ПАМЯТЬ (1)
Мезон, Журдан, Бассанский герцог, маршал Макдональд, старые боевые генералы Наполеона, как тени прошлого, могучие и огромные, с дерзкими лицами прошли через расступившуюся толпу… Старые гвардейцы Бонапарта, солдаты давно ушедшей Франции, инвалиды на костылях, безрукие, одноглазые, пришли отдать последний долг покойному маршалу… Кругом суровые лица, львиные головы, какой-то подбор представителей могучей, но вымирающей породы людей…
Я согласен на все, лишь бы мне увидеть снова триумфальную арку и украшения миланских крепостных ворот, надпись из цветов, высеченную потом на камне: "Alla valarosa armata francese! (Доблестной французской армии! (итал.))"
А.Виноградов «Три цвета времени»
1
Штурм шел бездумно и беспощадно. Дым от горящих кленов королевского парка стелился вдоль земли, оставляя черные мазки на стенах дворца. Палисад взяли быстро, заплатив десятками тех, кого никто не считал, но дальше движение приостановилось. Огромная белокаменная площадь, простиравшаяся до витой ограды летнего сада, была усеяна телами павших: все - лицами вперед, ни одного повернувшего. Посреди лежал пробитый в нескольких местах трехцветный флаг - флаг Свободы. Позади трещали и бордово отсвечивали старые клены. Было жарко. Готовился новый приступ. Вот грязно-алым быстроцветом ружейных выстрелов запестрела чугунная ограда - без толку. Помогла бы пушка, лучше две - но откуда во дворце артиллерия? Кто же мог знать…
Бунт. Мятеж. Восстание. Революция. Какие далекие слова. Они там, далеко, куда отправляются, чтобы подавить, откуда возвращаются, гарцуя на горячем коне, подкрутив ус, и отправляются покорять сердца дам. А это… За что?
Ужасно, когда человеку больше нечего терять. Тогда он теряет разум. Всю жизнь, всю жизнь на тебя давит что-то огромное и неподъемное, мешает подняться, сделать шаг, вдохнуть, сказать - имя этому грузу Необходимость. Всю жизнь тебе твердят, что так живут все, что это закон. Ты сам привык говорить то же другим, даже священник проповедует, что такова воля Господня - ибо есть слово Надо. И есть только двое, на которых вся надежда, которые наверняка помогут, потому что добры и велики, потому что они не могут иначе - один на небе, другой - на земле. И не ясно, отчего все вдруг меняется. То ли голодный взгляд младшего Жака, то ли сдавленный плач жены, то ли смех человека за углом - жирный, тошнотворный смех - но внезапно падает тяжесть. Становится все легко и понятно - тебя предали. Тот, кто на земле, тебя предал, и надо убить его ради того, кто на небе. Отомстить тому, кто обманул надежды. Убить. И ты идешь. Ко дворцу. Рука твоя сжимает кол или булыжник, или нож - что сподручней - а ты идешь по родным улицам, которые вдруг стали такими светлыми, хоть и нищими. И вспоминаешь все: и голод прежних дней, и беспросветность жизни, наивность всех надежд; жестокость палачей, подкупленных судей, бездушность их законов и сборщика налогов, что в твой приходит дом, чтоб отобрать последнее; вельмож - да, этих вшей в чулках и панталонах, и вонь одеколонов из нашей, люди, крови, из слез твоих детей, их роскошь и коварство, кареты и камзолы, и белые тела их благородных женщин, не знавших нищеты; и боль непроходящую в сжатом кулаке. Идешь ты не один, с тобой идут братья, их много, и вы едины. Вы пережили то, что выше человеческих сил, вырвались из Ада, сотворенного паразитами в париках. Вы были обречены на вечное прозябание - теперь вы обречены на вечное пламя, на вечное братство в борьбе. Смерть! Гудит улица, хлопают двери, звенит стекло. Смерть! Не заступай нам путь, нам уже ничто не страшно, мы пережили смерть и теперь сами несем ее. Смерть! Наша цель простая и светлая - передушить гадов и построить Царство Божье на земле. Оно будет, будет Царство Божье, ведь не зря мы умирали столько лет в своих лачугах, не зря… Надо взять их за горло, чтобы больше ни один из них не смог пить кровь из народа. Смерть им, смерть, вовеки веков… Господи, только бы Жак не пережил то же самое, Господи, об одном прошу, только бы… А сейчас нужен огонь. Огонь! Чтобы выжечь заразу с тела страны. Огонь! Огонь! Огонь?.. Откуда огонь?.. Кто стреляет? По нам стреляют… Назад! Назад!.. Что?.. Вперед… Вперед! Они бегут! Они бегут от нас! Мы победили! На дворец! Что?.. Нет оружия! Дайте оружие! Черт побери, дайте оружие! Ура! Кто это?! Жульен! Гражданин Жульен! Что он говорит! Тише, люди, что он говорит? Мы братья… Да, мы братья!.. Наша цель священна… Святость - в борьбе… Свобода ждет впереди… Да! Веди! Веди нас! На дворец!
Чернь. Что в этом слове? Это грязь, чавкающая под твоими ботфортами после конной прогулки. Это мрак невежества и суеверий. Она ни к чему не стремится, она ничего не творит и не ценит творений прошлого. В собственных нечистотах и мерзости она только и знает, что воспроизводить себя, и больше ничего не жаждет. Она ничего не умеет, умеет только умирать. Зато умеет это, как никто другой.
Наемники из личной охраны дрались крепко, но их алебарды больше годились для разгона покорной толпы, чем для защиты дворцовых переходов. На входной лестнице восставших встречала лишь горстка солдат во главе с фанатиком-офицером. Их снесли быстро, даже не заметив. Дворец, и без того неживой и унылый, мгновенно рассыпался на дребезжащие осколки гибнущего мира. Где-то недолго звенели шпаги, потом вскрикнула отчаянно женщина. Билась хрупкая посуда, не нужная революционному народу. Добрались до тронной залы, повалили громадное коронованное кресло и порубили на куски, на его место поставили трехцветный флаг. Искали одного человека. Его.
Король никогда не мог быть просто человеком. Он был символом. С давних времен его дух осенял указы и боевые кличи, его лик смотрел с монет и печатей, его именем клялись и заклинали, вокруг него сплачивались и теснились, ему молились и поклонялись - он был всем, он был страной, великим воплощением всего, что носила его земля. За это король с рождения платил страшную цену. Он не мог быть собой. Страна была крепка, пока несвобода жителей искупалась несвободой монарха. О, они понимали это, Людовики и Филиппы, Генрихи и Карлы, смотрящие сейчас из ниш мраморными глазами на своего неразумного потомка, возомнившего себя Человеком. Пусть падение готовилась веками - с виновного это ответственности не снимает. Вот он идет к своей смерти: король, забывший о своем долге, отбросивший священное ярмо абсолютной власти, шагнувший к звезде и превратившийся в космическую пустоту. Статуи смотрят на него, и их каменные лица кривятся от презрения. Догорает, испуская последние лучи, слава короля-государства, и над холмами разливается свет бесчисленных звезд - свет славы Людей. Холодный, негреющий свет.
Пылает дворец. На улицах столицы сегодня праздник, праздник Революции. Падают платаны и кленыклёны, гремит железо оград - этого всего здесь не будет. Здесь не останется ни одного камня, напоминающего о деспоте и его кровавом конце. Здесь будет стоять Памятник - памятник Свободе, восставшей в этот обычный летний день из мрачного сна, чтобы провозгласить яркое утро Республики.
(далі буде)