Про мудозвонов.
Давным-давно в далекой галактике, когда евро стоил вменяемых денег, а Австрия пускала к себе всех подряд, даже диких русских, не зная отмазки в виде ковида - короче, вот 7 октября 2013 года Элис, будучи в Вене, решил исполнить будущую мечту любого цивилизованного украинца - выпить кофе по-венски и сходить в легендарную венскую оперу.
С первым проблем не было никаких.
Со вторым, в принципе, тоже.
Вроде бы элитарное место, наподобие нашего Большого театра или концерт Стаса Михайлова, но, придя в кассу наобум, Элис увидел, что через полчаса начинается какое-то представление, на которое уже слетелись, как мухи на говно, дамы в мехах и брильянтах и кавалеры с дамами в мехах и брильянтах, и при этом сакраментальной фразы "Местов нет!", пускай даже на языке Раммштайна, не было.
Каждый мех и тем более каждый бриллиант в отдельности стоил больше, чем Элис, если даже его распродавать на органы в розницу, соответственно и билеты в этом театре выдавались в обмен на сумму, от количества нулей в которой рябило в глазах.
Элис был не в мехах и тем более не в брильянтах, наоборот - он был в косухе и с цепью на джинсах. И еще в кроссовках. Черно-синих, если это важно.
Элис не знал, что обозначает нагромождение букв на афише, но он понял, что за смешные 8 евро можно купить смешной билет - стоячее место на самой верхней самой боковой ложе.
Ложа предполагала 2 ряда - первый с типа более удобным видом, и второй - чуть повыше и отделенный от первого поручнем.
На этих поручнях, как срущие на машины голуби, и уселись Элис и некий студент-автостопщик из Австралии. Видно с такого насеста было даже лучше, чем с просто первого ряда - и сцену, и оркестровую яму, и зрительный зал с макушками мехов и брильянтов.
Зрительный зал был не особо интересен - прицельно плюнуть на отдельно взятую лысину было проблематично, так как и далеко и высоко, и банально не отследить траекторию снаряда.
Оркестровая яма завлекала виртуозом, время от времени делающим звонкий "дзынь" гаррипоттеровской палочкой в металлический треугольничек а-ты "масонское око". При всей величине зала и громкости жужжания всяких остальных виолончелей и вувузел каждый "дзынь" этого комара был удивительно хорошо слышен. И это не могло не привлекать к себе внимания.
Но самый смак конечно был на сцене.
Как оказалось, немецкие руны вещали, что сегодня будут давать балет на какую-то сопливо-любовно-трагическую тему. Правда, Элис не уверен, бывают ли другие классические балеты, детективные например или фэнтезийные.
Неладное Элис заподозрил, когда на сцене появился главный герой. Скорее всего, он был таковым, потому что появлялся чаще всех остальных и был одет наряднее всех остальных - в ярко-белые лосины: ляжки в облипочку и рельефные накачанные яйца наружу. Честно говоря, неглавные герои были одеты так же, только в уныло-телесный цвет, а потому не так нарядны.
Первое время главный герой, насколько понял происходившую вакханалию Элис, старательно мечтал о любви: он бегал по сцене влево-вправо, крутился на месте и прыгал вверх-вниз, колыхая рельефными накачанными яйцами наружу. Он страдал. Однообразно, утомительно и занудно, но в целом его жажду чистой и светлой любви Элис уловил.
Затем главный герой нашел свою любовь. Это было явно видно по тому, как он танцевал: бегал по сцене влево-вправо, крутил фуэте и прыгал на месте, тряся накачанными рельефными яйцами наружу. То есть делал все то же самое, что и в начале. Он страдал от переизбытка чувств. Элис начал понимать всю глубину глубин балета.
Любое счастье длится недолго, тем более то, которое ограничено временнЫми рамками балета, поэтому сразу после антракта любовь всей жизни главного героя то ли убили, то ли похитили, то ли она сама ушла от него - таких тонкостей Элис не понял, потому что любовь главного героя вела себя точно так же, как и он сам - бегала, прыгала и вращалась абсолютно одинаково что в начале, что в середине балета.
Главный герой в свою очередь начал рвать на себе волосы, грызть локти и хвататься за голову - он бегал по сцене влево-вправо, крутился на месте и прыгал вверх-вниз. И даже накачанные рельефные яйца наружу колыхались горестно. Он страдал. Хорошо так страдал, старательно и прилежно. Сердце Элиса раздирала дикая боль - похлеще той, которая была у него при инфаркте.
В заключение главный герой и его любовь вновь воссоединились, по крайней мере, главный герой вел себя как вновь обретший свое счастье человек - он бегал по сцене влево-вправо, крутился на месте и прыгал вверх вниз, вибрируя накачанными рельефными яйцами наружу, звеневшими в такт металлическому треугольничку в углу оркестровой ямы. Он не страдал, он ликовал. Вместе с ним преисполнился жизнерадостного восторга и пустивший слезу Элис - вся история была для него раскрытой книгой, понятной от первой буквы до последней точки.
Он понимал каждый нюанс каждого шага, притом что все шаги были одинаковыми, как на параде северокорейской армии.
Он понимал каждый виток каждого фуэте, притом что все витки были одинаковыми, как туалетные луки инстаняшек и запрещенных в США тик-токерш.
Он понимал каждый прыжок вверх-вниз, притом что все они были одинаковыми, как песни современных российских рэперов.
И отдельно он понимал каждое колебание накачанных рельефных яиц наружу - ими главный герой выражал эмоции особенно ярко. Если от треугольничка один глаз Элиса время от времени отрывался, то второй глаз просто-напросто прилип к этим накачанным рельефным яйцам наружу. Это главное, что есть в балете, в этом Элис отныне и навсегда уверен на все сто процентов. Поэтому на балет он больше ни ногой.
С первым проблем не было никаких.
Со вторым, в принципе, тоже.
Вроде бы элитарное место, наподобие нашего Большого театра или концерт Стаса Михайлова, но, придя в кассу наобум, Элис увидел, что через полчаса начинается какое-то представление, на которое уже слетелись, как мухи на говно, дамы в мехах и брильянтах и кавалеры с дамами в мехах и брильянтах, и при этом сакраментальной фразы "Местов нет!", пускай даже на языке Раммштайна, не было.
Каждый мех и тем более каждый бриллиант в отдельности стоил больше, чем Элис, если даже его распродавать на органы в розницу, соответственно и билеты в этом театре выдавались в обмен на сумму, от количества нулей в которой рябило в глазах.
Элис был не в мехах и тем более не в брильянтах, наоборот - он был в косухе и с цепью на джинсах. И еще в кроссовках. Черно-синих, если это важно.
Элис не знал, что обозначает нагромождение букв на афише, но он понял, что за смешные 8 евро можно купить смешной билет - стоячее место на самой верхней самой боковой ложе.
Ложа предполагала 2 ряда - первый с типа более удобным видом, и второй - чуть повыше и отделенный от первого поручнем.
На этих поручнях, как срущие на машины голуби, и уселись Элис и некий студент-автостопщик из Австралии. Видно с такого насеста было даже лучше, чем с просто первого ряда - и сцену, и оркестровую яму, и зрительный зал с макушками мехов и брильянтов.
Зрительный зал был не особо интересен - прицельно плюнуть на отдельно взятую лысину было проблематично, так как и далеко и высоко, и банально не отследить траекторию снаряда.
Оркестровая яма завлекала виртуозом, время от времени делающим звонкий "дзынь" гаррипоттеровской палочкой в металлический треугольничек а-ты "масонское око". При всей величине зала и громкости жужжания всяких остальных виолончелей и вувузел каждый "дзынь" этого комара был удивительно хорошо слышен. И это не могло не привлекать к себе внимания.
Но самый смак конечно был на сцене.
Как оказалось, немецкие руны вещали, что сегодня будут давать балет на какую-то сопливо-любовно-трагическую тему. Правда, Элис не уверен, бывают ли другие классические балеты, детективные например или фэнтезийные.
Неладное Элис заподозрил, когда на сцене появился главный герой. Скорее всего, он был таковым, потому что появлялся чаще всех остальных и был одет наряднее всех остальных - в ярко-белые лосины: ляжки в облипочку и рельефные накачанные яйца наружу. Честно говоря, неглавные герои были одеты так же, только в уныло-телесный цвет, а потому не так нарядны.
Первое время главный герой, насколько понял происходившую вакханалию Элис, старательно мечтал о любви: он бегал по сцене влево-вправо, крутился на месте и прыгал вверх-вниз, колыхая рельефными накачанными яйцами наружу. Он страдал. Однообразно, утомительно и занудно, но в целом его жажду чистой и светлой любви Элис уловил.
Затем главный герой нашел свою любовь. Это было явно видно по тому, как он танцевал: бегал по сцене влево-вправо, крутил фуэте и прыгал на месте, тряся накачанными рельефными яйцами наружу. То есть делал все то же самое, что и в начале. Он страдал от переизбытка чувств. Элис начал понимать всю глубину глубин балета.
Любое счастье длится недолго, тем более то, которое ограничено временнЫми рамками балета, поэтому сразу после антракта любовь всей жизни главного героя то ли убили, то ли похитили, то ли она сама ушла от него - таких тонкостей Элис не понял, потому что любовь главного героя вела себя точно так же, как и он сам - бегала, прыгала и вращалась абсолютно одинаково что в начале, что в середине балета.
Главный герой в свою очередь начал рвать на себе волосы, грызть локти и хвататься за голову - он бегал по сцене влево-вправо, крутился на месте и прыгал вверх-вниз. И даже накачанные рельефные яйца наружу колыхались горестно. Он страдал. Хорошо так страдал, старательно и прилежно. Сердце Элиса раздирала дикая боль - похлеще той, которая была у него при инфаркте.
В заключение главный герой и его любовь вновь воссоединились, по крайней мере, главный герой вел себя как вновь обретший свое счастье человек - он бегал по сцене влево-вправо, крутился на месте и прыгал вверх вниз, вибрируя накачанными рельефными яйцами наружу, звеневшими в такт металлическому треугольничку в углу оркестровой ямы. Он не страдал, он ликовал. Вместе с ним преисполнился жизнерадостного восторга и пустивший слезу Элис - вся история была для него раскрытой книгой, понятной от первой буквы до последней точки.
Он понимал каждый нюанс каждого шага, притом что все шаги были одинаковыми, как на параде северокорейской армии.
Он понимал каждый виток каждого фуэте, притом что все витки были одинаковыми, как туалетные луки инстаняшек и запрещенных в США тик-токерш.
Он понимал каждый прыжок вверх-вниз, притом что все они были одинаковыми, как песни современных российских рэперов.
И отдельно он понимал каждое колебание накачанных рельефных яиц наружу - ими главный герой выражал эмоции особенно ярко. Если от треугольничка один глаз Элиса время от времени отрывался, то второй глаз просто-напросто прилип к этим накачанным рельефным яйцам наружу. Это главное, что есть в балете, в этом Элис отныне и навсегда уверен на все сто процентов. Поэтому на балет он больше ни ногой.