May 24, 2010 09:52
Прилетая в Нью-Йорк, я, естественно, каждый раз звонил Иосифу. - Привет, старик! - раздавался в трубке его неповторимый голос. - Немедленно бери такси и хиляй сюда. Дорогу помнишь?
Как забыть мне набитую книгами и окурками, но все равно такую уютную квартирку Иосифа, где под ногами у гостей мельтешил кот Бемоль? Как забыть мне неповторимое "Мяу", которым встречал избранных гостей сам Иосиф? Как забыть поясной портрет Анны Андреевны, строго взиравшей на наши с Иосифом дурачества неповторимым ахматовским взглядом? Как забыть неподражаемые пируэты Миши Барышникова и Рудика Нуриева, которые они ухитрялись проделывать в тесном холле иосифовой квартиры? А ножик Сережи Довлатова? А ножку Саши Кушнера?
По утрам за чашкой крепчайшего турецкого кофе я частенько спрашивал Иосифа:
- Старик, почему ты не приедешь в Россию?"
- Ну, старик, - своим неповторимым голосом хмыкал Иосиф, - на Васильевский остров я приду только умирать... А если серьезно - не хочу возвращаться на Родину праздным туристом. Что было, то прошло.
Многие сейчас говорят о пресловутой холодности и надменности Иосифа. Ну, не знаю, не знаю... Помню, как он носился по университетскому кампусу, устраивая мой первый вечер стихов, а потом своим неповторимым голосом вел этот вечер.
Помню и неповторимое двустишие, которое он мне посвятил:
Приезжай, старик мой, Алик
Манов, выпить со мной шкалик.
А как забыть его прекрасное определение красивой женщины: лодыжка к лодыжке и чтоб без одышки?
Ах, Иосиф, Иосиф, встретимся ли мы еще на перекрестках судьбы?
Коноша. 24 мая 2010. У нашего неповторимого клена.