Аннабель Марсо. Открывок из посмертного письма
…ты знаешь - я никогда не умела убивать. Не умела быть жестокой. Я очень пыталась если не научиться, то хотя бы создать приличную видимость… Но это умение, пусть и запечатленное на моей душе изящным росчерком Лаэза Кордис, не желало становиться родным.
Амелия Боунс знала мое единственное качество, которое может быть полезно ее рыцарям: исцелять. Ты ведь понимаешь - прекрасные женщины, вольное порождение хтонических сил, приходят в наш мир порядка с двумя целями: разрушать или созидать. Убивать или исцелять, ранить или утешать.
Я не один раз смотрела на свои руки - тонкие пальцы, узкая кисть, серебряные ободки колец. На безымянном пальце уже давно другое кольцо… И пыталась представить, как против меня будет враг. Как будет выбор - убивать или быть убитой. Так значит - быть убитой?..
Утешить и исцелить. Любить и спасти. Я так никого и не спасла, любовь прогорела в умирающей душе и досталась дементору вместе со всем тем, что в жизни я столь ревниво хранила от чужих глаз.
Ты знаешь - я никогда не хотела убивать. До того вечера, когда мой дар исцеления оказался ужасающе бесполезен; как моя красота бесполезна для тех, кто идет убивать.
Они говорят, что мы жестоки. А я просто пытаюсь представить: смерть. Год за годом. Моя мягкость и доброта сломались на первой же жертве из моих братьев, которую я не смогла спасти. Как можно игнорировать ее, стоящую на твоем пороге?
Раньше я не понимала Франческу. А теперь - о да. Я была готова драться. Я была готова убивать.
Мне нравилось, что меня воспринимают не столько как аврора - как колдомедика. Если отбросить сугубо утилитарную сторону (привод заключенного - Апаре Стигмата! - диагноз), то это было по-настоящему прекрасно - спешить на помощь. Бежать, чтобы спасти… И оставаться в дежурке во время боевых тревог, потому что в этот момент ты готовишь на кучу злобных с недосыпа и мороза братьев и сестер; и вернувшись из равнодушной ночи, они получат не презрение тех, кто прячется от страха по своим норам, а горячий ужин и подогретое вино.
Мой мертвый брат-рыцарь.
Я не могу объяснить тебе, что в этот момент сломалось. И что это для меня значило. Раньше то, что ты говорил, принимала холодная логика (о да, та девочка с льдом в глазах с Рейвенкло - это навсегда, это на всю уже прошедшую жизнь). Теперь в унисон с твоими словами забилось сердце.
И я напрочь забыла, что я тоже не великой смелости человек.
В дороге той не мало
Посеяно костей,
Она уже устала
Считать своих гостей…
Мне хотелось столько изменить. Хотелось стольких спасти. Теперь - поздно.
Теперь я умерла.
Амелия Боунс знала мое единственное качество, которое может быть полезно ее рыцарям: исцелять. Ты ведь понимаешь - прекрасные женщины, вольное порождение хтонических сил, приходят в наш мир порядка с двумя целями: разрушать или созидать. Убивать или исцелять, ранить или утешать.
Я не один раз смотрела на свои руки - тонкие пальцы, узкая кисть, серебряные ободки колец. На безымянном пальце уже давно другое кольцо… И пыталась представить, как против меня будет враг. Как будет выбор - убивать или быть убитой. Так значит - быть убитой?..
Утешить и исцелить. Любить и спасти. Я так никого и не спасла, любовь прогорела в умирающей душе и досталась дементору вместе со всем тем, что в жизни я столь ревниво хранила от чужих глаз.
Ты знаешь - я никогда не хотела убивать. До того вечера, когда мой дар исцеления оказался ужасающе бесполезен; как моя красота бесполезна для тех, кто идет убивать.
Они говорят, что мы жестоки. А я просто пытаюсь представить: смерть. Год за годом. Моя мягкость и доброта сломались на первой же жертве из моих братьев, которую я не смогла спасти. Как можно игнорировать ее, стоящую на твоем пороге?
Раньше я не понимала Франческу. А теперь - о да. Я была готова драться. Я была готова убивать.
Мне нравилось, что меня воспринимают не столько как аврора - как колдомедика. Если отбросить сугубо утилитарную сторону (привод заключенного - Апаре Стигмата! - диагноз), то это было по-настоящему прекрасно - спешить на помощь. Бежать, чтобы спасти… И оставаться в дежурке во время боевых тревог, потому что в этот момент ты готовишь на кучу злобных с недосыпа и мороза братьев и сестер; и вернувшись из равнодушной ночи, они получат не презрение тех, кто прячется от страха по своим норам, а горячий ужин и подогретое вино.
Мой мертвый брат-рыцарь.
Я не могу объяснить тебе, что в этот момент сломалось. И что это для меня значило. Раньше то, что ты говорил, принимала холодная логика (о да, та девочка с льдом в глазах с Рейвенкло - это навсегда, это на всю уже прошедшую жизнь). Теперь в унисон с твоими словами забилось сердце.
И я напрочь забыла, что я тоже не великой смелости человек.
В дороге той не мало
Посеяно костей,
Она уже устала
Считать своих гостей…
Мне хотелось столько изменить. Хотелось стольких спасти. Теперь - поздно.
Теперь я умерла.