Дамаск. Два часа ночи, «час волка». Где-то на окраинах города бьют тяжелые орудия. Гул от выстрелов разносится по столице. Звуков разрывов не слышно - цели артиллерии в паре десятков километрах от столицы. Кто стреляет и куда, понять практически невозможно. Зажатый тисками международных упреков и требований Асад лишен возможности открыто противостоять «вооруженной оппозиции». По крайней мере, на подступах к своей столице. Поэтому на утро никто ни перед кем не будет объясняться за ночную канонаду. Затянувшийся уже на 15 месяцев конфликт власти комментируют подчеркнуто сдержанно: «Террористическое подполье практически сломлено, очаги сопротивления локализованы, ситуация в стране стабильная, езжайте куда хотите, сами посмотрите». Только куда хочешь, поехать не получается. Водители, покидая пределы мегаполиса, не гнушаются сделать крюк километров в 30-40, чтобы проехать по «безопасной дороге». Над прилегающим к Дамаску городом Дума в знойном воздухе вьются черные столбы дыма. Идея посетить такие районы, как Ранкус или Тель таксистами и вовсе воспринимается, как самоубийственная. В любом случае, подобная попытка упрется в неминуемый блокпост, которых на трассах Сирии в последнее время стало на порядок больше.
Другое дело - Хомс. Третий по величине город, постоянно в прицеле мирового внимания. Бои здесь не прекращаются с конца прошлого года, и эта точка на карте страны - модель Сирии и макет невеселого будущего. Центр страны, разнообразие социальных прослоек, кварталы высоток и частные сектора - некогда небольшие деревни с различными конфессиональными пристрастиями, объединенные в одну агломерацию. Именно здесь занялся пожар, разбрасывающий всполохи фанатичной межрелигиозной ненависти.
ВЗРЫВНАЯ ПАНОРАМА
Хомс. 10 утра. С крыши гостиницы «Сафир» открывается панорама на весь город. Уже который месяц здесь никто не прикрывается покровом ночи - отдельные районы во всю «утюжатся» артиллерией. Засевших и укрепившихся в жилых кварталах боевиков иначе не выкурить. Со времени многообещающего старта плана Кофи Аннана правительственные войска потеряли более 500 человек убитыми. И с «вооруженной оппозицией» тут предпочитают не церемониться. Вот справа, за многоэтажкой, один за другим вырастают несколько темно-сизых грибов, с запозданием в секунду ветер доносит звуки мощных разрывов. За спиной, в паре кварталов стрекочет пулемет, где-то поближе неприятно щелкают одиночные выстрелы. Гулко ухает слева, и в небо поднимается густой черный дым. Наконец, чуть ли не над ухом рявкает пушка, укрытая в каком-то дворике. В раскаленном от свинца и палящего солнца небе уже час жужжит незримый беспилотник, под ногами звенят упавшие на излете пули калибра 5,45. А по примыкающей к отелю улице как ни в чем не бывало, ездят такси, веселые дети семенят с экзаменов, не обращая внимания на «музыку войны».
Такая же идиллическая картина в фойе единственной работающей гостиницы Хомса. Под кондиционерами с серьезным видом прохаживаются наблюдатели ООН, отказавшиеся ездить в «горячие» районы, пьют кофе генералы и медики Красного полумесяца. В ресторане идет важное и немного бессмысленное совещание с участием мэра, военных и гражданских переговорщиков и представителей комиссии по освобождению удерживаемых на территории боевиков мирных граждан.
По нашим данным сейчас на контролируемой ими территории находятся до двух тысяч гражданских, - рассказывает нам член этой комиссии, старейшина Хомса шейх Хабиб аль Фанди. - Бандиты отказываются их отдавать. Они говорят, что если отпустят своих заложников, то армия сотрет их в пыль.
Они это при личной встрече говорят?
Да, для переговоров выбирается нейтральная территория, правительство гарантирует безопасность парламентерам. И на таких встречах мы пытаемся договориться. Варианты, которые предлагают боевики нам не подходят, потому что с потоком беженцев, могут скрыться и преступники. Мы в свою очередь предлагаем организовать шесть коридоров безопасности для мирных жителей. А также даем гарантии, что ко всем, кто сложит оружие, будет применена многоступенчатая амнистия. Сдавшиеся получат намного меньше того, что заслуживают. Компромисс пока не найден, но Красный крест уже согласился в случае необходимости отправиться в зоны боев для вывоза гражданских.
А сколько всего в Хомсе боевиков на сегодня?
От 10 до 15 тысяч...
ЭКСКУРСИЯ ПО МЕРТВОМУ ГОРОДУ
Это поразительно, но три месяца назад в Хомсе нам называли такую же цифру. Только тогда вся эта орава сидела в одном районе Баб Амру. В марте район освободили и. теперь полторы дивизии «оппозиционеров» укрепились в районах Хальдия и Хамидия, жители которых издавна слывут приверженцами бескомпромиссного ислама. Впрочем, покуролесить они успели не только там.
Бойцы правительственной армии, где перебежками, а где приставными шагами проводят «обзорную экскурсию» по району Баб ас-Сбаа в квартале от передовой. Вывернутые наизнанку жилые дома, ощетинившиеся изогнутой арматурой, изуродованные разрывами гранат и автоматными очередями машины. Каждое окно превращено в бойницу, каждый подъезд дышит пороховой гарью и смертью, каждый перекресток простреливается насквозь. Но «экскурсоводы» не унывают, говорят, раз из Баб Амру бандитов выбили, то здесь и подавно зачистят. Рано или поздно.
Крадемся по кучам мусора и штукатурки вниз, к условной линии фронта. Под ногами - вещи, выброшенные из квартир: дорогие люстры с хрустальными висюльками, телевизоры, настенные часы, одежда, всевозможная бытовая техника - битая и раздавленная. Зачем? Кажется, что повстанцы, которые прошли огненной метлой по этим улицам, пытались уничтожить все приметы современной жизни. В одном из переулков тротуары уставлены цветами в горшках. Провожатый объясняет, мол, это военные вынесли цветы из брошенных домов - так их легче поливать. Действительно, земля в горшках влажная, растения бодрые и зеленые, но смотрится эта оранжерея дико. Сворачиваем в очередной «кривоколенный» переулок и натыкаемся на отечественную бронетехнику - БМП и танк Т-72 стоят в лужах масла. Здесь их прячут, обслуживают, заряжают. На ствол «бэмпэшки» чья-то заботливая рука надела черный мужской носок - чтобы не попали песок и штукатурки. Мы снимаем технику, но солдаты недовольны фотосессией, пока проводник не объясняет им:
Это журналисты из России, и танки российские. Им можно их снимать, а вот другим - нельзя!
К ХРАМУ - СКВОЗЬ СТЕНЫ
Солдаты хохочут, и кто-то, нырнув на секунду в пролом в стене, вдруг выносит из темноты запотевшую бутыль с водой и стопку одноразовых стаканчиков. Мы, смакуя, пьем это царское угощение, и совещаемся. В каком-то довоенном путеводителе мы прочли, что Хомс для христиан - второй Иерусалим. Здесь, например, хранится часть пояса Богородицы. Его нашли в середине прошлого века в каменном полированном кубе, под алтарем одного из храмов. Здесь же издавна селились христиане, жили огромными общинами вокруг своих святынь. Спрашиваем солдат:
- Храмы уцелели? Можно пройти, посмотреть?
Нам объясняют - храмы остались. По мирным меркам - совсем рядом с нами храм Святого Антония. Но, напрямую не пройти - везде по нашему маршруту сидят снайперы и для порядка лупят вдоль израненных улиц. Им отвечают армейцы. Иногда скупо, иногда от души - дав очередь из пулемета или кинув гранату из подствольника. Кто-то из бойцов вызывается провести нас к цели через «хомсовское метро». Заходим в какую-то квартиру с сорванной входной дверью, и через проломленную стену в ванной комнате оказываемся в здании на соседней улице. Короткая перебежка, очередной пролом в стене, кухня с раковиной заваленной окровавленными бинтами…Детские игрушки пищат под ногами… Успеваем заметить, что в квартирах на стенах висят иконы. Или валяются под ногами. В куче горелой дряни мы подбираем плакетку с бронзовым ликом Христа. От жара огня ее перекосило, кажется, что Иисус еще больше склонил голову в своей безмерной скорби за человеческие грехи. Такой дороги к храму в нашей жизни еще не было. Дорога безлюдна. Христианские кварталы пусты - по данным греко-католиков, из Хомса в Ливан бежало 138 тысяч наших единоверцев. А сколько бежало прихожан Сирийской православной церкви? Называют цифры от 50 до 70 тысяч. Но точного учета никто не ведет. И лозунг боевиков - «Христиан - в Бейрут!» отнюдь не пустое бахвальство. Они его фактически реализовали. Их научили опытные товарищи, оставившие на стене возле храма Святого Антония автограф на албанском языке: «KOSOVE». Международные организации привычно не обратили на религиозные зачистки христиан никакого внимания. Главное - демократия, а христианам, по их вере, заповедовано страдать. И нет конца этой библейской истории.
При храме Святого Антония оказалось монастырское подворье, школа воскресная и пансионат для детей. Люди ушли отсюда ранней весной - между камней уже пробилась буйная трава. На брусчатке - следы от минометных мин. Все стены школы в тысячах осколочных оспин, и между ними, в окне, стоит совершенно невредимая икона. Верх оклада усыпан стеклом и пылью от штукатурки - икона не шелохнулась во время взрыва, выбившего окна. Икона закрыла собой класс с маленькими партами.
Мы бродим по монастырю, пока в одной из келий не натыкаемся на жуткую картину. В комнатке, судя по старинным фотографиям и вязанию, жила немолодая женщина. Над кроватью висят несколько выцветших литографированных икон, а над ними - след от автоматной очереди. Вторая очередь прошла ниже. Матрас и одеяло слиплись от крови. Кровь спеклась и потрескалась на жаре, как старая краска.
Внизу, во дворе, слышны голоса. Это последние жители христианского квартала пришли к паломникам. Абу Акан, пожилой мужчина, прихожанин храма, говорит с трудом. Весной его ранило - посекло осколками и контузило:
- В апреле боевики украли сына. Вернули через месяц, хорошо, что без выкупа. Так вернули, бесплатно. Правда, запытали всего… Я его сразу в больницу повез, и машину из гранатомета обстреляли. Вместе в больницу и попали.
Спрашиваем:
- Пытали за то, что христианин?
Абу Акан, глядя в сторону, говорит дипломатично:
- От них всем доставалось… Всем, кто не с ними.
Мирта, ставшая хранительницей храма, отпирает нам двери. Через проломленную крышу столбом падает свет. Снаряд или мина, судя по пролому в двухскатной крыше, прилетел от боевиков, с их стороны. Но, большинство осколков ушло вверх. И храм, в целом, почти не пострадал. Мирта обходит раненые иконы, касается их рукой и разговаривает с ними. Солдаты, веселой гурьбой ввалившиеся в храм, изумленно замолкают. Мирта ни на секунду не оставляла свой храм. Она рассказывает нам, как прятала старинные образа, как одна разобрала и схоронила в подвале старинный византийский иконостас. Мы спрашиваем ее:
- Почему вы не убежали? Почему не ушли вместе со священниками, сестрами монахинями?
Я не смогла, - говорит нам Мирта, - это смысл моей жизни. Я не смогла отречься от самой себя.
ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ
Пережив все ужасы бандитского нашествия, женщина все равно не считает, что в действиях боевиков была религиозная подоплека. А вот представительницы русскоязычной общины города в разговоре с нами совсем не политкорректны.
У Натальи Дарбули и Инны Хасан в Хомсе свой небольшой салон красоты. На первом этаже работает Инна, приехавшая сюда в 1994 году из Одессы с сирийским мужем. Она делает прически местным модницам. На втором - Наташа из Одессы, перебравшаяся на ближний восток с супругом-алавитом в 1996, колдует над педикюром клиентки.
У нас армия и полиция очень сильные, - заверяет Наташа. - мы понимаем, что они нас защищают. - И вранье, что началось тут все с мирных демонстраций. Мирными они не были изначально. Их первыми лозунгами были «Христиане - в Бейрут! Алавиты - в гроб!» Мой муж, алавит, как и вся его семья... А ведь в Хомсе 50 процентов жителей определенного вероисповедания поддерживают мятежников. Поначалу мы думали, то все это ненадолго, была надежда. Теперь ее нет, появилась какая-то усталость. Пусть их уже бомбят, пусть сносят районы с лица земли, лишь бы навести порядок. Каждый мужчина в этом районе готов взять оружие и пойти воевать с бандитами. Только дайте оружие.
Там не с кем договариваться, - поддерживает подругу Инна. - И с самого начала не было. У них одна цель - просто убрать режим, одного человека. А то, что будет дальше со страной, их не интересует. Им наплевать на людей там не с кем разговаривать! (где в километре раздается громкий взрыв) Вот видите, ребята работают! Тут надо конкретно решать вопрос. Пока будут продолжаться поставки оружия, боевиков... Да что там, вон, в том доме к девочке нашей, тоже русская, сосед с автоматом пришел. Столько лет жили бок о бок, а теперь он ей говорит: «Убирайся!»
Только от своих мы услышали то, о чем не принято говорить среди сирийцев. В беседах с журналистами они упорно упрощают проблему до происков Запада, Аль-Каиды и «мирового сионизма». Наверняка, конечно, не без этого. Однако есть аксиома повстанческой и партизанской войны, которую мы в свое время в полной мере прочувствовали на примере Кавказа. Без поддержки определенной части населения террористическое подполье не может существовать. И часть эта - салафиты, которых еще на рубеже 19 и 20 веков британцы «завезли» в Сирию, чтобы нагадить французам. Именно с исламскими радикалами в 1972 году без оглядки на мировое сообщество, отец нынешнего президента расправился жестко, едва они решили заявить о своих притязаниях на власть. Жестко настолько, что они притихли почти на 40 лет. Однако под воздействием пьянящей эйфории «арабской весны» салафиты упустили момента взять реванш. По сути, Хомс сегодня - последний рубеж обороны Асада. Если он падет, при помощи Запада или без нее - не важно, трагедия этого города повторится с точностью, но в масштабах всего государства. С неизбежной резней религиозных меньшинств, исходом уцелевших и перманентным хаосом, выплескивающимся на сопредельные территории.
Христианский исход из города-мученника 21 Июня 2012 10:21Спецкоры «Комсомолки» передают из сирийского Хомса, в котором уже полгода не прекращаются бои Подробнее » Позже повешу ссылку на фото галерею
Посмотреть фотогаллерею из Хомса можно тут:
http://alexkots.livejournal.com/79239.htmlПочитать о сирийском православном исламе в интерпретации верховного муфтия можно тут:
http://alexkots.livejournal.com/78189.html