Повесть (продолжение)
9
- Успокойся… - произнес Константин Станиславович, выруливая на Третье кольцо. - Медленно сосчитай до десяти и успокойся… Если ты появишься перед Чернышевым в таком состоянии, он нас вышибет… Он ненавидит эмоции…
- Какие эмоции?.. - я попытался воспользоваться его советом.
Выходило откровенно плохо…
- Абсолютно все, - мрачно сказал Константин Станиславович, паркуясь у стены уже известного мне института. - Возьми ее, - он указал глазами на Юльку. - Иначе мне сложно будет открывать двери…
- А они открываются по пропуску?.. - помимо страха я начал чувствовать истерическое возбуждение.
Руки у меня дрожали настолько, что у Юльки дергалась голова…
- Естественно… - Константин Станиславович поставил машину на сигнализацию. - Как в любом «почтовом ящике»… - он вдруг, больно сдавив мне плечо, зашептал. - Не бойся, что бы ты здесь не увидел… На самом деле, здесь нет ничего страшного…
- А почему я должен… - начал я, но он оборвал диалог, открывая неприметную дверь сбоку от центрального входа.
Простым ключом.
Дверей было еще три, и к каждой из них Константин Станиславович прикладывал безликий пластмассовый прямоугольник.
Однажды нам встретилась женщина средних лет в джинсах и футболке, и он сухо с ней поздоровался.
Женщина скользнула по нам равнодушным взглядом и снова продолжила свой путь.
«Интересно, а чего мне следовало бояться?» - подумал я, немного приходя в себя, и в этот момент мы остановились перед металлической решеткой.
К ней Константин Станиславович ничего не прикладывал. Решетка помедлила некоторое время и лениво поползла в сторону.
- А почему он ненавидит эмоции?.. - счел нужным громким шепотом переспросить я.
- Заткнись, - Константин Станиславович забрал у меня Юльку. - Теперь ты будешь ждать меня здесь…
- Где здесь?.. - я в недоумении осмотрел глухой бункер примерно пять на пять метров, отрезанный от коридора уже вставшей на места решеткой.
Единственная лампочка высоко под потолком вспыхивала и снова гасла, словно собиралась вот-вот отдать концы.
И тогда будет кромешный мрак…
От этой мысли меня передернуло.
- Вот здесь… - раздраженно сказал Константин Станиславович, подходя к стене, которая казалась мне абсолютно непроницаемой.
- Но здесь же ничего нет!.. - меня совершенно не радовала перспектива ожидать его в столь неприглядном месте.
- Заткнись… - он нашарил в стене какой-то рычажок и потянул за него. - Ты просто не видишь…
- Чего я не вижу?.. - спросил я внезапно севшим голосом, наблюдая, как он боком протискивается во внезапно образовавшийся проем, из которого падает свет, незначительно более яркий, чем в бункере.
Проем сразу же сомкнулся, оставив щель в несколько миллиметров толщиной.
Я, затаив дыхание, прижался ухом к этой щели.
- Сегодня не пятница, - человек говорил со странными интонациями, словно у него были повреждены голосовые связки: я видел подобное в каком-то фильме. - Ты путаешься, Костя… И что за ребенок?.. Твой?..
- У меня больше нет детей, и ты это знаешь…
В голосе Никольского чувствовалось страдание.
Я стиснул зубы, садясь перед щелью на пол… Вот урод…
Голоса вдруг стихли, как по взмаху волшебной палочки… Начало клонить в сон.
Лампочка конвульсивно задергалась.
Я попытался сосредоточиться, глядя на нее.
- Какого хрена ты потащил его с собой? - слова вновь послышались, но как через ватное одеяло. - Четверка?.. А ты уверен?.. А статус?..
- Не знаю, - довольно четко произнес Константин Станиславович. - У меня не было времени удостовериться…
- Ты начал халтурить, Костя…
Я понял, что в голосе его собеседника вызывает сильный диссонанс.
В нем отсутствовало выражение.
- У меня не было времени… - повторил Константин Станиславович. - Посмотришь? Топорная работа, гвозди микроскопом забивают, сволочи… Ну, и потом… Частная практика, так сказать… Посмотришь?..
- Четверка, говоришь?.. - повторил второй человек. - Статус, ну, твои предположения?..
- Неустойчивый… - я не понимал ни одного слова, но мне показалось, что Константин Станиславович произнес это с тайной надеждой.
- А девочка?.. Как я вижу навскидку, тут выше… Хотелось бы провести…
- Это же неформат… - теперь в голосе Константина Станиславовича мне послышался неподдельный ужас. - Мальчику будет восемнадцать в феврале…
Я испуганно подумал, что он не должен этого знать.
- Мальчик меня слабо интересует… У них сейчас подростковый период затягивается до двадцать пяти лет… Мы будем топтаться в рамках закона, а эксперимент стоять… И потом, мальчик… Гормональные всплески…
- Ты когда-нибудь видел девочек?.. - неуверенно поинтересовался Константин Станиславович.
- Вот, у нас есть замечательная возможность… Совершенно легальная… Ты вообще хотел бы вернуть ее родителям в адекватном состоянии?..
Мороз прошел у меня по коже.
Получается, я сам, своими руками…
В стене вновь образовался проем. Только на этот раз он сомкнулся полностью.
- Иди, Олег… - Константин Станиславович не смотрел мне в глаза. - Иди, я сам отвезу ее домой. Ты же помнишь дорогу?..
- А как же пропуск?.. - пробормотал я, поднимаясь с пола.
- Не нужно никакого пропуска… - он пригладил рукой волосы. - На самом деле достаточно…
- Я не уйду без нее, - сказал я.
- Олег… - Константин Станиславович поморщился. - Я не хочу этого также сильно, как и ты… Но ты оставил шанса… Понимаешь, Олег, не оставил… Я такой уровень просто не потяну…
- Я не уйду без нее, - повторил я.
Глаза вдруг начало щипать, и я сделал несколько судорожных вздохов.
Константин Станиславович покачал головой.
- Не вынуждай меня применять силу… Ты все равно уйдешь, но я хочу, чтобы ты сделал это добровольно… Мозг все же не резиновая груша, которую можно сжимать до одурения…
- Я не уйду!.. - заорал я, чувствуя, что слезы уже текут по щекам. - Не уйду!.. Это Вы втравили меня…
- Я тебя никуда не втравливал, - Константин Станиславович покосился на дергающуюся лампочку. - Тут можно находиться без ущерба для здоровья не дольше двадцати пяти минут. Пятнадцать прошло… Иди… Пожалуйста, иди… Видит Бог, я не хотел… Но ты слишком много треплешь языком… Да убирайся же отсюда!.. - он взял меня за плечи и развернул к решетке.
- Она закрыта!.. - вырвалось у меня.
- Ее нет… - ровным голосом сказал Константин Станиславович. - И тех дверей тоже… И женщины…
- А Вы, Вы есть?! - я вдруг осознал, что, всхлипывая, стою возле центрального входа в институт, и на меня с отвращением поглядывают две курящие неподалеку дамы в брючных костюмах.
Не глядя под ноги, я обошел институт сзади, и присел на груду строительного мусора. Собака, привязанная к бытовке, лениво тявкнула и тут же замолчала, покосившись на поднятый мною камень.
Наверное, прошла вечность, когда я осознал, что у меня за спиной кто-то стоит.
- Я посадил ее на такси, - сказал Константин Станиславович. - Запомни, если тебя будут спрашивать, ты ничего не знаешь… Ты просто гулял с ней в парке, потом отвел домой… Все. У них сейчас никого нет дома. Некому проверить…
- Откуда Вы узнали адрес?.. - я покопался в карманах в поисках бумажного носового платка, его, естественно, не обнаружилось…
- Алик, не смеши меня… - он прислонился к стене бытовки, не обращая на собаку ни малейшего внимания. - С ней будет все хорошо, - внимательно посмотрев на меня, добавил он. - Меня больше волнует твое состояние…
- Сначала Вы выносите мне мозг! - взорвался я. - Вы и Гапонов! А потом Вы, видите ли, озабочены, не сошел ли я еще с ума!..
Я махнул рукой, и собака тут же залаяла.
Константин Станиславович погладил ее.
- Гапонов не выносит тебе ничего. Он душевнобольной. Я же оказывал минимальное воздействие, да и то в силу обстоятельств… Ты чересчур любопытен.
- Что такое «четверка»? - зло спросил я.
Он пожал плечами.
- Это специальный термин, он ничего тебе не скажет… Да не волнуйся так… Все будет хорошо. Она просто иногда, - слышишь, иногда, - будет приходить в это здание. Это совершенно не опасно. Чернышев - суперпрофессионал. Это просто запрещено… - эти слова он произнес еле слышно.
- А потом от нее потребуют внушить кому-нибудь, что он должен взорвать торговый центр, - глухо сказал я.
Константин Станиславович вздохнул.
- Мы не в шпионском боевике, Олег… Все гораздо проще. И ужаснее… Например, можно узнать, чего человек боится до умопомрачения… И транслировать ему это непрерывно… Двадцать четыре часа в сутки… На второй день я констатировал остановку сердца.
Я вытер тыльной стороной ладони глаза.
- Вы так спокойно рассказываете мне об этом…
- А тебе все равно никто не поверит, Олег… - голос Константина Станиславовича был полон горечи. - Психиатрическая больница ласково распахнет тебе свои гостеприимные объятья… Хочешь, я расскажу, как дошел до такой жизни?.. - не дождавшись моего ответа, он продолжал. - Когда Саша умерла, отец Вениамин, - это мой приятель по семинарии, бывший приятель, - он помолчал, - поручил мне вести занятия для проблемных подростков… Ну, ты понимаешь, о чем я… Поначалу все шло вполне хорошо… Работа была непростая, иногда я приходил домой выжатым за целый день, как лимон… Но я верил, что несу заблудшим душам слово Божие, не буду утомлять тебя подробностями… Скажу только, что они были очень привязаны ко мне, вероятно, ты понимаешь, как могут привязаться дети в кризисной ситуации, которым больше некуда пойти… - я начал тщательно изучать обломки кирпичей, валяющиеся у нас под ногами. - А потом появилась Аня… И ей я начал уделять больше внимания, чем остальным…
- Она Вам нравилась? - поинтересовался я.
Константин Станиславович задумался.
- Наверное… Я плохо понимал, что это такое, жена была моей первой и единственной девушкой… Короче, мы начали подолгу беседовать… Она была очень интересным человеком, прекрасно рисовала…
- В ущерб остальным, - заключил я.
- Именно. В ущерб остальным… И однажды на выходе с занятий они ее окружили… - он скрестил пальцы в замок. - Я не знаю, так никогда не узнал, кто ударил первым… Они били ногами, сломали ей четыре ребра, перебили нос. Один из ударов пришелся в висок…
- Она умерла?.. - спросил я с интонациями Чернышева.
- Если бы… - Константин Станиславович вновь погладил собаку. - Она второй год в коме. На суде они не могли даже внятно объяснить, что произошло… Словно бес в них вселился… Эгрегор зла… С того момента я ни разу не был в церкви. Я выкинул все образа. Однажды я проснулся посреди ночи с мыслью, что я больше не хочу жить, потому что нет больше ничего, за что можно было держаться. Ты понимаешь?.. - я молча кивнул. - А потом появились они…
Он нашарил в кармане конфету и кинул собаке.
- Константин Станиславович… - я встал с мусора. - Скажите… Раз уж Вы мне столько рассказали… Кто такие жрецы?..
Он поправил воротник куртки.
- Об этом, Олег, я поведаю тебе в следующий раз… Мне уже пора ехать…
- Можно мне с Вами?.. - попросил я.
- Я еду на Войковскую… - мне показалось, что он был не рад, что разоткровенничался. - А тебе пора домой… Все будет хорошо, - повторил он.
- Я Вас больше никогда не увижу, - в отчаянии воскликнул я. - Так всегда бывает… Вы сейчас уедете, а потом окажется… А мне еще столько нужно у Вас спросить!..
- Только не комплексуй по поводу того, что большие дяди не хотят брать тебя в серьезную игру, - холодно произнес Константин Станиславович.
Он завел машину, и через некоторое время от нее осталась только светящаяся в сгущающихся сумерках точка, быстро перемещающаяся по бурлящей улице.
- Успокойся… - произнес Константин Станиславович, выруливая на Третье кольцо. - Медленно сосчитай до десяти и успокойся… Если ты появишься перед Чернышевым в таком состоянии, он нас вышибет… Он ненавидит эмоции…
- Какие эмоции?.. - я попытался воспользоваться его советом.
Выходило откровенно плохо…
- Абсолютно все, - мрачно сказал Константин Станиславович, паркуясь у стены уже известного мне института. - Возьми ее, - он указал глазами на Юльку. - Иначе мне сложно будет открывать двери…
- А они открываются по пропуску?.. - помимо страха я начал чувствовать истерическое возбуждение.
Руки у меня дрожали настолько, что у Юльки дергалась голова…
- Естественно… - Константин Станиславович поставил машину на сигнализацию. - Как в любом «почтовом ящике»… - он вдруг, больно сдавив мне плечо, зашептал. - Не бойся, что бы ты здесь не увидел… На самом деле, здесь нет ничего страшного…
- А почему я должен… - начал я, но он оборвал диалог, открывая неприметную дверь сбоку от центрального входа.
Простым ключом.
Дверей было еще три, и к каждой из них Константин Станиславович прикладывал безликий пластмассовый прямоугольник.
Однажды нам встретилась женщина средних лет в джинсах и футболке, и он сухо с ней поздоровался.
Женщина скользнула по нам равнодушным взглядом и снова продолжила свой путь.
«Интересно, а чего мне следовало бояться?» - подумал я, немного приходя в себя, и в этот момент мы остановились перед металлической решеткой.
К ней Константин Станиславович ничего не прикладывал. Решетка помедлила некоторое время и лениво поползла в сторону.
- А почему он ненавидит эмоции?.. - счел нужным громким шепотом переспросить я.
- Заткнись, - Константин Станиславович забрал у меня Юльку. - Теперь ты будешь ждать меня здесь…
- Где здесь?.. - я в недоумении осмотрел глухой бункер примерно пять на пять метров, отрезанный от коридора уже вставшей на места решеткой.
Единственная лампочка высоко под потолком вспыхивала и снова гасла, словно собиралась вот-вот отдать концы.
И тогда будет кромешный мрак…
От этой мысли меня передернуло.
- Вот здесь… - раздраженно сказал Константин Станиславович, подходя к стене, которая казалась мне абсолютно непроницаемой.
- Но здесь же ничего нет!.. - меня совершенно не радовала перспектива ожидать его в столь неприглядном месте.
- Заткнись… - он нашарил в стене какой-то рычажок и потянул за него. - Ты просто не видишь…
- Чего я не вижу?.. - спросил я внезапно севшим голосом, наблюдая, как он боком протискивается во внезапно образовавшийся проем, из которого падает свет, незначительно более яркий, чем в бункере.
Проем сразу же сомкнулся, оставив щель в несколько миллиметров толщиной.
Я, затаив дыхание, прижался ухом к этой щели.
- Сегодня не пятница, - человек говорил со странными интонациями, словно у него были повреждены голосовые связки: я видел подобное в каком-то фильме. - Ты путаешься, Костя… И что за ребенок?.. Твой?..
- У меня больше нет детей, и ты это знаешь…
В голосе Никольского чувствовалось страдание.
Я стиснул зубы, садясь перед щелью на пол… Вот урод…
Голоса вдруг стихли, как по взмаху волшебной палочки… Начало клонить в сон.
Лампочка конвульсивно задергалась.
Я попытался сосредоточиться, глядя на нее.
- Какого хрена ты потащил его с собой? - слова вновь послышались, но как через ватное одеяло. - Четверка?.. А ты уверен?.. А статус?..
- Не знаю, - довольно четко произнес Константин Станиславович. - У меня не было времени удостовериться…
- Ты начал халтурить, Костя…
Я понял, что в голосе его собеседника вызывает сильный диссонанс.
В нем отсутствовало выражение.
- У меня не было времени… - повторил Константин Станиславович. - Посмотришь? Топорная работа, гвозди микроскопом забивают, сволочи… Ну, и потом… Частная практика, так сказать… Посмотришь?..
- Четверка, говоришь?.. - повторил второй человек. - Статус, ну, твои предположения?..
- Неустойчивый… - я не понимал ни одного слова, но мне показалось, что Константин Станиславович произнес это с тайной надеждой.
- А девочка?.. Как я вижу навскидку, тут выше… Хотелось бы провести…
- Это же неформат… - теперь в голосе Константина Станиславовича мне послышался неподдельный ужас. - Мальчику будет восемнадцать в феврале…
Я испуганно подумал, что он не должен этого знать.
- Мальчик меня слабо интересует… У них сейчас подростковый период затягивается до двадцать пяти лет… Мы будем топтаться в рамках закона, а эксперимент стоять… И потом, мальчик… Гормональные всплески…
- Ты когда-нибудь видел девочек?.. - неуверенно поинтересовался Константин Станиславович.
- Вот, у нас есть замечательная возможность… Совершенно легальная… Ты вообще хотел бы вернуть ее родителям в адекватном состоянии?..
Мороз прошел у меня по коже.
Получается, я сам, своими руками…
В стене вновь образовался проем. Только на этот раз он сомкнулся полностью.
- Иди, Олег… - Константин Станиславович не смотрел мне в глаза. - Иди, я сам отвезу ее домой. Ты же помнишь дорогу?..
- А как же пропуск?.. - пробормотал я, поднимаясь с пола.
- Не нужно никакого пропуска… - он пригладил рукой волосы. - На самом деле достаточно…
- Я не уйду без нее, - сказал я.
- Олег… - Константин Станиславович поморщился. - Я не хочу этого также сильно, как и ты… Но ты оставил шанса… Понимаешь, Олег, не оставил… Я такой уровень просто не потяну…
- Я не уйду без нее, - повторил я.
Глаза вдруг начало щипать, и я сделал несколько судорожных вздохов.
Константин Станиславович покачал головой.
- Не вынуждай меня применять силу… Ты все равно уйдешь, но я хочу, чтобы ты сделал это добровольно… Мозг все же не резиновая груша, которую можно сжимать до одурения…
- Я не уйду!.. - заорал я, чувствуя, что слезы уже текут по щекам. - Не уйду!.. Это Вы втравили меня…
- Я тебя никуда не втравливал, - Константин Станиславович покосился на дергающуюся лампочку. - Тут можно находиться без ущерба для здоровья не дольше двадцати пяти минут. Пятнадцать прошло… Иди… Пожалуйста, иди… Видит Бог, я не хотел… Но ты слишком много треплешь языком… Да убирайся же отсюда!.. - он взял меня за плечи и развернул к решетке.
- Она закрыта!.. - вырвалось у меня.
- Ее нет… - ровным голосом сказал Константин Станиславович. - И тех дверей тоже… И женщины…
- А Вы, Вы есть?! - я вдруг осознал, что, всхлипывая, стою возле центрального входа в институт, и на меня с отвращением поглядывают две курящие неподалеку дамы в брючных костюмах.
Не глядя под ноги, я обошел институт сзади, и присел на груду строительного мусора. Собака, привязанная к бытовке, лениво тявкнула и тут же замолчала, покосившись на поднятый мною камень.
Наверное, прошла вечность, когда я осознал, что у меня за спиной кто-то стоит.
- Я посадил ее на такси, - сказал Константин Станиславович. - Запомни, если тебя будут спрашивать, ты ничего не знаешь… Ты просто гулял с ней в парке, потом отвел домой… Все. У них сейчас никого нет дома. Некому проверить…
- Откуда Вы узнали адрес?.. - я покопался в карманах в поисках бумажного носового платка, его, естественно, не обнаружилось…
- Алик, не смеши меня… - он прислонился к стене бытовки, не обращая на собаку ни малейшего внимания. - С ней будет все хорошо, - внимательно посмотрев на меня, добавил он. - Меня больше волнует твое состояние…
- Сначала Вы выносите мне мозг! - взорвался я. - Вы и Гапонов! А потом Вы, видите ли, озабочены, не сошел ли я еще с ума!..
Я махнул рукой, и собака тут же залаяла.
Константин Станиславович погладил ее.
- Гапонов не выносит тебе ничего. Он душевнобольной. Я же оказывал минимальное воздействие, да и то в силу обстоятельств… Ты чересчур любопытен.
- Что такое «четверка»? - зло спросил я.
Он пожал плечами.
- Это специальный термин, он ничего тебе не скажет… Да не волнуйся так… Все будет хорошо. Она просто иногда, - слышишь, иногда, - будет приходить в это здание. Это совершенно не опасно. Чернышев - суперпрофессионал. Это просто запрещено… - эти слова он произнес еле слышно.
- А потом от нее потребуют внушить кому-нибудь, что он должен взорвать торговый центр, - глухо сказал я.
Константин Станиславович вздохнул.
- Мы не в шпионском боевике, Олег… Все гораздо проще. И ужаснее… Например, можно узнать, чего человек боится до умопомрачения… И транслировать ему это непрерывно… Двадцать четыре часа в сутки… На второй день я констатировал остановку сердца.
Я вытер тыльной стороной ладони глаза.
- Вы так спокойно рассказываете мне об этом…
- А тебе все равно никто не поверит, Олег… - голос Константина Станиславовича был полон горечи. - Психиатрическая больница ласково распахнет тебе свои гостеприимные объятья… Хочешь, я расскажу, как дошел до такой жизни?.. - не дождавшись моего ответа, он продолжал. - Когда Саша умерла, отец Вениамин, - это мой приятель по семинарии, бывший приятель, - он помолчал, - поручил мне вести занятия для проблемных подростков… Ну, ты понимаешь, о чем я… Поначалу все шло вполне хорошо… Работа была непростая, иногда я приходил домой выжатым за целый день, как лимон… Но я верил, что несу заблудшим душам слово Божие, не буду утомлять тебя подробностями… Скажу только, что они были очень привязаны ко мне, вероятно, ты понимаешь, как могут привязаться дети в кризисной ситуации, которым больше некуда пойти… - я начал тщательно изучать обломки кирпичей, валяющиеся у нас под ногами. - А потом появилась Аня… И ей я начал уделять больше внимания, чем остальным…
- Она Вам нравилась? - поинтересовался я.
Константин Станиславович задумался.
- Наверное… Я плохо понимал, что это такое, жена была моей первой и единственной девушкой… Короче, мы начали подолгу беседовать… Она была очень интересным человеком, прекрасно рисовала…
- В ущерб остальным, - заключил я.
- Именно. В ущерб остальным… И однажды на выходе с занятий они ее окружили… - он скрестил пальцы в замок. - Я не знаю, так никогда не узнал, кто ударил первым… Они били ногами, сломали ей четыре ребра, перебили нос. Один из ударов пришелся в висок…
- Она умерла?.. - спросил я с интонациями Чернышева.
- Если бы… - Константин Станиславович вновь погладил собаку. - Она второй год в коме. На суде они не могли даже внятно объяснить, что произошло… Словно бес в них вселился… Эгрегор зла… С того момента я ни разу не был в церкви. Я выкинул все образа. Однажды я проснулся посреди ночи с мыслью, что я больше не хочу жить, потому что нет больше ничего, за что можно было держаться. Ты понимаешь?.. - я молча кивнул. - А потом появились они…
Он нашарил в кармане конфету и кинул собаке.
- Константин Станиславович… - я встал с мусора. - Скажите… Раз уж Вы мне столько рассказали… Кто такие жрецы?..
Он поправил воротник куртки.
- Об этом, Олег, я поведаю тебе в следующий раз… Мне уже пора ехать…
- Можно мне с Вами?.. - попросил я.
- Я еду на Войковскую… - мне показалось, что он был не рад, что разоткровенничался. - А тебе пора домой… Все будет хорошо, - повторил он.
- Я Вас больше никогда не увижу, - в отчаянии воскликнул я. - Так всегда бывает… Вы сейчас уедете, а потом окажется… А мне еще столько нужно у Вас спросить!..
- Только не комплексуй по поводу того, что большие дяди не хотят брать тебя в серьезную игру, - холодно произнес Константин Станиславович.
Он завел машину, и через некоторое время от нее осталась только светящаяся в сгущающихся сумерках точка, быстро перемещающаяся по бурлящей улице.