(no subject)
В мае 2002 года, мы с женой жили в США, где и произошла наша встреча с великим русским советским фронтовым поэтом Александром Петровичем Межировым. Встреча эта перевернула что-то в моём сознании связанное с войной и переживанием этого огромного отрезка нашей истории. По возвращении из Портленда в Сиэтл, где мы собственно жили в русскоязычной газете "Русский Сиэтл" мною была опубликована эта статья. Когда я вернулся в Россию, на телеканале "Культура" я снял телевизионный спектакль "Нас не нужно жалеть" по стихам Семёна Гудзенко, где были использованы стихи А.П. Межирова в исполнении автора. Александр Петрович начитал мне свои любимые стихи по телефону из США. Теперь у меня на руках эксклюзивная запись - альбом поэта из двенадцати стихотворений. 9 мая 2009 года на радио "Русская служба Новостей" программе "Литературная дуэль" прозвучала запись из этого альбома - стихотворение "Артиллерия бьёт по своим", а через несколько дней не стало Александра Петровича Межирова. Я хочу поделиться своими впечатлениями семилетней давности от встречи с нашим великим современником. Читайте статью. Чуть позже на моей странице Вконтакте http://vkontakte.ru/id33651503 можно будет послушать его стихи.
«Когда воротимся мы в Портленд?»
Я должен сделать то, что было мне поручено.
За это ничего
При жизни на земле не будет мной получено.
Но это ничего…
А. П. Межиров
Есть в человеческой природе необъяснимая страсть - смотреть на воду, любоваться восходом и закатом солнца. Так я думал три недели назад, сидя на берегу Тихого океана в Калифорнии, провожая уходящий день. Это наполняло меня какой-то живительной силой. Океан - поистине метафизическое ощущение. Стоя на берегу, его нельзя увидеть или объять. Человеческому рассудку доступно лишь смотреть на него как на море, и сознавать, что перед тобой Океан.
Путешественник всегда знает о месте своего временного обоснования больше, чем человек оседлый, жизнь которого зачастую ограничивается привычным: из дома - на работу - домой. Есть в каждом путешественнике какой-то страх «не успеть увидеть все, никогда больше сюда не вернуться», который гонит его и заставляет запечатлевать в своем сознании, то, что кинематографисты называют «уходящей натурой». Именно эта сила и заставила нас16 мая 2002 года проснуться около пяти часов утра и начать собираться в длинную, скучную, монотонную дорогу, которая, однако, обещала сторицей отплатить нам, в конце концов, за все наше усердие.
Кто такой Александр Межиров? Нас, родившихся в начале 70-ых, и худо-бедно знакомых с литературой, это имя сразу отсылает к плеяде фронтовых поэтов, таких как Юрий Левитанский, Семен Гудзенко, Давид Самойлов. Кто-то это имя с поэзией никак не связывает, кто-то вообще впервые его слышит. Краткий биографический словарь «Русские писатели и поэты», изданный в 2000 году в Москве, сообщает нам, что: « Межиров Александр Петрович - поэт, переводчик. Родился 26 сентября 1921 года в Москве в семье юриста. В 18 лет будущий поэт уходит на фронт, участвует в обороне Ленинграда. После тяжелого ранения в 1943 и длительного лечения Межирова комиссовали. В 1943 - 48 учится в Литературном институте им. М. Горького. В 1947 вышла первая книга стихов - "Дорога далека". Затем последовали сборники: "Коммунисты, вперед!" (1950), "Возвращение" (1955), "Подкова" (1957), "Ветровое стекло" (1961), "Ладожский лед" (1965), "Лебяжий переулок" (1968) и другие.
В 1970-е Межиров публикует сборники стихов "Недолгая встреча", "Очертания вещей" и др.; в 1980-е - "Тысяча мелочей", "Закрытый поворот", "Проза в стихах". В 1989 выходят его стихи для детей. Особое место в его творчестве занимают переводы. Живет и работает в Москве.
Между тем Александр Межиров - классик русской советской поэзии, вот уже ровно как десять лет, живет в Портланде, штат Орегон, США.
Мы под Колпином скопом стоим,
Артиллерия бьет по своим.
Это наша разведка, наверно,
Ориентир указала неверно.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.
В его пристанище, как он сам выразился «режимную богадельню», мы на правах тех самых путешественников и постучались. Точнее, сначала мы, конечно, разыскали его телефон и позвонили. Дома никого не оказалось, сработал автоответчик: «после длинного сигнала сообщите что вам угодно» - отозвался далеко не молодой, чуть заикающийся голос, судя по интонации, готовый, прослушав сообщение, решить «угодно ли ему» отвечать на этот звонок. Слухи об Александре Петровиче гласят, что он не очень охоч до интервьюеров, ведет закрытый образ жизни отшельника и видеть никого не желает. Похоже, самые тревожные опасения начинали подтверждаться, но все же, спустя несколько часов, я решился снова набрать номер. На сей раз, к телефону подошел сам Александр Петрович. Я представился, сказал, что уже звонил и оставил свое сообщение на автоответчике, но для надежности все в точности повторил:
- Меня зовут Александр Строев, я актер театра Российской Армии и режиссер телеканала «Культура», еду в Портленд, наверное, с последним в Америке концертом, где помимо отрывка из моноспектакля и моих стихов и песен будут представлены фрагменты двух телевизионных работ, вышедших минувшей зимой в Москве. Одна из них посвящена 80-летию Юрия Левитанского и называется «Музыка, помоги!». Я подумал, что Вам это должно быть интересно, поскольку Вы учились с ним в одно и то же время.
- Послушайте, - донесся голос из трубки, - мне девятый десяток и, если я куда и хожу, то только до магазина и обратно поэтому быть на концерте, к сожалению, не смогу. Дальше повисла длинная пауза, он как будто испытывал меня и потом вдруг сказал, - а вот с вами с удовольствием повидаюсь, где вы остановились?…
По роду своей профессии я часто встречал знаменитых людей, но далеко не часто бывал у них дома, а, если и попадал туда, то либо по делу, либо совершенно случайно и поэтому плохо себе представлял, как следует в таком случае являться с праздным визитом.
Именно поэтому перед нашим приходом я позвонил Александру Петровичу еще раз, уточнить адрес и поинтересоваться, в какой форме нам лучше последовать старой доброй традиции «не являться в гости с пустыми руками».
- Вы не поняли меня, - сказал все тот же с изысканной мелодикой превосходно образованного человека голос в трубке, - я же сказал вам, что здесь «режимная богадельня» и просто так в нее не пройти.
Мои предложения по поводу сладостей к чаю или бутылки вина были отвергнуты.
- Вы полагаете, Александр Петрович, что нам лучше посидеть недалеко от вас в городе в каком-нибудь кафе или небольшом ресторанчике?
- Да, я думаю, так будет лучше. Я буду ждать вас на улице у подъезда большого серого многоэтажного дома на углу Маршалл и 24-ой стрит. Если заблудитесь и станете опаздывать - ничего страшного. Я, по крайней мере, немного проветрюсь и отвлекусь от своего бессмысленного перекладывания бумажек.
Есть у артистов негласное обыкновение, получив на сцене цветы (пусть не обижаются те, кто их дарит, так бывает далеко не всегда) отдавать их за кулисами своей партнерше, которой ты обязан удачно сыгранной сегодня сценой. Иногда цветы попадают к женской половине работников реквизиторского цеха, гримерам или костюмерам, без которых ни один спектакль бы не состоялся - их труд невидим и благороден.
Встречу с Александром Петровичем вполне можно было бы отнести к закулисной и поэтому, питаемый все теми же описанными выше чувствами, полученный мною после концерта огромный букет розовых и белых гвоздик, я вручил Межирову.
- Здравствуйте, Александр Петрович, это Вам, - он слегка опешил, начал отказываться, потом взял букет заулыбался и встал со скамейки, - простите, что с небольшим опозданием. Поздравляем Вас с Днем Победы.
Что-то горькое и далекое как будто кольнуло его и, на несколько мгновений картина, видимая ему одному заполнила, его сознание. Мы коротко познакомились - со мною была моя жена Вероника и в лице Владимира Кирсанова Русский Общественный Центр Сиэтла.
- Я думаю нам нужно подняться, - сказал Межиров, - ко мне домой. Когда мы ехали в лифте, Александр Петрович посмотрел на букет, потом на нас:
- Откуда вы узнали, что я очень люблю цветы?
Пока мы наскоро подрезали цветы, чтобы поставить их в воду, взяв с книжных полок небольшую вазу, в которой уже давно стояла какая-то засохшая ветка, Межиров, не торопясь, говорил:
- Я же почти всю войну, я воевал до 43-го года, провел под Ленинградом на Синявинских болотах. Тронешь штыком снег, а из-под него проступает болотистая черная вода - она в этих местах не замерзает. Знаете, что самое кошмарное на войне? Это когда не можешь себе вырыть окопа и всегда остаешься на виду, как на ладони. И спали в этой сырой грязи на шинели. Слышите, я заикаюсь. Это после контузии. Сначала речь вообще почти на месяц пропала, сказали, что не вернется. Потом вдруг появилась. Понемногу разговорился.
Александр Петрович обернулся к окну и сказал:
- А давайте пока не стемнело, я покажу вам свое любимое место в Портленде - это одна старинная усадьба начала прошлого века. Не знаю точно, как она по-английски читается и произносится. Я туда иногда просто так езжу на своем автомобиле, у которого вместо четырех цилиндров почему-то только три. Куда еще один подевали? Я ведь за рулем с сорокового года, - говорил Александр Петрович, когда мы уже спускались вниз на лифте. - И еще одно великолепное место здесь есть в двух шагах от этого дома - Парк роз. Обязательно хочу вам его показать, только розы, наверное, еще не созрели. Я объясню, как проехать.
С нашей неожиданной прогулки мы вернулись, когда уже стемнело и начал накрапывать дождь. Я удивлялся Александру Петровичу. Для своих восьмидесяти лет (он родился 1921, а не в 1923, как путают биографы в Интернете) Межиров довольно запросто поднимался в гору и по старинной привычке одним движением снимал пиджак прежде, чем сесть в автомобиль. Мы поставили чай, откупорили бутылку вина - выпить за здоровье нашего Гида и только сейчас я заметил довольно неожиданную для жилища поэта деталь - на одной из книжных полок рядом с фотографией неизвестного нам молодого поэта стоял огромный портрет чернокожего боксера Тайсона, запечатлевший его в момент какого-то решительного удара. Александр Петрович поймал наши взгляды:
- Я шесть лет занимался боксом. Руки для этого дела не подходят. Все время ломал и вывихивал пальцы. Никакие перчатки и бинтовка не помогали. А потом меня чуть не убил второразрядник на ринге, - засмеялся Александр Петрович. - Скоро должен состояться очередной бой Тайсона после огромного перерыва, надеюсь, что на этот раз он не откусит противнику ухо.
Наш визит, который, мы предполагали, ограничится получасом, на деле растянулся до пяти - до полуночи. За это время Межиров провел нас закоулками своей памяти. Разговор складывался сам собой, неловкости или напряжения не было. Скорее царила атмосфера легкой иронии и юмора.
«За что ж вы Ваньку-то Морозова»
- Однажды, - говорил Александр Петрович, - мы ехали с Окуджавой в автобусе. Он был вдохновлен сочиненной только что песней про Ваньку Морозова и тут же в автобусе мне ее и спел. Булат, - спросил я, - эту песню вы написали про меня? Окуджава помрачнел и ответил, - нет, Саша, эта песня написана обо мне. Вы знаете, что Окуджава меня не любил. Как-то раз у кого-то в гостях я сравнил его с футболистом, с чьей угловой подачи хорошо забиваются голы, это была метафора, а он почему-то на меня жутко обиделся. Но в телевизионном фильме, снятом обо мне в одном месте он говорит о моей памяти. Александр Петрович направился к видеомагнитофону, чтобы проиллюстрировать свои слова. Эпизода, о котором он говорил мы так и не нашли, что он имел в виду, осталось загадкой, зато мы получили уникальную возможность увидеть Межирова на пленке в разные годы его выступлений. Среди прочего на кассете оказалась и запись 46-го года, тех времен, когда существовал один единственный телевизионный канал, передачи которого принимались только в Кремле. Совсем юный Александр Петрович на крупном плане, подняв голову выше обыкновенного, пронзительно читал свое знаменитое «Коммунисты, вперед…».
- На этой кассете в конце была сделана одна дорогая мне запись - партия в снукер знаменитого бильярдиста Хэндрю Дэвиса. Я отдавал кассету на местное телевидение, видимо, там сочли, что это дописано совершенно случайно и стерли. Я ведь раньше блестяще играл в бильярд. И в карты…
От вина Александр Петрович отказался, сказал, что пить что бы то ни было бросил уже давно.
- Война сделала многих из нас алкоголиками. От страха, голода и холода спасал только спирт. Часто еды не было, а спирт был всегда.
«День рождения Шкловского»
- Однажды я получил приглашение от знаменитого филолога и критика Виктора Шкловского на его день рождения. Я расценил это как редкую удачу. Дом Шкловского был тем местом, где я мог встретить всех, кого в буквальном смысле боготворил, мог слышать, о чем они беседуют между собой. Это Тынянов и Поливанов, Эйхенбаум, Якубинский и Якобсон, но, когда я туда попал, то вдруг поймал себя на мысли, что мне и дела нет до того, кто присутствует в доме, и о чем ведутся беседы. Меня интересовало только одно - когда пригласят к столу и начнут разливать. Это наблюдение настолько меня потрясло, что я схватился за голову и стал отучать себя от этой привычки. Теперь совершенно не пью.
В подарок Александру Петровичу мы везли кассету с записью передачи со стихами Левитанского «Музыка, помоги!», зная только, что учились они в Литинституте примерно в одно и то же время. Оказалось, что Межиров с Левитанским были даже в родстве и доводились друг другу чуть ли не свояками.
- Выяснить только толком так и не успели, не до того тогда было.
Забавно было видеть в квартире Александра Петровича такую неподходящую ему вещь как компьютер, который он, походя, окрестил «компьютером XIX века»
- Я по нему только радио слушаю, здесь все российские радиостанции стоят. А в остальном предпочитаю пользоваться «лучиной».
Мы заговорили о стихах, точнее о попытках исполнения стихов артистами.
- Стихи нужно читать монотонно, - сказал Александр Петрович. - Это не мое мнение, это сказала Ахматова. Я с ней согласен. Многое из того, что она сказала чистая правда, а что касается чтения стихов, с этим даже не стоит и спорить.
- Вы что-нибудь пишете сейчас, Александр Петрович?
- Нет. Для стихов нужен приток воздуха вселенной, а известь в сосудах, - и он постучал пальцем по голове, - мешает ему туда проникать.
Мы уходили от Александра Петровича уже заполночь. На улице начинался сильный дождь. Он спустился вместе с нами на лифте, проводил до машины и, чуть заикаясь, монотонно, но все же с едва уловимой мелодикой давно ушедшей московской речи сказал:
- Если бы в-вы знали, какое удовольствие вы мне доставили тем, что п-приехали…
Мчась под проливным дождем по 5-ому хайвэю обратно в Сиэтл, я был рад и думал о том, могла ли бы так запросто состояться наша встреча в Москве, если бы Межиров 10 лет назад ее не покинул. Наверное, нет. Были бы нужны какие-то другие основания. Еще я думал, что Америка, наверное, действительно великая страна, раз наша встреча здесь состоялась. А может быть просто судьбы людей устроены так, что они встречаются и расстаются по каким-то иным законам, не обращая внимания на географию. Но как бы там ни было, в Америке есть Океан. И это многое объясняет.
Не знаю, воротимся ли мы когда-нибудь в Портленд, но Александр Петрович Межиров обещал навестить Сиэтл, если ему позволит здоровье в последнюю пятницу июня и дать концерт в Русском Общественном Центре на Кэпитол Хилл. Первый концерт после десятилетнего молчания.
Александр И. Строев.