Российско-американские сюжеты
В годы Войны за независимость несколько русских находились на американском континенте. Эстляндский дворянин Г.Х.В. фон Розенталь служил в континентальной армии под именем Дж.Роуз, среди гессенцев служил уроженец Ревеля Захар Бобух. Но наибольшую известность получил Федор Васильевич Каржавин.
Федор Каржавин (1745-1812)
Семи лет от роду Федор Каржавин попал в Европу: сначала в Лондон, где жил дядя Ерофей. Ерофей Никитич был первым переводчиком на русский «Гулливера». Потом путь отрока пролег в Париж, где он поступает в Сорбонну. «Родился я в Санктпетербурге 20-го генваря 1745 года от купца 1-й гильдии Василия Каржавина, который начал учить меня сам на 6-м году российской и латинской грамоте, также географии и вродил во мне охоту к наукам; вследствии чего в 1752 году повез меня с собою через Пруссию в Данциг, а оттуда в Лондон, из которого города переслал меня в Париж», - это все, что напишет сам Федор Васильевич Каржавин о своем первом странствии.
«Оный университет не особенно какое место есть». Учебу его оплачивает сперва отец, а затем и русское посольство, куда после окончания университета 15-летний Каржавин попробует наняться переводчиком, но получит отказ ввиду практического незнакомства с русским языком. «Я забыл все буквы алфавита или, по крайней мере, знаю только первые семь».Вернуться на родину? Да нужен ли будет он там? «Какую службу смогу я взять, когда я не умею говорить по-русски. Я не способен буду обучать ни латинскому, ни французскому, ни географии, ни физике, потому что я не смогу объясниться с моими слушателями...»
Он сводит знакомство с учеными мужами Франции, помогает первому королевскому географу чертить карту Балтийского моря, переводит Монтескье, архитектора Витрувия, а заодно «Жизнь славного французского разбойника Картуша».
В Отечество он вернулся 20 лет от роду. Не один - с другом, молодым академиком римским, флорентийским, болонским и клементийским - Василием Баженовым. Знакомство это принесет впоследствии обоим пользу немалую.
Василий Баженов
Но пока сын предстал перед Каржавиным-отцом. Ожиданиям Василия Никитича не суждено сбыться: зело образованный вьюнош не желает идти по коммерческой части - хочет и впредь заниматься науками (в чем его горячо поддерживает дядя: «неблагородный человек Ерошка»). Так отец и сын поссорились. Федор был лишен права на наследственные 300 тысяч.
Федор восстал против отцовской тирании и бежал из дома. Бунтарь устроился учителем в Троице-Сергиевом монастыре. Работа там была скучна и монотонна. Каржавин пристрастился к переводам и между делом перевел византийский трактат "Книга богословии Магометовой во увеселение меланхоликов", но и это любимое занятие не утешало Каржавина. Он подался в Москву и был принят в ведомство своего друга - Василия Баженова, который в это время строил Большой кремлевский дворец. Умный, образованный Федор оказался дельным помощником и даже соавтором: вместе с Баженовым они переводили книги по архитектуре и писали статьи.
Продолжалась эта работа три года. «Больно мне знать, что на родине, кою я всем сердцем люблю, я лишний человек», - произносит Каржавин едва ли не первым роковое для русской интеллигенции слово.
В этот период он внимательно вчитывается в газетные сообщения из Европы. В библиотеке сохранилась его подшивка газеты "Московские ведомости" за 1769 год с многочисленными пометками. Современному историку редко удается обнаружить примеры такого внимательного чтения газет в XVIII в. ... Газета была для Каржавина источником и актуальной политической информации, и сведений научного и практического характера. Находясь за тысячи верст от Корсики и Стамбула, двадцатичетырехлетний московский наблюдатель, открывая газету, свободно ориентировался в мировой политике.
В конце апреля 1773 года, «взяв отпуск по болезни от Кремлевской экспедиции», Федор Каржавин снова отправился в Европу.
Мотивы, руководившие действиями Каржавина, не всегда можно установить с достаточной уверенностью. Сам он обычно ссылался только на чисто личные обстоятельства. Насколько это было правильно, сказать трудно. Во всяком случае, так было проще, а главное, гораздо безопаснее. "Повинуясь Вашему дозволению, отъехал я в чужие края, - сообщал Ф. В. Каржавин отцу в сентябре 1773 г., - не ради нужд каких, но чтобы Вас единственно оставить в покое".
В Париже Каржавин успел жениться, но недолго наслаждался семейной жизнью. Сообщая в мае 1775 г. отцу о своем намерении "ехать прогуляться в Мартинику и в Сан-Доминго" по торговым делам, Каржавин писал: "Хотя я имел заведенные там корреспонденции торгов американских, состоящих в сахарном песке... в хлопчатой бумаге и кофе, однако от глаз далеко и самому лучше побывать".
В сентябре 1776 г. Каржавин отправился на остров Мартинику. Началось его большое американское путешествие, продолжавшееся до 1788 г. За это время он несколько раз побывал в Соединенных Штатах. Первый раз - в разгар войны за независимость с мая 1777 г. по 25 января 1780-го, затем, находясь на испанском судне в Нью-Йоркском порту, с 12 мая по 11 июня 1782 года и, наконец, уже после окончания военных действий - с 4 сентября 1784 г. по апрель 1787 г.
Позднее, давая общую оценку своего американского путешествия, Каржавин писал: "Один из наших соотчичей, человек любопытный и знающий, пускается в 1776 г. по океану Атлантическому и, направляя путь свой на юго-запад, выходит на берег в Вест-Индии... оттуда продолжает путь до матерой Америки и возвращается в отечество свое не прежде 1788 года... Сей россиянин есть первый из нашего народа человек, который двенадцатилетнее жительство имел в тех отдаленных странах, и должен был видеть их примечательными глазами...".
Объясняя причины своей поездки с острова Мартиники в США, Каржавин пишет: "...Желая удвоить свой капитал по тогдашним критическим обстоятельствам новоанглицкою торговлею, вступил я в товарищество с одним креолом mr Lassere, отправляющим большое судно в Америку. Положил в него свою сумму и сам на оном судне поехал в 13-е число апреля 1777 г."
Что представляла собой эта "новоанглицкая торговля", в которой принял участие Каржавин? Ее характер вряд ли может вызывать особые сомнения: остров Мартиника превратился в то время в важную базу снабжения восставших колонистов. Правда, в письмах к отцу Ф. В. Каржавин приводил перечень довольно "безобидных" товаров (вино, патока, соль), но вместе с тем сообщал, что отправляемый корабль вооружен и что сам он уполномочен судовладельцем "быть на оном корабле военноначальным человеком".
Принятые меры предосторожности оказались, как показали дальнейшие события, совсем не лишними. "Мы были, - писал Каржавин, - поневоле в сражении между англицким капером и филадельфийским полукупцом-полукапером, где и бот свой мы потеряли". Опасное предприятие окончилось в конце концов благополучно. В густом тумане корабль, на котором находился Каржавин, сумел ускользнуть от английского фрегата и пристать к виргинским берегам. Этот факт подтверждается сообщением "Виргиния газетт" от 16 мая 1777 г. о прибытии корабля с острова Мартиника с грузом пороха, оружия, соли и т. д.
Наконец, из дневника Ф. В. Каржавина за 1777-1778 гг. стало известно, что на борту "имелось более бочонков пороху, чем подобало для припасов купеческого корабля". Таким образом, цель плавания становится очевидной. К тому же вскоре после прибытия бригантины "Ле Жантий" на реку Джеймс "напротив Вильямсберга" "российский офицер" направил письмо президенту Континентального конгресса Джону Хэнкоку:
Джон Хэнкок"...бригантина "Ле Жантий", р. Джемс, 15 июня 1777 г.
Милостивый государь,
Вам, несомненно, известно, что, как сообщают газеты, король Георг нанял 20 тыс. русских, которые должны прибыть на его кораблях, чтобы сражаться с американцами. Не может ли быть в этом случае полезен американскому конгрессу человек, в совершенстве владеющий русским языком? ... если конгрессу нужен человек, знающий русский язык, тоя предлагаю ему свои услуги как переводчик и толмач, поскольку это может оказаться для него полезным. Если вы пожелаете удостоить меня ответом по-французски или по-латыни (так как английского языка я не знаю), то благоволите прислать его в Брэдоу на вышеупомянутую бригантину, чем премного меня обяжете.
...
Федо Каржавин, российский офицер."
Ответа Каржавин не получил. К тому времени было уже ясно, что русские войска в Америку посланы не будут, и знание русского языка стало совершенно бесполезным. Каржавин оказался в Соединенных Штатах в трудном положении.
Касаясь своего пребывания в Виргинии, Каржавин отмечал, что он занимался торговлей в различных городах и селениях в течение 22 месяцев. Используя американские источники, Е. Двойченко-Маркова обратила внимание на то, что он был связан с капитаном Лапортом (в 1779 г. жил в его доме в Вильямсберге) и, возможно, принимал участие в создании по инициативе последнего французской военной части из жителей Мартиники и Сан-Доминго.
Обратное путешествие Каржавина сложилось крайне неудачно. "При самом выезде из Виргинии в феврале 1779 г." корабль с "богатым грузом" был захвачен англичанами. "Думая сыскать помощь в Бостоне, исполнен русским неунывающим духом", Каржавин, "к удивлению всех знакомых пустился я в пеший путь с сумою на плечах, питаясь солдатским казенным хлебом по билету яко военнопленник пострадавший от Англичан". В 23 дня "с паспортом министра и консулей французских" Каржавин добрался до Бостона. Впрочем, никакого успеха в своем деле ему достичь не удалось, и он был вынужден возвратиться в Филадельфию, "претерпев величайшую нужду, быв два дня слеп от преломления солнечных лучей на снегом покрытых полях и в опасности как от Англичан, так и от самих Американцев, которые меня почли шпионом на заставах, потому что я весьма малое время пробыл в Бостоне, имел на себе пакеты письменные как из Филадельфии в Бостон, так и из Бостона в Филадельфию, и шел не по большой фурманной дороге, но по линии, разделяющей их от неприятеля, и сквозь Вашингтонову армию".
На этом приключения не кончились. "Я оказался в Виргинии без всяких средств к существованию, не устроив свои дела в Бостоне и Филадельфии, и не успел я приехать, как англичане захватили Виргинию, предавая все огню и мечу, они вешали французов, рубили их на куски, стреляли их на деревьях, словно белок, и совершали множество гнусностей.
Все это правда, хоть это и трудно себе представить. Я укрылся в лесу среди дикарей, захватив с собой товары, принадлежавшие моим друзьям. Когда англичане ушли из Виргинии, я вернулся в город и обосновался в лавке тех, чье имущество увозил в лесю.. По возвращении я продавал, покупал, перепродавал и в конце концов познакомился, и как следует, с огромной страной; я потерял корабль и товары, видел огонь войны на суше и на море и вознагражден за невзгоды тем, что выучился английскому языку".
...
Через некоторое время, проведенное в Виргинии в качестве помощника аптекаря, Каржавин снова уезжает в Вест-Индию.
Оказавшись в Соединенных Штатах уже после войны, Каржавин вновь обосновался в Виргинии (сначала в Смитфилде, а затем "в столице виргинской" - городе Вильямсберге). "Напоследок, пробравшись до Виргинии, докторствовал там, купечествовал и был переводчиком языка англо-американского при канцелярии консульства французского", - писал об этом периоде своей жизни Каржавин в автобиографической заметке.
Здесь он имел все возможности восстановить и расширить свои связи с деятелями американского просвещения, и прежде всего с Карло Беллини. Знаменательно, что одну из своих книг, опубликованную в 1789 г., Каржавин посвятил "г-ну К. Беллини, профессору Вильямсбергского университета в Виргинии". В своем посвящении он призвал К. Беллини "принять эти строки как знак близкой связи, существующей между сторонниками истинной веры (букв. vrais croyans), несмотря на разделяющие их безбрежные моря". (Как Каржавин, так и Беллини были масонами.)
(Кстати, Беллини потерял оригинал Хартии Колледжа Уильяма и Мэри и сообщал, что передал ее Каржавину, якобы увезшему ее с собой в Санкт-Петербург, но доказательств этому - и сам оригинал - никто не обнаружил)
В круг виргинских знакомых Каржавина входили такие известные лица, как ректор колледжа "Уильям энд Мэри" епископ Джеймс Мэдисон и один из наиболее образованных представителей американского просвещения профессор Дж. Уайз.
Епископ Мэдисон, ректор колледжа Уильяма и Мэри, двоюродный брат будущего президента Дж.Мэдисона
Наиболее важным и интересным свидетельством близких связей Ф. В. Каржавина с восставшими колонистами и их руководителями является проект посылки его в С.-Петербург со специальной дипломатической миссией от конгресса Соединенных Штатов. Вспоминая об этом, Ф. В. Каржавин писал своим родителям в Россию 1 сентября 1785 г.: "Лет с тому 6 или 7 будет, как я жил на коште виргинского Правительства, месяцев 6 в Вилиамсбурге с намерением быть посланным к российской государыне от американского конгресса с публичным характером в то время, как они отправили доктора Франклина к королю французскому полномочным министром. Но обстоятельства военные, некоторые повороты в американских делах, помятование, что я был у Вас не в милости, и страх российского министра Панина, ежели бы я, русский человек, послан был к своей государыне в публичном звании от иностранной короны и протчие, причинили мне предпочесть возвратиться в Мартинику на 74-пушечном французском корабле "Фандант"".
Никита Иванович Панин
Других свидетельств об обсуждении такого назначения не сохранилось. Можно лишь предположить, что перспектива посылки Каржавина в Петербург могла неофициально обсуждаться в конце 1779 - начале 1780 г. в кругу его виргинских знакомых. Нельзя исключить и возможность того, что сам Ф. В. Каржавин несколько "преувеличил" значение этих разговоров, тем более что иной раз он мог и прихвастнуть.
В 1788 г. ему разрешили вернуться в Россию (по дороге домой Федор Васильевич попал в самую гущу Французской революции, но о том нет никаких достоверных сведений, а сам Каржавин почел за разумное о сих своих похождениях не распространяться…).
Живя на разных континентах, отец и сын примирились, даже переписывались, но в живых батюшку 40-летний Каржавин уже не застал. Проиграл наследственную тяжбу с родными, жил по чужим домам, зарабатывал переводами, писал учебники, разговорники, гадательные книги и подобные «невинные упражнения во время скуки для людей, не хотящих лучшим заниматься».
В 1797 г., уже при Павле, вышедший из опалы Баженов пристроил Каржавина переводчиком в Коллегию иностранных дел, где он дослужился до надворного советника. Умер скоропостижно в 1812-м.
Сначала о нем забыли. Спохватились к концу XIX века: историки, лингвисты, литературоведы, географы, искусствоведы, этнографы, даже биологи - Каржавин оставил брошюру «Описание вши, виденной в микроскоп» с собственными гравюрами…
Гравюра из книги Ф. В. Каржавина «Описание вши, виденной в микроскоп»
Вернувшись в Россию, Каржавин не переставал интересоваться американскими сюжетами и систематически обращался к ним в своих многочисленных публикациях. Тем самым он стал первым русским, который конкретно воплотил и пропагандировал взаимовлияние культур России и США. Показательно, что предисловие к одной из своих книг Ф. В. Каржавин подписал: "Русский американец".
Особый интерес представляет решительное осуждение Каржавиным рабства негров, что было так характерно для передовых кругов русского общества того времени. В той же самой книге, которая по своей тематике казалась очень далекой от политики и, по словам автора, представляла "невинное упражнение во время скуки для людей, не хотящих лучшим заниматься", можно было встретить гневные строки в адрес рабства негров и его защитников. "...Все берега Африканские и Американские, - отмечал Каржавин, - стонут от бесчеловечия, с каким сахарные промышленники поступают с черноцветными народами".
Демократизм и сочувствие Ф. В. Каржавина неграм и порабощенным индейцам Америки ярко проявились также в его характеристике так называемых "диких" народов. "Двенадцать лет я выжил в различных областях как холодные, так и теплые Америки, - писал Каржавин, - был всего 28 лет вне отечества... множество народов я видел, которые не так живут, как мы, не так, как и прочие европейцы; видел я людей разумных, видел и глупых, везде я нашел человека, но дикого нигде, и признаюсь, что дичее себя не находил".
Уже эти краткие замечания, как бы случайно оброненные автором, проливают вполне определенный свет на его взгляды. Становится понятным, почему этот незаурядный и исключительно образованный человек не находил себе места в крепостнической России. Долгое время проживший в западной Европе и Америке и не принадлежавший к дворянскому сословию, Ф. В. Каржавин казался в крепостнической России политически неблагонадежным и ему явно не помогали неоднократные заверения в лояльности. Этим заверениям мало верила даже его жена, не говоря уже о царских чиновниках. Неудивительно поэтому, что прошение в Коллегию иностранных дел "быть при должности в чужих краях" не было удовлетворено, и до своей смерти в 1812 г. Ф. В. Каржавин не переставал бороться с жизненными невзгодами.
После него остались в рукописях перев. с франц.: "Жизнь славного французского разбойника Картуша" и "Сравнение древней архитектуры с новой". Напечатаны: "Ахухамукхама Талым Hабы, или книга богословии Магометовой в увеселение меланхоликов" (с франц., М., 1783); "Сокращенный Витрувий, или совершенный архитектор" (с франц., М., 1789); "Description d'un poux vu en microscope" (на франц. и русск. яз., 1789); "Описание хода купеческих и других караванов в степной Аравии" (с англ., СПб., 1790); "Письмо к жене от мужа, идущего на приступ к городу" (соч. Бухарского, перев. на франц., СПб., 1790); "Краткое известие о достопамятных приключениях капитана д'Сивиля" (с франц., М., 3791); "Remarques sur la langue russienne et sur son alphabet" (СПб., 1791); "Вожак, показывающий путь к лучшему выговору букв и речений французских" (СПб., 1794); "Новоявленный ведун, поведающий гадание духов" (СПб., 1795); "Фокус-покус" (СПб., 1795); "Открытие, описание и содержание г. Геркулана" (СПб., 1795); "Собрание любопытства достойных предметов для юношества и любителей естественной истории" (СПб., 1796); "Dialogues fran cais, russes et allemands a l'usage des commenc ans" (СПб., 1804, 1818, 1832, 1837).
источники:
Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. 1732-1799. М., 1991.
Шухмин В. Три четверти света. Печали и приключения забытого русского авантюриста // Первое сентября. 2004. № 46.
Николюкин А.Н. Литературные связи России и США. М., 1981.
Россия и США: Становление отношений, 1765-1815. М., 1980.
Федор Каржавин (1745-1812)
Семи лет от роду Федор Каржавин попал в Европу: сначала в Лондон, где жил дядя Ерофей. Ерофей Никитич был первым переводчиком на русский «Гулливера». Потом путь отрока пролег в Париж, где он поступает в Сорбонну. «Родился я в Санктпетербурге 20-го генваря 1745 года от купца 1-й гильдии Василия Каржавина, который начал учить меня сам на 6-м году российской и латинской грамоте, также географии и вродил во мне охоту к наукам; вследствии чего в 1752 году повез меня с собою через Пруссию в Данциг, а оттуда в Лондон, из которого города переслал меня в Париж», - это все, что напишет сам Федор Васильевич Каржавин о своем первом странствии.
«Оный университет не особенно какое место есть». Учебу его оплачивает сперва отец, а затем и русское посольство, куда после окончания университета 15-летний Каржавин попробует наняться переводчиком, но получит отказ ввиду практического незнакомства с русским языком. «Я забыл все буквы алфавита или, по крайней мере, знаю только первые семь».Вернуться на родину? Да нужен ли будет он там? «Какую службу смогу я взять, когда я не умею говорить по-русски. Я не способен буду обучать ни латинскому, ни французскому, ни географии, ни физике, потому что я не смогу объясниться с моими слушателями...»
Он сводит знакомство с учеными мужами Франции, помогает первому королевскому географу чертить карту Балтийского моря, переводит Монтескье, архитектора Витрувия, а заодно «Жизнь славного французского разбойника Картуша».
В Отечество он вернулся 20 лет от роду. Не один - с другом, молодым академиком римским, флорентийским, болонским и клементийским - Василием Баженовым. Знакомство это принесет впоследствии обоим пользу немалую.
Василий Баженов
Но пока сын предстал перед Каржавиным-отцом. Ожиданиям Василия Никитича не суждено сбыться: зело образованный вьюнош не желает идти по коммерческой части - хочет и впредь заниматься науками (в чем его горячо поддерживает дядя: «неблагородный человек Ерошка»). Так отец и сын поссорились. Федор был лишен права на наследственные 300 тысяч.
Федор восстал против отцовской тирании и бежал из дома. Бунтарь устроился учителем в Троице-Сергиевом монастыре. Работа там была скучна и монотонна. Каржавин пристрастился к переводам и между делом перевел византийский трактат "Книга богословии Магометовой во увеселение меланхоликов", но и это любимое занятие не утешало Каржавина. Он подался в Москву и был принят в ведомство своего друга - Василия Баженова, который в это время строил Большой кремлевский дворец. Умный, образованный Федор оказался дельным помощником и даже соавтором: вместе с Баженовым они переводили книги по архитектуре и писали статьи.
Продолжалась эта работа три года. «Больно мне знать, что на родине, кою я всем сердцем люблю, я лишний человек», - произносит Каржавин едва ли не первым роковое для русской интеллигенции слово.
В этот период он внимательно вчитывается в газетные сообщения из Европы. В библиотеке сохранилась его подшивка газеты "Московские ведомости" за 1769 год с многочисленными пометками. Современному историку редко удается обнаружить примеры такого внимательного чтения газет в XVIII в. ... Газета была для Каржавина источником и актуальной политической информации, и сведений научного и практического характера. Находясь за тысячи верст от Корсики и Стамбула, двадцатичетырехлетний московский наблюдатель, открывая газету, свободно ориентировался в мировой политике.
В конце апреля 1773 года, «взяв отпуск по болезни от Кремлевской экспедиции», Федор Каржавин снова отправился в Европу.
Мотивы, руководившие действиями Каржавина, не всегда можно установить с достаточной уверенностью. Сам он обычно ссылался только на чисто личные обстоятельства. Насколько это было правильно, сказать трудно. Во всяком случае, так было проще, а главное, гораздо безопаснее. "Повинуясь Вашему дозволению, отъехал я в чужие края, - сообщал Ф. В. Каржавин отцу в сентябре 1773 г., - не ради нужд каких, но чтобы Вас единственно оставить в покое".
В Париже Каржавин успел жениться, но недолго наслаждался семейной жизнью. Сообщая в мае 1775 г. отцу о своем намерении "ехать прогуляться в Мартинику и в Сан-Доминго" по торговым делам, Каржавин писал: "Хотя я имел заведенные там корреспонденции торгов американских, состоящих в сахарном песке... в хлопчатой бумаге и кофе, однако от глаз далеко и самому лучше побывать".
В сентябре 1776 г. Каржавин отправился на остров Мартинику. Началось его большое американское путешествие, продолжавшееся до 1788 г. За это время он несколько раз побывал в Соединенных Штатах. Первый раз - в разгар войны за независимость с мая 1777 г. по 25 января 1780-го, затем, находясь на испанском судне в Нью-Йоркском порту, с 12 мая по 11 июня 1782 года и, наконец, уже после окончания военных действий - с 4 сентября 1784 г. по апрель 1787 г.
Позднее, давая общую оценку своего американского путешествия, Каржавин писал: "Один из наших соотчичей, человек любопытный и знающий, пускается в 1776 г. по океану Атлантическому и, направляя путь свой на юго-запад, выходит на берег в Вест-Индии... оттуда продолжает путь до матерой Америки и возвращается в отечество свое не прежде 1788 года... Сей россиянин есть первый из нашего народа человек, который двенадцатилетнее жительство имел в тех отдаленных странах, и должен был видеть их примечательными глазами...".
Объясняя причины своей поездки с острова Мартиники в США, Каржавин пишет: "...Желая удвоить свой капитал по тогдашним критическим обстоятельствам новоанглицкою торговлею, вступил я в товарищество с одним креолом mr Lassere, отправляющим большое судно в Америку. Положил в него свою сумму и сам на оном судне поехал в 13-е число апреля 1777 г."
Что представляла собой эта "новоанглицкая торговля", в которой принял участие Каржавин? Ее характер вряд ли может вызывать особые сомнения: остров Мартиника превратился в то время в важную базу снабжения восставших колонистов. Правда, в письмах к отцу Ф. В. Каржавин приводил перечень довольно "безобидных" товаров (вино, патока, соль), но вместе с тем сообщал, что отправляемый корабль вооружен и что сам он уполномочен судовладельцем "быть на оном корабле военноначальным человеком".
Принятые меры предосторожности оказались, как показали дальнейшие события, совсем не лишними. "Мы были, - писал Каржавин, - поневоле в сражении между англицким капером и филадельфийским полукупцом-полукапером, где и бот свой мы потеряли". Опасное предприятие окончилось в конце концов благополучно. В густом тумане корабль, на котором находился Каржавин, сумел ускользнуть от английского фрегата и пристать к виргинским берегам. Этот факт подтверждается сообщением "Виргиния газетт" от 16 мая 1777 г. о прибытии корабля с острова Мартиника с грузом пороха, оружия, соли и т. д.
Наконец, из дневника Ф. В. Каржавина за 1777-1778 гг. стало известно, что на борту "имелось более бочонков пороху, чем подобало для припасов купеческого корабля". Таким образом, цель плавания становится очевидной. К тому же вскоре после прибытия бригантины "Ле Жантий" на реку Джеймс "напротив Вильямсберга" "российский офицер" направил письмо президенту Континентального конгресса Джону Хэнкоку:
Джон Хэнкок"...бригантина "Ле Жантий", р. Джемс, 15 июня 1777 г.
Милостивый государь,
Вам, несомненно, известно, что, как сообщают газеты, король Георг нанял 20 тыс. русских, которые должны прибыть на его кораблях, чтобы сражаться с американцами. Не может ли быть в этом случае полезен американскому конгрессу человек, в совершенстве владеющий русским языком? ... если конгрессу нужен человек, знающий русский язык, тоя предлагаю ему свои услуги как переводчик и толмач, поскольку это может оказаться для него полезным. Если вы пожелаете удостоить меня ответом по-французски или по-латыни (так как английского языка я не знаю), то благоволите прислать его в Брэдоу на вышеупомянутую бригантину, чем премного меня обяжете.
...
Федо Каржавин, российский офицер."
Ответа Каржавин не получил. К тому времени было уже ясно, что русские войска в Америку посланы не будут, и знание русского языка стало совершенно бесполезным. Каржавин оказался в Соединенных Штатах в трудном положении.
Касаясь своего пребывания в Виргинии, Каржавин отмечал, что он занимался торговлей в различных городах и селениях в течение 22 месяцев. Используя американские источники, Е. Двойченко-Маркова обратила внимание на то, что он был связан с капитаном Лапортом (в 1779 г. жил в его доме в Вильямсберге) и, возможно, принимал участие в создании по инициативе последнего французской военной части из жителей Мартиники и Сан-Доминго.
Обратное путешествие Каржавина сложилось крайне неудачно. "При самом выезде из Виргинии в феврале 1779 г." корабль с "богатым грузом" был захвачен англичанами. "Думая сыскать помощь в Бостоне, исполнен русским неунывающим духом", Каржавин, "к удивлению всех знакомых пустился я в пеший путь с сумою на плечах, питаясь солдатским казенным хлебом по билету яко военнопленник пострадавший от Англичан". В 23 дня "с паспортом министра и консулей французских" Каржавин добрался до Бостона. Впрочем, никакого успеха в своем деле ему достичь не удалось, и он был вынужден возвратиться в Филадельфию, "претерпев величайшую нужду, быв два дня слеп от преломления солнечных лучей на снегом покрытых полях и в опасности как от Англичан, так и от самих Американцев, которые меня почли шпионом на заставах, потому что я весьма малое время пробыл в Бостоне, имел на себе пакеты письменные как из Филадельфии в Бостон, так и из Бостона в Филадельфию, и шел не по большой фурманной дороге, но по линии, разделяющей их от неприятеля, и сквозь Вашингтонову армию".
На этом приключения не кончились. "Я оказался в Виргинии без всяких средств к существованию, не устроив свои дела в Бостоне и Филадельфии, и не успел я приехать, как англичане захватили Виргинию, предавая все огню и мечу, они вешали французов, рубили их на куски, стреляли их на деревьях, словно белок, и совершали множество гнусностей.
Все это правда, хоть это и трудно себе представить. Я укрылся в лесу среди дикарей, захватив с собой товары, принадлежавшие моим друзьям. Когда англичане ушли из Виргинии, я вернулся в город и обосновался в лавке тех, чье имущество увозил в лесю.. По возвращении я продавал, покупал, перепродавал и в конце концов познакомился, и как следует, с огромной страной; я потерял корабль и товары, видел огонь войны на суше и на море и вознагражден за невзгоды тем, что выучился английскому языку".
...
Через некоторое время, проведенное в Виргинии в качестве помощника аптекаря, Каржавин снова уезжает в Вест-Индию.
Оказавшись в Соединенных Штатах уже после войны, Каржавин вновь обосновался в Виргинии (сначала в Смитфилде, а затем "в столице виргинской" - городе Вильямсберге). "Напоследок, пробравшись до Виргинии, докторствовал там, купечествовал и был переводчиком языка англо-американского при канцелярии консульства французского", - писал об этом периоде своей жизни Каржавин в автобиографической заметке.
Здесь он имел все возможности восстановить и расширить свои связи с деятелями американского просвещения, и прежде всего с Карло Беллини. Знаменательно, что одну из своих книг, опубликованную в 1789 г., Каржавин посвятил "г-ну К. Беллини, профессору Вильямсбергского университета в Виргинии". В своем посвящении он призвал К. Беллини "принять эти строки как знак близкой связи, существующей между сторонниками истинной веры (букв. vrais croyans), несмотря на разделяющие их безбрежные моря". (Как Каржавин, так и Беллини были масонами.)
(Кстати, Беллини потерял оригинал Хартии Колледжа Уильяма и Мэри и сообщал, что передал ее Каржавину, якобы увезшему ее с собой в Санкт-Петербург, но доказательств этому - и сам оригинал - никто не обнаружил)
В круг виргинских знакомых Каржавина входили такие известные лица, как ректор колледжа "Уильям энд Мэри" епископ Джеймс Мэдисон и один из наиболее образованных представителей американского просвещения профессор Дж. Уайз.
Епископ Мэдисон, ректор колледжа Уильяма и Мэри, двоюродный брат будущего президента Дж.Мэдисона
Наиболее важным и интересным свидетельством близких связей Ф. В. Каржавина с восставшими колонистами и их руководителями является проект посылки его в С.-Петербург со специальной дипломатической миссией от конгресса Соединенных Штатов. Вспоминая об этом, Ф. В. Каржавин писал своим родителям в Россию 1 сентября 1785 г.: "Лет с тому 6 или 7 будет, как я жил на коште виргинского Правительства, месяцев 6 в Вилиамсбурге с намерением быть посланным к российской государыне от американского конгресса с публичным характером в то время, как они отправили доктора Франклина к королю французскому полномочным министром. Но обстоятельства военные, некоторые повороты в американских делах, помятование, что я был у Вас не в милости, и страх российского министра Панина, ежели бы я, русский человек, послан был к своей государыне в публичном звании от иностранной короны и протчие, причинили мне предпочесть возвратиться в Мартинику на 74-пушечном французском корабле "Фандант"".
Никита Иванович Панин
Других свидетельств об обсуждении такого назначения не сохранилось. Можно лишь предположить, что перспектива посылки Каржавина в Петербург могла неофициально обсуждаться в конце 1779 - начале 1780 г. в кругу его виргинских знакомых. Нельзя исключить и возможность того, что сам Ф. В. Каржавин несколько "преувеличил" значение этих разговоров, тем более что иной раз он мог и прихвастнуть.
В 1788 г. ему разрешили вернуться в Россию (по дороге домой Федор Васильевич попал в самую гущу Французской революции, но о том нет никаких достоверных сведений, а сам Каржавин почел за разумное о сих своих похождениях не распространяться…).
Живя на разных континентах, отец и сын примирились, даже переписывались, но в живых батюшку 40-летний Каржавин уже не застал. Проиграл наследственную тяжбу с родными, жил по чужим домам, зарабатывал переводами, писал учебники, разговорники, гадательные книги и подобные «невинные упражнения во время скуки для людей, не хотящих лучшим заниматься».
В 1797 г., уже при Павле, вышедший из опалы Баженов пристроил Каржавина переводчиком в Коллегию иностранных дел, где он дослужился до надворного советника. Умер скоропостижно в 1812-м.
Сначала о нем забыли. Спохватились к концу XIX века: историки, лингвисты, литературоведы, географы, искусствоведы, этнографы, даже биологи - Каржавин оставил брошюру «Описание вши, виденной в микроскоп» с собственными гравюрами…
Гравюра из книги Ф. В. Каржавина «Описание вши, виденной в микроскоп»
Вернувшись в Россию, Каржавин не переставал интересоваться американскими сюжетами и систематически обращался к ним в своих многочисленных публикациях. Тем самым он стал первым русским, который конкретно воплотил и пропагандировал взаимовлияние культур России и США. Показательно, что предисловие к одной из своих книг Ф. В. Каржавин подписал: "Русский американец".
Особый интерес представляет решительное осуждение Каржавиным рабства негров, что было так характерно для передовых кругов русского общества того времени. В той же самой книге, которая по своей тематике казалась очень далекой от политики и, по словам автора, представляла "невинное упражнение во время скуки для людей, не хотящих лучшим заниматься", можно было встретить гневные строки в адрес рабства негров и его защитников. "...Все берега Африканские и Американские, - отмечал Каржавин, - стонут от бесчеловечия, с каким сахарные промышленники поступают с черноцветными народами".
Демократизм и сочувствие Ф. В. Каржавина неграм и порабощенным индейцам Америки ярко проявились также в его характеристике так называемых "диких" народов. "Двенадцать лет я выжил в различных областях как холодные, так и теплые Америки, - писал Каржавин, - был всего 28 лет вне отечества... множество народов я видел, которые не так живут, как мы, не так, как и прочие европейцы; видел я людей разумных, видел и глупых, везде я нашел человека, но дикого нигде, и признаюсь, что дичее себя не находил".
Уже эти краткие замечания, как бы случайно оброненные автором, проливают вполне определенный свет на его взгляды. Становится понятным, почему этот незаурядный и исключительно образованный человек не находил себе места в крепостнической России. Долгое время проживший в западной Европе и Америке и не принадлежавший к дворянскому сословию, Ф. В. Каржавин казался в крепостнической России политически неблагонадежным и ему явно не помогали неоднократные заверения в лояльности. Этим заверениям мало верила даже его жена, не говоря уже о царских чиновниках. Неудивительно поэтому, что прошение в Коллегию иностранных дел "быть при должности в чужих краях" не было удовлетворено, и до своей смерти в 1812 г. Ф. В. Каржавин не переставал бороться с жизненными невзгодами.
После него остались в рукописях перев. с франц.: "Жизнь славного французского разбойника Картуша" и "Сравнение древней архитектуры с новой". Напечатаны: "Ахухамукхама Талым Hабы, или книга богословии Магометовой в увеселение меланхоликов" (с франц., М., 1783); "Сокращенный Витрувий, или совершенный архитектор" (с франц., М., 1789); "Description d'un poux vu en microscope" (на франц. и русск. яз., 1789); "Описание хода купеческих и других караванов в степной Аравии" (с англ., СПб., 1790); "Письмо к жене от мужа, идущего на приступ к городу" (соч. Бухарского, перев. на франц., СПб., 1790); "Краткое известие о достопамятных приключениях капитана д'Сивиля" (с франц., М., 3791); "Remarques sur la langue russienne et sur son alphabet" (СПб., 1791); "Вожак, показывающий путь к лучшему выговору букв и речений французских" (СПб., 1794); "Новоявленный ведун, поведающий гадание духов" (СПб., 1795); "Фокус-покус" (СПб., 1795); "Открытие, описание и содержание г. Геркулана" (СПб., 1795); "Собрание любопытства достойных предметов для юношества и любителей естественной истории" (СПб., 1796); "Dialogues fran cais, russes et allemands a l'usage des commenc ans" (СПб., 1804, 1818, 1832, 1837).
источники:
Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. 1732-1799. М., 1991.
Шухмин В. Три четверти света. Печали и приключения забытого русского авантюриста // Первое сентября. 2004. № 46.
Николюкин А.Н. Литературные связи России и США. М., 1981.
Россия и США: Становление отношений, 1765-1815. М., 1980.