Литроссия мне друг, но истина дороже… (Часть 2)
Оригинал взят уahmedova52в Литроссия мне друг, но истина дороже… (Часть 2)
Мифы о поэте Адалло или история затянувшегося предательства... (Часть 2)
НАЧАЛО ЗДЕСЬ:
http://akhmedof.livejournal.com/9996.html
Расул Гамзатов, человек не предавший своих идеалов, по-разному относился к дагестанским младополитикам новой российско-дагестанской Смуты… Не отвергал их поначалу, а пытался понять… Он хотел разобраться в том, что происходит с Россией и Дагестаном, со всеми нами… Куда мы идем? Именно этому он и посвятил свою поэму «Черный ящик», а не олигархам, как об этом язвительно пишет Огрызко («… он в свои преклонные годы потерял всякий стыд?! Его-то кто на склоне лет заставлял пропеть оду местным олигархам, сколотившим сумасшедшие состояния на разграблении соплеменников?!»).
А читал ли сам Огрызко эту поэму?.. И где же это он там оду узрел?.. Смятение, растерянность, тягостные раздумья о Дагестане и страх за его будущее… Я переводила эту вещь и хочу спросить у профессионального литературоведа Огрызко, соответствуют ли эти строки жанру оды:
«Опять в королевстве у нас нелады:
То ль в Датском, то ль тоже на Д?..
И пахнет здесь гнилью, и привкус беды,
Как воздух незримый, везде.
Гаджи, ты - не Гамлет,
И я - не Шекспир,
Но жутко бывает порой,
Что тысячу лет не меняется мир
В привычке своей роковой.
О, грёз мышеловка! О, жизни капкан!
О, мутные очи судьбы!
Любовь на поминках - и только строка
Правдива еще, может быть.
Но озеро наших надежд заросло
Болотною ряской давно.
И эху Кавказа, что вдаль унесло,
Вернуться назад не дано.
Оно на бесчисленных похоронах -
Ему теперь не до меня…
И только один всемогущий Аллах
Способен все это понять».
Или, может быть, эти строки поэта отдаленно напоминают оду:
«Откуда в стране нашей этот разбой,
Всеобщее это распутство?
Пусть чёрное солнце зайдет за горой
И красное выглянет утром.
И чтобы оно с акушинских холмов
Затем добралось до гимринских…
Земля Шамиля, как твой жребий суров,
Но подвига нет ведь без риска!
На весь мир кричал я: -
О, мой Дагестан!..
Теперь же я нем, словно рыба.
Чего же боюсь я?.. А, может, я стар
И делать не смею ошибок?
А если чужой он? То чей же тогда?..
Крамольные думы опасны.
И все же о нем, о родном, как всегда,
Тревожусь, Гаджи, ежечасно».
Да, эта поэма посвящена Гаджи Махачеву, но не олигарху (которым он, к слову, никогда не был), а политику, едва-едва начинающему свою карьеру… И Расул именно с ним делится своими тревогами и сомнениями. Но это его право - человека и поэта…
Странно, что русского публициста, главного редактора «Литературной России», так по-гэбэвски пристально всматривающегося в гамзатовскую биографию, нисколько не смущает тот факт, что Адалло Алиев был заместителем Шамиля Басаева (ярого врага нашей страны), с которым поэт демонстративно красовался на многих документальных фотокадрах, и международные банды которого, в том числе и благодаря призывам Адалло, пришли в Дагестан.
Я хорошо помню волну гнева дагестанской молодежи, выразившуюся в расклеенных на столбах доморощенных листовках с текстами: «Смерть предателю Адалло!». Наверное, не о такой славе мечтал «обиженный пиит». И его отъезд в Турцию был вовсе не пятилетней эмиграцией (как об этом деликатно пишет Википедия), а скоропалительным побегом от расплаты за содеянные ошибки.
Меня умиляет одно свойство общее для всех российских либералов - свое предательство Отечества, идеалов, друзей (например, кубинцев и сербов) выдавать за некий духовный подвиг… Но еще больше удивляет яростная нетерпимость всё тех же разномастных либералов абсолютно не считаться с чужими взглядами и мнениями, если они не соответствуют их представлениям об окружающей нас действительности…
Поэтому мне смешно слушать все эти огрызковские обвинения в адрес Расула тогда, когда многие наши журналисты и писатели не избежали искушения публично льстить президентам, мэрам и депутатам всех уровней ради выживания своих газет и прочих изданий. Я бы и конкретные имена могла назвать, да, как говорили древние: «Sapienti sat - умный поймет»… Потому не судите, да не судимы будете…
И еще не могу промолчать об одной возмутительной вещи в статье Огрызко - говорить от имени покойных (что они, беззащитные, подтвердить или опровергнуть, увы, уже не смогут). Это вообще стало правилом «нехорошего тона» многих новоиспеченных российских борзописцев. Великие «тени» беспардонно привлекаются ими для собственных личных разборок, дабы свести счеты с теми или иными неугодными людьми. Чего стоит только эта сентенция: «Твардовский после своего вынужденного ухода из «Нового мира» рассказывал своему бывшему заместителю Алексею Кондратовичу: «Что вы говорите о Расуле? У него свои переживания. Спрашиваю, почему мрачен, чем недоволен. Он: «Ты понимаешь, в правление не выбрали [Я удивился, выбрали же, не могли не выбрать. В таких случаях А.Т. начинает яростно спорить. Я проверил потом: конечно, выбрали, но не сделали секретарём правления - вот в чём беда. - Ремарка Кондратовича]».
А беда-то на самом деле в том, что у Твардовского подобных воспоминаний вы нигде не найдете… А отыщете совсем другие тексты, сказанные в адрес Гамзатова, например, этот: «Такое поэтическое явление, как Расул Гамзатов, не укладывается в обычные слова. Это явление очень своеобразное и величавое»… Не говоря уже о целой приветственной речи, прочитанной Твардовским во время вручения Гамзатову Ленинской премии. Всем известно, что поэты дружили и не раз бывали в гостях друг у друга (и в Москве, и в Дагестане). А если эти воспоминания Кондратовича имеют место быть, то они прежде всего направлены не против покойного Гамзатова, а против покойного Твардовского, которого человек, работавший рядом с ним, уже после его смерти делает двурушником и лицемером. Не хотела бы я иметь такого «преданного» соратника…
Впрочем, это не в меньшей степени относится и к самому автору статьи, вещающему от имени покойного Юрия Кузнецова: «Гамзатов долго уговаривал Кузнецова заглянуть к нему в дом. Но не потому, что он так сильно уважал московского гостя. Нет, причина была другая. Гамзатов, как и весь читающий Дагестан, прекрасно знал вес и значение Кузнецова в писательском мире. Поэтому его одолевал страх. Ведь отказ именитого москвича посетить его дом в Дагестане могли воспринять как намёк на грядущее падение многолетнего председателя местного союза писателей. Кузнецов всё это отлично понимал и не стал расстраивать аксакала».
Думаю, Кузнецову, будь он жив, пришлось бы не по душе такое вольное толкование его мыслей и поступков. Как большой поэт он не мог не уважать другого большого поэта, пусть даже и не близкого ему по духу. Кроме того, великие люди не бывают мелкотравчатыми злюками. На то они и Великие!
Вместо Р.S. Я всегда любила «Литературную Россию», была ее преданным подписчиком (даже сейчас в эру Интернета) и не один год знаю ее главного редактора Вячеслава Огрызко. Помню, как он впервые приехал в Дагестан совсем еще молодым человеком (кажется, это было в конце 80-х), чтобы взять интервью у Расула Гамзатова, который в те годы был членом редколлегии этого писательского еженедельника.
Гамзатов, всегда радушно принимающий издалека приехавших гостей, с особой радостью принял и Вячеслава, который был тогда, если не ошибаюсь, заведующим отделом поэзии Литроссии.
В конце 90-х Вячеслав, будучи уже зам. главного редактора газеты, стал чаще приезжать в столицу Дагестана и всегда был нашим дорогим гостем. Сколько всего было говорено-переговорено. Гамзатов тогда уже сильно болел, но всё же всегда находил время для дружеской беседы у себя в кабинете или дома. Работая рядом с ним с конца 70-х прошлого века, в начале 2000-х я стала его заместителем и не понаслышке знаю о его мыслях и чаяниях той поры, о его творческих исканиях и философских раздумьях. Он никогда не был паинькой ни в жизни, ни в литературе, ни в отношениях со своими друзьями и коллегами. Иногда горячился, спорил, обижался и обижал… Бывало, и я с ним ссорилась, как и другие. Но он умел прощать и просить прощения. Умел каяться, если был виноват, и признавать свои ошибки. И в этом великодушии он был величественен.
Мудрец, острослов, дипломат… Он любил людей, Дагестан и Россию. Истинно любил, как человек, действительно думающий о будущем своей многострадальной Родины. Его любимым рефреном в последние годы жизни стала фраза: «Дагестан добровольно к России не присоединялся и добровольно из нее не выйдет». Его стихи последних лет достигли такой глубины, которую еще по-настоящему не осмыслили его современники. Его поэзия (исторические и героические поэмы, сказания, легенды, любовная и философская лирика, надписи, письмена и тосты) еще долго будет востребована и любима российскими читателями, ибо в ней бьется искреннее поэтическое сердце Человека, любившего Человечество, Гражданина, любившего Отечество, Горца, любившего Дагестан.
«Ты прости меня, горная родина,
Что тебе я служил не сполна.
Миллионы дорог мною пройдены,
А нужна была только одна.
Тот цветок, что сорвал на вершине я,
У подножья увял уж почти...
Путь мой долгий отмечен ошибками,
Но другого не будет пути.
Колесо мое вниз уже катится,
Где зияет, грозя, пустота,
И в тумане от глаз моих прячется
Моей робкой надежды звезда.
Но не стану просить я Всевышнего
Мои годы земные продлить.
Много в жизни наделал я лишнего -
Ничего уже не изменить.
Где те четки, что маму тревожили
И печалили вечно отца?
Столько лет пересчитано, прожито,
Все равно нет у чёток конца.
Свой намаз совершаю последний я,
И ладони мои, как шатер.
Всемогущий Аллах, на колени я
Ни пред кем не вставал до сих пор».
Бог тебе судья, Вячеслав! Не знаю, чем лично тебя обидел Расул Гамзатов, но в последние годы ты превратил свою газету в площадку сведения счетов различного рода непризнанных никем и нигде поэтических пигмеев с этим могучим Гигантом, чье бессмертие уже не оплевать никакими злобными статейками.
Р.S. Памятуя, что прежнюю мою статью, написанную для Литроссии (ответ на очередной поклеп), Вячеслав Огрызко так и не опубликовал, хотя очень гордится плюрализмом в своей газете, я решила разместить эту статью на официальной странице Литроссии в Фейсбуке и в Живом Журнале. Если эта газета предоставляет возможность для публикации разных мнений, то может ее перепечатать у себя, но только без купюр (помнится, для сонма очернителей Гамзатова были предоставлены целые развороты газеты, причем, с продолжением).
3 ноября 2012 года
Марина АМЕДОВА
Мифы о поэте Адалло или история затянувшегося предательства... (Часть 2)
НАЧАЛО ЗДЕСЬ:
http://akhmedof.livejournal.com/9996.html
Расул Гамзатов, человек не предавший своих идеалов, по-разному относился к дагестанским младополитикам новой российско-дагестанской Смуты… Не отвергал их поначалу, а пытался понять… Он хотел разобраться в том, что происходит с Россией и Дагестаном, со всеми нами… Куда мы идем? Именно этому он и посвятил свою поэму «Черный ящик», а не олигархам, как об этом язвительно пишет Огрызко («… он в свои преклонные годы потерял всякий стыд?! Его-то кто на склоне лет заставлял пропеть оду местным олигархам, сколотившим сумасшедшие состояния на разграблении соплеменников?!»).
А читал ли сам Огрызко эту поэму?.. И где же это он там оду узрел?.. Смятение, растерянность, тягостные раздумья о Дагестане и страх за его будущее… Я переводила эту вещь и хочу спросить у профессионального литературоведа Огрызко, соответствуют ли эти строки жанру оды:
«Опять в королевстве у нас нелады:
То ль в Датском, то ль тоже на Д?..
И пахнет здесь гнилью, и привкус беды,
Как воздух незримый, везде.
Гаджи, ты - не Гамлет,
И я - не Шекспир,
Но жутко бывает порой,
Что тысячу лет не меняется мир
В привычке своей роковой.
О, грёз мышеловка! О, жизни капкан!
О, мутные очи судьбы!
Любовь на поминках - и только строка
Правдива еще, может быть.
Но озеро наших надежд заросло
Болотною ряской давно.
И эху Кавказа, что вдаль унесло,
Вернуться назад не дано.
Оно на бесчисленных похоронах -
Ему теперь не до меня…
И только один всемогущий Аллах
Способен все это понять».
Или, может быть, эти строки поэта отдаленно напоминают оду:
«Откуда в стране нашей этот разбой,
Всеобщее это распутство?
Пусть чёрное солнце зайдет за горой
И красное выглянет утром.
И чтобы оно с акушинских холмов
Затем добралось до гимринских…
Земля Шамиля, как твой жребий суров,
Но подвига нет ведь без риска!
На весь мир кричал я: -
О, мой Дагестан!..
Теперь же я нем, словно рыба.
Чего же боюсь я?.. А, может, я стар
И делать не смею ошибок?
А если чужой он? То чей же тогда?..
Крамольные думы опасны.
И все же о нем, о родном, как всегда,
Тревожусь, Гаджи, ежечасно».
Да, эта поэма посвящена Гаджи Махачеву, но не олигарху (которым он, к слову, никогда не был), а политику, едва-едва начинающему свою карьеру… И Расул именно с ним делится своими тревогами и сомнениями. Но это его право - человека и поэта…
Странно, что русского публициста, главного редактора «Литературной России», так по-гэбэвски пристально всматривающегося в гамзатовскую биографию, нисколько не смущает тот факт, что Адалло Алиев был заместителем Шамиля Басаева (ярого врага нашей страны), с которым поэт демонстративно красовался на многих документальных фотокадрах, и международные банды которого, в том числе и благодаря призывам Адалло, пришли в Дагестан.
Я хорошо помню волну гнева дагестанской молодежи, выразившуюся в расклеенных на столбах доморощенных листовках с текстами: «Смерть предателю Адалло!». Наверное, не о такой славе мечтал «обиженный пиит». И его отъезд в Турцию был вовсе не пятилетней эмиграцией (как об этом деликатно пишет Википедия), а скоропалительным побегом от расплаты за содеянные ошибки.
Меня умиляет одно свойство общее для всех российских либералов - свое предательство Отечества, идеалов, друзей (например, кубинцев и сербов) выдавать за некий духовный подвиг… Но еще больше удивляет яростная нетерпимость всё тех же разномастных либералов абсолютно не считаться с чужими взглядами и мнениями, если они не соответствуют их представлениям об окружающей нас действительности…
Поэтому мне смешно слушать все эти огрызковские обвинения в адрес Расула тогда, когда многие наши журналисты и писатели не избежали искушения публично льстить президентам, мэрам и депутатам всех уровней ради выживания своих газет и прочих изданий. Я бы и конкретные имена могла назвать, да, как говорили древние: «Sapienti sat - умный поймет»… Потому не судите, да не судимы будете…
И еще не могу промолчать об одной возмутительной вещи в статье Огрызко - говорить от имени покойных (что они, беззащитные, подтвердить или опровергнуть, увы, уже не смогут). Это вообще стало правилом «нехорошего тона» многих новоиспеченных российских борзописцев. Великие «тени» беспардонно привлекаются ими для собственных личных разборок, дабы свести счеты с теми или иными неугодными людьми. Чего стоит только эта сентенция: «Твардовский после своего вынужденного ухода из «Нового мира» рассказывал своему бывшему заместителю Алексею Кондратовичу: «Что вы говорите о Расуле? У него свои переживания. Спрашиваю, почему мрачен, чем недоволен. Он: «Ты понимаешь, в правление не выбрали [Я удивился, выбрали же, не могли не выбрать. В таких случаях А.Т. начинает яростно спорить. Я проверил потом: конечно, выбрали, но не сделали секретарём правления - вот в чём беда. - Ремарка Кондратовича]».
А беда-то на самом деле в том, что у Твардовского подобных воспоминаний вы нигде не найдете… А отыщете совсем другие тексты, сказанные в адрес Гамзатова, например, этот: «Такое поэтическое явление, как Расул Гамзатов, не укладывается в обычные слова. Это явление очень своеобразное и величавое»… Не говоря уже о целой приветственной речи, прочитанной Твардовским во время вручения Гамзатову Ленинской премии. Всем известно, что поэты дружили и не раз бывали в гостях друг у друга (и в Москве, и в Дагестане). А если эти воспоминания Кондратовича имеют место быть, то они прежде всего направлены не против покойного Гамзатова, а против покойного Твардовского, которого человек, работавший рядом с ним, уже после его смерти делает двурушником и лицемером. Не хотела бы я иметь такого «преданного» соратника…
Впрочем, это не в меньшей степени относится и к самому автору статьи, вещающему от имени покойного Юрия Кузнецова: «Гамзатов долго уговаривал Кузнецова заглянуть к нему в дом. Но не потому, что он так сильно уважал московского гостя. Нет, причина была другая. Гамзатов, как и весь читающий Дагестан, прекрасно знал вес и значение Кузнецова в писательском мире. Поэтому его одолевал страх. Ведь отказ именитого москвича посетить его дом в Дагестане могли воспринять как намёк на грядущее падение многолетнего председателя местного союза писателей. Кузнецов всё это отлично понимал и не стал расстраивать аксакала».
Думаю, Кузнецову, будь он жив, пришлось бы не по душе такое вольное толкование его мыслей и поступков. Как большой поэт он не мог не уважать другого большого поэта, пусть даже и не близкого ему по духу. Кроме того, великие люди не бывают мелкотравчатыми злюками. На то они и Великие!
Вместо Р.S. Я всегда любила «Литературную Россию», была ее преданным подписчиком (даже сейчас в эру Интернета) и не один год знаю ее главного редактора Вячеслава Огрызко. Помню, как он впервые приехал в Дагестан совсем еще молодым человеком (кажется, это было в конце 80-х), чтобы взять интервью у Расула Гамзатова, который в те годы был членом редколлегии этого писательского еженедельника.
Гамзатов, всегда радушно принимающий издалека приехавших гостей, с особой радостью принял и Вячеслава, который был тогда, если не ошибаюсь, заведующим отделом поэзии Литроссии.
В конце 90-х Вячеслав, будучи уже зам. главного редактора газеты, стал чаще приезжать в столицу Дагестана и всегда был нашим дорогим гостем. Сколько всего было говорено-переговорено. Гамзатов тогда уже сильно болел, но всё же всегда находил время для дружеской беседы у себя в кабинете или дома. Работая рядом с ним с конца 70-х прошлого века, в начале 2000-х я стала его заместителем и не понаслышке знаю о его мыслях и чаяниях той поры, о его творческих исканиях и философских раздумьях. Он никогда не был паинькой ни в жизни, ни в литературе, ни в отношениях со своими друзьями и коллегами. Иногда горячился, спорил, обижался и обижал… Бывало, и я с ним ссорилась, как и другие. Но он умел прощать и просить прощения. Умел каяться, если был виноват, и признавать свои ошибки. И в этом великодушии он был величественен.
Мудрец, острослов, дипломат… Он любил людей, Дагестан и Россию. Истинно любил, как человек, действительно думающий о будущем своей многострадальной Родины. Его любимым рефреном в последние годы жизни стала фраза: «Дагестан добровольно к России не присоединялся и добровольно из нее не выйдет». Его стихи последних лет достигли такой глубины, которую еще по-настоящему не осмыслили его современники. Его поэзия (исторические и героические поэмы, сказания, легенды, любовная и философская лирика, надписи, письмена и тосты) еще долго будет востребована и любима российскими читателями, ибо в ней бьется искреннее поэтическое сердце Человека, любившего Человечество, Гражданина, любившего Отечество, Горца, любившего Дагестан.
«Ты прости меня, горная родина,
Что тебе я служил не сполна.
Миллионы дорог мною пройдены,
А нужна была только одна.
Тот цветок, что сорвал на вершине я,
У подножья увял уж почти...
Путь мой долгий отмечен ошибками,
Но другого не будет пути.
Колесо мое вниз уже катится,
Где зияет, грозя, пустота,
И в тумане от глаз моих прячется
Моей робкой надежды звезда.
Но не стану просить я Всевышнего
Мои годы земные продлить.
Много в жизни наделал я лишнего -
Ничего уже не изменить.
Где те четки, что маму тревожили
И печалили вечно отца?
Столько лет пересчитано, прожито,
Все равно нет у чёток конца.
Свой намаз совершаю последний я,
И ладони мои, как шатер.
Всемогущий Аллах, на колени я
Ни пред кем не вставал до сих пор».
Бог тебе судья, Вячеслав! Не знаю, чем лично тебя обидел Расул Гамзатов, но в последние годы ты превратил свою газету в площадку сведения счетов различного рода непризнанных никем и нигде поэтических пигмеев с этим могучим Гигантом, чье бессмертие уже не оплевать никакими злобными статейками.
Р.S. Памятуя, что прежнюю мою статью, написанную для Литроссии (ответ на очередной поклеп), Вячеслав Огрызко так и не опубликовал, хотя очень гордится плюрализмом в своей газете, я решила разместить эту статью на официальной странице Литроссии в Фейсбуке и в Живом Журнале. Если эта газета предоставляет возможность для публикации разных мнений, то может ее перепечатать у себя, но только без купюр (помнится, для сонма очернителей Гамзатова были предоставлены целые развороты газеты, причем, с продолжением).
3 ноября 2012 года
Марина АМЕДОВА