
Я не обманывал Зарда. Тарсеры всех командиров, начиная с капитанов, строились отдельно от серийных и оснащались более мощными энергетическими установками, форсированными двигателями, улучшенными системами защиты и вооружения, а также специальными интеллектуальными системами. Так что если бы со мной отправились рядовые далаты, они оказались бы лишь обузой.
Но Зард остался непреклонен:
- Командор, я отвечаю за твою безопасность. Одного тебя не отпущу. Здесь слишком опасный район, чтобы позволить командиру тысячи передвигаться в одиночестве. С тобой пойдет девятый десяток.
Спорить не хотелось, тем более что капитан был прав. Поэтому я, нехотя, дал согласие. Зард тут же перевел веанита-девять и весь его десяток в мое подчинение. Несколько мгновений ушло на проверку внутренних систем, еще пара секунд - на наладку взаимодействия внутри образованной группы, после чего мы стартовали.
Ах, как я любил эти моменты, когда тарсер мгновенно набирал маршевую скорость! Ни один другой тип корабля во всей Галактике на это не был способен. А все потому, что мы отказались от микрошаговых двигателей, а вместе с ними и от капризных пульсеров. Гиперчастотный генератор тарсера выдавал импульсы на макрошаговый двигатель, который за один такт передвигал весь корабль на миллионы екантов [3]. В итоге, за первую же секунду тарсер покрывал расстояние равное одной двадцатой светового года. Внешне это выглядело очень просто: корабль висит себе неподвижно в пространстве, и, внезапно, просто исчезает с поля зрения всех сканеров.
Я переключился в режим прямого управления тарсером. Отныне все данные о состоянии корабля, о внешней среде, а также сигналы от кораблей сопровождения поступали прямо в мозг. Я как будто сам стал тарсером. Его двигатель - мои крылья, малаг - сердце, эмпылеры острые когти, а п-сканер стал глазами. Разумеется, нетренированному человеку от подобного потока мыслеобразов, сгенерированных греском, пришлось бы несладко. Но все, кому было доверено управление тарсерами, прошли серьезную подготовку, и потому я чувствовал свой корабль так, словно он был частью меня самого, частью моего тела. Правда, с одной оговоркой. Любой человек движениями тела почти всегда управляет осознанно, и лишь в редких случаях срабатывают рефлексы. С тарсером же происходило наоборот - действия ощущались как рефлекторные, лишь иногда приходилось отдавать осознанные корректирующие приказы. По-другому не получалось - при сверхсветовых скоростях мозг просто не успеет осознать какое-то локальное изменение в обстановке, не говоря уже о том, чтобы найти правильное решение. Для того и существуют атиганы и лусаганы, чтобы оставить за человеком самый верхний - сверх-стратегический уровень управления. Нужно лететь к точке, где было зафиксировано срабатывание стоп-мины? Отдается короткая команда «крыльям», а дальше все происходит само. Мне даже незачем было знать координаты - у лусагана-навигатора хватало сообразительности на то, чтобы самостоятельно запросить их у лусагана-связиста. Последний бы проанализировал сеансы связи с другими кораблями, нашел то, что нужно и выдал ответ. Более того, даже если связной лусаган не нашел бы искомые координаты, он вполне мог самостоятельно связаться с тарсером Памвея и выяснить их. Мое участие могло потребоваться только если бы, к примеру, тарсеры Памвея и его заместителей не отзывались. Если же информационный обмен налажен, то после отдачи команды я мог сразу «увидеть» пункт назначения и ощутить как мои «крылья» начинают «тянуть» к нему «тело».
Ну как тут думать о предстоящем деле, если тебя охватывает непередаваемое ощущение полета на тарсере? Чтобы понять это, нужно почувствовать освежающий «вкус» селга звезд, увидеть игру протуберанцев, потянуться абсолютным зрением к отдельным планетам, оказавшимся неподалеку от маршрута, рассматривать их, заглядывая под кору и в самое ядро. И ощутить, как взвихряется пространство вокруг тебя, возмущенное бешеным ритмом работы «крыльев». Те, кто называют себя звездолетчиками, на самом деле ничего не знают о полете. Ну что они видят? Только пустые холодные картинки переданные сергером или греском. Что они могут? Только отдать приказ корабельному лусагану. Кто-то из первых звездолетчиков с грустью сказал, что у людей отняли крылья, как только появились корабли, летающие слишком быстро, чтобы ими мог управлять человек. Так вот, тарсер - это крылья, возвращенные человеку!
Все-таки мандраж перед началом операции постепенно взял верх над восторгом полета. В конце концов, это было наше первое боевое дежурство и первая боевая операция. Сколько сил, сколько средств, сколько пота и энергии мы потратили - не передать. Были и те, кто не дожил до этого дня - они навсегда останутся в наших сердцах. Мы работали не покладая рук втайне от всей Галактики на протяжении почти пяти лет, и теперь считанные минуты отделяли нас от ответа на главный вопрос - оправданы были ли все эти усилия и жертвы?
Еще во мне плескался азарт от того, что честь открыть счет боевым операциям нашей организации выпала именно моей, первой тысяче. Не второй, которая тоже занималась патрулированием Нейтральной Зоны, не третьей, разбитой на сотни и осуществлявшей свободный поиск по всей Галактике, а именно первой. Разумеется, я бы с радостью отметил успех других тысяч, но все же своя роднее. Поэтому, неудивительно, что меня начало переполнять волнение, смешанное с азартом охотника, впервые услышавшего голос дичи.
Я поддерживал постоянный канал связи с седьмой сотней, но не вмешивался в ее действия. Памвей бы обрадовался, если бы за ним вообще никто не следил, но тут уж решал я. В то же время меня безмерно радовало, что Верховный остался на Базе. Трений у меня с ним почти не бывало, но возможность поступать так, как считаешь правильным - это редкая привилегия.
Капитан-семь к делу подошел основательно, решив использовать на полную катушку отведенный ему час. Пошли проверки систем связи, орудийных систем, защиты. Пару раз успели воссоздать боевой ментоид, отработать с ним атаку без смены курса и скорости, а потом расщепить его обратно. Я про себя одобрил эту деятельность - нельзя было позволить людям зря мандражировать, целый час предаваясь размышлениям о предстоящем первом боевом столкновении. Это могло сказаться на боеспособности.
А что бой будет - сомневаться не приходилось. Дело в том, что через двадцать три минуты после срабатывания стоп-мины зарегистрирован мощный селгенстовый всплеск. И характер его однозначно указывал на применение селгенстовой мины или торпеды. Раз дело дошло до применения оружия, то и нам предстояло познакомиться с ним поближе.
Полная тишина в конселг-эфире означала, что корабли Тройственного Союза в стычке не участвовали - уж они бы не постеснялись использовать связь на полную катушку. Столкновение вольных с лигурийскими Охотниками тоже исключалось, так как пираты тогда тут же принялись вопить в эфире о нарушении статуса Нейтральной Зоны. В надежде на скорое появление охранных флотилий Союза. Надежда, надо сказать, небезосновательная - Союз Нейтральную Зону от посягательств лигурийцев охранял с особым усердием.
Значит, вариант только один - нападение вольных на торговцев, скорее всего лигурийских. Мы знали, на каком максимальном расстоянии от стоп-мин дежурили вольные. Мы знали среднее время абордажа. И по всему выходило, что седьмая сотня никак не успевала, даже не смотря на форсирование двигателей.
Я ощутил в потоке мыслеобразов мрачные картины, которые люди Памвея ожидали увидеть. И кипящую решимость если не предотвратить, то отомстить. Плевать, что форсированный режим двигателей не позволял незаметно подобраться к месту схватки. Пусть видят нас издалека! Мы идем!
И сам собою родился и тут же был подхвачен мощный, торжественный возглас. Возглас, впервые прозвучавший под небом Базы всего несколько дней назад, когда вся организация построилась на Главном Космодроме, провожая первые тысячи, уходящие на боевое дежурство. Мы стояли, упиваясь торжественностью момента, а воздух дрожал и гудел от нашего крика:
- Эллато Серат!
Во имя Галактики! Мы идем, чтобы предотвращать и карать! Горе тем, на кого обрушится наша ярость.
«Обнаружены цели, пять минут до ближнего контакта, - вполз в сознание голос лусагана-связиста. - Вхождение в зону уверенного обнаружения сканерами противника»…
[1] Океаническая платформа планетарной обороны. Представляет собой искусственный плавучий остров, способный погружаться под воду, имеющий водоизмещение порядка миллиона тонн. На ОППО были установлены мощные оборонительные системы для защиты Лигурии. Максимальная скорость передвижения чуть больше 22 км/час. Общая численность ОППО на Лигурии к началу Санованской войны достигала 83-х штук. Подробное описание ОППО см. в «Свет двойной звезды».
[2] Ксауган - особый вид атигана, предназначенный для взаимодействия интеллектуальных систем с человеком. Образован от двух прегетянских слов: «ксау» - человек и «ган» - интеллектуальная система.
[3] Екант - единица длины, равная половине диаметра атома водорода. Стандартный микрошаговый двигатель за один такт сдвигает корабль ровно на один екант.