Что может ковкое железо, когда помочь не в силах сталь... (2)
...Бриз вихрит волны Силеа белой пеной, и воды ее вливаются в море, становясь горькими и глубокими от печали многих и многих лет. Звезды еще не погасли, но их время уже позади, свет холода сменяется молочной дымкой зари над морем.
И другой берег кажется темно-синим, а деревья - черными царапинами на ткани леса, кособоко стоящего над песками. Не Зло и не Хаос - но враг, чей вид пьянит сильнее вина...
...Грай, младший офицер Каекского нигеала, мотнул головой. Мечты об утре всегда лезут, когда кипит работа. Но нет, сейчас день, сейчас время готовиться ко встрече с врагом.
И он ступил вперед, в суетливую толчею стройки, в рождение нового города, нового форта на пути Державы, нового имени. Тумавии...
Мир мелькал всплесками измазанных грязью алых плащей и мельтешением сотен ног, ревел испуганным ослом и бранью старого солдата, обдавал пылью и тянул, тянул за руку - сюда, скорей, вот она, настоящая жизнь, а не прозябание в глухих казармах Вайтена, вот он, мост на другой берег, вот...
- ...Как раз место для пристани, - бородач кивнул на тихую заводь за песчаной косой. - Я и господину нотаблю то же самое говорил - лучшее место для кораблей.
Грай оглянулся: бородатый мастер говорил уверенно, и каждый взмах его грубой руки, казалось, возводил новый причал, еще пахнущий сырым дубом.
Младший офицер повернулся обратно, к лесу на другом берегу.
- Причал... Это медленно, - сказал Грай сам себе. - Нужен мост. Широкий мост. На арках. Каменный.
Мастер промолчал.
- Как, станет мост? - прямо спросил Грай.
- Рискованно, - мастер отвернулся. - Для этого нужен тот берег. А причал - это сейчас.
- Нужен тот берег... - медленно повторил Грай...
...вот он, мост в Иное. Глупости, вранье, что наш мир один. Говорить так - значит ничего в жизни не увидеть и не познать, и никогда не понять, что ты живешь в лучшем из миров. И не узнать, что лучшее место в нем - это рубеж. Визг пил и щекотание древесной пыли - вот как рождается счастье сегодняшнее, чтобы породить счастье завтрашнее, которое ждет тебя на том берегу...
- ...Слушайте меня, гаэры, и запоминайте эти слова, - жрец широко раскинул руки, обрамленные белыми крыльями-рукавами.
Площадь замолчала и опустилась в почтении: простые люди - на оба колена, воины - на одно, - варвары же и вовсе пали ниц перед мощью державной магии в руках чернобородого старика, стоящего на возвышении.
- Волей Кайона Светозарного и Радуны-Воительницы я освящаю это место. Да пребудет на нем благословение богов и воля Государя Тибура и потомков его, и да правит здесь Лаэгос-порядок. Вовеки!
- Вовеки! - отвечают люди, поднимаясь на ноги.
Теперь этот город - Держава. Новая струя в потоке. Новое слово порядка - и мощь стихии теперь крутит мельничные жернова. Ну а тебя ждет другой берег...
...Грай знал, чей взгляд следовал за ним повсюду. Он знал эти глубокие глаза и резные брови, строгий подбородок и морщины-трещины на щеках. Прямые волосы цвета потемневшего от недолгой сырости дуба и навеки сомкнутые уста - все это он знал, потому что именно таков облик бога, сотворенного волей умелого резчика и проникнутого их общей силой - силой великого.
Он долго смотрел в эти глаза и каждый раз отводил взгляд первым, потому что ему нечего было возразить богу. Ведь бог говорит нам то, что мы не хотим сказать себе сами. А этот голос говорил о другом береге...
...Он стоял долго - за такое время уходит в небеса душа сраженного воина, - а потом отбросил плащ и, взяв топор, принялся обтесывать еще дышащее сыростью бревно. Серая кора летела в стороны, дерево гудело и поскрипывало, пела сталь. Он строил мост...
***
Никто не понимал, что происходит, а он понимал только одно - не такой должна быть битва с врагом. Не должно войско стоять, и не должны люди со страхом смотреть на своих соседей. Но так было...
Да, Раэса, так было...
Квинит еще раз осмотрел свою абату, стоящую от него по левую руку. Они прикрывали мост - самую важную позицию и самую опасную. И все потому, что его отряд сочли самым подготовленным и опытным. Квинит знал, чего стоят его солдаты, - насколько мало они стоят - он знал, что они готовы бежать после первого же удара, и что за ними тут же побегут и остальные. Он знал много, а не знал лишь одного - что ему делать, когда придет время, и руки его были влажными от пота...
...Когда разъяренный легат покинул Раэсу и замолчала гулявшая в праздничном похмелье толпа, мудрый Зионит наконец-то опомнился. Аунэи шли на север - к городу; никто не знал, сколько их и под какой звездой лежит их путь. Знали только, что на рабском рынке в Гайзе появилось много товара, говорящего на языке Тирилского взморья. Это было страшней любых угроз. Почему же ты молчишь, Раэса?
К вайтенскому посланнику решили не обращаться - позор был бы слишком огромен, - а поручили руководство наспех собранным войском легату второго нигеала провинции Тирил - отцу-командиру Квинита. Когда они двинулись на юг, была еще хотя бы надежда. Был страх, было равнодушие и покорность, но что-то горело возле сердца. Теперь же люди просто стояли на месте, потому что боялись всего - даже сделать шаг назад...
Не смотри же мне в глаза, Раэса. Я знаю твои слова...
Квинит старался не смотреть в глаза отцу-командиру, когда тот объяснял офицерам второго нигеала - лучшего, по его мнению, - расположение абат и план действий. Он не понимал, почему они остановились именно у этой реки и почему перекрыли только мост, оставив без заслона броды. Он не знал, зачем они пришли сюда, так далеко от родного города, и ему было все равно, в какие именно державные города ведут те дороги, которые они загородили. Квинит Аар чувствовал себя словно во сне - спасало лишь холодное прикосновение рукояти меча, и ему было страшно стыдно, что он, так глубоко и тонко понимавший все на главной площади Раэсы, цепенеет от голоса легата, который твердит о важности позиции четвертой абаты.
Было уже нерано, и все надеялись на еще один спокойный день, но боги рассудили иначе. Сначала на берегу появился отряд тяжело вооруженных всадников, а потом из лесу вышла пехота. И тут сердце Квинита припало к ногам отчаянья. Враги шли ровными рядами, щит к щиту, нога к ноге, под звуки горна и мерные удары литавр - они многому научились у Державы за многие годы ее власти в Аунэйкасе и не собирались ничего прощать бывшим хозяевам. Это было страшно.
Услышишь ли ты меня, Раэса? Мне было страшно...
Квинита обдало холодом, словно с юга резко подул горный ветер, словно чей-то взгляд из-за вражеских щитов пересчитал копья нигеалов. Магия!
Его передернуло, словно в ознобе, и он оглянулся назад.
Есть в природе такое мгновение, когда огромные хлопья первого снега перестают таять и становятся прозрачно-серой шугой на поверхности озера; бьет резким порывом мороз, и рыхлая каша замирает в нерешительности - плыть ей дальше или застыть ледяной коркой? Вот чем была сейчас толпа, заградившая путь аунэйским дружинам. Путь к тебе, Раэса.
Надо держаться вместе, - вдруг ясно понял Квинит, - иначе нам не выстоять. И перекрывать все броды бессмысленно, ни одна из наших абат не в состоянии удержать переправу. Или мы выстоим здесь, или нас здесь же и оставят на поживу воронам.
На том берегу протрубили к переговорам, вражеские щитоносцы застыли, чтобы пропустить богато одетых всадников под зеленым стягом с черной пантерой.
Сзади всхрапнул конь, и воины белой фроты поспешно расступились, пропуская легата со свитой. У отца-командира был тяжелый взгляд. До моста оставалось не больше пятидесяти шагов, когда он остановился, дожидаясь, как и положено, вражеского посла на своей земле. Аунэи стали на таком же расстоянии, лишь один всадник пустил лошадь быстрой рысью к реке.
Не пой. Не пой, Раэса. Никто не услышит твоих мелодий. Их жизнь истекла...
- Князь Асан, большой палец князя Хороса, пришел сюда и желает видеть тебя пред собой, - крикнул аунэй, доехав до середины моста. - Ты можешь взять с собой трех воинов, легат провинции Тирил, но оружие вы оставите на своей земле.
- Если твой князь хочет видеть меня, то пусть выезжает на мост с пятью людьми, столько же будет и со мной, - ответил легат. - И наше оружие останется при нас.
- Хорошо. Князь Асан, большой палец князя Хороса, выедет на мост со всеми, кого посчитает нужным взять с собой. Можете оставить при себе мечи, если думаете заслонить железом свои трусливые сердца, но путь до моста ты, легат провинции Тирил, пройдешь своими ногами. Иначе мы не будем говорить - мы вас убьем, - посол развернул лошадь и поскакал к своим.
Белый парус скользит по волнам Сагорассы. Сын спешит к тебе из похода, Раэса...
Легат на мгновение задержался, а потом слез с коня и медленно пошел к мосту. За ним пешком последовала и свита.
Это был позор, какого Держава не знала никогда. Такого не было даже под Санкурасом, когда тегги и сиррийцы поймали в западню всю армию Транссилеании. Да, тогда погибло больше половины воинов, а оставшиеся отправились в путь домой босыми и намертво связанными клятвой не поднимать больше оружия против аунэев, но, все равно, Держава в лице легата разговаривала с победившими князьями сидя на коне - как с равными. Теперь был шаг вниз.
Зола и пепел - вот твои имена, о время!
Князь Асан был знатным воином - Квинит прочел это по его одежде с той же уверенностью, с какой произносил полный титул Государя. Большой палец князя Хороса, победитель муфлоков, сын Огня, первый меч Лоутании и друг гномов - великий человек с великим упрямством, он высился над пурпурным султаном легата, как небо над верхушками деревьев.
Знай же, Раэса, что рабский ошейник жжет кожу и убивает волю в сердце.
Посольства стояли молча, испытывая друг друга взглядами. Державцы неуверенно топтались, чувствуя опасную близость аунэйских мечей, не двигался лишь легат.
- Говори! Князь Асан готов тебя выслушать, - выкрикнул один из аунэйских послов.
Легат ответил, но Квинит не разобрал слов, их унес ветер. Как видно, вес их был невелик, но в них была судьба города.
В Хаос всех! - подумал Квинит и сделал несколько шагов вперед, чтобы ясно слышать, о чем идет речь. Позади раздался лязг и шум - белая фрота послушным стадом двинулась за своим командиром.
Асан усмехнулся в длинные вислые усы и громко, чтобы слышали все, ответил:
- Я говорю вам: покоритесь и сложите оружие. Вся земля эта теперь принадлежит князю Хоросу, и вы платите дани столько, сколько он укажет. Склонитесь - и тогда мы сохраним ваши жалкие жизни.
- Ты не победил нас, Асан, - хмуро возразил легат. - За моей спиной мое войско и Держава, в которую мы вас никогда не пустим.
- Войско?! - Асан рассмеялся. - Это за мною войско. За мной лучшие дружины Сирры и Лоутании. А за твоей спиной трусливая толпа, у которой в сердце золото вместо железа. Обернись и посмотри им в глаза - они боятся собственных жен, они будут молить меня о пощаде, стоит мне перейти эту реку.
Легат не обернулся. Он и так знал, кто стоит за его спиной. Голова его поникла.
Горе тебе, Раэса, плач и разорение! Не ступит больше на твою землю нога свободного человека, лишь варвары коснутся твоего тела. Рыдай же Раэса, смейся горячими слезами! Не окинет больше любящий взор твои улицы, только лисы да змеи с высунутыми языками будут смотреть на твои серые одежды. Рыдай же, Раэса, сними с себя свадебный венец! Не услышит больше твой сын родной песни, вой ветра и хохот чужака встретят его из далекого похода. Так молчи же, Раэса, - не пой для гостя с мечом и луком. Надень рубище - пусть кожа твоя забудет легкость шелка. Закрой глаза и слушай звон молота - он кует рабский ошейник для тебя, Раэса. Горе тебе!
- Со мной люди из Раэсы. Они позвали меня на помощь, и я обязан их защитить.
Асан задумался.
- Хорошо, я прислушаюсь к твои мольбам. Князь Хорос не тронет Раэсу, но вы заплатите дань вдвое большую и покажите нам лучшую дорогу к Вайтену. Иди и обрадуй своих людей, что жизни их останутся с ними, - и князь Асан двинул своего коня вперед, заставив отступить одного из державных послов.
Легат тяжело повернулся и нам миг замешкался, прежде чем сделать шаг, а один из аунэев со смехом обратился к своим:
- Ва! Утта вам зех шеха л'улли! - и указал рукой на державное войско.
Легат замер. Он понял, да и все поняли эти слова чужого языка. В них был шум рабского рынка в Гайзе и забвение под чужим ярмом, плач девушек и мертвая тишина в белых домах Раэсы. Из-за сцепленных зубов легата вырвался отчаянный стон - все, что осталось от имени Державы. Взгляд его остановился на Квините, и тот увидел, как оседает в серой пыли храм Кайона Избавителя...
***
Они перешли Силеа в начале зимы. Не по мосту - по льду реки, выше течением, у самого златолистого Алаторна. Тому было немало причин, все они были разумны и неоспоримы, и от этого сердце пекло горечью, изжить которую могло только пение меча. И меч томился, пока ноги ступали по холодной земле Транссилеании-Аунэйкасы.
Гремел снег и пахли кожей ремни - воины шли на бой. Мерно раскачивался за спиной шлем, и сосредоточенно перебирали ногами кони. Никто не знал, сколько копий ждет нигеалы впереди, и есть ли имена у их хозяев. Да это было и неважно, потому что имя всем им было - аунэи, а это значит - варвар, и его следует убить, ведь варвар значит - враг, который убьет тебя и разрушит твой дом, заберет твою волю и принесет ее в жертву своим идолам. Поэтому - слава Государю и Общественному Делу! Вперед!
Они встретились на грани леса, на заросшем высокой белой травой поле, и крики торжества белым туманом упали на землю. Не было слов - были угрозы, был стук щитов, и было бешенство в глазах.
Впереди был враг, рядом - друзья. Нет, больше, чем друзья, чем братья, чем любовь и сердце - те, чье дыханье едино с твоим, чья поступь - едина с твоей, чьи мысли - твои, как и воля, и души. Забудь о себе и помни о нас. О нас - кто суть ты, как и ты - есть мы.
Они шагнули вперед - черная фрота по белому снегу. Инея хруст слился с воплем звериным, что донесся с той стороны. Между ними теперь - между злыми врагами - столько времени, сколько идти через поле. Не тяни! Сделай шаг, сделай два - не держись за копье, а неси его, лети с ним, как летит белый клин покидающих родину птиц.
Да!
Молния ударила в оледенелый дуб, и полетели вниз тяжелые листья, - так ударили они по аунэеям. А теперь - вперед! Рази, не щади! Нет жизни там - она будет лишь здесь, где поет мой усталый клинок. Нет мира там, позади, в городах, на ухоженных улицах, полных бродяг - он будет лишь здесь, где поет этот меч, где зима, где мороз, где обрушится смерть на упрямую волю, и тогда ты поймешь - или жизнь, или мир. Выбирай, приносить ли мир навсегда - ударом одним между ребер, плашмя; или жизнь приносить, умирая в тиши, в суете, в сероватой воде. А пока - берегись! Видишь ярость в глазах? Это ярость врага, и несет она смерть. Уклониться нельзя - можно лишь победить, значит, ярость нужна и тебе самому. Вспомни, что ты любил и что потерял. Вспомни скуку ночей и сдавленный крик, что родился и умер - и так сотни раз. Вспомни, их не найти, и её не вернуть - так ударь, отомсти, упади, но убей. Вот он - светится мир, вот он - падает вздох, жизнь врага твоего покидает предел и летит. Этот воздух - вместилище душ, много их - значит ты победил...
...Мороз рвал кожу, но тепло чужих жизней грело его, Грая Станата, младшего офицера черной фроты второй абаты Каекского нигеала. Победа! Его победа! Он остановился на вершине пригорка и опустил уставшую руку, сжимающую меч...
***
...и капля крови скатилась на мерзлую землю. Было тихо - только в ушах звенел металл: копьё о щит, клинок о броню, сила о силу. Грай оглянулся и замер, накрепко замер, словно увидав василиска. Ничего не изменилось вокруг, но разве это что-нибудь значит, когда перемена внутри тебя.
Не блестело железо - клинковая сталь. То ли тучи скрыли солнце, то ли пристала грязь к зеркалу панциря. А вокруг было тихо, и не было кому сказать слово. Трупы, трупы, трупы лежали вокруг и молчали. Последнее тепло исходило их них, и таял вокруг красный снег, а броня уже подбирала себе витиеватый узор изморози. Грай смотрел на эти тела и тоже молчал - ведь молчали его братья, даже больше, чем братья. Грай не помнил их имён - и собственное имя уходило из его памяти. Был мертв враг, но были мертвы и друзья. Их дыханье едино - значит мертво и его дыхание. Их поступь умолкла - так почему же он стоит? Их мысли едины - о чем же ты мыслишь, младший офицер черной абаты? Они мертвы - что ты делаешь в этим мире?
Нет плеча, на которое ты обопрёшься, нет и локтя, чтобы почувствовать строй. Их судьбы иссякли - и расплелся канат, что связывал вас воедино. Остановился поток - и что у тебя позади?
Грай Станат упал на колени и прижал подбородок к груди, унимая дрожь. Он не плакал - ему не над чем было плакать. Он просто остановил свой бег. Позади молча вставали черные фигуры в алых плащах, и на их мечах не было крови. А на поле снова оседал туман, потому что туман - это пыль, в которую разбивается поток.
***
...- из этой пыли был только один путь. И Квинит ступил на него.
- Люди!
Он понял, что стоит лицом к своей фроте, и даже ветер не шуршит о траву.
- Люди! Проснитесь, люди, и послушайте меня, потому что я прошел с вами эту дорогу, и моя жизнь стоит ни на грош больше, чем ваши - для тех, кто стоит сейчас на том берегу и хочет перейти на наш. Слушайте и знайте: если мы сделаем шаг назад, то потеряем родину навсегда. Слушайте и помните: дома вас ждут ваши любимые, ваши жены и дети, ждут, потому что здесь, сейчас вы защищаете не Державу - нет! - а Раэсу и все Тирилское взморье. Люди. Граждане. Кто еще не забыл, как пахнет утренний прибой и о чем молится морская чайка - от вас мне не нужно слов. Вы сами знаете, что делать.
Квинит опустил руку. Он не помнил, когда обнажил меч.
...Он многое не понимал, но видел, как подымается и опускается молот, веет горячее дыхание горна, и горячей пылью выходит из крицы шлак...
Слов не было. Просто сомкнулись щиты, и фрота сделала один шаг - один на всех...
...Легат остановился на полпути и резко повернулся лицом к горделиво восседающему сиррийцу.
- Слушай меня, Асан, и запоминай слова гражданина Раэсы. Мы не уйдем отсюда, и никому не перейти этого моста. И не смотри, что я пеш, а ты не коне - я стою на своей земле, а под копытами твоего скакуна холодный поток, который принадлежит тирилским богам. Прощай, Асан.
И полководец не спеша направился к своим рядам.
Большой палец князя Хороса, князь Асан молча развернул своего коня. За ним двинулась и свита. Криков радости больше не было. Пыль летела над полем и шумел поток...
...Когда раскаленное железо в сотый раз умирает под ударами кувалды, ему и не снится крепость стали, ее гибкость и чистота. Это мягкое, ковкое железо - оно не выстоит против удара и согнется под тяжестью, но оно живо. Ему предстоит исходить серым потом, задыхаться в ледяной воде, чтобы стать новой силой. Там, где умрет, сломается гордый булат - оно выстоит, и душа мастера еще вселится в потемневший от жары кусок металла...
Квинит Аар, гражданин Раэсы не смотрел назад. Он знал, там ждет его очаг, и холодеющие угли мечтают о пламени страсти. Но на том берегу стоял враг. Впереди была битва, впереди была жизнь.
20.08. 2001 - 30.01.2002
Киев
И другой берег кажется темно-синим, а деревья - черными царапинами на ткани леса, кособоко стоящего над песками. Не Зло и не Хаос - но враг, чей вид пьянит сильнее вина...
...Грай, младший офицер Каекского нигеала, мотнул головой. Мечты об утре всегда лезут, когда кипит работа. Но нет, сейчас день, сейчас время готовиться ко встрече с врагом.
И он ступил вперед, в суетливую толчею стройки, в рождение нового города, нового форта на пути Державы, нового имени. Тумавии...
Мир мелькал всплесками измазанных грязью алых плащей и мельтешением сотен ног, ревел испуганным ослом и бранью старого солдата, обдавал пылью и тянул, тянул за руку - сюда, скорей, вот она, настоящая жизнь, а не прозябание в глухих казармах Вайтена, вот он, мост на другой берег, вот...
- ...Как раз место для пристани, - бородач кивнул на тихую заводь за песчаной косой. - Я и господину нотаблю то же самое говорил - лучшее место для кораблей.
Грай оглянулся: бородатый мастер говорил уверенно, и каждый взмах его грубой руки, казалось, возводил новый причал, еще пахнущий сырым дубом.
Младший офицер повернулся обратно, к лесу на другом берегу.
- Причал... Это медленно, - сказал Грай сам себе. - Нужен мост. Широкий мост. На арках. Каменный.
Мастер промолчал.
- Как, станет мост? - прямо спросил Грай.
- Рискованно, - мастер отвернулся. - Для этого нужен тот берег. А причал - это сейчас.
- Нужен тот берег... - медленно повторил Грай...
...вот он, мост в Иное. Глупости, вранье, что наш мир один. Говорить так - значит ничего в жизни не увидеть и не познать, и никогда не понять, что ты живешь в лучшем из миров. И не узнать, что лучшее место в нем - это рубеж. Визг пил и щекотание древесной пыли - вот как рождается счастье сегодняшнее, чтобы породить счастье завтрашнее, которое ждет тебя на том берегу...
- ...Слушайте меня, гаэры, и запоминайте эти слова, - жрец широко раскинул руки, обрамленные белыми крыльями-рукавами.
Площадь замолчала и опустилась в почтении: простые люди - на оба колена, воины - на одно, - варвары же и вовсе пали ниц перед мощью державной магии в руках чернобородого старика, стоящего на возвышении.
- Волей Кайона Светозарного и Радуны-Воительницы я освящаю это место. Да пребудет на нем благословение богов и воля Государя Тибура и потомков его, и да правит здесь Лаэгос-порядок. Вовеки!
- Вовеки! - отвечают люди, поднимаясь на ноги.
Теперь этот город - Держава. Новая струя в потоке. Новое слово порядка - и мощь стихии теперь крутит мельничные жернова. Ну а тебя ждет другой берег...
...Грай знал, чей взгляд следовал за ним повсюду. Он знал эти глубокие глаза и резные брови, строгий подбородок и морщины-трещины на щеках. Прямые волосы цвета потемневшего от недолгой сырости дуба и навеки сомкнутые уста - все это он знал, потому что именно таков облик бога, сотворенного волей умелого резчика и проникнутого их общей силой - силой великого.
Он долго смотрел в эти глаза и каждый раз отводил взгляд первым, потому что ему нечего было возразить богу. Ведь бог говорит нам то, что мы не хотим сказать себе сами. А этот голос говорил о другом береге...
...Он стоял долго - за такое время уходит в небеса душа сраженного воина, - а потом отбросил плащ и, взяв топор, принялся обтесывать еще дышащее сыростью бревно. Серая кора летела в стороны, дерево гудело и поскрипывало, пела сталь. Он строил мост...
***
Никто не понимал, что происходит, а он понимал только одно - не такой должна быть битва с врагом. Не должно войско стоять, и не должны люди со страхом смотреть на своих соседей. Но так было...
Да, Раэса, так было...
Квинит еще раз осмотрел свою абату, стоящую от него по левую руку. Они прикрывали мост - самую важную позицию и самую опасную. И все потому, что его отряд сочли самым подготовленным и опытным. Квинит знал, чего стоят его солдаты, - насколько мало они стоят - он знал, что они готовы бежать после первого же удара, и что за ними тут же побегут и остальные. Он знал много, а не знал лишь одного - что ему делать, когда придет время, и руки его были влажными от пота...
...Когда разъяренный легат покинул Раэсу и замолчала гулявшая в праздничном похмелье толпа, мудрый Зионит наконец-то опомнился. Аунэи шли на север - к городу; никто не знал, сколько их и под какой звездой лежит их путь. Знали только, что на рабском рынке в Гайзе появилось много товара, говорящего на языке Тирилского взморья. Это было страшней любых угроз. Почему же ты молчишь, Раэса?
К вайтенскому посланнику решили не обращаться - позор был бы слишком огромен, - а поручили руководство наспех собранным войском легату второго нигеала провинции Тирил - отцу-командиру Квинита. Когда они двинулись на юг, была еще хотя бы надежда. Был страх, было равнодушие и покорность, но что-то горело возле сердца. Теперь же люди просто стояли на месте, потому что боялись всего - даже сделать шаг назад...
Не смотри же мне в глаза, Раэса. Я знаю твои слова...
Квинит старался не смотреть в глаза отцу-командиру, когда тот объяснял офицерам второго нигеала - лучшего, по его мнению, - расположение абат и план действий. Он не понимал, почему они остановились именно у этой реки и почему перекрыли только мост, оставив без заслона броды. Он не знал, зачем они пришли сюда, так далеко от родного города, и ему было все равно, в какие именно державные города ведут те дороги, которые они загородили. Квинит Аар чувствовал себя словно во сне - спасало лишь холодное прикосновение рукояти меча, и ему было страшно стыдно, что он, так глубоко и тонко понимавший все на главной площади Раэсы, цепенеет от голоса легата, который твердит о важности позиции четвертой абаты.
Было уже нерано, и все надеялись на еще один спокойный день, но боги рассудили иначе. Сначала на берегу появился отряд тяжело вооруженных всадников, а потом из лесу вышла пехота. И тут сердце Квинита припало к ногам отчаянья. Враги шли ровными рядами, щит к щиту, нога к ноге, под звуки горна и мерные удары литавр - они многому научились у Державы за многие годы ее власти в Аунэйкасе и не собирались ничего прощать бывшим хозяевам. Это было страшно.
Услышишь ли ты меня, Раэса? Мне было страшно...
Квинита обдало холодом, словно с юга резко подул горный ветер, словно чей-то взгляд из-за вражеских щитов пересчитал копья нигеалов. Магия!
Его передернуло, словно в ознобе, и он оглянулся назад.
Есть в природе такое мгновение, когда огромные хлопья первого снега перестают таять и становятся прозрачно-серой шугой на поверхности озера; бьет резким порывом мороз, и рыхлая каша замирает в нерешительности - плыть ей дальше или застыть ледяной коркой? Вот чем была сейчас толпа, заградившая путь аунэйским дружинам. Путь к тебе, Раэса.
Надо держаться вместе, - вдруг ясно понял Квинит, - иначе нам не выстоять. И перекрывать все броды бессмысленно, ни одна из наших абат не в состоянии удержать переправу. Или мы выстоим здесь, или нас здесь же и оставят на поживу воронам.
На том берегу протрубили к переговорам, вражеские щитоносцы застыли, чтобы пропустить богато одетых всадников под зеленым стягом с черной пантерой.
Сзади всхрапнул конь, и воины белой фроты поспешно расступились, пропуская легата со свитой. У отца-командира был тяжелый взгляд. До моста оставалось не больше пятидесяти шагов, когда он остановился, дожидаясь, как и положено, вражеского посла на своей земле. Аунэи стали на таком же расстоянии, лишь один всадник пустил лошадь быстрой рысью к реке.
Не пой. Не пой, Раэса. Никто не услышит твоих мелодий. Их жизнь истекла...
- Князь Асан, большой палец князя Хороса, пришел сюда и желает видеть тебя пред собой, - крикнул аунэй, доехав до середины моста. - Ты можешь взять с собой трех воинов, легат провинции Тирил, но оружие вы оставите на своей земле.
- Если твой князь хочет видеть меня, то пусть выезжает на мост с пятью людьми, столько же будет и со мной, - ответил легат. - И наше оружие останется при нас.
- Хорошо. Князь Асан, большой палец князя Хороса, выедет на мост со всеми, кого посчитает нужным взять с собой. Можете оставить при себе мечи, если думаете заслонить железом свои трусливые сердца, но путь до моста ты, легат провинции Тирил, пройдешь своими ногами. Иначе мы не будем говорить - мы вас убьем, - посол развернул лошадь и поскакал к своим.
Белый парус скользит по волнам Сагорассы. Сын спешит к тебе из похода, Раэса...
Легат на мгновение задержался, а потом слез с коня и медленно пошел к мосту. За ним пешком последовала и свита.
Это был позор, какого Держава не знала никогда. Такого не было даже под Санкурасом, когда тегги и сиррийцы поймали в западню всю армию Транссилеании. Да, тогда погибло больше половины воинов, а оставшиеся отправились в путь домой босыми и намертво связанными клятвой не поднимать больше оружия против аунэев, но, все равно, Держава в лице легата разговаривала с победившими князьями сидя на коне - как с равными. Теперь был шаг вниз.
Зола и пепел - вот твои имена, о время!
Князь Асан был знатным воином - Квинит прочел это по его одежде с той же уверенностью, с какой произносил полный титул Государя. Большой палец князя Хороса, победитель муфлоков, сын Огня, первый меч Лоутании и друг гномов - великий человек с великим упрямством, он высился над пурпурным султаном легата, как небо над верхушками деревьев.
Знай же, Раэса, что рабский ошейник жжет кожу и убивает волю в сердце.
Посольства стояли молча, испытывая друг друга взглядами. Державцы неуверенно топтались, чувствуя опасную близость аунэйских мечей, не двигался лишь легат.
- Говори! Князь Асан готов тебя выслушать, - выкрикнул один из аунэйских послов.
Легат ответил, но Квинит не разобрал слов, их унес ветер. Как видно, вес их был невелик, но в них была судьба города.
В Хаос всех! - подумал Квинит и сделал несколько шагов вперед, чтобы ясно слышать, о чем идет речь. Позади раздался лязг и шум - белая фрота послушным стадом двинулась за своим командиром.
Асан усмехнулся в длинные вислые усы и громко, чтобы слышали все, ответил:
- Я говорю вам: покоритесь и сложите оружие. Вся земля эта теперь принадлежит князю Хоросу, и вы платите дани столько, сколько он укажет. Склонитесь - и тогда мы сохраним ваши жалкие жизни.
- Ты не победил нас, Асан, - хмуро возразил легат. - За моей спиной мое войско и Держава, в которую мы вас никогда не пустим.
- Войско?! - Асан рассмеялся. - Это за мною войско. За мной лучшие дружины Сирры и Лоутании. А за твоей спиной трусливая толпа, у которой в сердце золото вместо железа. Обернись и посмотри им в глаза - они боятся собственных жен, они будут молить меня о пощаде, стоит мне перейти эту реку.
Легат не обернулся. Он и так знал, кто стоит за его спиной. Голова его поникла.
Горе тебе, Раэса, плач и разорение! Не ступит больше на твою землю нога свободного человека, лишь варвары коснутся твоего тела. Рыдай же Раэса, смейся горячими слезами! Не окинет больше любящий взор твои улицы, только лисы да змеи с высунутыми языками будут смотреть на твои серые одежды. Рыдай же, Раэса, сними с себя свадебный венец! Не услышит больше твой сын родной песни, вой ветра и хохот чужака встретят его из далекого похода. Так молчи же, Раэса, - не пой для гостя с мечом и луком. Надень рубище - пусть кожа твоя забудет легкость шелка. Закрой глаза и слушай звон молота - он кует рабский ошейник для тебя, Раэса. Горе тебе!
- Со мной люди из Раэсы. Они позвали меня на помощь, и я обязан их защитить.
Асан задумался.
- Хорошо, я прислушаюсь к твои мольбам. Князь Хорос не тронет Раэсу, но вы заплатите дань вдвое большую и покажите нам лучшую дорогу к Вайтену. Иди и обрадуй своих людей, что жизни их останутся с ними, - и князь Асан двинул своего коня вперед, заставив отступить одного из державных послов.
Легат тяжело повернулся и нам миг замешкался, прежде чем сделать шаг, а один из аунэев со смехом обратился к своим:
- Ва! Утта вам зех шеха л'улли! - и указал рукой на державное войско.
Легат замер. Он понял, да и все поняли эти слова чужого языка. В них был шум рабского рынка в Гайзе и забвение под чужим ярмом, плач девушек и мертвая тишина в белых домах Раэсы. Из-за сцепленных зубов легата вырвался отчаянный стон - все, что осталось от имени Державы. Взгляд его остановился на Квините, и тот увидел, как оседает в серой пыли храм Кайона Избавителя...
***
Они перешли Силеа в начале зимы. Не по мосту - по льду реки, выше течением, у самого златолистого Алаторна. Тому было немало причин, все они были разумны и неоспоримы, и от этого сердце пекло горечью, изжить которую могло только пение меча. И меч томился, пока ноги ступали по холодной земле Транссилеании-Аунэйкасы.
Гремел снег и пахли кожей ремни - воины шли на бой. Мерно раскачивался за спиной шлем, и сосредоточенно перебирали ногами кони. Никто не знал, сколько копий ждет нигеалы впереди, и есть ли имена у их хозяев. Да это было и неважно, потому что имя всем им было - аунэи, а это значит - варвар, и его следует убить, ведь варвар значит - враг, который убьет тебя и разрушит твой дом, заберет твою волю и принесет ее в жертву своим идолам. Поэтому - слава Государю и Общественному Делу! Вперед!
Они встретились на грани леса, на заросшем высокой белой травой поле, и крики торжества белым туманом упали на землю. Не было слов - были угрозы, был стук щитов, и было бешенство в глазах.
Впереди был враг, рядом - друзья. Нет, больше, чем друзья, чем братья, чем любовь и сердце - те, чье дыханье едино с твоим, чья поступь - едина с твоей, чьи мысли - твои, как и воля, и души. Забудь о себе и помни о нас. О нас - кто суть ты, как и ты - есть мы.
Они шагнули вперед - черная фрота по белому снегу. Инея хруст слился с воплем звериным, что донесся с той стороны. Между ними теперь - между злыми врагами - столько времени, сколько идти через поле. Не тяни! Сделай шаг, сделай два - не держись за копье, а неси его, лети с ним, как летит белый клин покидающих родину птиц.
Да!
Молния ударила в оледенелый дуб, и полетели вниз тяжелые листья, - так ударили они по аунэеям. А теперь - вперед! Рази, не щади! Нет жизни там - она будет лишь здесь, где поет мой усталый клинок. Нет мира там, позади, в городах, на ухоженных улицах, полных бродяг - он будет лишь здесь, где поет этот меч, где зима, где мороз, где обрушится смерть на упрямую волю, и тогда ты поймешь - или жизнь, или мир. Выбирай, приносить ли мир навсегда - ударом одним между ребер, плашмя; или жизнь приносить, умирая в тиши, в суете, в сероватой воде. А пока - берегись! Видишь ярость в глазах? Это ярость врага, и несет она смерть. Уклониться нельзя - можно лишь победить, значит, ярость нужна и тебе самому. Вспомни, что ты любил и что потерял. Вспомни скуку ночей и сдавленный крик, что родился и умер - и так сотни раз. Вспомни, их не найти, и её не вернуть - так ударь, отомсти, упади, но убей. Вот он - светится мир, вот он - падает вздох, жизнь врага твоего покидает предел и летит. Этот воздух - вместилище душ, много их - значит ты победил...
...Мороз рвал кожу, но тепло чужих жизней грело его, Грая Станата, младшего офицера черной фроты второй абаты Каекского нигеала. Победа! Его победа! Он остановился на вершине пригорка и опустил уставшую руку, сжимающую меч...
***
...и капля крови скатилась на мерзлую землю. Было тихо - только в ушах звенел металл: копьё о щит, клинок о броню, сила о силу. Грай оглянулся и замер, накрепко замер, словно увидав василиска. Ничего не изменилось вокруг, но разве это что-нибудь значит, когда перемена внутри тебя.
Не блестело железо - клинковая сталь. То ли тучи скрыли солнце, то ли пристала грязь к зеркалу панциря. А вокруг было тихо, и не было кому сказать слово. Трупы, трупы, трупы лежали вокруг и молчали. Последнее тепло исходило их них, и таял вокруг красный снег, а броня уже подбирала себе витиеватый узор изморози. Грай смотрел на эти тела и тоже молчал - ведь молчали его братья, даже больше, чем братья. Грай не помнил их имён - и собственное имя уходило из его памяти. Был мертв враг, но были мертвы и друзья. Их дыханье едино - значит мертво и его дыхание. Их поступь умолкла - так почему же он стоит? Их мысли едины - о чем же ты мыслишь, младший офицер черной абаты? Они мертвы - что ты делаешь в этим мире?
Нет плеча, на которое ты обопрёшься, нет и локтя, чтобы почувствовать строй. Их судьбы иссякли - и расплелся канат, что связывал вас воедино. Остановился поток - и что у тебя позади?
Грай Станат упал на колени и прижал подбородок к груди, унимая дрожь. Он не плакал - ему не над чем было плакать. Он просто остановил свой бег. Позади молча вставали черные фигуры в алых плащах, и на их мечах не было крови. А на поле снова оседал туман, потому что туман - это пыль, в которую разбивается поток.
***
...- из этой пыли был только один путь. И Квинит ступил на него.
- Люди!
Он понял, что стоит лицом к своей фроте, и даже ветер не шуршит о траву.
- Люди! Проснитесь, люди, и послушайте меня, потому что я прошел с вами эту дорогу, и моя жизнь стоит ни на грош больше, чем ваши - для тех, кто стоит сейчас на том берегу и хочет перейти на наш. Слушайте и знайте: если мы сделаем шаг назад, то потеряем родину навсегда. Слушайте и помните: дома вас ждут ваши любимые, ваши жены и дети, ждут, потому что здесь, сейчас вы защищаете не Державу - нет! - а Раэсу и все Тирилское взморье. Люди. Граждане. Кто еще не забыл, как пахнет утренний прибой и о чем молится морская чайка - от вас мне не нужно слов. Вы сами знаете, что делать.
Квинит опустил руку. Он не помнил, когда обнажил меч.
...Он многое не понимал, но видел, как подымается и опускается молот, веет горячее дыхание горна, и горячей пылью выходит из крицы шлак...
Слов не было. Просто сомкнулись щиты, и фрота сделала один шаг - один на всех...
...Легат остановился на полпути и резко повернулся лицом к горделиво восседающему сиррийцу.
- Слушай меня, Асан, и запоминай слова гражданина Раэсы. Мы не уйдем отсюда, и никому не перейти этого моста. И не смотри, что я пеш, а ты не коне - я стою на своей земле, а под копытами твоего скакуна холодный поток, который принадлежит тирилским богам. Прощай, Асан.
И полководец не спеша направился к своим рядам.
Большой палец князя Хороса, князь Асан молча развернул своего коня. За ним двинулась и свита. Криков радости больше не было. Пыль летела над полем и шумел поток...
...Когда раскаленное железо в сотый раз умирает под ударами кувалды, ему и не снится крепость стали, ее гибкость и чистота. Это мягкое, ковкое железо - оно не выстоит против удара и согнется под тяжестью, но оно живо. Ему предстоит исходить серым потом, задыхаться в ледяной воде, чтобы стать новой силой. Там, где умрет, сломается гордый булат - оно выстоит, и душа мастера еще вселится в потемневший от жары кусок металла...
Квинит Аар, гражданин Раэсы не смотрел назад. Он знал, там ждет его очаг, и холодеющие угли мечтают о пламени страсти. Но на том берегу стоял враг. Впереди была битва, впереди была жизнь.
20.08. 2001 - 30.01.2002
Киев