Проект Россия Пермь
Вышел в свет ПРОЕКТ РОССИЯ 56, в котором я выступил в качестве invite editor. Номер посвящен Перми - архитектурным событиям, которые там происходят.
Вкратце, содержание:
Леша Муратов, editorial
Интервью с Чиркуновым, интервью с Гордеевым
Моя статья, которую можно прочитать ниже
Статья Ани Броновицкой про судьбу проекта Художественной галереи Бориса Бернаскони (тот самый, первый конкурс PERMMUSEUMXXI)
Статья Барта Голдхоорна про Стратегический мастерплан
Интревью Барта с Кисом Кристиансе
34 страницы выдержек из мастерплана (мало, ох мало! - смотрите более полные версии на http://www.permgenplan.ru/content/view/10/34/)
Проект Григоряна для Речного вокзала
Конкурс на Оперный театр
Наш с местным историком Александром Киселевым путеводитель по советской и (!) постсоветской архитектуре
Статья Александра Высоковского про мастер-план (типа pro et contra)
Статья Александра Рогожникова (ar_chitect )
А также новости, объект номера (Аэрофлот Плоткина), монитор, эксподизайн Савинкина и Кузьмина, технологии и др.
276 страниц, из них 144 про Пермь.
Спрашивайте у распространителей в своих городах, покупайте/подписывайтесь на http://prorus.ru/
Ну, и на правах анонса, моя статья:
Модернизация как стратегия выживания
Александр Ложкин
В последние два-три года Пермский край стал одним из главных российских регионов-ньюсмейкеров для архитектурных и околокультурных СМИ. Конечно, культурные новости с северо-запада Урала приходили и раньше, но не слишком часто, и они были более чем предсказуемы: новая постановка в театре оперы и балета им. П.И. Чайковского или присвоение ему очередной заслуженной «Золотой маски», открытие заехавшим культурологом-неофитом пермской деревянной скульптуры или археологических артефактов «звериного стиля», экспонируемых в местных музеях. Культурная жизнь шла своим чередом, и ее события оставались неизвестными за пределами региона, даже если они были масштабны и потенциально значимы для всей страны. Архитектурных новостей почти не было, пермский и пришлый бизнес тихо клепал квадратные метры и проистекающую из них прибыль, не особо заботясь о том, как появление этих метров сказывается на судьбе города. В общем, всё происходило как везде, Пермь жила спокойной провинциальной жизнью.
Лично у меня первое удивление и сопутствующий ему интерес к Перми возникли весной 2007 г., когда директор Центра современной архитектуры Ирина Коробьина сообщила о намерении провести международный конкурс на проект нового здания для Пермской художественной галереи. Звездному как по составу участников, так и членов жюри соревнованию почти что нет аналогов в новейшей истории архитектуры России; лишь конкурсы на новое здание мэрии Москвы (2002) и вторую сцену Мариинского театра в Петербурге (2003) могут сравниться с ним по амбициозности. Практически сразу, с момента появления информации о конкурсе, пресса заговорила о попытке повторить в Перми опыт Бильбао, где в конце 90-х благодаря появлению нового здания музея Гуггенхайма работы Френка Гери удалось переломить негативные тенденции развития города и выстроить новую стратегию, основанную на культурном и событийном туризме. Хотя история с первым пермским международным конкурсом пока не имеет продолжения и перспективы строительства нового здания галереи не ясны, «эффект Бильбао» отчасти был достигнут самим фактом проведения архитектурного соревнования. С этого момента Пермь стала с завидной регулярностью поставлять новости культурной жизни общероссийского масштаба.
Культурная столица
Один из парадоксов: в информационном пространстве Пермь воспринимается как город инноваций, прежде всего в сферах культуры, дизайна и градоустройства , но прибыв в Пермь, вы вряд ли сразу почувствуете ветер перемен или ощутите бьющийся пульс насыщенной культурной жизни города. Нет, дух инноваций не носится над берегами Камы, и поражающих воображение архитектурных шедевров новейшего времени на улицах пока не возникло. Пермь всё тот же плохо благоустроенный спокойный провинциальный город-миллионер с добротными сталинскими домами на главном проспекте, чудом уцелевшими остатками дореволюционной купеческой застройки, следами невероятных и незавершенных градостроительных планов хрущевско-брежневского времени и прагматично-помпезной точечной застройкой постсоветской эпохи. Всё это сливается в невнятную мешанину стилей, настроений, характеров - как правило, взаимно исключающих друг друга - и из этой мешанины не возникает аутентичности города, подобное можно встретить почти в любом областном центре России. Вспомним также о пролетарском составе населения (Пермь занимает первое место в стране по количеству произведенной промышленной продукции на душу населения), криминогенности территории (Пермский край - традиционное место сосредоточения пеницитарных учреждений), набирающей обороты депопуляции города и региона, и мы получим нерадостную картину, далекую от той, что рисуется на расстоянии.
Но, однако, при этом есть и другое: пермские власти официально провозгласили задачу превращения края в регион интеллектуального развития и инновационной экономики. За декларациями следуют программы и проекты. В сфере культуры изменения можно уже воочию наблюдать.
С осени позапрошлого года в бывшем здании Речного вокзала, где разместился возглавляемый Маратом Гельманом музей современного искусства, прошло уже семь выставок, из которых как минимум три стали событиями общероссийского масштаба. Пермь стала местом проведения ряда фестивалей федерального значения. В «большую фестивальную девятку» вошло шесть «старых» фестивалей («Дягилевские сезоны», «Небесная ярмарка, «Пилорама», KAMWA, «Сердце Пармы», «Флаэртиана»), два перенесенных из Москвы («Новая драма» и «Территория») и один новый («Живая Пермь»). После проведения «Новой драмы» в городе остался работать театральный продюсер Эдуард Бояков. Инициировано создание музея археологии и палеонтологии - ведь в честь Перми назван целый геологический период!
Вышесказанное отнюдь не означает, что с именно с приходом Мильграма , Гельмана, Лебедева etc. в Перми появилась культура, а до этого её не было. В Перми живет один из самых известных современных российских писателей - Алексей Иванов. Руководимый Георгием Исаакяном театр оперы и балета по праву претендует на то, чтобы считаться лучшим в стране, и давно уже на равных борется за это звание с Мариинским, Большим и Новосибирским оперными театрами. Существующий уже десять лет как государственный, а до этого пребывавший 13 лет в частном статусе «Балет Евгения Панфилова» - неоднократный лауреат премии «Золотая маска» и только что получил еще одну за современный танец.
Но именно в последние два года «пермский культурный проект» существует как проект, как четкая осознанная стратегия, имеющая понятные цели и достижимые перспективы. Стратегия эта такова: надо уплотнить событиями культурную жизнь пермяков, приблизив ее по насыщенности к столичной; создать тем самым и положительный имидж региона, как «культурной столицы», и привлекательные условия для иммиграции в Пермь творческих людей. Которые, в свою очередь, начнут генерировать значимый как на местном, так и на общероссийском или даже мировом уровне контент, и станут катализатором для местных художников, что еще более уплотнит событиями культурную жизнь и будет работать на формирование позитивного имиджа и привлечение творцов… Т.е., запускается механизм самовоспроизводства и преумножения культуры, который, в конце концов, должен превратить Пермь в культурную столицу не по названию, а по содержанию. Но статус «столицы» (как антитезы «провинции») предполагает появление и негативных моментов: обострение конкуренции за первенство и доступ к ресурсам между местной творческой элитой и «понаехавшими». И большой вопрос, кто окажется в этой борьбе более эффективным и конкурентоспособным. Местная элита, справедливо опасающаяся, что изменение подходов изменит и привычные схемы финансирования культурных институций, оказывает «пермскому культурному проекту» пока еще не массовое и плохо организованное, но уже вполне ощутимое сопротивление.
Модернизация и механизация
Модернизация Пермского края и его столицы происходит сверху. Инициатива идет от власти и главных авторов у неё двое: это губернатор Олег Чиркунов и сенатор Сергей Гордеев. Оба пришли во власть, состоявшись как успешные бизнесмены. И вероятно оттого логика их действий серьезно отличается от привычной логики чиновников. «Все регионы мира постепенно делятся на две категории. Регионы, которые производят интеллектуальные продукты, становятся лидерами мирового развития. Промышленные регионы оказываются в роли ведомых. Пермский край по уровню жизни и амбициям претендует на место в первой группе, а по структуре экономики относится ко второй» - это, по сути, признание властью того факта, что регион живет не по средствам, что привычный образ жизни пермяков можно сохранить, лишь перейдя к антикризисному управлению краем. И заявляемые масштабные проекты это не прожектирование «Нью-Васюков», как может показаться, а концентрация ресурсов на приоритетных направлениях, которые должны вывести регион из кризиса. Таких приоритетов три: создание инновационной экономики, развитие человеческого потенциала и создание комфортной среды проживания.
Обычная логика чиновника: необходимо обеспечить функционирование подчиненной тебе системы, при этом качество функционирования вроде как и не очень важно, важны количественные показатели, поскольку именно ими чиновник отчитывается перед своим начальством. Соответственно, важна и лояльность нижестоящих звеньев системы, поставляющих эти самые необходимые цифры. Возникает стабильная круговая порука: снизу исправно поставляют ожидаемые отчетные данные, сверху щедро или скупо поощряют поставляющих.
Хорошая иллюстрация этого тезиса - пример стройкомплекса. Для чиновников важен главный отчетный показатель - количество построенных и сданных квадратных метров, которые получают, как и в советское время, невероятным напряжением сил всех строительных организаций в декабре; и цифры эти, суммируясь, кочуют из доклада в доклад, пока финальную не озвучит сам президент. Однако очевидно, что количество квадратных метров если и сказывается на качестве жизни граждан, то скорее негативным образом, поскольку в погоне за количественными показателями строители обычно ухудшают качество среды проживания. Для бизнеса же (в условиях нормального, не ажиотажного спроса) важно количество не построенных, а проданных квадратных метров, и, чтобы их продать на конкурентном рынке, бизнесмен вынужден будет либо улучшать качество предложения, либо снижать цену.
Логика бизнеса совершенно иная, чем логика власти: здесь оценивается эффективность, соответствие результата поставленной задаче и вложенным ресурсам. Эта логика жестка и даже жестока, неэффективные звенья в частных компаниях безжалостно удаляются. Бизнесу совсем не обязательно для решения задач создавать собственную инфраструктуру и привлекать местные кадры - приглашать надо тех, кто лучше справляется, а не тех, кто «свой». И если совет директоров порта Пермь возглавляет британец Чарльз Батлер, а в баскетбольном клубе «Урал-Грейт» играли американцы Дариус Вашингтон, Ральф Биггс и Джумейн Джонс, почему в музейном, театральном, фестивальном деле на ключевых постах должны обязательно быть местные кадры, а не те, кто уже успешно проявил себя в этой сфере в других регионах? Конечно, это может быть обидным для местных элит, отсюда разговоры об экспансии москвичей, о колониальном характере политики Чиркунова-Гордеева-Мильграма, якобы навязывающих пермякам чуждую им культуру.
Возможно в таком утверждении есть доля истины. Чиркунова часто сравнивают с Петром, силой насаждавшем западный образ жизни в патриархальной Руси. Но есть и другая сторона медали. В конце 90-х Марат Гельман был куратором проекта «В поисках Золушки», в рамках которого по всей стране проводили мероприятия, похожие на фестивали, привозили в областные центры экспертов, выбиравших лучшие местные проекты. Проблема была лишь в том, что «засвеченные» таким образом молодые перспективные художники не задерживались в провинции, а перебирались в Москву или на Запад, поскольку в их родных регионах не было необходимой творческой среды. Гельман считатет, что ситуацию можно изменить, если заработает «культурная машина»: «Первый механизм - это предъявление образца. Эти образцы для подражания создают для молодежи тягу к творчеству - «хочу быть, как Толстой». Второй механизм - это фильтр, который отбирает самых лучших. Третий механизм - это образование» . Сейчас в Перми запускается первый из трех механизмов. Когда заработают все, это уже будет полностью пермская «культурная машина», но не местечкового, а мирового уровня.
Чтобы развиваться, надо выжить
Все 90-е годы наши города благополучно прожили и без градостроительных документов. Советские генпланы и ПДП, расчетные сроки большинства из которых к тому времени давно уже прошли, были созданы для совершенно иных социально-экономических условий. Но власть не видела необходимости в их изменении или корректировке. Управление строительством в ручном режиме давало больше простора для «творческой» деятельности чиновников; ничем не регламентированное распоряжение землей позволяло властям решать проблемы «дырявых» местных бюджетов. Понятно, что любое градорегулирование, так или иначе ограничивавшее возможности произвольного принятия решений, было помехой для администраций, и они отнюдь не стремились к тому, чтобы их полномочия были лимитированы какими-то там генпланами, регламентами, правилами землепользования или проектами планировки. Всю градостроительную практику того времени можно свести к двум моделям: «феодальной», когда все более-менее важные решения о строительстве принимались лично губернатором или мэром, или «либеральной», когда градорегулирование фактически отменялось и застройщик практически ничем не был ограничен в своих желаниях.
Объёмы строительства в российской провинции вплоть до кризиса 1998-го года были невелики. Однако в условиях начавшегося в крупных городах строительного бума 2000-х подобное бесконтрольное развитие территорий грозило катастрофой, массовое строительство жилья не было подкреплено сопутствующим строительством инженерной, социальной и дорожной инфраструктуры. Эту опасность понимал федеральный центр, именно поэтому в принятом в 2004 году Градостроительном кодексе было установлено жёсткое условие: после 1 января 2010 года запрещалась выдача разрешений на строительство в населённых пунктах, не имеющих правил землепользования и застройки, равно как были запрещены операции с землёй и разработка проектов планировок при отсутствии документов территориального планирования. Хотя позже срок ввода в действие этой «репрессивной» нормы был перенесён на 2012 год, угроза запрета на главную форму «бизнеса» муниципалитетов - продажу и выделение в аренду земельных участков - заставила города озаботиться разработкой градостроительной документации. Производство градодокументации было поставлено на поток, что не могло не обернуться профанацией: проектные мастерские градостроительного профиля за более чем десятилетие безработицы растеряли кадры; их проекты разрабатывались на основе методик советского времени, никак не адаптированных к условиям новой социально-экономической формации. Наконец, при распределении заказов на проектирование на аукционах побеждал не тот, кто был более профессионален, а тот, кто просил за работу меньше денег; разрабатывать генпланы, схемы терпланирования, проекты землепользования и застройки и проекты планировок начали по старым методикам все, кому не лень (вплоть до дизайн-бюро), с соответствующим уровнем качества м жмзнеспособности. Муниципалитеты получили фиктивно-демонстративные документы и были довольны до той поры, пока не оказывалось, что их все же надо реализовывать. Тут-то и выяснялось, что они в принципе не реализуемы. И что градостроительная документация нужна не потому, что так хочет кто-то в Москве, а потому что необходимо искать баланс отношений в городе. И надо ограничивать аппетиты застройщиков, желающих выжать максимум прибыли из городской земли, инженерной и транспортной инфраструктуры, и способ сделать это один - заложить разумные ограничения в документы территориального планирования.
Почему в Пермь были приглашены голландские урбанисты, ведь в России, помимо генпланистов советского образца, с 1980-х гг. существует собственная урбанистическая школа? Вопрос, кого выбирать - отечественного проектировщика, или зарубежного, схож с вопросом выбора автомобиля. Есть «Жигули», в основе которых, если приглядеться, лежит итальянская модель - лучший автомобиль Европы 1966 года - конечно адаптированная тогда же к нашим условиям и модернизированная с тех пор несколько раз, но очевидно несовременная, не отвечающая тем требованиям, которые предъявляются к средствам передвижения сегодня. Есть современные «Лады»: «Приора» и «Калина», которые разрабатывались нашими инженерами, знающими и воспринимающими современный западный опыт, пытающимися переложить его на нашу же технологическую базу, адаптировать к нашим дорогам и т.д. Получается то, что получается. Причина, мне кажется, не в том, что российские инженеры в принципе не могут придумать конструкцию автомобиля уровня «Мерседеса», «Фольксвагена» или «Тойоты». Я думаю, что могут. Просто мало спроектировать технику, нужно знать ещё и как ее произвести (технологию), у кого приобретать комплектующие, как эксплуатировать, обслуживать, утилизировать, и много еще чего. Это уже вопрос не инженерного знания, а накопленного за многие годы опыта, производственной культуры. Естественно, не факт, что спроектированный и построенный на Западе автомобиль идеально подойдет к нашим условиям. У нас другие дороги, климат, бензин, манера вождения, традиции эксплуатации и ремонта. Автомобиль этот проектировался не для нас, но при этом он всё же оказывается более привлекательным для российского потребителя, чем «Лада» или «Жигули».
А есть ещё иномарки российской сборки. Это когда западную модель по западной же технологии и из западных деталей сбирают на российской земле, адаптировав к нашим дорогам и нашему бензину.
Город куда более сложный механизм, чем автомобиль. Я ничуть не сомневаюсь в квалификации ведущих отечественных урбанистов и уверен в их способности предложить решения для любой из непростых ситуаций, в которых оказались наши города, но это будет может быть и блестящая, но теоретическая модель. Практического опыта реализации таких моделей у нас нет.
Пермский опыт интересен тем, что сделана первая попытка собрать «иномарку российской сборки». Прямой перенос западного градостроительного опыта в Россию вряд ли уместен, да и невозможен, а вот его адаптация, проекция на условия крупного провинциального соцгорода может оказаться успешной, поскольку мы переносим не только «технику», но и технологию, механизмы пространственной и детельностной его реорганизации. С учетом того, что в своё время Градостроительный кодекс тоже был был «импортирован» с Запада, взаимодействие с ним пермской модели может быть менее болезненным, по сравнению с конфликтом, случившимся, когда с градокодексом столкнулась советская градостроительная модель.
Официально разработчиком стратегического мастер-плана и генплана города является Автономное муниципальное учреждение «Бюро городских проектов», возглавляемое Андреем Головиным, но фактически его исполнителем стало голландское бюро КСАР, руководимое Кисом Кристиансе. Стратегическое планирование на муниципальном уровне - новый тип планирования в России, необходимость которого стала понятной после принятия Градостроительного кодекса и закона РФ о местном самоуправлении. Стратегические планы устойчивого развития есть уже во многих городах, но нигде они не затрагивали в таком объеме градостроительную тематику. А если не решены принципиальные вопросы, в каком городе мы собираемся жить, в компактном или расширяющемся, какой транспорт будет иметь приоритет - частный или общественный, какие территории города и за счет каких ресурсов (финансовых, людских, энергетических) будут развиваться, генеральный план обречен быть документом-утопией, который в принципе не может быть реализован в расчетные сроки.
Российские города больны, и каждое возводимое в них здание либо лекарство, либо капля яда. Если плана лечения нет, не прописан курс терапии, впереди лишь гроб, в лучшем случае инвалидность. Чем позже начато лечение, тем болезнее и сложнее оно будет. Ну и квалификация и опыт врача имеют значение.
Стратегический мастер-план, разработанный в Перми, - документ, вскрывающий существующие проблемы города и показывающий пути их решения. В зависимости от того, что это за проблемы и какими могут быть механизмы реализации этих решений, наметки мастер-плана будут переведены в генеральный план, в проекты планировки, в программы социально-экономического развития или в любые другие документы.
Бородатый анекдот гласит, что оптимист изучает английский язык, пессимист китайский, а реалист - автомат Калашникова. Авторы пермского Стратегического мастер-плана исходят из реалий. В условиях ограниченных ресурсов становится важным, куда они будут направлены и как использованы. Так, фактический запрет на расширение Перми и строительство на новых территориях исходит не из умозрительной идеи компактного города, а из банальной прагматики: пик строительства магистральных сетей приходился на 1970-е годы, соответственно, через 30 лет должен наступить пик их реконструкции и ремонта. Средств на это нет, а в то же время город должен тянуть новые сети в строящиеся на периферии районы. Когда нет денег строить метро, надо развивать трамвай. И стоит ли вести массовое строительство за Камой, если понятно, что новых мостов в обозримой перспективе построено не будет, а существующие с возросшей загрузкой никак не справятся?
Фактически, градостроительная стратегия Перми это стратегия концентрации имеющихся ресурсов, направленная на выживание города. Парадоксальность ее в том, что перенаправляя вроде как предназначавшиеся для освоения новых территорий ресурсы на решение задач реконструкции, мастер-план решает не только и не столько тактические задачи поддержания его жизнедеятельности, но и стратегические - повышения качественных характерстик старого города. При этом мастер-план предъявляет модернизированный город не в виде таблиц и раскрашенных разными цветами схем, а в виде наглядных, понятных не только профессионалам, но и обычным горожанам образцов и примеров, проработанных (и местные «градостроители» упрекают команду КСАР за это) до уровня методических рекомендаций по проектированию территорий.
Он утопичен, поскольку пермякам кажется недостижимой нарисованная в нем в качестве идеала картинка европейского среднеэтажного города с велодорожками, бульварами, зелеными зонами, системой современного скоростного трамвая, но без панельных микрорайонов и как попало запаркованных на тротуарах джипов, и одновременно реален, так как есть пошаговая стратегия приближения к этому идеалу.
Подводя первые итоги
Я недаром свел в этом тексте культуру и градоустройство. Оба проекта начаты недавно, но уже можно наблюдать первые результаты их реализации. И там, и там ставятся амбициозные и, на первый взгляд, труднореализуемые схожие задачи - изменение среды обитания горожан. В первом случае среды культурной (и отчасти ментальной), во втором - физической. Оба нацелены на повышение плотности - культурных событий или застройки существующего города. И там, и там сделана ставка на приглашение в качестве «локомотивов» ключевых проектов проявивших уже себя специалистов извне. Наконец, местные деятели культуры и архитектуры, чувствующие себя отодвинутыми с ключевых позиций «москвичами» и «голландцами», пишут открытые письма протеста и публикуют их в местных газетах.
Культура была выбрана в качестве приоритетного проекта в частности потому, что минимальные затраты в нее могут в короткий срок дать планируемый эффект. «Развитие культуры - это быстро и дешево!» - слова пермского министра культуры Бориса Мильграма. - «Наша деятельность - это валоризация, превращение малостоящего в бесценное!» .
В градостроительных проектах логика схожа. Ресурсы есть, но используются они малоэффективно. Если сконцентрировать их на приоритетных направлениях, пережить текущие и предстоящие проблемы инфраструктурной деградации не в режиме катастрофы, но модернизируя существующую среду и создавая предпосылки для повышения ее качества, можно переломить негативные тенденции и получить в итоге привлекательный для жизни город, не только с насыщенной культурной жизнью, но и комфортный для проживания.
Вопрос, готовы ли сами пермяки поддержать происходящую «модернизацию сверху», грозящую распространиться на все сферы жизни края? Сегодняшние элиты неплохо себя чувствуют в условиях тихой стагнации, а активная, не вовлеченная в бюрократические игры молодая и энергичная их часть склонна пока скорее к эмиграции, нежели к борьбе. На строительном рынке предлагаемые Стратегическим мастер-планом изменения регламентов, ограничения по строительству на новых территориях ведут к существенному изменению привычного порядка ведения дел. Отработанные за десятилетия привычные бизнес-схемы вдруг становятся неэффективными, многие направления, например крупнопанельное домостроение, вообще могут оказаться «вне игры». В борьбе за сохранение статус-кво строительные компании, похоже, неслабо тратятся на анти-пиар пермской градостроительной стратегии.
Проблема в том, что правильность избранной Пермским краем модели станет очевидной лишь на фоне грядущей всероссийской инфраструктурной катастрофы, которую предвидят специалисты и власти, но которая пока неочевидна для населения и которой хотелось бы избежать. Разделяют ли убежденность Чиркунова, Гордеева, Мильграма, Гельмана, Кристианса, Головина в верности избранного пути почти три миллиона жителей Пермского края? Сдается мне, что именно от их поддержки зависит успех начинаний. Удастся убедить пермяков в необходимости перемен, вовлечь «местных» в их осуществление, превратить отчасти «пришлые» проекты в их собственные, и - «скептики будут посрамлены!».
Опубликовано: ПРОЕКТ РОССИЯ 56
Вкратце, содержание:
Леша Муратов, editorial
Интервью с Чиркуновым, интервью с Гордеевым
Моя статья, которую можно прочитать ниже
Статья Ани Броновицкой про судьбу проекта Художественной галереи Бориса Бернаскони (тот самый, первый конкурс PERMMUSEUMXXI)
Статья Барта Голдхоорна про Стратегический мастерплан
Интревью Барта с Кисом Кристиансе
34 страницы выдержек из мастерплана (мало, ох мало! - смотрите более полные версии на http://www.permgenplan.ru/content/view/10/34/)
Проект Григоряна для Речного вокзала
Конкурс на Оперный театр
Наш с местным историком Александром Киселевым путеводитель по советской и (!) постсоветской архитектуре
Статья Александра Высоковского про мастер-план (типа pro et contra)
Статья Александра Рогожникова (ar_chitect )
А также новости, объект номера (Аэрофлот Плоткина), монитор, эксподизайн Савинкина и Кузьмина, технологии и др.
276 страниц, из них 144 про Пермь.
Спрашивайте у распространителей в своих городах, покупайте/подписывайтесь на http://prorus.ru/
Ну, и на правах анонса, моя статья:
Модернизация как стратегия выживания
Александр Ложкин
В последние два-три года Пермский край стал одним из главных российских регионов-ньюсмейкеров для архитектурных и околокультурных СМИ. Конечно, культурные новости с северо-запада Урала приходили и раньше, но не слишком часто, и они были более чем предсказуемы: новая постановка в театре оперы и балета им. П.И. Чайковского или присвоение ему очередной заслуженной «Золотой маски», открытие заехавшим культурологом-неофитом пермской деревянной скульптуры или археологических артефактов «звериного стиля», экспонируемых в местных музеях. Культурная жизнь шла своим чередом, и ее события оставались неизвестными за пределами региона, даже если они были масштабны и потенциально значимы для всей страны. Архитектурных новостей почти не было, пермский и пришлый бизнес тихо клепал квадратные метры и проистекающую из них прибыль, не особо заботясь о том, как появление этих метров сказывается на судьбе города. В общем, всё происходило как везде, Пермь жила спокойной провинциальной жизнью.
Лично у меня первое удивление и сопутствующий ему интерес к Перми возникли весной 2007 г., когда директор Центра современной архитектуры Ирина Коробьина сообщила о намерении провести международный конкурс на проект нового здания для Пермской художественной галереи. Звездному как по составу участников, так и членов жюри соревнованию почти что нет аналогов в новейшей истории архитектуры России; лишь конкурсы на новое здание мэрии Москвы (2002) и вторую сцену Мариинского театра в Петербурге (2003) могут сравниться с ним по амбициозности. Практически сразу, с момента появления информации о конкурсе, пресса заговорила о попытке повторить в Перми опыт Бильбао, где в конце 90-х благодаря появлению нового здания музея Гуггенхайма работы Френка Гери удалось переломить негативные тенденции развития города и выстроить новую стратегию, основанную на культурном и событийном туризме. Хотя история с первым пермским международным конкурсом пока не имеет продолжения и перспективы строительства нового здания галереи не ясны, «эффект Бильбао» отчасти был достигнут самим фактом проведения архитектурного соревнования. С этого момента Пермь стала с завидной регулярностью поставлять новости культурной жизни общероссийского масштаба.
Культурная столица
Один из парадоксов: в информационном пространстве Пермь воспринимается как город инноваций, прежде всего в сферах культуры, дизайна и градоустройства , но прибыв в Пермь, вы вряд ли сразу почувствуете ветер перемен или ощутите бьющийся пульс насыщенной культурной жизни города. Нет, дух инноваций не носится над берегами Камы, и поражающих воображение архитектурных шедевров новейшего времени на улицах пока не возникло. Пермь всё тот же плохо благоустроенный спокойный провинциальный город-миллионер с добротными сталинскими домами на главном проспекте, чудом уцелевшими остатками дореволюционной купеческой застройки, следами невероятных и незавершенных градостроительных планов хрущевско-брежневского времени и прагматично-помпезной точечной застройкой постсоветской эпохи. Всё это сливается в невнятную мешанину стилей, настроений, характеров - как правило, взаимно исключающих друг друга - и из этой мешанины не возникает аутентичности города, подобное можно встретить почти в любом областном центре России. Вспомним также о пролетарском составе населения (Пермь занимает первое место в стране по количеству произведенной промышленной продукции на душу населения), криминогенности территории (Пермский край - традиционное место сосредоточения пеницитарных учреждений), набирающей обороты депопуляции города и региона, и мы получим нерадостную картину, далекую от той, что рисуется на расстоянии.
Но, однако, при этом есть и другое: пермские власти официально провозгласили задачу превращения края в регион интеллектуального развития и инновационной экономики. За декларациями следуют программы и проекты. В сфере культуры изменения можно уже воочию наблюдать.
С осени позапрошлого года в бывшем здании Речного вокзала, где разместился возглавляемый Маратом Гельманом музей современного искусства, прошло уже семь выставок, из которых как минимум три стали событиями общероссийского масштаба. Пермь стала местом проведения ряда фестивалей федерального значения. В «большую фестивальную девятку» вошло шесть «старых» фестивалей («Дягилевские сезоны», «Небесная ярмарка, «Пилорама», KAMWA, «Сердце Пармы», «Флаэртиана»), два перенесенных из Москвы («Новая драма» и «Территория») и один новый («Живая Пермь»). После проведения «Новой драмы» в городе остался работать театральный продюсер Эдуард Бояков. Инициировано создание музея археологии и палеонтологии - ведь в честь Перми назван целый геологический период!
Вышесказанное отнюдь не означает, что с именно с приходом Мильграма , Гельмана, Лебедева etc. в Перми появилась культура, а до этого её не было. В Перми живет один из самых известных современных российских писателей - Алексей Иванов. Руководимый Георгием Исаакяном театр оперы и балета по праву претендует на то, чтобы считаться лучшим в стране, и давно уже на равных борется за это звание с Мариинским, Большим и Новосибирским оперными театрами. Существующий уже десять лет как государственный, а до этого пребывавший 13 лет в частном статусе «Балет Евгения Панфилова» - неоднократный лауреат премии «Золотая маска» и только что получил еще одну за современный танец.
Но именно в последние два года «пермский культурный проект» существует как проект, как четкая осознанная стратегия, имеющая понятные цели и достижимые перспективы. Стратегия эта такова: надо уплотнить событиями культурную жизнь пермяков, приблизив ее по насыщенности к столичной; создать тем самым и положительный имидж региона, как «культурной столицы», и привлекательные условия для иммиграции в Пермь творческих людей. Которые, в свою очередь, начнут генерировать значимый как на местном, так и на общероссийском или даже мировом уровне контент, и станут катализатором для местных художников, что еще более уплотнит событиями культурную жизнь и будет работать на формирование позитивного имиджа и привлечение творцов… Т.е., запускается механизм самовоспроизводства и преумножения культуры, который, в конце концов, должен превратить Пермь в культурную столицу не по названию, а по содержанию. Но статус «столицы» (как антитезы «провинции») предполагает появление и негативных моментов: обострение конкуренции за первенство и доступ к ресурсам между местной творческой элитой и «понаехавшими». И большой вопрос, кто окажется в этой борьбе более эффективным и конкурентоспособным. Местная элита, справедливо опасающаяся, что изменение подходов изменит и привычные схемы финансирования культурных институций, оказывает «пермскому культурному проекту» пока еще не массовое и плохо организованное, но уже вполне ощутимое сопротивление.
Модернизация и механизация
Модернизация Пермского края и его столицы происходит сверху. Инициатива идет от власти и главных авторов у неё двое: это губернатор Олег Чиркунов и сенатор Сергей Гордеев. Оба пришли во власть, состоявшись как успешные бизнесмены. И вероятно оттого логика их действий серьезно отличается от привычной логики чиновников. «Все регионы мира постепенно делятся на две категории. Регионы, которые производят интеллектуальные продукты, становятся лидерами мирового развития. Промышленные регионы оказываются в роли ведомых. Пермский край по уровню жизни и амбициям претендует на место в первой группе, а по структуре экономики относится ко второй» - это, по сути, признание властью того факта, что регион живет не по средствам, что привычный образ жизни пермяков можно сохранить, лишь перейдя к антикризисному управлению краем. И заявляемые масштабные проекты это не прожектирование «Нью-Васюков», как может показаться, а концентрация ресурсов на приоритетных направлениях, которые должны вывести регион из кризиса. Таких приоритетов три: создание инновационной экономики, развитие человеческого потенциала и создание комфортной среды проживания.
Обычная логика чиновника: необходимо обеспечить функционирование подчиненной тебе системы, при этом качество функционирования вроде как и не очень важно, важны количественные показатели, поскольку именно ими чиновник отчитывается перед своим начальством. Соответственно, важна и лояльность нижестоящих звеньев системы, поставляющих эти самые необходимые цифры. Возникает стабильная круговая порука: снизу исправно поставляют ожидаемые отчетные данные, сверху щедро или скупо поощряют поставляющих.
Хорошая иллюстрация этого тезиса - пример стройкомплекса. Для чиновников важен главный отчетный показатель - количество построенных и сданных квадратных метров, которые получают, как и в советское время, невероятным напряжением сил всех строительных организаций в декабре; и цифры эти, суммируясь, кочуют из доклада в доклад, пока финальную не озвучит сам президент. Однако очевидно, что количество квадратных метров если и сказывается на качестве жизни граждан, то скорее негативным образом, поскольку в погоне за количественными показателями строители обычно ухудшают качество среды проживания. Для бизнеса же (в условиях нормального, не ажиотажного спроса) важно количество не построенных, а проданных квадратных метров, и, чтобы их продать на конкурентном рынке, бизнесмен вынужден будет либо улучшать качество предложения, либо снижать цену.
Логика бизнеса совершенно иная, чем логика власти: здесь оценивается эффективность, соответствие результата поставленной задаче и вложенным ресурсам. Эта логика жестка и даже жестока, неэффективные звенья в частных компаниях безжалостно удаляются. Бизнесу совсем не обязательно для решения задач создавать собственную инфраструктуру и привлекать местные кадры - приглашать надо тех, кто лучше справляется, а не тех, кто «свой». И если совет директоров порта Пермь возглавляет британец Чарльз Батлер, а в баскетбольном клубе «Урал-Грейт» играли американцы Дариус Вашингтон, Ральф Биггс и Джумейн Джонс, почему в музейном, театральном, фестивальном деле на ключевых постах должны обязательно быть местные кадры, а не те, кто уже успешно проявил себя в этой сфере в других регионах? Конечно, это может быть обидным для местных элит, отсюда разговоры об экспансии москвичей, о колониальном характере политики Чиркунова-Гордеева-Мильграма, якобы навязывающих пермякам чуждую им культуру.
Возможно в таком утверждении есть доля истины. Чиркунова часто сравнивают с Петром, силой насаждавшем западный образ жизни в патриархальной Руси. Но есть и другая сторона медали. В конце 90-х Марат Гельман был куратором проекта «В поисках Золушки», в рамках которого по всей стране проводили мероприятия, похожие на фестивали, привозили в областные центры экспертов, выбиравших лучшие местные проекты. Проблема была лишь в том, что «засвеченные» таким образом молодые перспективные художники не задерживались в провинции, а перебирались в Москву или на Запад, поскольку в их родных регионах не было необходимой творческой среды. Гельман считатет, что ситуацию можно изменить, если заработает «культурная машина»: «Первый механизм - это предъявление образца. Эти образцы для подражания создают для молодежи тягу к творчеству - «хочу быть, как Толстой». Второй механизм - это фильтр, который отбирает самых лучших. Третий механизм - это образование» . Сейчас в Перми запускается первый из трех механизмов. Когда заработают все, это уже будет полностью пермская «культурная машина», но не местечкового, а мирового уровня.
Чтобы развиваться, надо выжить
Все 90-е годы наши города благополучно прожили и без градостроительных документов. Советские генпланы и ПДП, расчетные сроки большинства из которых к тому времени давно уже прошли, были созданы для совершенно иных социально-экономических условий. Но власть не видела необходимости в их изменении или корректировке. Управление строительством в ручном режиме давало больше простора для «творческой» деятельности чиновников; ничем не регламентированное распоряжение землей позволяло властям решать проблемы «дырявых» местных бюджетов. Понятно, что любое градорегулирование, так или иначе ограничивавшее возможности произвольного принятия решений, было помехой для администраций, и они отнюдь не стремились к тому, чтобы их полномочия были лимитированы какими-то там генпланами, регламентами, правилами землепользования или проектами планировки. Всю градостроительную практику того времени можно свести к двум моделям: «феодальной», когда все более-менее важные решения о строительстве принимались лично губернатором или мэром, или «либеральной», когда градорегулирование фактически отменялось и застройщик практически ничем не был ограничен в своих желаниях.
Объёмы строительства в российской провинции вплоть до кризиса 1998-го года были невелики. Однако в условиях начавшегося в крупных городах строительного бума 2000-х подобное бесконтрольное развитие территорий грозило катастрофой, массовое строительство жилья не было подкреплено сопутствующим строительством инженерной, социальной и дорожной инфраструктуры. Эту опасность понимал федеральный центр, именно поэтому в принятом в 2004 году Градостроительном кодексе было установлено жёсткое условие: после 1 января 2010 года запрещалась выдача разрешений на строительство в населённых пунктах, не имеющих правил землепользования и застройки, равно как были запрещены операции с землёй и разработка проектов планировок при отсутствии документов территориального планирования. Хотя позже срок ввода в действие этой «репрессивной» нормы был перенесён на 2012 год, угроза запрета на главную форму «бизнеса» муниципалитетов - продажу и выделение в аренду земельных участков - заставила города озаботиться разработкой градостроительной документации. Производство градодокументации было поставлено на поток, что не могло не обернуться профанацией: проектные мастерские градостроительного профиля за более чем десятилетие безработицы растеряли кадры; их проекты разрабатывались на основе методик советского времени, никак не адаптированных к условиям новой социально-экономической формации. Наконец, при распределении заказов на проектирование на аукционах побеждал не тот, кто был более профессионален, а тот, кто просил за работу меньше денег; разрабатывать генпланы, схемы терпланирования, проекты землепользования и застройки и проекты планировок начали по старым методикам все, кому не лень (вплоть до дизайн-бюро), с соответствующим уровнем качества м жмзнеспособности. Муниципалитеты получили фиктивно-демонстративные документы и были довольны до той поры, пока не оказывалось, что их все же надо реализовывать. Тут-то и выяснялось, что они в принципе не реализуемы. И что градостроительная документация нужна не потому, что так хочет кто-то в Москве, а потому что необходимо искать баланс отношений в городе. И надо ограничивать аппетиты застройщиков, желающих выжать максимум прибыли из городской земли, инженерной и транспортной инфраструктуры, и способ сделать это один - заложить разумные ограничения в документы территориального планирования.
Почему в Пермь были приглашены голландские урбанисты, ведь в России, помимо генпланистов советского образца, с 1980-х гг. существует собственная урбанистическая школа? Вопрос, кого выбирать - отечественного проектировщика, или зарубежного, схож с вопросом выбора автомобиля. Есть «Жигули», в основе которых, если приглядеться, лежит итальянская модель - лучший автомобиль Европы 1966 года - конечно адаптированная тогда же к нашим условиям и модернизированная с тех пор несколько раз, но очевидно несовременная, не отвечающая тем требованиям, которые предъявляются к средствам передвижения сегодня. Есть современные «Лады»: «Приора» и «Калина», которые разрабатывались нашими инженерами, знающими и воспринимающими современный западный опыт, пытающимися переложить его на нашу же технологическую базу, адаптировать к нашим дорогам и т.д. Получается то, что получается. Причина, мне кажется, не в том, что российские инженеры в принципе не могут придумать конструкцию автомобиля уровня «Мерседеса», «Фольксвагена» или «Тойоты». Я думаю, что могут. Просто мало спроектировать технику, нужно знать ещё и как ее произвести (технологию), у кого приобретать комплектующие, как эксплуатировать, обслуживать, утилизировать, и много еще чего. Это уже вопрос не инженерного знания, а накопленного за многие годы опыта, производственной культуры. Естественно, не факт, что спроектированный и построенный на Западе автомобиль идеально подойдет к нашим условиям. У нас другие дороги, климат, бензин, манера вождения, традиции эксплуатации и ремонта. Автомобиль этот проектировался не для нас, но при этом он всё же оказывается более привлекательным для российского потребителя, чем «Лада» или «Жигули».
А есть ещё иномарки российской сборки. Это когда западную модель по западной же технологии и из западных деталей сбирают на российской земле, адаптировав к нашим дорогам и нашему бензину.
Город куда более сложный механизм, чем автомобиль. Я ничуть не сомневаюсь в квалификации ведущих отечественных урбанистов и уверен в их способности предложить решения для любой из непростых ситуаций, в которых оказались наши города, но это будет может быть и блестящая, но теоретическая модель. Практического опыта реализации таких моделей у нас нет.
Пермский опыт интересен тем, что сделана первая попытка собрать «иномарку российской сборки». Прямой перенос западного градостроительного опыта в Россию вряд ли уместен, да и невозможен, а вот его адаптация, проекция на условия крупного провинциального соцгорода может оказаться успешной, поскольку мы переносим не только «технику», но и технологию, механизмы пространственной и детельностной его реорганизации. С учетом того, что в своё время Градостроительный кодекс тоже был был «импортирован» с Запада, взаимодействие с ним пермской модели может быть менее болезненным, по сравнению с конфликтом, случившимся, когда с градокодексом столкнулась советская градостроительная модель.
Официально разработчиком стратегического мастер-плана и генплана города является Автономное муниципальное учреждение «Бюро городских проектов», возглавляемое Андреем Головиным, но фактически его исполнителем стало голландское бюро КСАР, руководимое Кисом Кристиансе. Стратегическое планирование на муниципальном уровне - новый тип планирования в России, необходимость которого стала понятной после принятия Градостроительного кодекса и закона РФ о местном самоуправлении. Стратегические планы устойчивого развития есть уже во многих городах, но нигде они не затрагивали в таком объеме градостроительную тематику. А если не решены принципиальные вопросы, в каком городе мы собираемся жить, в компактном или расширяющемся, какой транспорт будет иметь приоритет - частный или общественный, какие территории города и за счет каких ресурсов (финансовых, людских, энергетических) будут развиваться, генеральный план обречен быть документом-утопией, который в принципе не может быть реализован в расчетные сроки.
Российские города больны, и каждое возводимое в них здание либо лекарство, либо капля яда. Если плана лечения нет, не прописан курс терапии, впереди лишь гроб, в лучшем случае инвалидность. Чем позже начато лечение, тем болезнее и сложнее оно будет. Ну и квалификация и опыт врача имеют значение.
Стратегический мастер-план, разработанный в Перми, - документ, вскрывающий существующие проблемы города и показывающий пути их решения. В зависимости от того, что это за проблемы и какими могут быть механизмы реализации этих решений, наметки мастер-плана будут переведены в генеральный план, в проекты планировки, в программы социально-экономического развития или в любые другие документы.
Бородатый анекдот гласит, что оптимист изучает английский язык, пессимист китайский, а реалист - автомат Калашникова. Авторы пермского Стратегического мастер-плана исходят из реалий. В условиях ограниченных ресурсов становится важным, куда они будут направлены и как использованы. Так, фактический запрет на расширение Перми и строительство на новых территориях исходит не из умозрительной идеи компактного города, а из банальной прагматики: пик строительства магистральных сетей приходился на 1970-е годы, соответственно, через 30 лет должен наступить пик их реконструкции и ремонта. Средств на это нет, а в то же время город должен тянуть новые сети в строящиеся на периферии районы. Когда нет денег строить метро, надо развивать трамвай. И стоит ли вести массовое строительство за Камой, если понятно, что новых мостов в обозримой перспективе построено не будет, а существующие с возросшей загрузкой никак не справятся?
Фактически, градостроительная стратегия Перми это стратегия концентрации имеющихся ресурсов, направленная на выживание города. Парадоксальность ее в том, что перенаправляя вроде как предназначавшиеся для освоения новых территорий ресурсы на решение задач реконструкции, мастер-план решает не только и не столько тактические задачи поддержания его жизнедеятельности, но и стратегические - повышения качественных характерстик старого города. При этом мастер-план предъявляет модернизированный город не в виде таблиц и раскрашенных разными цветами схем, а в виде наглядных, понятных не только профессионалам, но и обычным горожанам образцов и примеров, проработанных (и местные «градостроители» упрекают команду КСАР за это) до уровня методических рекомендаций по проектированию территорий.
Он утопичен, поскольку пермякам кажется недостижимой нарисованная в нем в качестве идеала картинка европейского среднеэтажного города с велодорожками, бульварами, зелеными зонами, системой современного скоростного трамвая, но без панельных микрорайонов и как попало запаркованных на тротуарах джипов, и одновременно реален, так как есть пошаговая стратегия приближения к этому идеалу.
Подводя первые итоги
Я недаром свел в этом тексте культуру и градоустройство. Оба проекта начаты недавно, но уже можно наблюдать первые результаты их реализации. И там, и там ставятся амбициозные и, на первый взгляд, труднореализуемые схожие задачи - изменение среды обитания горожан. В первом случае среды культурной (и отчасти ментальной), во втором - физической. Оба нацелены на повышение плотности - культурных событий или застройки существующего города. И там, и там сделана ставка на приглашение в качестве «локомотивов» ключевых проектов проявивших уже себя специалистов извне. Наконец, местные деятели культуры и архитектуры, чувствующие себя отодвинутыми с ключевых позиций «москвичами» и «голландцами», пишут открытые письма протеста и публикуют их в местных газетах.
Культура была выбрана в качестве приоритетного проекта в частности потому, что минимальные затраты в нее могут в короткий срок дать планируемый эффект. «Развитие культуры - это быстро и дешево!» - слова пермского министра культуры Бориса Мильграма. - «Наша деятельность - это валоризация, превращение малостоящего в бесценное!» .
В градостроительных проектах логика схожа. Ресурсы есть, но используются они малоэффективно. Если сконцентрировать их на приоритетных направлениях, пережить текущие и предстоящие проблемы инфраструктурной деградации не в режиме катастрофы, но модернизируя существующую среду и создавая предпосылки для повышения ее качества, можно переломить негативные тенденции и получить в итоге привлекательный для жизни город, не только с насыщенной культурной жизнью, но и комфортный для проживания.
Вопрос, готовы ли сами пермяки поддержать происходящую «модернизацию сверху», грозящую распространиться на все сферы жизни края? Сегодняшние элиты неплохо себя чувствуют в условиях тихой стагнации, а активная, не вовлеченная в бюрократические игры молодая и энергичная их часть склонна пока скорее к эмиграции, нежели к борьбе. На строительном рынке предлагаемые Стратегическим мастер-планом изменения регламентов, ограничения по строительству на новых территориях ведут к существенному изменению привычного порядка ведения дел. Отработанные за десятилетия привычные бизнес-схемы вдруг становятся неэффективными, многие направления, например крупнопанельное домостроение, вообще могут оказаться «вне игры». В борьбе за сохранение статус-кво строительные компании, похоже, неслабо тратятся на анти-пиар пермской градостроительной стратегии.
Проблема в том, что правильность избранной Пермским краем модели станет очевидной лишь на фоне грядущей всероссийской инфраструктурной катастрофы, которую предвидят специалисты и власти, но которая пока неочевидна для населения и которой хотелось бы избежать. Разделяют ли убежденность Чиркунова, Гордеева, Мильграма, Гельмана, Кристианса, Головина в верности избранного пути почти три миллиона жителей Пермского края? Сдается мне, что именно от их поддержки зависит успех начинаний. Удастся убедить пермяков в необходимости перемен, вовлечь «местных» в их осуществление, превратить отчасти «пришлые» проекты в их собственные, и - «скептики будут посрамлены!».
Опубликовано: ПРОЕКТ РОССИЯ 56