Российско-американские сюжеты
Одним из самых любимых американцами президентов был Теодор Рузвельт. Среди множества его изображений тысячами размножен небольшой бюст, который считают "каноническим" скульптурным изображением президента.
Автор этого изображения никогда не видел Рузвельта - он лепил портрет по фотографиям и киноматериалам, а также посмертной маске. Этим автором был русский скульптор Глеб Владимирович Дерюжинский (1888-1975).
Глеб ДерюжинскийПотомок старинных дворянских фамилий родился в селе Отрадное Смоленской губернии. Потомок старых дворянских семей, он относился в России к тому кругу, который принято называть избранным. Все мужчины в семье Глеба Владимировича - потомственные юристы и видные общественные деятели. Отец и дядя, дед по материнской линии и брат деда были членами Правительствующего Сената.
Владимир Федорович Дерюжинский
Отец Глеба, юрист и публицист, автор многих книг, в том числе популярного учебника "Полицейское право", с 1895 года был редактором «Журнала Министерства Юстиции». После прихода к власти Временного правительства он входил в «Особую комиссию по составлению проекта основных законов», которая формировала программу державы на федеративных основаниях.
Известным государственным деятелем был и дядя - Николай Федорович Дерюжинский. Выпускник Московского университета, он вплоть до Февральской революции был членом Государственного Совета. Многие помнят знаменитое полотно И.Е.Репина «Торжественное заседание Государственного Совета», созданное художником к столетию этого важнейшего органа российской власти. Среди изображенных на картине чиновников - Н.Ф.Дерюжинский.
Еще ребенком Глеб пытался лепить: из свечного воска, из хлебного мякиша. Отец отдает мальчика в Гурьевскую гимназию, знаменитую своими демократическими традициями и в разные годы числящую среди своих выпускников Игоря Стравинского и Николая Гумилева. Глеб учился превосходно, много и жадно читал, память он имел удивительную, но самым любимым его занятием стали походы в Русский музей императора Александра, где он копировал фигуры и композиции. Интересно, что на незаурядные способности мальчика обратила внимание гувернантка-француженка, а не родители: увлечение искусством как возможной профессией в семье не поощрялось.
Мать Глеба Софья Антоновна, уступив просьбам сына и его домашней наставницы, подарила ему в день рождения билет на право обучения в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, имевшей к тому времени уже полувековую историю. Теперь каждый день после окончания классов в гимназии Дерюжинский на конке отправлялся на занятия в Рисовальную школу. Талант в соединении с трудолюбием не такой уж частый дар, чтобы на него не обратили внимания, и замечательный художник Н.К.Рерих, директор школы с 1906 года, предрек Глебу плодотворное будущее. Первая скульптура юного Дерюжинского - «Две борзые» - получила медаль и была рекомендована в Музей школы. Он был горд и счастлив. И тут возник семейный конфликт.
Отец отказался дать денег на отливку работы в бронзе. Он потребовал, чтобы Глеб, подчинившись семейной традиции, сразу после гимназии поступил на юридический факультет университета. К слову, брат Глеба, Борис, еще до революции семнадцатого года стал известным в Петербурге юристом. Владимир Федорович Дерюжинский заявлял: «Не хочу, чтобы мой сын перебивался с хлеба на квас, жизнь бедного художника не для него». Но юноша рано поверил в свое призвание и стоял на своем. В этот сложный момент ему помог Н.К.Рерих, решивший защитить талантливого ученика. Он посетил Владимира Федоровича и попытался уговорить его согласиться с решением сына. В результате горячего, как вспоминал Глеб Владимирович, спора Владимир Федорович пошел на компромисс. Было решено, что Глеб окончит юридический факультет и после, если желание сына не изменится, отец пошлет его во Францию учиться скульптуре.
Н.К.Рерих с сыновьями, 1914-1915 гг.
Дерюжинский окончил факультет одним из первых и получил предложение остаться при кафедре, но отклонил его, не колеблясь ни минуты. Как ни был огорчен отец, он сдержал слово, и Глеб Владимирович уехал в Париж.
Дерюжинский посещал еще известную студию Коларосси. А в Академии сам великий Роден обратил внимание на работу молодого скульптора и пригласил его в свою студию в Будо. Конечно, Глеб Владимирович очень волновался, но все же рискнул захватить фотографии своих работ. Посмотрев их, Роден одобрил свежесть и силу композиций. Вернувшись в Россию весной 1913 года, Дерюжинский поступил в Императорскую Академию художеств, где его первым учителем был Гуго Романович Залеман. Позднее он учился и у В.А.Беклемишева. Шесть дней в неделю, с десяти часов утра до десяти вечера, Глеб проводил в Академии: рисовал с натуры, лепил, формовал. «Отец давал мне на трамвай 5 копеек в день и 30 копеек на завтрак в столовой Академии, он также платил за материалы для скульптур, но на карманные расходы я не получал ни гроша, - рассказывал скульптор. - Он хотел убедиться, что, несмотря на материальные трудности, я останусь предан искусству».
В 1914 году, когда началась Первая мировая война, Дерюжинский был освобожден от воинской повинности. Его диагноз назывался тогда «сердечный невроз». Он продолжал учебу в Академии, принимая одновременно заказы на портреты: бюсты и статуэтки. В 1915-1916 годах он участвует в академических выставках. Фото бронзовой статуэтки «Графиня Сюзан де Робьен с борзой» помещают в журнале «Мир искусства». Он выставляется у передвижников, где его небольшие изящные бронзы «Конная статуэтка», «Гермес, изобретающий Кадуцей», «Поцелуй» имеют большой успех. Искусствоведы считают его работы «импрессионистскими». В январе 1917 года он участвует в выставке Общины художников, которая объединяла представителей самых разных направлений в искусстве.
Когда летом 1917 года А.Ф.Керенский стал премьером и военным министром, он позировал И.Е.Репину и Г.В.Дерюжинскому для двух портретов: живописного и скульптурного. Портрет кисти Репина хранился в архиве Керенского, в Техасе. О судьбе скульптурного портрета ничего не известно. Октябрьский переворот застал Глеба Дерюжинского в Академии. Он возвращался домой и, оказавшись вблизи Юсуповского дворца, на набережной Мойки, решил переждать беспорядки у Феликса Юсупова, давнего приятеля со времен еще совместной учебы в гимназии Гуревича. Князь собирался уезжать в Крым, в свое имение в Кореизе, где уже находились его родители и жена Ирина. Он уговаривал Глеба присоединиться к нему: «Переждем события, заодно сделаешь портреты, мой и Ирины». Глеб согласился, дома его охотно отпустили.
Феликс и Ирина Юсуповы
Дерюжинский приехал в Кореиз в неспокойное время, и все же юсуповское имение осталось в его памяти как одно из прекраснейших мест. Быстро устроили мастерскую, и Глеб Владимирович начал эскизы к портрету Ирины. Приехавший позже Феликс Юсупов привез из своей коллекции два полотна Рембрандта и взятый по просьбе вдовствующей императрицы портрет Александра III. Князь предложил Глебу скрыть Рембрандта новой живописью, чтобы вывезти картины из России. Затея удалась, и эти полотна находятся в Национальной галерее, в Вашингтоне.
Рядом с Кореизом с марта 1917 года во дворце Ай-Тодор проживали переехавшая из Киева вдовствующая императрица Мария Федоровна и две ее дочери, великие княгини Ксения и Ольга, с семьями. Члены бывшей императорской фамилии оказались по сути под домашним арестом. Рассказывая об этом, Глеб Владимирович вспоминал то, что говорила великая княгиня Ольга: «За три или четыре недели до Рождества 1917 года в Ай-Тодоре появился верзила в матросской форме. Это был некто Задорожный, председатель Севастопольского Совета. Он никогда не смотрел нам в глаза. Со временем он признался, что не мог глядеть в глаза людям, которых ему придется однажды расстрелять».
Вдовствующая императрица Мария Федоровна в Крыму
Для Глеба Дерюжинского эта история продолжилась весьма драматично. После захвата Красной армией Ялты в юсуповское имение явились матросы, подчинявшиеся Ялтинскому Совету, конфисковали автомобиль и арестовали всех, в том числе и скульптора. И тут появился со своим отрядом комиссар Филипп Задорожный, который освободил Юсуповых и их гостя. Комиссар приказал не беспокоить «матушку государыню» и князей. Под охраной Задорожного жизнь в Кореизе текла почти нормально. Императрица Мария Федоровна была так тронута поведением Задорожного, что заказала Дерюжинскому его скульптурный портрет и во время сеансов посещала мастерскую. Глеб запомнил ее слова: «Забота о нас Задорожного и желание его охранить нас от жестокости революции приближают нас, людей, к Богу». Во время сеансов Глеб Владимирович много беседовал с Задорожным, который остался в его памяти как человек идеи, безусловно честный. Он пришел в революцию по убеждению и осуждал грабежи и неоправданные убийства. По окончании портрета вдовствующая императрица устроила у себя обед в честь Задорожного, почитая его за спасителя.
Скульптурный портрет комиссара очень удался художнику. В его архиве отыскалась фотография, на которой он снят во время сеанса. Что случилось потом с самим комиссаром и вылепленным с него бюстом - Глеб Владимирович не знал.
Г.Дерюжинский лепит портрет матроса-комиссара Ф.Задорожного. 1917. Крым. Дворец Ай-Тодор
Немцев в Ялте сменили французы. Глеб Владимирович успел высечь из мрамора портреты Феликса и Ирины Юсуповых, сделал немало набросков и скульптурных этюдов. Но становилось очевидным, что Россию придется покинуть. Вместе с Юсуповыми скульптор намеревался перебраться в Европу. И, вероятно, так оно и было бы: Юсуповы в апреле 1919 года отплыли из России в свите вдовствующей императрицы на британском крейсере «Марлборо» - не вмешайся страстная любовь Глеба Владимировича к античности. Его заинтересовали раскопки греческого порта Херсонес, и он отправился в Севастополь.
Города черноморского побережья в то время переходили из рук в руки, покидать Кореиз было опасно, но Глеб никогда ничего не боялся. В Херсонесе ему показали грот, где, по легенде, Ифигения была принесена в жертву ее отцом Агамемноном. Глеб Владимирович говорил, что впечатление от осмотра грота оказалось таким сильным, что позже отразилось в его скульптуре. Вернуться он не смог: наступление красноармейцев отрезало Кореиз от Севастополя. Глебу пришлось бежать в Новороссийск, где тогда находились войска Деникина. То, что в эти годы происходило в городах черноморского побережья, хорошо известно по книгам и документам. И в этом поистине Вавилонском столпотворении Дерюжинский сумел отыскать друзей, которые весной 1919 года устроили его гардемарином на судно «Владимир», идущее в США с грузом руды. Об Америке он многое знал от своего дяди, А.Ф.Дерюжинского, бывшего российского консула в Сан-Франциско.
На пропускном иммиграционном пункте Нью-Йорка, на Эллис-айленд Глеб рассказал, что его брат, Борис Дерюжинский, служил в Русской миссии в Копенгагене, и Америка приняла его. Когда иммиграционный судья, выдававший Дерюжинскому право на жительство, спросил, чем он собирается заниматься, тот без колебания ответил: «Я буду скульптором и очень скоро пришлю вам приглашение на мою выставку». Он сдержал свое слово: через два года в Нью-Йорке состоялась его первая выставка.
В начале 1920-х годов наступало время «американского индивидуализма». Лозунг «Упорный труд и опора на собственные силы», которыми жила страна, стал программой Глеба Дерюжинского. Он нашел поверившего в него Льва Шуматова, который дал ему деньги взаймы, и снял свою первую мастерскую. Еще в 1917 году группа уже добившихся признания художников выстроила на 67 Вест известное ныне здание - Hotel Des Artistes.
Лев Шуматов с супругой, Елизаветой Авиновой-ШуматовойСобственно, с самого начала это был не отель, а студии и роскошные квартиры, собранные под одной крышей и предназначенные для аренды, а позже - и продажи. Внизу располагалось Café des Artistes, возникшее отчасти как подражание европейским образцам, отчасти - по необходимости: в квартирах не было кухонь, где можно было приготовить обед. Конечно, это был не Монмартр, и все же сюда в большинстве приходили люди искусства, и свои первые американские знакомства Глеб Владимирович свел здесь.
Американская богема, которая сейчас осознается как интеллектуальная элита двадцатых годов, только начинала складываться. В большинстве это были люди, покинувшие родной Средний Запад в поисках образования и творческой среды. Уезжая из маленьких городков, они выбирали между Парижем и Нью-Йорком. У Глеба Владимировича не было выбора. Была мастерская на Коламбус-авеню (на этом месте позже возвели Линкольн-центр). В ней не было ни горячей воды, ни отопления. Зимой в умывальнике замерзала вода, но зато был яркий верхний свет и простор. Вообще степень благополучия Глеба Дерюжинского в то время можно определить по шутке Н.К.Рериха: «Глеб укрывается мрамором».
Здесь, в условиях «вечной мерзлоты», Дерюжинский и создал портрет 26-го президента страны Теодора Рузвельта. Эта скульптура стала и воплощением авторского уважения к Америке. Дерюжинский в юности много читал о Рузвельте, проникся к нему уважением, видел в нем труженика и идеалиста. Утверждаемые Рузвельтом общественные ценности - мужество, выносливость, честность, ответственность - были поддержаны его личными качествами.
Дерюжинский не застал Рузвельта в живых: он умер в самом начале 1919 года. Но Глеб Владимирович познакомился с его личным биографом, предоставившим ему для работы фото- и киноматериалы, и получил возможность детально изучить посмертную маску президента. В 1920 году портрет выставляется в одной из ведущих галерей Нью-Йорка и производит чрезвычайно сильное впечатление. Члены семьи Рузвельта, его друзья и сотрудники были поражены тем, насколько удалось Дерюжинскому передать не только внешнее сходство, но и духовный облик президента. Бронзовый оригинал был подарен Женской Ассоциации памяти Рузвельта, затем установлен в доме-музее, где родился президент. Ассоциация наградила Дерюжинского специальной медалью.
С этой работы начинается известность Дерюжинского в Америке. Глеб готовит работы для выставки, наверстывая время своих скитаний. В мастерскую приходят друзья, и прежние, еще по Петербургу, и новые, с которых скульптор лепит целую серию замечательных портретов. В Hotel Des Artistes снимает комнаты Н.К.Рерих, принявший предложение Чикагского института искусств провести выставочное турне по Америке. Глеб Владимирович упоминает в своих записях, что уже лепил Рериха в России, с которым у него еще в Рисовальной школе установились дружеские отношения. Теперь он решил сделать «американский» портрет художника. Сохранилось небольшое описание, которое он дал своей работе: «Я делал только его голову с характерной бородкой. Это лицо легко было лепить. Чистое, ясное, открытое лицо». К сожалению, судьба этих портретов не известна.
Сергей Прокофьев, гипс
Сергей Рахманинов, гипс
В 1921 году Рерих организует в Нью-Йорке Институт объединенных искусств. Он приводит к Глебу Дерюжинскому Рабиндраната Тагора. В записях скульптора отмечено, о чем они говорили во время сеансов. Тут и обсуждение общих корней русского языка и санскрита, и сравнение путей развития западной и восточной цивилизаций - вопрос, особенно занимавший Тагора во время американской поездки. Кротость и в то же время сила, которую излучал поэт, покорили Глеба Дерюжинского. Он сделал два его портрета: бюст в гипсе и голову Тагора из - необработанного куска ствола. Вот что сказано о нем в записках: «Голова Тагора, его задумчивое, вдохновенное лицо выступают из грубой фактуры дерева, воплощая опору на мощь природы, к которой призывал поэт».
Рабиндранат ТагорЗвучит почти невероятно, но уже в 1920 году светский и весьма читаемый журнал «Город и деревня» в посвященном художнику очерке уведомляет, что Дерюжинский представлял свои произведения в Чикаго, Детройте и Дейтоне. Среди них особым успехом пользовались бронзовые «Танцующие фигуры» - «Арлекин» и «Коломбина», для которых позировали Адольф Больм - ведущий танцор Мариинского театра и Дягилевских сезонов, выпустивший после 1917 года целую серию спектаклей в Нью-Йорке и Чикаго, и Рут Пейдж.
Дерюжинский в своей мастерской
То, что Дерюжинский был воспринят как американский художник, пожалуй, неудивительно. Он привез с собой великолепную академическую школу, и, если вспомнить о традициях «повествовательного», как выражаются иные специалисты, американского реализма, становится понятным, что мастерство Глеба Дерюжинского отвечало американским представлениям о прекрасном. В откликах на вернисаж Глеба относили «к немногим избранным, воистину заслужившим титул художника и доказавшим свое право на него практически с того момента, когда его работы вообще кто-то увидел». На него указывали как на еще один успешный пример усыновления Америкой таланта, пришедшего из Старого Света. И, по словам самого Дерюжинского, он действительно чувствовал себя не просто «русским в Америке», но американским художником, понимая, что его будущее здесь.
Одалиска. Бронза
Дерюжинский был одним из первых скульпторов в Америке, экспонировавшим работы в дереве. Степень его мастерства позволяла ему работать с любым материалом. «Скульптура, - говорил он, - рождается в глине и умирает в гипсе, чтобы воскреснуть в материале». Он любил терракотовую глину, в которой, по его словам, «каждый мазок сохраняет прикосновение руки художника. При отливке в бронзу, при чеканке эта свежесть отчасти теряется». Но к дереву Глеб Владимирович относился особенно нежно. Он писал: «Для меня дерево всегда было наиболее пленительным материалом. Оно сохраняет трепет и тепло жизни и помогает воссоздать красоту человеческих форм и душу вещей». Дерюжинский ценил непосредственную резьбу из одного куска. «Дерево само подсказывает тему и ведет руку художника», - объяснял он.
Деревянные скульптуры Глеба Дерюжинского восхищали американцев. Искусствоведы писали, что Дерюжинский особенно успешен в работах из дерева, отмечая его чувство поверхности и умение заставить фактуру сыграть свою роль в построении вещей.
Искусствоведческий журнал «International Studio» в сентябре 1925 года помещает пространный обзор его творчества, автор которого уже различает «ранний» и «новейший» этапы. В качестве примера приводятся прежде всего его работы на религиозную тему, начинающую звучать все громче и ставшую одной из основных в творчестве скульптора. Критики считали, что его деревянное «Благовещение» чистотой линий и проникновенностью образа не уступает византийским и раннеготическим воплощениям сюжета.
Дерюжинский в мастерской
В отзывах специалистов вновь и вновь присутствует желание доказать, что Дерюжинский, несмотря на его русское происхождение, - «свой, один из нас». С кем только его в этом смысле не сравнивают! Ссылаются на Гольбейна и Ван Дейка, ставших частью английского искусства. Вспоминают Эль Греко, Уистлера и Пикассо. В это время у него складывается широкий круг знакомств в лучшем обществе Нью-Йорка. Его патронессой стала миссис Дж.Г.Хаммонд, для которой он выполнил целый ряд работ. Тут и портреты ее самой и членов ее семьи, и столь любимые Глебом садовые статуи и композиции.
В 1926 году на Филадельфийской выставке к полуторастолетию США (Philadelphia Sesquicentennial Exhibition) Дерюжинский получает свою первую золотую медаль за скульптуру «Ева», вырезанную из коко-болла, красноватого твердого дерева Южной Америки. Ее присуждение Глебу Дерюжинскому, как следует из профессиональных отзывов, базировалось на двух моментах: мастерстве исполнения и абсолютной оригинальности в решении образа. В его «Еве» находили почти буддистский покой и отмечали гармонию деталей. Успех Глеба Дерюжинского стал составной частью успеха страны, переживающей в эти годы промышленный и культурный подъем. Театр и кино привлекали Глеба. Ему позирует Лилиан Гиш. «В этой фигуре, данной в три четверти роста, со сложенными руками, в полной мере передано трудноуловимое очарование, присущее актрисе», - писала критика.
Дерюжинский рядом со скульптурным портретом киноактрисы Лилиан Гиш. 1960-е годы.
Судьба скульптора Дерюжинского в Америке сложилась достаточно хорошо. В Брукгрин Гарден, в Южной Каролине, находятся три его монументальные скульптуры: «Самсон, борющийся со львом» (камень), «Экстаз» (бронза) и «Диана-охотница» (бронза). В Соборе Непорочного зачатия в Вашингтоне стоят статуи: «Святой Игнатий Лойола», «Святой Купертино» и «Святой Бонавентуро», выше человеческого роста, выполненные в мраморе. В частной Капелле Кардинала Спелмена в Нью-Йорке работа «14 ступеней Крестного пути» (дерево). В католической церкви Божией Матери Скоропомощницы в Бруклине - «Голгофа» (мрамор). «Мадонна и маленький Иисус» (дерево) - в иезуитской миссии в Мокамэ, Индия. Скульптура «Святой Игнатий Лойола» (дерево) в Фордомском университете в Нью-Йорке. «Благовещение» (дерево) - в Музее города Сан-Диего, Калифорния. Очень интересна работа «Похищение Европы», эта знаменитая скульптура экспонировалась на Международной выставке в Нью-Йорке в 1939 году. В каталоге работ Г.В.Дерюжинского, который мне удалось выпустить, представлена лишь малая часть его наследия.
Личная жизнь скульптора оказалась непростой. Он был дважды женат, оба раза на своих соотечественницах...
Сын Дерюжинского Игорь - модный фотограф.
Основной текст: Ирина Нарышкина-Булацель. Американский скульптор Глеб Дерюжинский // Наше наследие. 2005.
Автор этого изображения никогда не видел Рузвельта - он лепил портрет по фотографиям и киноматериалам, а также посмертной маске. Этим автором был русский скульптор Глеб Владимирович Дерюжинский (1888-1975).
Глеб ДерюжинскийПотомок старинных дворянских фамилий родился в селе Отрадное Смоленской губернии. Потомок старых дворянских семей, он относился в России к тому кругу, который принято называть избранным. Все мужчины в семье Глеба Владимировича - потомственные юристы и видные общественные деятели. Отец и дядя, дед по материнской линии и брат деда были членами Правительствующего Сената.
Владимир Федорович Дерюжинский
Отец Глеба, юрист и публицист, автор многих книг, в том числе популярного учебника "Полицейское право", с 1895 года был редактором «Журнала Министерства Юстиции». После прихода к власти Временного правительства он входил в «Особую комиссию по составлению проекта основных законов», которая формировала программу державы на федеративных основаниях.
Известным государственным деятелем был и дядя - Николай Федорович Дерюжинский. Выпускник Московского университета, он вплоть до Февральской революции был членом Государственного Совета. Многие помнят знаменитое полотно И.Е.Репина «Торжественное заседание Государственного Совета», созданное художником к столетию этого важнейшего органа российской власти. Среди изображенных на картине чиновников - Н.Ф.Дерюжинский.
Еще ребенком Глеб пытался лепить: из свечного воска, из хлебного мякиша. Отец отдает мальчика в Гурьевскую гимназию, знаменитую своими демократическими традициями и в разные годы числящую среди своих выпускников Игоря Стравинского и Николая Гумилева. Глеб учился превосходно, много и жадно читал, память он имел удивительную, но самым любимым его занятием стали походы в Русский музей императора Александра, где он копировал фигуры и композиции. Интересно, что на незаурядные способности мальчика обратила внимание гувернантка-француженка, а не родители: увлечение искусством как возможной профессией в семье не поощрялось.
Мать Глеба Софья Антоновна, уступив просьбам сына и его домашней наставницы, подарила ему в день рождения билет на право обучения в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, имевшей к тому времени уже полувековую историю. Теперь каждый день после окончания классов в гимназии Дерюжинский на конке отправлялся на занятия в Рисовальную школу. Талант в соединении с трудолюбием не такой уж частый дар, чтобы на него не обратили внимания, и замечательный художник Н.К.Рерих, директор школы с 1906 года, предрек Глебу плодотворное будущее. Первая скульптура юного Дерюжинского - «Две борзые» - получила медаль и была рекомендована в Музей школы. Он был горд и счастлив. И тут возник семейный конфликт.
Отец отказался дать денег на отливку работы в бронзе. Он потребовал, чтобы Глеб, подчинившись семейной традиции, сразу после гимназии поступил на юридический факультет университета. К слову, брат Глеба, Борис, еще до революции семнадцатого года стал известным в Петербурге юристом. Владимир Федорович Дерюжинский заявлял: «Не хочу, чтобы мой сын перебивался с хлеба на квас, жизнь бедного художника не для него». Но юноша рано поверил в свое призвание и стоял на своем. В этот сложный момент ему помог Н.К.Рерих, решивший защитить талантливого ученика. Он посетил Владимира Федоровича и попытался уговорить его согласиться с решением сына. В результате горячего, как вспоминал Глеб Владимирович, спора Владимир Федорович пошел на компромисс. Было решено, что Глеб окончит юридический факультет и после, если желание сына не изменится, отец пошлет его во Францию учиться скульптуре.
Н.К.Рерих с сыновьями, 1914-1915 гг.
Дерюжинский окончил факультет одним из первых и получил предложение остаться при кафедре, но отклонил его, не колеблясь ни минуты. Как ни был огорчен отец, он сдержал слово, и Глеб Владимирович уехал в Париж.
Дерюжинский посещал еще известную студию Коларосси. А в Академии сам великий Роден обратил внимание на работу молодого скульптора и пригласил его в свою студию в Будо. Конечно, Глеб Владимирович очень волновался, но все же рискнул захватить фотографии своих работ. Посмотрев их, Роден одобрил свежесть и силу композиций. Вернувшись в Россию весной 1913 года, Дерюжинский поступил в Императорскую Академию художеств, где его первым учителем был Гуго Романович Залеман. Позднее он учился и у В.А.Беклемишева. Шесть дней в неделю, с десяти часов утра до десяти вечера, Глеб проводил в Академии: рисовал с натуры, лепил, формовал. «Отец давал мне на трамвай 5 копеек в день и 30 копеек на завтрак в столовой Академии, он также платил за материалы для скульптур, но на карманные расходы я не получал ни гроша, - рассказывал скульптор. - Он хотел убедиться, что, несмотря на материальные трудности, я останусь предан искусству».
В 1914 году, когда началась Первая мировая война, Дерюжинский был освобожден от воинской повинности. Его диагноз назывался тогда «сердечный невроз». Он продолжал учебу в Академии, принимая одновременно заказы на портреты: бюсты и статуэтки. В 1915-1916 годах он участвует в академических выставках. Фото бронзовой статуэтки «Графиня Сюзан де Робьен с борзой» помещают в журнале «Мир искусства». Он выставляется у передвижников, где его небольшие изящные бронзы «Конная статуэтка», «Гермес, изобретающий Кадуцей», «Поцелуй» имеют большой успех. Искусствоведы считают его работы «импрессионистскими». В январе 1917 года он участвует в выставке Общины художников, которая объединяла представителей самых разных направлений в искусстве.
Когда летом 1917 года А.Ф.Керенский стал премьером и военным министром, он позировал И.Е.Репину и Г.В.Дерюжинскому для двух портретов: живописного и скульптурного. Портрет кисти Репина хранился в архиве Керенского, в Техасе. О судьбе скульптурного портрета ничего не известно. Октябрьский переворот застал Глеба Дерюжинского в Академии. Он возвращался домой и, оказавшись вблизи Юсуповского дворца, на набережной Мойки, решил переждать беспорядки у Феликса Юсупова, давнего приятеля со времен еще совместной учебы в гимназии Гуревича. Князь собирался уезжать в Крым, в свое имение в Кореизе, где уже находились его родители и жена Ирина. Он уговаривал Глеба присоединиться к нему: «Переждем события, заодно сделаешь портреты, мой и Ирины». Глеб согласился, дома его охотно отпустили.
Феликс и Ирина Юсуповы
Дерюжинский приехал в Кореиз в неспокойное время, и все же юсуповское имение осталось в его памяти как одно из прекраснейших мест. Быстро устроили мастерскую, и Глеб Владимирович начал эскизы к портрету Ирины. Приехавший позже Феликс Юсупов привез из своей коллекции два полотна Рембрандта и взятый по просьбе вдовствующей императрицы портрет Александра III. Князь предложил Глебу скрыть Рембрандта новой живописью, чтобы вывезти картины из России. Затея удалась, и эти полотна находятся в Национальной галерее, в Вашингтоне.
Рядом с Кореизом с марта 1917 года во дворце Ай-Тодор проживали переехавшая из Киева вдовствующая императрица Мария Федоровна и две ее дочери, великие княгини Ксения и Ольга, с семьями. Члены бывшей императорской фамилии оказались по сути под домашним арестом. Рассказывая об этом, Глеб Владимирович вспоминал то, что говорила великая княгиня Ольга: «За три или четыре недели до Рождества 1917 года в Ай-Тодоре появился верзила в матросской форме. Это был некто Задорожный, председатель Севастопольского Совета. Он никогда не смотрел нам в глаза. Со временем он признался, что не мог глядеть в глаза людям, которых ему придется однажды расстрелять».
Вдовствующая императрица Мария Федоровна в Крыму
Для Глеба Дерюжинского эта история продолжилась весьма драматично. После захвата Красной армией Ялты в юсуповское имение явились матросы, подчинявшиеся Ялтинскому Совету, конфисковали автомобиль и арестовали всех, в том числе и скульптора. И тут появился со своим отрядом комиссар Филипп Задорожный, который освободил Юсуповых и их гостя. Комиссар приказал не беспокоить «матушку государыню» и князей. Под охраной Задорожного жизнь в Кореизе текла почти нормально. Императрица Мария Федоровна была так тронута поведением Задорожного, что заказала Дерюжинскому его скульптурный портрет и во время сеансов посещала мастерскую. Глеб запомнил ее слова: «Забота о нас Задорожного и желание его охранить нас от жестокости революции приближают нас, людей, к Богу». Во время сеансов Глеб Владимирович много беседовал с Задорожным, который остался в его памяти как человек идеи, безусловно честный. Он пришел в революцию по убеждению и осуждал грабежи и неоправданные убийства. По окончании портрета вдовствующая императрица устроила у себя обед в честь Задорожного, почитая его за спасителя.
Скульптурный портрет комиссара очень удался художнику. В его архиве отыскалась фотография, на которой он снят во время сеанса. Что случилось потом с самим комиссаром и вылепленным с него бюстом - Глеб Владимирович не знал.
Г.Дерюжинский лепит портрет матроса-комиссара Ф.Задорожного. 1917. Крым. Дворец Ай-Тодор
Немцев в Ялте сменили французы. Глеб Владимирович успел высечь из мрамора портреты Феликса и Ирины Юсуповых, сделал немало набросков и скульптурных этюдов. Но становилось очевидным, что Россию придется покинуть. Вместе с Юсуповыми скульптор намеревался перебраться в Европу. И, вероятно, так оно и было бы: Юсуповы в апреле 1919 года отплыли из России в свите вдовствующей императрицы на британском крейсере «Марлборо» - не вмешайся страстная любовь Глеба Владимировича к античности. Его заинтересовали раскопки греческого порта Херсонес, и он отправился в Севастополь.
Города черноморского побережья в то время переходили из рук в руки, покидать Кореиз было опасно, но Глеб никогда ничего не боялся. В Херсонесе ему показали грот, где, по легенде, Ифигения была принесена в жертву ее отцом Агамемноном. Глеб Владимирович говорил, что впечатление от осмотра грота оказалось таким сильным, что позже отразилось в его скульптуре. Вернуться он не смог: наступление красноармейцев отрезало Кореиз от Севастополя. Глебу пришлось бежать в Новороссийск, где тогда находились войска Деникина. То, что в эти годы происходило в городах черноморского побережья, хорошо известно по книгам и документам. И в этом поистине Вавилонском столпотворении Дерюжинский сумел отыскать друзей, которые весной 1919 года устроили его гардемарином на судно «Владимир», идущее в США с грузом руды. Об Америке он многое знал от своего дяди, А.Ф.Дерюжинского, бывшего российского консула в Сан-Франциско.
На пропускном иммиграционном пункте Нью-Йорка, на Эллис-айленд Глеб рассказал, что его брат, Борис Дерюжинский, служил в Русской миссии в Копенгагене, и Америка приняла его. Когда иммиграционный судья, выдававший Дерюжинскому право на жительство, спросил, чем он собирается заниматься, тот без колебания ответил: «Я буду скульптором и очень скоро пришлю вам приглашение на мою выставку». Он сдержал свое слово: через два года в Нью-Йорке состоялась его первая выставка.
В начале 1920-х годов наступало время «американского индивидуализма». Лозунг «Упорный труд и опора на собственные силы», которыми жила страна, стал программой Глеба Дерюжинского. Он нашел поверившего в него Льва Шуматова, который дал ему деньги взаймы, и снял свою первую мастерскую. Еще в 1917 году группа уже добившихся признания художников выстроила на 67 Вест известное ныне здание - Hotel Des Artistes.
Лев Шуматов с супругой, Елизаветой Авиновой-ШуматовойСобственно, с самого начала это был не отель, а студии и роскошные квартиры, собранные под одной крышей и предназначенные для аренды, а позже - и продажи. Внизу располагалось Café des Artistes, возникшее отчасти как подражание европейским образцам, отчасти - по необходимости: в квартирах не было кухонь, где можно было приготовить обед. Конечно, это был не Монмартр, и все же сюда в большинстве приходили люди искусства, и свои первые американские знакомства Глеб Владимирович свел здесь.
Американская богема, которая сейчас осознается как интеллектуальная элита двадцатых годов, только начинала складываться. В большинстве это были люди, покинувшие родной Средний Запад в поисках образования и творческой среды. Уезжая из маленьких городков, они выбирали между Парижем и Нью-Йорком. У Глеба Владимировича не было выбора. Была мастерская на Коламбус-авеню (на этом месте позже возвели Линкольн-центр). В ней не было ни горячей воды, ни отопления. Зимой в умывальнике замерзала вода, но зато был яркий верхний свет и простор. Вообще степень благополучия Глеба Дерюжинского в то время можно определить по шутке Н.К.Рериха: «Глеб укрывается мрамором».
Здесь, в условиях «вечной мерзлоты», Дерюжинский и создал портрет 26-го президента страны Теодора Рузвельта. Эта скульптура стала и воплощением авторского уважения к Америке. Дерюжинский в юности много читал о Рузвельте, проникся к нему уважением, видел в нем труженика и идеалиста. Утверждаемые Рузвельтом общественные ценности - мужество, выносливость, честность, ответственность - были поддержаны его личными качествами.
Дерюжинский не застал Рузвельта в живых: он умер в самом начале 1919 года. Но Глеб Владимирович познакомился с его личным биографом, предоставившим ему для работы фото- и киноматериалы, и получил возможность детально изучить посмертную маску президента. В 1920 году портрет выставляется в одной из ведущих галерей Нью-Йорка и производит чрезвычайно сильное впечатление. Члены семьи Рузвельта, его друзья и сотрудники были поражены тем, насколько удалось Дерюжинскому передать не только внешнее сходство, но и духовный облик президента. Бронзовый оригинал был подарен Женской Ассоциации памяти Рузвельта, затем установлен в доме-музее, где родился президент. Ассоциация наградила Дерюжинского специальной медалью.
С этой работы начинается известность Дерюжинского в Америке. Глеб готовит работы для выставки, наверстывая время своих скитаний. В мастерскую приходят друзья, и прежние, еще по Петербургу, и новые, с которых скульптор лепит целую серию замечательных портретов. В Hotel Des Artistes снимает комнаты Н.К.Рерих, принявший предложение Чикагского института искусств провести выставочное турне по Америке. Глеб Владимирович упоминает в своих записях, что уже лепил Рериха в России, с которым у него еще в Рисовальной школе установились дружеские отношения. Теперь он решил сделать «американский» портрет художника. Сохранилось небольшое описание, которое он дал своей работе: «Я делал только его голову с характерной бородкой. Это лицо легко было лепить. Чистое, ясное, открытое лицо». К сожалению, судьба этих портретов не известна.
Сергей Прокофьев, гипс
Сергей Рахманинов, гипс
В 1921 году Рерих организует в Нью-Йорке Институт объединенных искусств. Он приводит к Глебу Дерюжинскому Рабиндраната Тагора. В записях скульптора отмечено, о чем они говорили во время сеансов. Тут и обсуждение общих корней русского языка и санскрита, и сравнение путей развития западной и восточной цивилизаций - вопрос, особенно занимавший Тагора во время американской поездки. Кротость и в то же время сила, которую излучал поэт, покорили Глеба Дерюжинского. Он сделал два его портрета: бюст в гипсе и голову Тагора из - необработанного куска ствола. Вот что сказано о нем в записках: «Голова Тагора, его задумчивое, вдохновенное лицо выступают из грубой фактуры дерева, воплощая опору на мощь природы, к которой призывал поэт».
Рабиндранат ТагорЗвучит почти невероятно, но уже в 1920 году светский и весьма читаемый журнал «Город и деревня» в посвященном художнику очерке уведомляет, что Дерюжинский представлял свои произведения в Чикаго, Детройте и Дейтоне. Среди них особым успехом пользовались бронзовые «Танцующие фигуры» - «Арлекин» и «Коломбина», для которых позировали Адольф Больм - ведущий танцор Мариинского театра и Дягилевских сезонов, выпустивший после 1917 года целую серию спектаклей в Нью-Йорке и Чикаго, и Рут Пейдж.
Дерюжинский в своей мастерской
То, что Дерюжинский был воспринят как американский художник, пожалуй, неудивительно. Он привез с собой великолепную академическую школу, и, если вспомнить о традициях «повествовательного», как выражаются иные специалисты, американского реализма, становится понятным, что мастерство Глеба Дерюжинского отвечало американским представлениям о прекрасном. В откликах на вернисаж Глеба относили «к немногим избранным, воистину заслужившим титул художника и доказавшим свое право на него практически с того момента, когда его работы вообще кто-то увидел». На него указывали как на еще один успешный пример усыновления Америкой таланта, пришедшего из Старого Света. И, по словам самого Дерюжинского, он действительно чувствовал себя не просто «русским в Америке», но американским художником, понимая, что его будущее здесь.
Одалиска. Бронза
Дерюжинский был одним из первых скульпторов в Америке, экспонировавшим работы в дереве. Степень его мастерства позволяла ему работать с любым материалом. «Скульптура, - говорил он, - рождается в глине и умирает в гипсе, чтобы воскреснуть в материале». Он любил терракотовую глину, в которой, по его словам, «каждый мазок сохраняет прикосновение руки художника. При отливке в бронзу, при чеканке эта свежесть отчасти теряется». Но к дереву Глеб Владимирович относился особенно нежно. Он писал: «Для меня дерево всегда было наиболее пленительным материалом. Оно сохраняет трепет и тепло жизни и помогает воссоздать красоту человеческих форм и душу вещей». Дерюжинский ценил непосредственную резьбу из одного куска. «Дерево само подсказывает тему и ведет руку художника», - объяснял он.
Деревянные скульптуры Глеба Дерюжинского восхищали американцев. Искусствоведы писали, что Дерюжинский особенно успешен в работах из дерева, отмечая его чувство поверхности и умение заставить фактуру сыграть свою роль в построении вещей.
Искусствоведческий журнал «International Studio» в сентябре 1925 года помещает пространный обзор его творчества, автор которого уже различает «ранний» и «новейший» этапы. В качестве примера приводятся прежде всего его работы на религиозную тему, начинающую звучать все громче и ставшую одной из основных в творчестве скульптора. Критики считали, что его деревянное «Благовещение» чистотой линий и проникновенностью образа не уступает византийским и раннеготическим воплощениям сюжета.
Дерюжинский в мастерской
В отзывах специалистов вновь и вновь присутствует желание доказать, что Дерюжинский, несмотря на его русское происхождение, - «свой, один из нас». С кем только его в этом смысле не сравнивают! Ссылаются на Гольбейна и Ван Дейка, ставших частью английского искусства. Вспоминают Эль Греко, Уистлера и Пикассо. В это время у него складывается широкий круг знакомств в лучшем обществе Нью-Йорка. Его патронессой стала миссис Дж.Г.Хаммонд, для которой он выполнил целый ряд работ. Тут и портреты ее самой и членов ее семьи, и столь любимые Глебом садовые статуи и композиции.
В 1926 году на Филадельфийской выставке к полуторастолетию США (Philadelphia Sesquicentennial Exhibition) Дерюжинский получает свою первую золотую медаль за скульптуру «Ева», вырезанную из коко-болла, красноватого твердого дерева Южной Америки. Ее присуждение Глебу Дерюжинскому, как следует из профессиональных отзывов, базировалось на двух моментах: мастерстве исполнения и абсолютной оригинальности в решении образа. В его «Еве» находили почти буддистский покой и отмечали гармонию деталей. Успех Глеба Дерюжинского стал составной частью успеха страны, переживающей в эти годы промышленный и культурный подъем. Театр и кино привлекали Глеба. Ему позирует Лилиан Гиш. «В этой фигуре, данной в три четверти роста, со сложенными руками, в полной мере передано трудноуловимое очарование, присущее актрисе», - писала критика.
Дерюжинский рядом со скульптурным портретом киноактрисы Лилиан Гиш. 1960-е годы.
Судьба скульптора Дерюжинского в Америке сложилась достаточно хорошо. В Брукгрин Гарден, в Южной Каролине, находятся три его монументальные скульптуры: «Самсон, борющийся со львом» (камень), «Экстаз» (бронза) и «Диана-охотница» (бронза). В Соборе Непорочного зачатия в Вашингтоне стоят статуи: «Святой Игнатий Лойола», «Святой Купертино» и «Святой Бонавентуро», выше человеческого роста, выполненные в мраморе. В частной Капелле Кардинала Спелмена в Нью-Йорке работа «14 ступеней Крестного пути» (дерево). В католической церкви Божией Матери Скоропомощницы в Бруклине - «Голгофа» (мрамор). «Мадонна и маленький Иисус» (дерево) - в иезуитской миссии в Мокамэ, Индия. Скульптура «Святой Игнатий Лойола» (дерево) в Фордомском университете в Нью-Йорке. «Благовещение» (дерево) - в Музее города Сан-Диего, Калифорния. Очень интересна работа «Похищение Европы», эта знаменитая скульптура экспонировалась на Международной выставке в Нью-Йорке в 1939 году. В каталоге работ Г.В.Дерюжинского, который мне удалось выпустить, представлена лишь малая часть его наследия.
Личная жизнь скульптора оказалась непростой. Он был дважды женат, оба раза на своих соотечественницах...
Сын Дерюжинского Игорь - модный фотограф.
Основной текст: Ирина Нарышкина-Булацель. Американский скульптор Глеб Дерюжинский // Наше наследие. 2005.