Востребованное зло (часть 1)
I
- А это что?
- О-о, нет! - простонал Руфус. - Ну сколько можно говорить, не лезь туда руками… Обожглась? А, ну вот, что я тебе говорил?
Ким всхлипывала, пытаясь сдержать слезы. Палец уже покраснел.
- Эх, ты… Горе луковое…
Руфус положил на земляной пол планшетку, достал из сумочки на поясе мазь от ожогов и пластырь телесного цвета. Ожоги были не редкость в этом секторе, и каждый сотрудник обязан был иметь при себе незамысловатые средства первой медицинской помощи.
Стандартного размера кусочек пластыря был слишком велик для маленького пальчика Ким, и Руфус обмотал его вокруг дважды, не переставая при этом ворчать.
- В следующий раз пусть мама тебя берет с собой… Вот зачем лезть, ну видно же - горячо в котле? Чем думала-то?
Ким жалобно хрюкнула, втягивая пятачком сопли.
- Разбаловали тебя, - сказал Руфус. - Меня вот дед с бабкой оставляли дома на целый день, и ничего - не скучал. Эх вы, младое племя… Все, пошли дальше. Нам с тобой еще сектор обойти надо.
Они пошли по узкому проходу между рядами котлов. Пламя ревело в топках под котлами, зеленовато-желтая жижа кипела и пузырилась, распространяя отвратительный запах тухлых яиц. Потолок высоко над их головами был покрыт копотью вперемежку с сернистыми отложениями. С потолка свисали на проводах несколько десятков тусклых лампочек, забранных непонятно зачем в решетки. Ссыльные молча провожали их взглядами.
- Здесь налево, - сказал Руфус.
Они свернули между котлами и Руфус провел малышку к закопченной железной двери. Сунул в щель карточку, дождался сигнала, затем с лязгом повернул колесо замка и толкнул дверь.
- Заходи, - подтолкнул он Ким в спину. Ким юркнула в темноту и Руфус услышал топоток ее ножек по лестнице.
Сам Руфус не торопился заходить внутрь.
- Ты там поиграй пока, - крикнул он в темноту. - Я сейчас. Только не трогай ничего, ладно? Ким?
Он подождал несколько секунд, но ответа не дождался, и, рассудив, что в смотровой комнате ребенку ничего не грозит, снова запер дверь.
Руфус вернулся в сектор. Котлы были расположены довольно тесно, вдвое чаще, чем полагалось по технике безопасности, но все же между ними оставались проходы метра по два шириной, этого хватало, чтобы безопасно пройти в любой конец зала. Хотя все равно, если попадался бегун, приходилось иной раз здорово повилять между котлов, и чаще всего такая гонка оканчивалась ожогами. Бегуну-то что? Он и так весь в ожогах. А Руфусу приходилось потом намазывать руки, ноги и бока мазью, которая мало того, что на такой жаре не давала особых результатов, так еще и пахла преотвратно.
Но сейчас бегунов видно не было. Вроде бы все в порядке. Конечно сверху, из смотровой видно лучше - может, кто притаился где-то за котлом, а сверху весь сектор просматривается как на ладони - но ведь всегда лучше заранее пройтись и посмотреть, чем потом снова спускаться и бродить между котлами, высматривая бегуна.
Руфус обошел сектор кругом - две с половиной тысячи котлов, двадцать пять или тридцать тысяч ссыльных, шестьдесят градусов у самой поверхности земли - и вернулся к железной двери.
Раньше дверь запиралась огромным амбарным замком, висевшим на цепи. В стене еще сохранились вбитые намертво клинья с железными кольцами на концах, в каждое кольцо запросто проходил кулак. Ключ к замку был тоже огромен и так тяжел, что его приходилось вешать на специальный пояс, потому что если засунуть его в карман штанов, то штаны начинали сползать и их приходилось то и дело подтягивать. К счастью, начальство несколько лет назад соизволило установить на двери электронные замки, открывавшиеся с помощью пластиковых карт. Технологию они, разумеется, сперли наверху. «Кто у нас мог бы додуматься до такого? Дыбы, капканы, железные девы, испанские сапожки, ну, максимум, гильотина - вот и все технические достижения, сделанные нашими инженерами», - горестно подумал Руфус, засовывая карточку в щель.
Ах, да, еще это дурацкое колесо. Магнитному электронному замку они доверяют гораздо меньше, чем массивному металлическому засову, приводимому в движение поворотным механизмом. Ну, предположим, сломается электронный замок. И что тогда? Неужели какому-нибудь бегуну придет в голову искать спасения в смотровой, из которой и выхода-то никакого нет? Да ведь его там еще проще поймать. Ну и пусть бы он бежал в смотровую, скатертью дорожка.
Руфус с усилием провернул колесо, железная чушка весом пудов в пять со скрежетом выползла из паза в базальтовой стене. Руфус отворил дверь и вошел.
На нижней площадке было темно, хоть глаз коли. Опять сгорела лампочка. Надо бы заказать новую. Где-то в столе у него был бланк на получение лампочки. Руфус закрыл дверь и повернул колесо теперь уже с этой стороны двери, закатывая засов на место. На ощупь нашел перила винтовой лестницы и поднялся в смотровую.
В смотровой, как и положено, света не было. Свет в смотровую проникал через огромное, почти во всю стену, двустворчатое окно, обращенное в сектор. Здесь было немного прохладнее благодаря трубам вентиляции, торчавшим из потолка и уходившим куда-то вверх, в более прохладные сектора. У стены стоял колченогий письменный стол, вытесанный из рассохшихся от жары дубовых досок, на единственном трехногом табурете сидела Ким. В ручонке она сжимала карандаш, а перед ней на столе лежал листок бумаги, в котором Руфус признал один из многочисленных бланков, обретавшихся в ящике стола.
- Рисуешь, мышка?
Ким обернулась к нему.
- Папа, я нарисовала тебя. Вот, смотри. Это ты, а это у тебя вилка.
- Вилы.
- Ага, вилы. А это я упала в котел и ты меня вылавливаешь вилками.
Рисование не было сильной стороной Ким. Без ее пояснений Руфусу ни за что не удалось бы понять, что изображено на картине.
- Ты же не ссыльная, мышка, за что тебя сажать в котел?
- Я сама упала. А ты меня достаешь.
- А тебе достаточно света? Может, стол развернем?
- Не-е. Я возьму еще листок? - Ким сунула руку в стол и не глядя достала оттуда еще один бланк - какой первым под руку попался. - Сейчас я нарисую, как ты замазиваешь мне болявки.
- Подожди-ка, мышонок, дай я посмотрю.
Бланк оказался рапортом о беглом ссыльном. Таких в столе до черта.
- Рисуй, детка.
Руфус подошел к окну и внимательно оглядел ровные ряды котлов внизу. Слева направо, один ряд, затем справа налево - второй ряд, и снова, и снова, ряд за рядом. Бегунов видно не было. Котлы исправно кипели, выбрасывая в воздух вонь и гарь. Кстати, неплохо бы протереть окно - на нем уже образовался тонкий слой черной сажи. А ведь он протирал его всего лишь позавчера.
Руфус поднял с пола грязную тряпку, окунул в ведро, стоявшее в углу у окна. Створки окна раскрывались внутрь - иначе и нельзя, снаружи к окну не подберешься, а мыть окно приходилось часто. Он открыл одну створку окна, повозил тряпкой по внешней поверхности стекла, затем открыл вторую и повторил операцию. Вряд ли это можно было назвать мытьем, скорее - размазыванием грязи, но по крайней мере видно стало лучше.
К открытому окну подобралась Ким, опасливо высунула свою черную головку за край и вытянула шею, чтобы было лучше видно. Из окна тянуло жаром и вонью.
- Держись крепко! И не высовывайся так далеко.
- Папа, а отсюда долго падать?
- Долго. Хочешь попробовать?
Ким отскочила от окна. Пробовать ей не хотелось. Она вернулась к столу и вскарабкалась на табурет.
- Хочешь, я нарисую как ты моешь окно?
- Нарисуй. И подпиши, ты ведь у меня умеешь писать?
- Я не очень умею, - призналась Ким, хотя Руфусу и так было это прекрасно известно. - Ты мне поможешь?
- А что тут сложного? Напиши: «Папа моет окно».
- У-у, это длинно.
- Ничего не длинно, всего три словечка. Напиши, будь умницей, мышка.
- Я нарисую сначала.
Руфус закончил мыть окно и водворил створки на место. Н-да, не намного чище, чем было. Наверное, пора бы поменять воду в ведре. Он еще раз окинул взглядом сектор, потом подошел к столу и пристроился с краю, утвердив локти на столешнице.
Ким рисовала, высунув язык и чересчур сильно нажимая на карандаш, отчего линии на листке отражали в большей степени рельеф стола, чем ее фантазии. Кривой четырехугольник, видимо, изображал окно, а лохматый куст с торчащими из него ветками - его самого.
- А тут у тебя в руке тряпочка, - сказала Ким, пририсовывая лохматому кусту черный комок на одной из веток.
- Умница, мышка. А теперь подпиши.
- Подписать?
- Да, подпиши. Напиши «Папа…»
Ким снова высунула язык - на этот раз гораздо дальше, в соответствии со сложностью задачи - и старательно прорисовала строчную «П». Потом отложила карандаш.
- Я устала, я пойду посмотрю в окно, - заявила она.
- Ладно, - согласился Руфус. - Но потом допишешь, хорошо?
Он уселся на освободившийся табурет и вытащил из ящика всю пачку бланков.
- Не то… Не то… А, вот он.
Бланк-заявка на смену лампочки содержала двадцать семь пунктов, включавших дату установки лампочки, дату и точное время выхода из строя, общий срок службы (в часах), показания счетчиков на момент установки и на момент выхода из строя, и еще кучу столь же бесполезных цифр. Руфус привычно заполнил требуемые поля более-менее правдоподобными значениями. Он работал не первый год и прекрасно знал, что никто никогда не читает эти заявки. Однажды, интереса ради, он написал в графе «Среднее количество часов работы (за сутки)» число «25», и ничего. Никто даже не заметил.
Руфус отлично представлял себе, как работает система. Какой-нибудь штабской клерк с волосатыми ушами взглянет на бланк, увидит слова «лампочка» и «сектор 566», шлепнет по бланку штампом и напишет другую бумажку, с требованием выдать 1 (одну) лампочку в сектор 566 (пятьсот шестьдесят шесть) для господина Руфуса Брыкса, под его личную ответственность (инструктаж по технике безопасности вкручивания ламп накаливания проведен, запись в журнале № 5042-28486/3), и передаст эту бумажку в отдел снабжения, а те напишут запрос на склад, а склад пороется в кубышке и отыщет лампочку, и отправит разносчика с накладной в сектор господина Руфуса Брыкса, а в штаб - докладную записку о том, что лампочка выдана. Потом все эти бумажки, исчирканные подписями и заляпанные синими и черными штампами соберутся, наконец, вместе, чтобы осесть в каком-нибудь древнем архивном шкафу и быть сдавленными тысячами и даже, пожалуй, миллионами других, столь же бесполезных бланков.
Руфус ставил внизу листа свою подпись, скромную закорючку, похожую на запятую с ушами, когда Ким сказала:
- Папа, там кто-то гуляет.
Вот дьявол, неужели бегун? И опять в его смену. Он подскочил к окну. И с облегчением выдохнул.
Это был всего лишь Цахес, старый, лысый, больной и вечно кашляющий Цахес. Не частый гость в его секторе. Цахес шел, неторопливо переставляя свои старые ноги и размахивая какими-то бумагами, шел явно к двери в смотровую. Да, собственно, куда еще он мог здесь идти?
- Посиди тут, мышка, я выйду, поговорю с дядей.
Руфус спустился вниз - как раз вовремя, Цахес уже вовсю дергал за шнурок, и было слышно, как наверху заливается колокольчик. Он перестал звонить только тогда, когда дверь открылась перед ним и Руфус сказал:
- Привет. Может, хватит уже названивать? Я уже тут.
- А-а, - прохрипел Цахес, отпуская шнурок. - А-а, кх, кх, молодой Брыкс. Здорово, здорово. Я не буду подниматься, если ты не против.
Руфус и не собирался приглашать Цахеса в смотровую. По инструкции этого не полагалось, да и вообще, нечего старому черту делать в его смотровой.
- Я собственно, кх, вот чего пришел, - сказал Цахес, почесав жиденькую бороденку. - Увольняют меня. Слышал?
- Нет, не слышал. Серьезно? А на твое место кого берут?
- Да какая мне разница! - возмутился Цахес. - Плевать я хотел, кого они там хотят посадить на мое место. Оно мое. Я на нем знаешь сколько?.. С тыща четыреста, кх, кх, восемьдесят седьмого, кх, вот. Это стало быть уже сколько?
- Да уж, много, - уважительно покачал головой Руфус. Признаться, ему было невдомек, что Цахес настолько стар. Ну, триста, ну, может триста пятьдесят… А что кашляет - так поработай-ка в смолокурнях с его, еще и не так закашляешь.
- А эти… Кха-кха-козлы!.. - Цахес указал глазами куда-то вверх. - В общем, я тут петицию составил. Чтоб не увольняли. Подпиши? Весь мой отдел подписал, и большинство из моих секторных подписали.
- Э-э, - сказал Руфус. - Можно мне?..
Он принял бумаги из рук Цахеса и начал читать. Петиция была составлена отменно. Пятьсот с лишком лет, проведенных Цахесом, в значительной степени, за составлениями рапортов и докладных записок, отточили его деловой стиль, если можно так выразиться, до остроты бритвы. Бумага, написанная каллиграфическим почерком, с изящными завитушками и даже какими-то ажурными виньетками в начале и конце текста, содержала множество оборотов типа «незапятнанный послужной список», «высокая моральная устойчивость», «низкий процент побегов» и даже «троекратный победитель межрегиональных соревнований по членовредительству». Руфус почувствовал, как растет его уважение к старому хрычу.
Хм, а вот это интересно. Оказывается, Цахес начинал обычным разносчиком, совсем как Руфус. А прежде, чем стать десятником, сменил добрую дюжину должностей помельче.
- Так ты и черпальщиком поработал, а, Цахес?
- А то, - буркнул Цахес. - Везде я поработал. Кх, кх, кх. Подпишешь?
Руфусу стало жаль его. Отдать пять сотен лет на службу обществу (и ведь не какой-нибудь штабной крысой, а добропорядочным трудягой) - и что получить взамен? Отставку, и в лучшем случае, ничтожную пенсию.
- Перо есть? - спросил он. Цахес протянул ему перо, с кончика которого уже свисала капля чернил. Старик успел обмакнуть его в чернильницу, прицепленную к его поясу.
Последняя страница была сплошь покрыта кое-как накорябанными подписями. Руфус утвердил листок на ровном участке стены и старательно вывел свою подпись, а рядом - полное имя, после чего вернул бумагу Цахесу. Тот помахал бумагой в воздухе, чтобы подсушить чернила, что, впрочем, было совершенно излишним. Чернила на такой жаре высыхали мгновенно.
- Вот спасибо, Руф. Кх, кх. Пойду еще пару секторов обойду. А Сеймур сегодня в смене, ты не знаешь?
Руфус пожал плечами.
- Ну, ты это… Будь здоров, - махнул рукой Цахес.
Он развернулся и заковылял прочь. Руфус несколько секунд смотрел ему вслед, а потом крикнул:
- Цахес!
- А? - обернулся тот.
- Может, зайдете как-нибудь на ужин? - слова эти сорвались у Руфуса с языка, и он тотчас пожалел, что произнес их. На кой черт сдался ему старикашка? Он проклял себя за эту секундную слабость и теперь в душе надеялся, что Цахес ответит отказом.
- Не откажусь, - ответил Цахес. - Может, завтра зайду.
- Ну и отлично, - сказал ему Руфус. - Буду ждать вас у себя.
II
Без пяти семь Руфус запер двери смотровой.
- Постой, мышка, не спеши.
Ким уже не терпелось бежать к воротам, она пританцовывала и подпрыгивала на месте. «Устала сидеть, бедняжка», - подумал Руфус. В следующий раз нужно захватить с собой всех ее куколок, кубики, еще что-нибудь, чтобы ей было, чем заняться. Впрочем, два десятка изрисованных листков - это вовсе не так уж плохо. К большинству рисунков Ким сделала подписи, хоть и нехотя, и кое-как, но все же прогресс был налицо. Прочитав подпись к последнему рисунку - «ПАПА В КАТЛЕ» - Руфус понял, что на сегодня правописания хватит.
- А это я, - со смехом пояснила ему Ким. - Тыкаю в тебя вилой!
Руфус криво улыбнулся ей в ответ.
Сейчас все рисунки были спрятаны у него за пазухой (незачем кому-то видеть изрисованные казенные бланки), а Ким держала в руках его планшетку, в которой лежали рапорт о происшествиях и несколько заполненных бланков.
- Ну вот, - сказал он, подергав для уверенности дверь. - Идем, мышонок.
Руфус взял в одну руку вилы, а другой взял Ким за руку, и они пошли в сторону ворот сектора. Ворота, огромные, обитые железными пластинами и полосами, высотой в четыре человеческих роста, на памяти Руфуса ни разу не открывались. Слева от ворот поблескивало маленькое окошко пропускной, а рядом с окошком - маленькая, едва приметная дверка, тоже окованная железом, но зато с большой медной ручкой.
Руфус постучал кулаком в окно пропускной. За стеклом мелькнул глаз и через несколько секунд щелкнул замок. Дверка отворилась, и они вошли в узенький тесный коридорчик, длиной всего в десяток шагов, заканчивавшийся другой дверью.
Зарешеченное оконце в стене коридора открылось и оттуда высунулся Кики.
- Жаль расстраивать тебя, Руф, - сказал он. - Но только что прислали еще одного. Я звонил тебе в смотровую, но ты, видимо, уже вышел.
Руфус выругался.
- Уже семь-ноль две, Кики, разве нет? Смена Марвина, вот пусть он и сажает его.
Узкую мордочку Кики оттеснила от окошка увесистая, маслянистая рожа Марвина.
- Все так, дружок, но прибыл-то он в твою смену. Тебе и сажать.
- Ах, Марв, так ты уже здесь?.. Надо было догадаться. Марв, ну будь же ты человеком, я сегодня с дочкой…
Вместо ответа Марвин гнусно улыбнулся ему и указал пальцем на дверь, через которую они только что зашли. И захлопнул створки окошка.
Руфус посмотрел на Ким.
- Пойдем, мышка, придется нам еще немного задержаться.
Они снова вышли в сектор.
- Нам туда, - указал он в сторону гостевой комнаты.
Гостевой комнатой в среде сероваров именовалась железная, с толстенными прутьями, клетка, в которую сверху, по железной же трубе, сбрасывали в сектор новоприбывших. Клетка была рассчитана на двадцать или двадцать пять ссыльных, но нынче сектор был переполнен и новенькие были редкостью. Сейчас в клетке сидел, озираясь по сторонам, всего один человек. Заметив приближающихся Руфуса и Ким, он встал и схватился за прутья решетки, всматриваясь в их лица.
- Эй… Где я?
Ссыльный был стар, все его тело было покрыто дряблой морщинистой кожей, за исключением голого черепа - кожа на лысине была гладенькой и блестящей. На левой стороне груди чернели выжженные цифры - тринадцатизначный личный номер. Руфус не стал разговаривать со ссыльным. Тот и сам очень быстро поймет, где находится. Отомкнув дверцу клетки, Руфус кивнул ссыльному:
- Выходи.
- Где я, ради всего святого?
- Быстро, быстро, давай, выходи. Мне некогда.
Ссыльный не двинулся с места. Ну что же, знаем мы, как с этим быть. Руфус быстро шагнул в клетку и воткнул вилы в бок ссыльному. Тот ахнул.
Руфус рывком приподнял его над землей и вытащил из клетки.
- Закрой дверцу, мышонок, - попросил он Ким.
- А ему не больно?
- Не очень, - сказал Руфус. - Просто неприятно, я полагаю.
Они зашагали вдоль котлов - впереди Руфус с поднятыми кверху вилами, на которых стонал и извивался, словно червяк, старикашка, а позади него Ким, задрав голову и разглядывая ссыльного.
- Куда же тебя, - бормотал Руфус, разглядывая гладкие таблички, прикрепленные к стенкам котлов. - Требуют соблюдения норм, а сами… Ну, куда я их распихаю?
Наконец у десятого или двенадцатого котла он остановился и стряхнул ссыльного на землю. Вилами пошарил на дне котла. Ссыльные в котле заволновались, один буркнул:
- А чего к нам-то? Что, некуда что ли больше?
- Цыц! - пригрозил ему вилами Руфус. - Поговори мне еще.
Наконец он зацепил, потянул и вытащил со дна котла пару кованых наручников на длинной цепи.
- Вставай, - сказал он новоприбывшему.
Старик поднялся, держась рукой за бок. Из соседних котлов за ними с интересом наблюдали другие ссыльные.
- Папа, ему больно? - Ким схватила отца за локоть. Она старалась держаться за его спиной - просто на всякий случай. Руфус погладил ее свободной рукой по волосам.
- Все в порядке, мышка. Не бойся.
- Я не боюсь, - прошептала Ким. Она не отрываясь смотрела на ссыльного, пока Руфус застегивал на его руках наручники. Ссыльный со страхом посматривал то на котел, то на Руфуса.
- А теперь смотри, - сказал ей Руфус. - И р-раз!
Он снова подхватил ссыльного на вилы и ловко перекинул его через край котла. Мерзкая буроватая жижа чавкнула и приняла в себя нового постояльца. Через мгновение он вынырнул на поверхность и завопил. Ссыльные заухмылялись, некоторые даже засмеялись.
Руфус не обращал на них внимания. Рукавом он стер с таблички на котле написанную мелом цифру «11».
- Папа, - Ким подергала отца за рукав. - Папа, в котле горячо!
- Да. Не подходи близко, детка, - ответил Руфус, хлопая себя по карманам. Мел нашелся в левом кармане штанов.
- Папа, ему там горячо, - не отставала Ким. - У него болявки будут. Как у меня.
Руфус тщательно вывел на табличке цифру «12» и спрятал мел в карман.
- Он привыкнет, мышка. Все, теперь мы можем пойти домой. Планшетка у тебя?.. Давай, я понесу.
Они наконец попали в пропускную, где он вписал в свой ежедневный рапорт личный номер новоприбывшего и сдал смену Марвину. Как только Марвин ушел, Кики виновато посмотрел на Руфуса и сказал:
- Ты уж извини, Руф. Но ты же знаешь Марвина.
- Да черт с ним.
- Ну, а ты, малышка? Понравилось у папки на работе? - спросил Кики, перегнувшись через стол и улыбаясь Ким.
Ким очень серьезно посмотрела на него и медленно, словно неуверенно, кивнула.
III
Всю дорогу до дома Ким была молчалива и подавлена. Когда после ужина Руфус укладывал ее спать, она наконец спросила:
- Папа… А он уже привык?
- Кто?
- Тот… Дядя.
- Дядя?.. А, ссыльный. Да, наверное. Я думаю, да. Ты за него не волнуйся.
Ким слабо улыбнулась.
- Папа… Расскажешь мне сказку?
- Конечно. Только сначала укройся как следует одеялом.
Ким послушно попыталась натянуть на себя синенькое одеяльце, разукрашенное игрушечными факелами, вязанками дров и смешными крысками.
- Ноги, ноги укрой, - сказал Руфус. Потом пощекотал голую лодыжку дочки повыше копытца. Ким хрюкнула и отдернула ноги, спрятав их под одеяло.
- Давай, ты будешь чудовище, а я буду прятаться? Щекочи меня!
- Нет, сказку, значит сказку.
- Ну, ладно, - согласилась Ким, выпростала руки из-под одеяла и засунула их себе под голову. - Рассказывай.
- Слушай. Итак, жили-были… хм, - Руфус задумался. - Ну, скажем, две сколопендры. Одну звали Ким, а другую…
- Никки, - быстро сказала Ким.
- Хорошо, пусть будет Никки, - согласился Руфус. - И вот пошли они однажды прогуляться по пещерам…
Когда она заснула, Руфус вышел и тихонько притворил за собой дверь.
Лилита лежала лицом к стене и, судя по доносившемуся негромкому храпу, уже спала. Он переоделся в свою синюю в полоску пижаму, аккуратно, насколько это было возможно в полной темноте, повесил одежду на спинку стула и на ощупь начал пробираться к кровати.
Разумеется, под ноги ему попалась какая-то игрушка Ким.
Пытаясь сохранить равновесие, он схватился за угол стола, зацепил стул и неуклюже повалился набок. К счастью, не ушибся.
- Ч-черт, - ругнулся он. Поднял с пола игрушку - это оказалась кукла - и положил на стол. Когда он забрался под одеяло, жена буркнула ему:
- Не лезь, ты холодный.
- Прости, милая.
- Прости, прости!.. Только и слышу от тебя твои «прости». Только уснешь…
- Ну, не шуми, дорогая, ребенка разбудишь.
- А что «не шуми»? Как сам брякаться на пол, словно боров с ветки дуба, так ничего, а я, значит, «не шуми»!
Руфус промолчал. Лилита умела завестись на ровном месте, не стоило еще подливать масла в огонь. Потом ему вспомнилось еще кое-что.
- Лили…
- Ну чего тебе еще?
- Я Цахеса позвал. В гости.
- Кого?
- Цахеса. Ну, старого Цахеса Кляйна, знаешь? Десятник из смолокурен. Его увольняют.
- Не знаю. И что?
- Он придет к ужину завтра.
Лилита молчала.
- Ты же не против? Лили?
- Ну, пригласил, так пригласил, - проворчала жена. - Значит, ты и готовь. А если ты собираешься с ним жрать шнапс и орать похабные песни, то можешь прямо сейчас собирать свой чемодан и убираться жить к этому своему Цахесу.
- Ну, милая, - Руфус примирительно обнял жену за плечи. - Сколько можно вспоминать…
- Я же сказала, не лезь! Руки холодные! - рявкнула Лилита.
- Извини.
Некоторое время Руфус лежал, глядя в потолок. Потом он уснул.
Ему показалось, что он едва успел закрыть глаза, как кто-то потрогал его за плечо.
- Папа!
- М-м?
- Папа!
Руфус пожевал губами. Разлепил глаза.
- Папа! Мне страшно.
- Что такое… м-м… детка? Что случилось?
- Мне сон приснился.
- Сон? Плохой сон?..
Сейчас до него дошло, что Ким стоит босиком рядом с его кроватью. Он сел.
- Так, мышка, давай-ка пойдем тебя уложим.
- Не-ет, папа! Можно я с вами?
Руфус оглянулся и посмотрел на жену. Лилита спала, отвернувшись к стенке и похрапывая.
- Ладно, залазь. Только тихонько, маму не разбуди.
Ким залезла и начала крутиться под одеялом, устраиваясь поудобнее.
- Папа!
- Ну что?
- Мне приснился тот дяденька.
Похоже, решил Руфус, ребенок слишком перевозбудился днем. И все из-за этого ссыльного. Хотя нет, пожалуй, виноват во всем Марвин. Ну что ему стоило принять ссыльного самому? Да он же от таких вещей удовольствие получает. Просто этот чертов козел еще и ленив, как… как… Ну, как самый распоследний лентяй.
- Спи, мышонок, все хорошо. Его тут нет.
- Папа, а за что его в котел?
- За что сослали, ты хочешь сказать?
- Да.
- Ну… Он плохой. Он делал разные плохие вещи.
- А какие?
- Э-э… Я не знаю, мышонок. Давай спать?
- А откуда ты тогда знаешь, что он плохой?
- Его судили и признали виновным. А я просто… Ну, в общем, это его наказание.
- Он делал кому-то больно?
- Может быть. Я не знаю… Наверное, да. Мышка, давай спать, уже поздно.
Ким замолчала. Руфус закрыл глаза и уже начал было снова засыпать, когда услышал мокрый всхлип. Потом еще один.
- Что такое, мышка?
Ким вдруг разревелась, уткнувшись личиком в его пижаму, плечики ее ходили вверх и вниз, а худенькой ручонкой она вцепилась ему в рукав.
- Тс-тс-тс! Что ты?.. Мышонок, ну что такое? Что случилось? Опять приснилось что-то?..
Он погладил ее по черным волосам, но Ким не успокаивалась.
- Я… Не хочу… - прорыдала она, но слезы заглушили остальную часть фразы.
- Тс-с… Мышка, ты ведь маму сейчас разбудишь! Не плачь, моя хорошая.
Лилита перестала храпеть и пошевелилась. Вывернув шею, она посмотрела в их сторону.
- Что?..
- Спи, спи. Ким приснился кошмар.
Лилита не без труда развернула свое грузное тело и движением профессиональной матери прижала к себе дочь. Ким сразу поутихла, слезы перестали литься из ее глаз, уступив место хлюпанью и шмыганью носом. Руфус даже позавидовал. Он ладил с дочерью, но успокоить ее так быстро и без усилий ему никогда бы не удалось.
- Что случилось, детка? - спросила довольно строго Лилита.
- Я не хочу, чтобы папу… наказывали… в котле, - прохлюпала Ким.
- Что ты, мышонок, - сказал Руфус. - Папу не накажут. Я ведь не делаю ничего плохого, за что же меня наказывать?
Ким издала еще серию всхлипов.
- Дяденьку наказали!
- Ну, так ведь то ссыльный, он виновен…
- А ты тоже делаешь больно! Вилой! И в котле им больно!
Руфус заморгал.
- Вот что, детка, - взяла разговор в свои руки Лилита. - Я тебе обещаю, что никто твоего папу не накажет. Мы его в обиду не дадим, так ведь? А если он нахулиганит, мы его сами по попе нашлепаем.
Ким издала звук - что-то среднее между всхлипом и хихиканьем.
- По попе!
- Да, нашлепаем сами, никому не дадим. А теперь давай спать.
Она принялась гладить Ким по голове, спела ей вполголоса какую-то песенку, и в конце концов Ким уснула.
Рукав отцовской пижамы она так и не выпустила из крепко сжатого кулачка.
Окончание рассказа по техническим причинам пришлось опубликовать в другом посте.
Читать дальше.