ОСТАНСКАЯ ПРАВДА (Пролог)
Алексей Хаврюченко
ОСТАНСКАЯ ПРАВДА
…В споре рождается коллективное заблуждение, которое мы для простоты именуем истиной.
Евгений Лукин "Декрет об отмене истории"
Пролог
В первый день месяца тессан, когда на холмы Гану прилетают с юга серые ласточки и сердце земледельца радуется теплу, жители вольного города Нааленгера не ждали чудес. Колокол собора Св. Варэ привычно возвестил начало утра, и в открывшиеся ворота потянулся негустой поток ежедневных гостей: случайный сброд, мелкие торговцы, обитатели пригородов и окрестных сёл, гружённые свежими продуктами. Конечно, всякий богобоязненный тавасин, почитающий заветы Пророков и верующий в истинного Бога, даровавшего нам Путь, не оставит без внимания, что именно сегодня, устав за месяц от забот суетного мира, один Пророк передаёт попечительство над человеческой паствой отдохнувшему собрату. Но стоит ли требовать вновь и вновь искреннего удивления и восторга от столь долговечных и памятливых созданий как люди? Чему удивляться, ведь год за годом Пророк Таваас разрубает холодным мечом нить времени, отмеряя начало нового года, и вновь приходит снежный Саддат и морозный Лой, весенний Латанг уступает дорогу Ин-Тессану, цветущий Джамия открывает дверь косарю Сар-Текешу, яблочному Тану наследует жнец Атал, и трое великих святых - Варэ, Силин и Исола Праведница, - ведут три осенних месяца. И так из года в год.
Славен край Гэлари. Белыми холмами, сладкими винами, упрямыми жителями - славен Божьей милостью. Над тихой Бовэ возвышается собор Св. Варэ - сердце надменного города - и шпили его видны на многие лиги к югу, утверждая величие города и славу Господню. И бьют изо всех сил звонари на башнях, ибо записано в давних монастырских капитуляриях, что все земли, где слышно пение этих колоколов, принадлежат Нааленгеру. Звон этот - словно звучание сердца. Но кому нужна правда сердца в наши неверные времена?
Душа города - Дворец Справедливости, но правда души давно покинула эти крепкие стены. Нааленгер - город торговый, и суть его - Рыночная площадь. Здесь торгуют всем и отовсюду: вином из Меделаны, скобяным товаром из Мура, шерстью из Бервехена, рыбой из Лепренто, стеклом из Блура, тканями из Тилле, серебром из Глена, кезеланской пшеницей, шаанскими шелками, роллионскими амулетами, вешскими мехами,- всем. Здесь производят, чтобы тут же сбыть, здесь покупают в полцены и не любят чужих купцов. Нааленгер - тот узелок, которым связаны северный Дэстар и южная Аталия; Ворота Гану, ключ от которых приносит богатство. И не верьте, будто нааленгерцы ждут Десятидневницы - нет: они ждут, когда подсохнут дороги в холмах и золотая река потечёт на их мельницы. Не думайте, что в месяц жамье они чествуют славу Пророка Джамии - нет: они празднуют ярмарку и ничего более.
- Эй, путник, купи башмаки! Твои, поди, истоптались.
- И то верно. Далёкий был путь. А кто все эти люди вокруг?
- Странный вопрос - нааленгерцы, конечно же.
- Откуда же они родом?
- Отовсюду. Какая тебе разница? Ты покупаешь, или нет?
- А чьи подданные?
- Аталийской короны. Ой, а вы, господин, часом, не коронный инспектор? Вы не думайте, у нас есть договор с королём Северием. Мы законы блюдём.
- Нет, я не служу аталийской короне. А на чьём языке говорят эти люди?
- На дэстарском - а как же иначе? Вы же меня понимаете, хоть и северянин. Ведь когда-то Гэлари принадлежал дэстарской короне. Но теперь мы верны лазурному стягу.
- А кому будете верны завтра?
- Иди-ка ты отсюда, северянин. Не покупаешь - не мозоль глаза.
Мир прост, если ты живёшь в Нааленгере. На севере дэстарцы, на юге - аталийцы. На востоке горы, на западе - океан. На небе Господь, под землёй - демоны Тьмы. А посредине - Гэлари. Лазурный стяг Аталии не купит шерсть у оранжевого всадника Дэстара, но есть нааленгерцы, которые торгуют со всеми. Горы не спустятся, чтобы повстречаться с океаном - а нааленгерцы сплавят по рекам камни для строительства портовых причалов. Бог не попросит об услуге адских прихвостней, но с ними могут договриться грешные нааленгерцы. Тем и живут.
- Доброго вам утра, господин Рансо.
- И вам доброго дня, господин Нитте. Как добрались из Альма?
- Неплохо, неплохо. Дорога уже почти высохла.
- Это к счастливой весне.
- Конечно же, господин Рансо. Как ваша торговля? По чём продаёте тюк шерсти?
- Десять серебряных "копий", господин Нитте.
- Аталийских или мурских?
- Мурских, господин Нитте. Аталийских копий здесь и так слишком много.
- Да вы шутник, господин Рансо. А скинете восемь тюков за крону?
- Восемь? Разве что за всю Крону от истока до устья. Если же нет, то за крону - не больше пяти.
- Пять? Побойтесь Бога, где вы наши такие цены?
- В Бругге сейчас покупают по шесть.
- В Бругге? Как странно. Отчего ж такая дороговизна?
- Война скоро, говорят.
- Так что, Бругг присоединится к прошению вашего бургомистра королю Северию?
- Вероятно. А Альм?
- Все согласны. От этих налогов…
На улицах ещё не высохла зимняя грязь. Западный ветер несёт с океана холодные облака, и небо мокрой периной нависает над островерхими крышами города.
- Хозяйка, купи зелень.
- И почём?
- Санжен за пучок.
- За эти вялые листочки? Да за санжен я куплю три пучка салата.
- В эту пору? Ищи-ищи, скупердяйка.
- Старая ведьма.
- Глупая курица.
- Ах так…
- Не ссорьтесь, женщины, не гневите Бога, - вмешивается нищенствующий монах. - Господь, он всё видит.
- Да где ж это видано, санжен за пучок?
- Значит такие пришли времена. Мир хиреет, зелень дорожает.
- Святой человек, отчего же так?
- Так раньше короли были благочестивы, не забывали о народе и слушали Пастыря, а теперь - что и говорить! - скверной пропитаны престолы царей. Настали последние времена. Близится час последней битвы.
- Да-да, я слыхала, Пастырь проклял короля Северия.
- Да кто же такое сказал? Врёшь ты всё, как всегда…
- Я вру?! Да ты сама…
- Женщины, не кричите. Пастырь не может проклясть короля: он подменный.
- Пастырь подменный? Как?
- Настоящего Пастыря злые слуги спрятали в темницу, а на престоле его сидит бес.
- Господи, помилуй.
- В храмах Роллиона считают золото, а не отмаливают грехи человеческие. Вот они - знаки последних времён.
- Господи, что ж это в мире делается…
Несётся над рынком бесконечное славословие: «Подходи! Подходи! Посмотри! Восхитись!» «Только у нас серьги Дювала - златокузнеца с несравненным Даром!» «Сукно Берга: у него Дар ткача, у меня Дар закройщика, у вас Дар легкой руки!» «Никогда прежде не было такого - прорицатель из Кадаала не только увидит ваш Дар, но и продаст новый!»
Дар, дар, дар… - отзываются эхом окрестные улочки. Дар купца - вот что правит Рыночной площадью. И тщетны проповеди иреев - слава Божья может подождать, если речь идёт о хлебе.
А к северу от Рыночной площади, отделенный кольцом пустырей, тянется кузнеческий квартал. Известно, что каждый цех владеет своим Даром, как Господь владеет нашими жизнями, и все они эти строго записаны в буллах пресвятого Пастыря. Но Дар кузнеца среди них - как яркий алмаз среди ветоши. Поэтому и процессия под хоругвью с молотом идёт в праздничном шествии если не первой, то никак не в хвосте. А ещё все знают, что на обратной стороне каждой наковальни есть тайный знак, но без колдовства его никак не увидеть, а колдовство-то известно лишь кузнецам. Оттого-то у кузнецового ученика испытывают не только талант, но и верность. А каменная стена вокруг кузнечного квартала ограждает не город от пожара, а тайну от любопытного взора. Свой путь через эти места пролагат лишь смельчак или безумец. Да ещё мэтр Биво, что живёт в доме за Северными воротами.
А вот и он шествует вдоль жарких глухих кузнеческих стен, насвистывая что-то по своей старинной привычке.
- Мэтр Биво, берегитесь. Однажды вам под ноги всё-таки подвернется несчастливый камень.
- И вам доброго утра, мэтр Кускаген. Спасибо за заботу о моих ногах. Я только вчера купил новые башмаки и будет обидно, если я покалечусь именно в них. Хотя, с другой стороны, и хоронить меня будут в новом - уберегусь от лишних трат.
- Господь сохрани, - мэтр Кускаген испуганно освящает себя троезначием. - Ты бы придержал язык, Биво. Поминать смерть лишний раз.
- Кузнец боится смерти - вот загадка. Скоро сапожники забоятся вина, а наш добрейший король - золота.
- Всё шутишь.
- Шучу. И буду шутить, пока светит солнце.
- Эх Биво. Признайся, всё-таки есть у тебя чёрная книга, иначе бы ты не боялся тут ходить.
- Книга? Чёрная? Была такая. Я её продал Полоумному, что живёт в сгоревшей мельнице. Пускай балуется.
- Ох, услышат тебя иреи. В суде не отшутишься.
- Ничего, друг мой Кускаген, переживу. Убить меня не убьют. Побоятся, сукины дети, колдуна-то убивать. Если б не боялись - давно бы сожгли весь ваш квартал.
- Типун тебе, Биво…
На восток от Рыночной площади тянется улица Монахов, упираясь в пятисотлетние стены монастыря Св. Бернда. В далёкие времена этот подвижник святой веры основал братство отшельников на склоне холма неподалёку от Бовэ. Отсюда, как любят повторять аббаты, полился на земли Гэлари свет истинного Пути. Здесь крепко держатся прошлого, и даже сейчас, когда Нааленгер разросся и примкнул крепостными стенами к ограде монастыря, монахи не считают себя частью города и живут по собственному старому укладу.
- Гильбер?
- Тома! Какими судьбами?
- Случайно, совершенно случайно. Ехал в Масгард. Хотел добраться морем, но, ты же знаешь, его величество король Аталии Северий указал арестовывать все корабли из Масгарда и Аархора, а плыть с дэстарцами я не стал.
- Каким ты стал важным, Тома. А какой слог. Юриспруденция въелась в язык?
- Куда деваться, въелась. Ну как ты здесь, в Нааленгере?
- Да всё по-старому. Ты лучше скажи, почему уехал из Меделаны? Да ещё и в начале триместра?
- Я бросил университет, Гильбер.
- Почему? Ты ведь…
- Иначе было нельзя. Если ты тавасин. Если ты веришь в Господа и следуешь путём совести. Гильбер, ты не представляешь, что сейчас творится в университетах. Не только у нас, но и в столице. Королевские легаты правят всем: жизнью, наукой, правдой, верой, самим Богом. Даже ирея - помнишь отца Мельха? - и того задавили. Скоро его величеству королю Северию будут возносить почести, словно десятому Пророку.
- Господи помилуй. Вот оно как. Значит, не зря мы тут…
- Да-да, расскажи-ка поподробней насчёт этой петиции. У нас даже говорить об этом опасно. Чья это задумка?
- Нашего бургомистра, Диллена Гульса. Нааленгер ведь пользуется правом самоуправления со времён Густава Пяточки, ты ведь знаешь. Так вот, наш бургомистр собрал граждан на Большой совет, и мы отказались передавать счётную палату под контроль королевского посланца. А два дня назад Гульс приказал выгнать королевский гарнизон. К нам присоединились Альм и Масгард. Бругг, Толхалле и Тилле колеблются…
- Спаси меня Девять Пророков. Ведь это нарушение исконного права монарха, его воли, нарушение "Правды Бранда"… Это бунт…
- В Наалнгере теперь своя правда, Тома. И короля здесь скорее назовут новым Залией, чем Анатом.
- Но как же…
- Поговаривают, что дело тут нечисто. Гульс как-то связан с теми купцами, которых схватили в Кезелане…
- Так, говори дальше…
- Ну вот…
В этот день ничего не решалось. Но это не имело значения. Всё уже было готово…
Продолжение здесь
ОСТАНСКАЯ ПРАВДА
…В споре рождается коллективное заблуждение, которое мы для простоты именуем истиной.
Евгений Лукин "Декрет об отмене истории"
Пролог
В первый день месяца тессан, когда на холмы Гану прилетают с юга серые ласточки и сердце земледельца радуется теплу, жители вольного города Нааленгера не ждали чудес. Колокол собора Св. Варэ привычно возвестил начало утра, и в открывшиеся ворота потянулся негустой поток ежедневных гостей: случайный сброд, мелкие торговцы, обитатели пригородов и окрестных сёл, гружённые свежими продуктами. Конечно, всякий богобоязненный тавасин, почитающий заветы Пророков и верующий в истинного Бога, даровавшего нам Путь, не оставит без внимания, что именно сегодня, устав за месяц от забот суетного мира, один Пророк передаёт попечительство над человеческой паствой отдохнувшему собрату. Но стоит ли требовать вновь и вновь искреннего удивления и восторга от столь долговечных и памятливых созданий как люди? Чему удивляться, ведь год за годом Пророк Таваас разрубает холодным мечом нить времени, отмеряя начало нового года, и вновь приходит снежный Саддат и морозный Лой, весенний Латанг уступает дорогу Ин-Тессану, цветущий Джамия открывает дверь косарю Сар-Текешу, яблочному Тану наследует жнец Атал, и трое великих святых - Варэ, Силин и Исола Праведница, - ведут три осенних месяца. И так из года в год.
Славен край Гэлари. Белыми холмами, сладкими винами, упрямыми жителями - славен Божьей милостью. Над тихой Бовэ возвышается собор Св. Варэ - сердце надменного города - и шпили его видны на многие лиги к югу, утверждая величие города и славу Господню. И бьют изо всех сил звонари на башнях, ибо записано в давних монастырских капитуляриях, что все земли, где слышно пение этих колоколов, принадлежат Нааленгеру. Звон этот - словно звучание сердца. Но кому нужна правда сердца в наши неверные времена?
Душа города - Дворец Справедливости, но правда души давно покинула эти крепкие стены. Нааленгер - город торговый, и суть его - Рыночная площадь. Здесь торгуют всем и отовсюду: вином из Меделаны, скобяным товаром из Мура, шерстью из Бервехена, рыбой из Лепренто, стеклом из Блура, тканями из Тилле, серебром из Глена, кезеланской пшеницей, шаанскими шелками, роллионскими амулетами, вешскими мехами,- всем. Здесь производят, чтобы тут же сбыть, здесь покупают в полцены и не любят чужих купцов. Нааленгер - тот узелок, которым связаны северный Дэстар и южная Аталия; Ворота Гану, ключ от которых приносит богатство. И не верьте, будто нааленгерцы ждут Десятидневницы - нет: они ждут, когда подсохнут дороги в холмах и золотая река потечёт на их мельницы. Не думайте, что в месяц жамье они чествуют славу Пророка Джамии - нет: они празднуют ярмарку и ничего более.
- Эй, путник, купи башмаки! Твои, поди, истоптались.
- И то верно. Далёкий был путь. А кто все эти люди вокруг?
- Странный вопрос - нааленгерцы, конечно же.
- Откуда же они родом?
- Отовсюду. Какая тебе разница? Ты покупаешь, или нет?
- А чьи подданные?
- Аталийской короны. Ой, а вы, господин, часом, не коронный инспектор? Вы не думайте, у нас есть договор с королём Северием. Мы законы блюдём.
- Нет, я не служу аталийской короне. А на чьём языке говорят эти люди?
- На дэстарском - а как же иначе? Вы же меня понимаете, хоть и северянин. Ведь когда-то Гэлари принадлежал дэстарской короне. Но теперь мы верны лазурному стягу.
- А кому будете верны завтра?
- Иди-ка ты отсюда, северянин. Не покупаешь - не мозоль глаза.
Мир прост, если ты живёшь в Нааленгере. На севере дэстарцы, на юге - аталийцы. На востоке горы, на западе - океан. На небе Господь, под землёй - демоны Тьмы. А посредине - Гэлари. Лазурный стяг Аталии не купит шерсть у оранжевого всадника Дэстара, но есть нааленгерцы, которые торгуют со всеми. Горы не спустятся, чтобы повстречаться с океаном - а нааленгерцы сплавят по рекам камни для строительства портовых причалов. Бог не попросит об услуге адских прихвостней, но с ними могут договриться грешные нааленгерцы. Тем и живут.
- Доброго вам утра, господин Рансо.
- И вам доброго дня, господин Нитте. Как добрались из Альма?
- Неплохо, неплохо. Дорога уже почти высохла.
- Это к счастливой весне.
- Конечно же, господин Рансо. Как ваша торговля? По чём продаёте тюк шерсти?
- Десять серебряных "копий", господин Нитте.
- Аталийских или мурских?
- Мурских, господин Нитте. Аталийских копий здесь и так слишком много.
- Да вы шутник, господин Рансо. А скинете восемь тюков за крону?
- Восемь? Разве что за всю Крону от истока до устья. Если же нет, то за крону - не больше пяти.
- Пять? Побойтесь Бога, где вы наши такие цены?
- В Бругге сейчас покупают по шесть.
- В Бругге? Как странно. Отчего ж такая дороговизна?
- Война скоро, говорят.
- Так что, Бругг присоединится к прошению вашего бургомистра королю Северию?
- Вероятно. А Альм?
- Все согласны. От этих налогов…
На улицах ещё не высохла зимняя грязь. Западный ветер несёт с океана холодные облака, и небо мокрой периной нависает над островерхими крышами города.
- Хозяйка, купи зелень.
- И почём?
- Санжен за пучок.
- За эти вялые листочки? Да за санжен я куплю три пучка салата.
- В эту пору? Ищи-ищи, скупердяйка.
- Старая ведьма.
- Глупая курица.
- Ах так…
- Не ссорьтесь, женщины, не гневите Бога, - вмешивается нищенствующий монах. - Господь, он всё видит.
- Да где ж это видано, санжен за пучок?
- Значит такие пришли времена. Мир хиреет, зелень дорожает.
- Святой человек, отчего же так?
- Так раньше короли были благочестивы, не забывали о народе и слушали Пастыря, а теперь - что и говорить! - скверной пропитаны престолы царей. Настали последние времена. Близится час последней битвы.
- Да-да, я слыхала, Пастырь проклял короля Северия.
- Да кто же такое сказал? Врёшь ты всё, как всегда…
- Я вру?! Да ты сама…
- Женщины, не кричите. Пастырь не может проклясть короля: он подменный.
- Пастырь подменный? Как?
- Настоящего Пастыря злые слуги спрятали в темницу, а на престоле его сидит бес.
- Господи, помилуй.
- В храмах Роллиона считают золото, а не отмаливают грехи человеческие. Вот они - знаки последних времён.
- Господи, что ж это в мире делается…
Несётся над рынком бесконечное славословие: «Подходи! Подходи! Посмотри! Восхитись!» «Только у нас серьги Дювала - златокузнеца с несравненным Даром!» «Сукно Берга: у него Дар ткача, у меня Дар закройщика, у вас Дар легкой руки!» «Никогда прежде не было такого - прорицатель из Кадаала не только увидит ваш Дар, но и продаст новый!»
Дар, дар, дар… - отзываются эхом окрестные улочки. Дар купца - вот что правит Рыночной площадью. И тщетны проповеди иреев - слава Божья может подождать, если речь идёт о хлебе.
А к северу от Рыночной площади, отделенный кольцом пустырей, тянется кузнеческий квартал. Известно, что каждый цех владеет своим Даром, как Господь владеет нашими жизнями, и все они эти строго записаны в буллах пресвятого Пастыря. Но Дар кузнеца среди них - как яркий алмаз среди ветоши. Поэтому и процессия под хоругвью с молотом идёт в праздничном шествии если не первой, то никак не в хвосте. А ещё все знают, что на обратной стороне каждой наковальни есть тайный знак, но без колдовства его никак не увидеть, а колдовство-то известно лишь кузнецам. Оттого-то у кузнецового ученика испытывают не только талант, но и верность. А каменная стена вокруг кузнечного квартала ограждает не город от пожара, а тайну от любопытного взора. Свой путь через эти места пролагат лишь смельчак или безумец. Да ещё мэтр Биво, что живёт в доме за Северными воротами.
А вот и он шествует вдоль жарких глухих кузнеческих стен, насвистывая что-то по своей старинной привычке.
- Мэтр Биво, берегитесь. Однажды вам под ноги всё-таки подвернется несчастливый камень.
- И вам доброго утра, мэтр Кускаген. Спасибо за заботу о моих ногах. Я только вчера купил новые башмаки и будет обидно, если я покалечусь именно в них. Хотя, с другой стороны, и хоронить меня будут в новом - уберегусь от лишних трат.
- Господь сохрани, - мэтр Кускаген испуганно освящает себя троезначием. - Ты бы придержал язык, Биво. Поминать смерть лишний раз.
- Кузнец боится смерти - вот загадка. Скоро сапожники забоятся вина, а наш добрейший король - золота.
- Всё шутишь.
- Шучу. И буду шутить, пока светит солнце.
- Эх Биво. Признайся, всё-таки есть у тебя чёрная книга, иначе бы ты не боялся тут ходить.
- Книга? Чёрная? Была такая. Я её продал Полоумному, что живёт в сгоревшей мельнице. Пускай балуется.
- Ох, услышат тебя иреи. В суде не отшутишься.
- Ничего, друг мой Кускаген, переживу. Убить меня не убьют. Побоятся, сукины дети, колдуна-то убивать. Если б не боялись - давно бы сожгли весь ваш квартал.
- Типун тебе, Биво…
На восток от Рыночной площади тянется улица Монахов, упираясь в пятисотлетние стены монастыря Св. Бернда. В далёкие времена этот подвижник святой веры основал братство отшельников на склоне холма неподалёку от Бовэ. Отсюда, как любят повторять аббаты, полился на земли Гэлари свет истинного Пути. Здесь крепко держатся прошлого, и даже сейчас, когда Нааленгер разросся и примкнул крепостными стенами к ограде монастыря, монахи не считают себя частью города и живут по собственному старому укладу.
- Гильбер?
- Тома! Какими судьбами?
- Случайно, совершенно случайно. Ехал в Масгард. Хотел добраться морем, но, ты же знаешь, его величество король Аталии Северий указал арестовывать все корабли из Масгарда и Аархора, а плыть с дэстарцами я не стал.
- Каким ты стал важным, Тома. А какой слог. Юриспруденция въелась в язык?
- Куда деваться, въелась. Ну как ты здесь, в Нааленгере?
- Да всё по-старому. Ты лучше скажи, почему уехал из Меделаны? Да ещё и в начале триместра?
- Я бросил университет, Гильбер.
- Почему? Ты ведь…
- Иначе было нельзя. Если ты тавасин. Если ты веришь в Господа и следуешь путём совести. Гильбер, ты не представляешь, что сейчас творится в университетах. Не только у нас, но и в столице. Королевские легаты правят всем: жизнью, наукой, правдой, верой, самим Богом. Даже ирея - помнишь отца Мельха? - и того задавили. Скоро его величеству королю Северию будут возносить почести, словно десятому Пророку.
- Господи помилуй. Вот оно как. Значит, не зря мы тут…
- Да-да, расскажи-ка поподробней насчёт этой петиции. У нас даже говорить об этом опасно. Чья это задумка?
- Нашего бургомистра, Диллена Гульса. Нааленгер ведь пользуется правом самоуправления со времён Густава Пяточки, ты ведь знаешь. Так вот, наш бургомистр собрал граждан на Большой совет, и мы отказались передавать счётную палату под контроль королевского посланца. А два дня назад Гульс приказал выгнать королевский гарнизон. К нам присоединились Альм и Масгард. Бругг, Толхалле и Тилле колеблются…
- Спаси меня Девять Пророков. Ведь это нарушение исконного права монарха, его воли, нарушение "Правды Бранда"… Это бунт…
- В Наалнгере теперь своя правда, Тома. И короля здесь скорее назовут новым Залией, чем Анатом.
- Но как же…
- Поговаривают, что дело тут нечисто. Гульс как-то связан с теми купцами, которых схватили в Кезелане…
- Так, говори дальше…
- Ну вот…
В этот день ничего не решалось. Но это не имело значения. Всё уже было готово…
Продолжение здесь