Частная хроника Отечественной войны. 10 - 17 августа 1812.

[alexeyche]

«Встретя на границе, поздоровавшись в Витебске и еще кой-где слегка, всю эту проклятую сволочь обе наши армии чуть не на плечах потащили за собой к Смоленску; зададим-де этим нехристям карачун на своих родимых полях!»

И.Н. Скобелев «Солдатская переписка 1812 года»

ГЗТ "Культура"



12 августа (31 июля) 1812. Сражение при Городечно.

После поражения под Кобрином саксонский корпус генерала Ренье, преследуемый кавалерийскими отрядами 3-й Западной армии Александра Петровича Тормасова, отступил к городу Слониму. В это время австрийский корпус князя Шварценберга двигался из Белоруссии на соединение с главными силами наполеоновской армии, однако, узнав о разгроме саксонской бригады в Кобрине, Шварценберг развернул свои войска и поспешил на помощь Ренье.

11 августа объединенная австро-саксонская группировка подошла к Городечно, где расположилась 3-я армия генерала Тормасова. Несмотря на то, что наполеоновских войск было в два раза больше (40000 против 18000 у Тормасова), сильная позиция русских уравнивала шансы на успех. С правого фланга армию Тормасова защищало болото, с левого - густой лес, а по фронту протекал болотистый приток реки Муховец, пройти через который можно было только по двум узким плотинам.

Противник решил совершить обходной маневр. Австрийский корпус Шварценберга должен был отвлечь внимание русских и захватить плотины, а саксонцы генерала Ренье - обойти левый фланг 3-й Западной армии по лесу и атаковать с тыла. Однако движение саксонских войск вовремя заметили, и Тормасов перекинул главные силы на левый фланг.

Сражение продолжалось до темноты, противник атаковал левый фланг, пытался захватить плотины, австрийская пехотная дивизия наступала на правом фланге через болото, но наполеоновским войскам не удалось захватить русские позиции. К тому же кавалерийский отряд генерала Ламберта разгромил два полка саксонской кавалерии. «Неприятель будучи числом больше нежели вдвое меня сильнее, атаковал меня 31 числа Июля при селении Городечне; но храбростью войск ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА неприятель был на всех пунктах отражен». - Докладывал генерал Тормасов о победе.

Ночью 3-я Западная армия отошла к Кобрину, а затем на Западную Украину, дожидаясь соединения с Дунайской армией адмирала Чичагова. Саксонский и австрийский корпуса Великой армии последовали за Тормасовым, но активных боевых действий не предпринимали.

14 августа (2 августа) 1812. Бой под Красным.

Узнав о том, что 1-я и 2-я русские армии выдвинулись из Смоленска и собираются перейти в наступление под Рудней, Наполеон собрал свои разбросанные по разным местам корпуса и решил совершить стратегический маневр: переправиться на левый берег Днепра, обойти русские войска с левого фланга, захватить Смоленск и отрезать русские армии от Москвы. После этого генеральное сражение, которого так жаждал Наполеон, стало бы неизбежным. «В то время как Великая армия продвигалась вверх по течению Днепра по левому берегу, Барклай и Багратион… все еще воображали, что они находятся в присутствии французской армии». - Писал генерал Сегюр. Пять дней простояли русские войска под Рудней, но Барклай-де-Толли, «испуганный смелостью», так и не начал наступления, и, возможно, именно благодаря этому успел вовремя вернуться к Смоленску и сохранил армии.

Левый фланг русских в районе города Красное прикрывала всего лишь одна семитысячная дивизия генерала Дмитрия Петровича Неверовского, полностью состоявшая из новобранцев. Утром 14 августа прискакал казак с донесением, что «француз валом валит». Несколько офицеров забрались на колокольню и увидели пехоту маршала Нея и всю кавалерию Мюрата, которая разделялась на марше, чтобы взять русскую дивизию в кольцо.

Неверовский оставил в Красном одну бригаду егерей с двумя орудиями, а главные силы отвел на Смоленскую дорогу и, прикрываясь оврагом, занял позицию в 3-х верстах за городом. В центре поставил пехоту, на левом фланге 12 орудий под прикрытием Харьковского драгунского полка, а на правом - полк казаков. Кроме того, два конных орудия с батальоном пехоты он отправил в тыл с приказанием занять переправу на небольшой речке Ивань в 18 верстах от Смоленска.




Пехота маршала Нея быстро выбила егерей из Красного, и тогда пятнадцатитысячная кавалерия Мюрата и семитысячная пехотная дивизия генерала Ледрю обрушились на отряд Неверовского. Русские драгуны, видя атаку французских кавалеристов, сами бросились вперед, но их опрокинули, и артиллерия осталась без прикрытия. Французы захватили 5 пушек, остальные удалось увести по Смоленской дороге. Казаки на правом фланге тоже не выдержали.

В начале сражения Неверовский остался без кавалерии, а самое главное, без артиллерии. Генерал Иван Федорович Паскевич писал об этой ошибке: «Неверовский сознавался, что если бы он поставил батарею между пехотными колоннами, то не произошло бы тех несчастий, которые его постигли».

Тем не менее, пехота выдержала атаку с фронта, генерал Неверовский свернул батальоны в два каре, приказал отступать и сказал свое знаменитое: «Ребята, помните, чему вас учили; поступайте так, и никакая кавалерия не победит вас. Не торопитесь в пальбе; стреляйте метко в лицо неприятеля, третья шеренга передавай ружья не суетясь; никто не смей начинать пальбы без моей команды!»

Увидя отступление Неверовского, Мюрат удвоил силу атак, но эти кавалерийские наскоки постоянно разбивались о русские пули. Французы призывали: «Сдавайтесь», а новобранцы Полтавского полка «кричали, что они умрут, а не сдадутся». Поредевший отряд Неверовского отходил почти два десятка верст, атаки многотысячной конницы происходили каждые 15 минут, но все они захлебывались под ружейными залпами русской пехоты. Маршал Ней предложил неаполитанскому королю попросту расстрелять русских из пушек, однако рассерженный Мюрат, упрямо гнал в бой свою конницу, как разъяренный бык, который бесконечно преследует красную тряпку.




К вечеру отряд Неверовского подошел к реке Ивань, где засел предусмотрительно отправленный вперед батальон пехоты с двумя пушками. Внезапный артиллерийский огонь охладил пыл французов, они подумали, что к русской дивизии подошло подкрепление, и отступили.

Дивизия Неверовского потеряла в этот день полторы тысячи человек, но выиграла сутки, в течение которых удалось подтянуть войска и организовать оборону Смоленска. «Я помню, какими глазами мы увидели эту дивизию, подходившую к нам в облаках пыли и дыма. Каждый штык ее горел лучом бессмертия!» - восторгался Денис Давыдов, французы же назвали Неверовского «львом», а его маневр «львиным отступлением».

16 августа (4 августа) 1812. Смоленское сражение.

14 августа, когда отряд Неверовского сражался под Красным, корпус генерал-лейтенанта Раевского должен был выступить из Смоленска. Однако 2-я гренадерская дивизия задерживалась, и Раевский прождал несколько часов. Оказалось, что командир дивизии генерал-лейтенант принц Карл Мекленбург-Шверинский накануне «проведя вечер с приятелями, был пьян, проспался на другой день очень поздно и тогда только мог дать приказ о выступлении дивизии», - писал генерал Ермолов. В итоге корпус Раевского отошел всего лишь на 15 верст, где встретился с адъютантом Неверовского, который скакал к князю Багратиону с рапортом о нападении французов. Если бы принц не спал так долго и Раевский выступил вовремя, «он, сделавши большой переход, возвратился бы в Смоленск слишком поздно, и мог даже найти в нем французов».

15 августа Раевский соединился с потрепанной дивизией Неверовского в шести верстах от Смоленска, а ночью русские войска увидели на горизонте «бесконечную линию костров» Великой армии. Раевский не имел приказа защищать город, у него было всего 15 тысяч человек, но военный совет корпуса принял решение «держаться до последней крайности, чтобы дать время придти армии к Смоленску». Утром от Багратиона пришла записка: «Друг мой, я не иду, я бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобой. Держись! Бог тебе помощник».

Объехав позицию вместе с генералом Паскевичем, Раевский решил расположить войска прямо в городе и в предместьях, ибо там сохранились хоть какие-то укрепления. Еще при Борисе Годунове Смоленск, который находится на левом берегу Днепра, окружили крепостной стеной высотой восемь и толщиной три метра. Однако в стене в нескольких местах были провалы. Перед одним из них находилось земляное укрепление - Королевский бастион. «Я упросил позволить мне с 26-й дивизиею стать в Королевском бастионе, на который, по всем вероятностям, неприятель поведет атаку». - Вспоминал генерал Паскевич.

Наполеон был убежден в том, что Смоленск станет защищать всего лишь дивизия Неверовского, и утром не только отправил в атаку маршала Нея, но и приказал Коленкуру перенести в Смоленск главный штаб Великой армии. «Маршал Ней, недовольный медленным передвижением своего отряда, появился среди своих стрелков: это сам бог Марс - его вид, взгляд, его уверенность могут воодушевить самых трусливых. - Вспоминал барон Денье, бывший в свите Коленкура. - Вдруг отряд из 700 или 800 казаков, находящихся до сих пор под прикрытием земли и хвороста, с громким криком «ура!» бросается на нас. Смяв и обратив в бегство нашу кавалерию, они окружают маршала и генерала Коленкура». Однако казаков отбросили и французские войска дошли почти до самых стен города, потеряв две трети своих солдат. «Об этой героической попытке говорили мало, потому что она была бесплодна и, в сущности, являлась ошибкой». - Писал Сегюр.




Один из главных ударов французов пришелся, как и предполагалось, на Королевский бастион, который защищала 26-я дивизия Паскевича. Пушки вели непрерывный огонь по французам, но «неприятель прошел ядра, прошел картечь и приближался к рытвине, составлявшей на том месте ров Смоленской крепости. Только что я успел выстроить один батальон, как французы были уже на гласисе. Орловский полк открыл ружейный огонь и остановил неприятеля». - Вспоминал генерал Паскевич. Французы несколько раз прорывались к бастиону, и в критический момент только штыковая атака Орловского полка остановила неприятеля.

Сила атак французов уменьшилась, но в полдень к Смоленску подтянулась почти вся армия во главе с Наполеоном и начался артиллерийский обстрел города. Маршал Ней стоял на возвышенности на берегу реки и обозревал окрестности, когда на другой стороне Днепра заметил быстро приближающуюся армию Багратиона. Он показал эту картину императору. «Увидя это, Наполеон захлопал в ладоши от радости и вскрикнул: «Наконец-то они в моих руках!» - Описывал Сегюр радость Бонапарта от предвкушения близкого генерального сражения.

17 августа (5 августа) 1812. Смоленское сражение.

Утром 17 августа Наполеон проснулся в предвкушении сражения, которое, наконец, завершит кампанию. Он даже оставил место перед городом, чтобы русские войска могли построиться и атаковать его. Но поле битвы оставалось пустым. Мало того, на другом берегу Днепра обнаружили отступающих в сторону Москвы русских, - это 2-я армия Багратиона уходила, чтобы занять город Дорогобуж и не дать наполеоновским войскам перерезать большую Московскую дорогу. Однако уходя, Багратион упрашивал Барклая-де-Толли не оставлять древний город: «Побуждаюся я покорнейше просить ваше высокопревосходительство не отступать от Смоленска и всеми силами стараться удерживать нашу позицию... Отступление ваше от Смоленска будет со вредом для нас и не может быть приятно государю и отечеству». - Писал Багратион министру. Барклай обещал удерживать город всеми силами и приказал ночью заменить корпус Раевского, который понес громадные потери, корпусом генерала Дохтурова. Дмитрий Сергеевич был болен, но когда Барклай спросил его, сможет ли генерал командовать войсками, Дохтуров патриотично ответил: «Лучше умереть на поле чести, нежели на кровати».

Утром, увидев отступающего неприятеля, Наполеон приказал искать брод через Днепр, чтобы разделить русские армии и разбить поодиночке. Однако кавалеристы проехали две мили, утопили нескольких лошадей, но переправу не нашли. «Между тем существовал широкий и удобный брод всего в одной мили расстояния над городом!» - Сетовал позже генерал Сегюр.

Во второй половине дня Бонапарт отдал приказ взять Смоленск. «Превосходством сил неприятель в одно время обнял весь город, атаковал предместие с правого фланга, и со всех сторон загорелся ужасный пушечный и ружейный огонь; во многих частях города начались пожары». - Описывал этот день генерал Ермолов.




Войска Дохтурова два часа удерживали городские предместья, но под натиском французов вынуждены были отойти в город, заняв оборону на стенах и бастионах крепости. Когда атакующие приблизились к укреплениям, их встретил ураганный огонь. «Идя на приступ, наши атакующие колонны оставили длинный и широкий кровавый след - массу раненых и убитых. Один батальон, стоявший флангом к русским батареям, потерял целый ряд одного из своих взводов; одно ядро сразу уложило 24 человека». - Описывал Сегюр этот ужасный театр военных действий. А большая часть французской армии, расположившись амфитеатром на возвышенностях, следила за перипетиями кровавой драмы. «Когда же атакующие, в удивительном порядке, несмотря на град пуль и картечи, с жаром бросились на приступ, то армия, охваченная энтузиазмом, начала рукоплескать…»

Русские солдаты умирали не менее храбро. Под неприятельскими пулями и ядрами погибли артиллеристы 3-й дивизии генерала Коновицына, защищавшей Молоховские ворота, 4 орудия были разрушены. Пушки и расчеты заменили, но через некоторое время погибли и они. Затем погибла следующая партия и так далее… Погибли несколько офицеров, генерал Коновницын получил ранение в руку. Осознавая опасность ситуации, Барклай-де-Толли послал Дохтурову подкрепление - дивизию принца Евгения Вюртембергского. Добравшись до Молоховских ворот, солдаты принца провели штыковую атаку и отбросили французскую пехоту. В других местах неприятель тоже не смог проникнуть в город.

Видя тщетность атак, Наполеон приказал начать массированный обстрел из сотни орудий, чтобы пробить бреши крепостных стенах. Но французские ядра не смогли разрушить древние укрепления. Тогда огонь перенесли на город. «Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые зори, треск разрывающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная пальба, стук барабанов, вопль, стоны старцев, жен и детей, весь народ, упадающий на колени с возведенными к небу руками, - вот что представлялось нашим глазам, что поражало слух и что раздирало сердце». - Описывал этот день очевидец Иван Маслов.

Бой закончился с наступлением ночи, но «вместо того, чтобы хоть немного успокоить нервы от всех пережитых сцен, она только усилила весь ужас дня, и вид горящего города, от которого скоро останутся только груды пепла, был благодаря темноте ночи еще ужаснее…» - Вспоминал барон Денье. Вдруг раздались сильнейшие взрывы, каких еще не слышал Смоленск, - это русские войска уничтожали пороховые склады.

Ночью на военном совете большинство русских генералов выступали за новое сражение, но Барклай-де-Толли приказал покинуть город и продолжить отступление на восток. 76 тысяч солдат армии Барклая не могли противостоять 180 тысячам наполеоновского войска. Главнокомандующий снова хотел с помощью отступления спасти армию. «Дальнейшее однако ж удерживание Смоленска не могло иметь пользы, и напротив того могло бы навлечь за собою напрасное жертвование храбрых солдат; почему решился я после удачного отражения приступа неприятельского, ночью с 5 на 6 число оставить город Смоленск». - Писал Барклай в донесении императору.

Однако солдаты повиновались министру совсем не охотно. Днем они так жаждали боя, что командиры отгоняли их шпагами от неприятеля. Иван Петрович Липранди вспоминал, как солдаты Уфимского полка, защищавшие  Малаховские ворота, беспрестанно кричали «Ура», а генерал-майор Цыбульский был «не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов с французами, занимающими против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки». Тем не менее, ночью корпус Дохтурова, уничтожив за собой мост, перешел на правый берег Днепра. Вместе с воинами город покинуло и население.




Глядя на горящий Смоленск, Наполеон восклицал: «Это извержение Везувия! Не правда ли, красивое зрелище, господин обер-шталмейстер?» «Ужасное, государь». - Отвечал Коленкур. «Ба! - Воодушевлял император. - Вспомните, господа, изречение одного из римских императоров: труп врага всегда хорошо пахнет. Не пройдет и месяца, как мы будем в Москве; через шесть недель мы будем иметь мир».

В Смоленском сражении французы потеряли около 15 тысяч человек, русские - 10 тысяч.