Российско-американские сюжеты
В сентябре 1931 года Коммунистический интернационал принял двенадцать чернокожих американцев в Международную ленинскую школу в Москве, существовавшую с 1925 (26?) года для подготовки кадров для иностранных компартий. Новые студенты вошли в «сектор Д», включавший всех англоязычных студентов, в том числе около двадцати пяти белых американцев. Таким образом, школа стала местом уникального эксперимента по интеграции белых и черных американцев. Конечно, Коммунистическая партия США пыталась служить образцом этнической и расовой интеграции и организовывала межрасовые мероприятия в таких местах, как сегрегированный Чикаго. И все же белые и черные американцы, поступившие в Ленинскую школу осенью 1931 года, столкнулись с гораздо более серьезными проблемами. От них требовалось на равных сосуществовать в классе, в общежитии и в столовых на протяжении всего года.
Черные американцы учились в Ленинской школе и до 1931 года, но их количество никогда не превышало двух-трех человек одновременно. Это положение могло сохраняться и дальше, но тут группа афроамериканских студентов Коммунистического университета трудящихся Востока выступила с обвинением работников Коминтерна в лицемерии: они якобы создали два университета - для белых и для не-белых слушателей. И в самом деле, с середины 1920-х американские черные обучались главным образом в университете трудящихся Востока, вместе со студентами из Советской Средней Азии, колониальных стран и Ближнего Востока, тогда как белые американцы и европейцы учились только в более престижной Ленинской школе.
В 1930 году Уильям Вейнстоун (Уильям Рэндольф), представитель КП США в Коминтерне, признал в письме в секретариат американской компартии, что оправдание этой де-факто сегрегации, использовавшееся ранее (якобы Ленинская школа выдвигала более высокие требования к опыту коммунистической борьбы поступающих), более не работает: в последнее время в школу были приняты белые американцы, не отвечающие политическим требованиям к абитуриентам. Поэтому обвинения со стороны черных студентов в их дискриминации были оправданы.
Уильям Вейнстоун, 1927
За единственным исключением, чернокожие американцы, направленные КП США в Ленинскую школу, чтобы снять с партии и Коминтерна обвинения в дискриминации, были молодыми людьми (исключением была девушка-афроамериканка). Внуки рабов и дети издольщиков, они в большинстве своем были участниками «великой миграции» черных с американского Юга в города Севера. Хотя они прибыли в Москву с минимальным багажом формального образования, они очень хорошо были осведомлены о советском обещании расового равенства, и они постоянно апеллировали к этому обещанию, сталкиваясь с проявлениями расизма. Когда оказалось, что Ленинская школа не отвечает их ожиданиям в этом смысле, чернокожие студенты из США апеллировали к Исполкому Коминтерна и райкому ВКП(б), критикуя действия школы не только как расистские, но и антисоветские.
Другим примером этого подхода может послужить встреча чернокожих студентов (как американцев, так и африканцев) с Дмитрием Мануильским, главой ИККИ, состоявшаяся в Университете трудящихся Востока в 1933 году. Студенты на этой встрече подвергли критике некоторые аспекты советской культуры и общества как расистские. Однако когда студенты из Африки усомнились в истинности самого советского антирасизма, афроамериканцы заступились за образ СССР как общества нетерпимого к расизму.
Здание, в котором располагался Университет трудящихся ВостокаПрограмма обучения в Ленинской школе и в Университете трудящихся Востока подразумевала анонимность будущих борцов с существующими правительствами, и афроамериканские студенты не были «засвечены» в советской прессе или на публичных мероприятиях, в отличие от тех американских негров, которые путешествовали в СССР как делегаты конференций, рабочие или туристы. Тем не менее, эти черные студенты-американцы были очень заметны для белых американцев - архитекторов, инженеров и бизнесменов, - которые посещали Москву в конце 1920-х - начале 1930-х гг. В своих рассказах в американском консульстве в Риге многие из них указывали с ощутимым недовольством, что хороший «прием и мягкое обращение» с чернокожими американскими студентами в Советском Союзе, где за ними «хорошо ухаживали», стали причиной того, что те усвоили «крайне агрессивное» отношение к белым американцам.
Некоторые прямо связывали такое «напыщенное» поведение с «тесной дружбой» черных американцев с русскими женщинами, сообщая, что "негры говорят: «мы такие же как белые мужчины; мы женимся на белых женщинах»". В основе читающегося в этих рассказах страха белых путешественников лежало очевидное опасение: молодые чернокожие вернутся в Америку с этими «бессмысленными идеями» и будут требовать, чтобы к ним относились «как к белым людям».
Несмотря на свою поддержку идеи равенства черных, многие белые американцы, поступившие в Ленинскую школу в сентябре 1931 г., с таким же трудом могли заставить себя относиться к чернокожим однокурсникам «как к белым людям» в повседневной жизни.
Трения, расколовшие американских студентов по расовому признаку, начались еще до их прибытия в Москву, на борту “Majestic”, корабля, доставлявшего их через Атлантику в августе 1931 г.
"Majestic" (бывший "Бисмарк")
Мэри Далтон (Мэри Дорн / Молли Пятек), белая американская студентка, усугубила ситуацию, предложив, чтобы кто-нибудь из белых коммунистов приглядывал за каждым из чернокожих коммунистов во время остановки в Лондоне. Уже в октябре некоторые афроамериканцы обвинили своих белых сограждан в «рабовладельческой психологии», мешающей им перейти от формального признания равенства черных к практическому равенству, и особенно избавиться от возмущения по поводу отношений черных мужчин с белыми женщинами.
Мэри Далтон, секретарь-организатор Коммунистической партии города Нью-Йорка, 1937 годПримером этого послужил инцидент на борту «Мажестика», когда еще одна белая студентка Роза Райли (Rose Riley) потребовала от двух черных коллег уйти с танцплощадки из опасения, что они могут начать приглашать на танец белых женщин. Другими примерами был остракизм, которому белые студенты подвергли межрасовый брак двух студентов, Перл Деметри (Глэдис Пейн / Молли Бекман) и Уильяма Новелла (Купера) и злобные сплетни в адрес черных студентов, общавшихся с русскими женщинами (Уильям Новелл в конце 1930-х годов со скандалом выйдет из КП США и будет после Второй мировой войны свидетельствовать против партии в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, которой, в частности, расскажет, будто в Москве афро-американцев готовили для создания на Юге США негритянской республики, отделившейся от Соединенных Штатов).
Вскоре после прибытия группы в Москву, произошел инцидент, еще более обостривший ситуацию. Несколько белых американских студентов заставили двух черных студентов, Леонарда Паттерсона (Коттона Терри) и Джона Брауна (Карла Якоби) «станцевать джигу» и спеть спиричуалс, когда на улице их окружила любопытствующая толпа русских рабочих. Паттерсон и Браун указывали, что это требование было чрезвычайно обидным, поскольку белые рабовладельцы заставляли своих рабов танцевать и петь под угрозой порки кнутом. Паттерсон объяснял, что приказав им танцевать джигу на улице, их белые коллеги, по мнению черных, продемонстрировали им, что смотрят на них как на только что вышедших из джунглей, способных вести себя как дикие, нецивилизованные животные.
N!~~60_35.JPG)
Леонард Паттерсон в 1960 г.Выслушав эту жалобу, должностные лица Ленинской школы высказали недоумение, почему же тогда несколько лет назад, когда русские рабочие попросили первого афроамериканского студента Гарри Хейвуда исполнить «танец рабов», он не посчитал эту просьбу расистской. Паттерсон объяснил, что, в отличие от русских, белые американцы имеют длинную историю порабощения черных и распространения мифа, будто «танцевать джигу» - единственное, что те умеют делать хорошо.
(Вот по этой ссылке можно увидеть, как постаревший - и тоже порвавший с партией - Леонард Патерсон в 1960 году вспоминает свою учебу в Ленинской школе в Москве и утверждает, что советские коммунисты использовали американских негров-коммунистов, чтобы разжечь в Америке насилие).
Белые американцы отвергали все обвинения со стороны черных в расизме, и в ответ называли группу афроамериканцев «бандой националистов», которые создают в Ленинской школе атмосферу «негритюда» и хаоса.
Руководство Ленинской школы пыталось исправить ситуацию и провело расследование, а также представило черным американским студентам возможность высказать свое недовольство белыми коллегами. Однако результатом стало лишь еще большее отчуждение. Руководители попытались нивелировать обвинения в расизме, объясняя, что черные студенты «гиперчувствительны» и «предубеждены», а также считая, что они не могут определить, что такое «белый шовинизм», поскольку сами белыми не являются. Более того, школьные власти признали черных американских студентов равно виновными во враждебности на расовой основе, и объявили, что те в равной степени должны изменить свое поведение, чтобы ликвидировать эту враждебность.
Убежденные в том, что руководство Ленинской школы нарушает их право на защиту от расизма, черные американские студенты составили 9-страничное письмо, описывающее рост расизма в школе и ответственность за это школьного начальства. Письмо было направлено в Исполком Коминтерна и в районный комитет ВКП(б).
Ответ из ИККИ в гораздо большей степени отвечал чаяниям черных студентов. Он не только появился чрезвычайно быстро, но также оценил действия белых американцев и руководства школы, которое признал ошибочным:
«Вместо того, чтобы немедленно и незамедлительно исправить и осудить ошибки отдельных белых товарищей, которые являлись проявлениями пережитков белого шовинизма, они попытались создать некий баланс между ошибками этого рода, совершенными некоторыми белыми товарищами и ошибками другого рода, совершенными некоторыми негритянскими товарищами».
Вскоре после появления этого письма генеральный секретарь КП США Эрл Браудер и Кларенс Хэтуэй, заместившая Вейнстоуна на посту представителя КП США в Коминтерне, приехали в Ленинскую школу для специального трехдневного собрания (состоявшегося 22-24 декабря 1931 года). Очевидным образом возмущенные сложившейся ситуацией, Браудер и Хэтуэй критиковали черных студентов за то, что те не обратились сначала к ним, прежде чем жаловаться прямо в Исполком Коминтерна.
Эрл Браудер на предвыборном плакате: в 1940 году он баллотировался в президенты в паре с Дж.Фордом
Лидеры Коминтерна, однако, вновь поддержали черных американцев, подчеркнув, что те, как члены КП США, имели несомненное «политическое право» апеллировать к ним и требовать немедленных действий для ликвидации расизма в Ленинской школе. В то же время, ИККИ осудил белых студентов за пренебрежение их «политическим долгом» вынести проблему расизма на внимание ИККИ и добиться интеграции. Не сумев «возглавить борьбу за равенство черных», белые американские студенты не предприняли усилий к преодолению «естественного» и «оправданного» недоверия к белым (бывшего результатом столетий порабощения), вместо этого даже усилив их множеством расистских действий.
Тем не менее, белые студенты просто отказывались понимать, в чем их обвиняют. Как отмечал белый студент Сэмюел Винт (Сэмюел Блай), «мы не понимаем, в чем состоит ошибка белого шовинизма?». Руководство Коминтерна определило, что ни члены, ни руководители американской Компартии не понимают «далекоидущего политического значения» борьбы против расизма.
Во время декабрьского собрания Сэмюел Нессин (Гэри Келли) произвел яркое впечатление, осуждая расизм. Он критиковал собственное поведение и своих белых однокурсников за то, что те считали главной опасностью черный национализм, и за то, что они оставили борьбу против расизма полностью «в руках черных студентов». Однако в начале апреля 1932 года школьное начальство объявило выговор Нессину за то, что тот приписывал конфликты в школе «устойчивому недоверию» черных студентов к их белым однокурсникам. На новом собрании, состоявшемся 22 апреля, Нессин объяснял непоследовательность своего поведения тем, что стало уже обычным рефреном в рассуждениях белых коммунистов о расизме. Нессин сделал упор на том, что он не может быть виновен в расизме, поскольку на протяжении семнадцати лет он руководил борьбой в своем городе против Ку Клукс Клана и был среди организаторов черных рабочих.
Несмотря на то, что сила советского антирасизма оказалась ограничена, большинство черных американских коммунистов в Ленинской школе в 1931 году высоко ценили само его существование. Это хорошо иллюстрирует обвинение, которое они выдвинули против белого американского студента Джона Мэрра (Кэсса). Черный студент Джон Браун сообщил, что во время пребывания группы на Украине, он заметил Мэрру: «здешним рабочим, кажется, нравятся негры, это тебе не Америка, рабочие нам по-доброму улыбаются». На это, по словам Брауна, Мэрр ответил скептически, «не будь так в этом уверен», поскольку он видел, что «некоторые рабочие сплевывали на землю, когда мы проходили». Браун решил, что Мэрр таким образом давал понять, что русские рабочие ненавидят негритянских рабочих.
Руководители Ленинской школы задали Мэрру вопросы об этом эпизоде, и он не отрицал, что такой диалог имел место. Мэрр объяснил, что его впечатление об отношении русских рабочих к черным отличалось от впечатлений Брауна. Мэрр, по его словам, прогуливаясь с другими студентами, всегда держался позади, и наблюдал «с большим интересом», как вокруг черных американцев собирались дети. Однажды Мэрр заметил, как маленькая девочка пристально разглядывала Брауна и еще одного черного американского студента, Марка Коэда, затем «яростно» сплюнула на землю и что-то пробормотала, когда они прошли мимо нее. Мэрр сказал, что он понял поведение ребенка как «проявление белого шовинизма», хотя он и не слышал, что именно девочка сказала. Мэрр, правда, настаивал, что он не имел в виду, будто все русские рабочие «заражены» расизмом, - лишь то, что расизм в СССР все еще существовал.
Руководство Ленинской школы подвергло Мэрра критике за то, что он не сумел оценить высокий уровень сознательности советских рабочих, который сделал возможным строительство социализма. Мэрр, подчеркивали они, отрицал «ленинскую концепцию», что белый шовинизм был классовым оружием буржуазии, и считал его «идеологией всех белых, включая даже рабочих в Советском Союзе». Один из школьных руководителей добавил, что «несомненно, среди отсталых элементов советских рабочих случаются инциденты шовинизма, против которого партия решительно борется», однако, в большинстве случаев, это пережитки антисемитизма, а не расизма.
Мэрр сумел оправдаться на декабрьской встрече, когда занялся самокритикой, признав, что зашел слишком далеко, выстроив теорию существования расизма в СССР на базе действий маленькой девочки. Он добавил, что он таким образом подверг риску антирасистский образ страны среди черных американцев, что, в свою очередь, могло осложнить задачу КП США по мобилизации черных в защиту Советского Союза.
Дмитрий МануильскийВ Университете трудящихся Востока, черные американские студенты (вместе со студентами из стран Африки) жаловались на те же проблемы во время встречи с секретарем ИККИ Дмитрием Мануильским в январе 1933 года. Темой встречи был скрытый расизм в популярной культуре Советского Союза. Студенты были особенно критично настроены по отношению к двум пьесам, поставленным в московских театрах, - мюзиклу «Гейша» английского композитора Сидни Джоунса и «Негритенку и обезьяне», популярной советской детской пьесе, поставленной Натальей Сац.
Однако в ходе обсуждения выяснилось, что опыт жизни в СССР черных студентов из стран Африки был более сложным, чем у афроамериканцев; последние защищали советских людей от обвинений в расизме, исходивших от африканцев. В самом деле, образ американских негров был в СССР более позитивным, связанным с положительным образом самой Америки; репрезентации черных американцев включали их образы как учителей, писателей, квалифицированных рабочих, сельскохозяйственных экспертов, революционеров и актеров (последних олицетворял Поль Робсон). Именно черных американцев защищало массовое движение в СССР за оправдание обвиняемых в деле Скоттсборо, именно за обиду, нанесенную черному американцу Робинсону, осудили двух белых американцев в Сталинграде в 1930 году. Ничего подобного не было по отношению к африканцам (вплоть до послевоенного антиколониального движения).
Источник: Meredith L. Roman. Race, Politics and US students in 1930s Soviet Russia // Race & Class. 2011. Vol.53 (2)
( Оглавление "российско-американских сюжетов")
Черные американцы учились в Ленинской школе и до 1931 года, но их количество никогда не превышало двух-трех человек одновременно. Это положение могло сохраняться и дальше, но тут группа афроамериканских студентов Коммунистического университета трудящихся Востока выступила с обвинением работников Коминтерна в лицемерии: они якобы создали два университета - для белых и для не-белых слушателей. И в самом деле, с середины 1920-х американские черные обучались главным образом в университете трудящихся Востока, вместе со студентами из Советской Средней Азии, колониальных стран и Ближнего Востока, тогда как белые американцы и европейцы учились только в более престижной Ленинской школе.
В 1930 году Уильям Вейнстоун (Уильям Рэндольф), представитель КП США в Коминтерне, признал в письме в секретариат американской компартии, что оправдание этой де-факто сегрегации, использовавшееся ранее (якобы Ленинская школа выдвигала более высокие требования к опыту коммунистической борьбы поступающих), более не работает: в последнее время в школу были приняты белые американцы, не отвечающие политическим требованиям к абитуриентам. Поэтому обвинения со стороны черных студентов в их дискриминации были оправданы.
Уильям Вейнстоун, 1927
За единственным исключением, чернокожие американцы, направленные КП США в Ленинскую школу, чтобы снять с партии и Коминтерна обвинения в дискриминации, были молодыми людьми (исключением была девушка-афроамериканка). Внуки рабов и дети издольщиков, они в большинстве своем были участниками «великой миграции» черных с американского Юга в города Севера. Хотя они прибыли в Москву с минимальным багажом формального образования, они очень хорошо были осведомлены о советском обещании расового равенства, и они постоянно апеллировали к этому обещанию, сталкиваясь с проявлениями расизма. Когда оказалось, что Ленинская школа не отвечает их ожиданиям в этом смысле, чернокожие студенты из США апеллировали к Исполкому Коминтерна и райкому ВКП(б), критикуя действия школы не только как расистские, но и антисоветские.
Другим примером этого подхода может послужить встреча чернокожих студентов (как американцев, так и африканцев) с Дмитрием Мануильским, главой ИККИ, состоявшаяся в Университете трудящихся Востока в 1933 году. Студенты на этой встрече подвергли критике некоторые аспекты советской культуры и общества как расистские. Однако когда студенты из Африки усомнились в истинности самого советского антирасизма, афроамериканцы заступились за образ СССР как общества нетерпимого к расизму.
Здание, в котором располагался Университет трудящихся ВостокаПрограмма обучения в Ленинской школе и в Университете трудящихся Востока подразумевала анонимность будущих борцов с существующими правительствами, и афроамериканские студенты не были «засвечены» в советской прессе или на публичных мероприятиях, в отличие от тех американских негров, которые путешествовали в СССР как делегаты конференций, рабочие или туристы. Тем не менее, эти черные студенты-американцы были очень заметны для белых американцев - архитекторов, инженеров и бизнесменов, - которые посещали Москву в конце 1920-х - начале 1930-х гг. В своих рассказах в американском консульстве в Риге многие из них указывали с ощутимым недовольством, что хороший «прием и мягкое обращение» с чернокожими американскими студентами в Советском Союзе, где за ними «хорошо ухаживали», стали причиной того, что те усвоили «крайне агрессивное» отношение к белым американцам.
Некоторые прямо связывали такое «напыщенное» поведение с «тесной дружбой» черных американцев с русскими женщинами, сообщая, что "негры говорят: «мы такие же как белые мужчины; мы женимся на белых женщинах»". В основе читающегося в этих рассказах страха белых путешественников лежало очевидное опасение: молодые чернокожие вернутся в Америку с этими «бессмысленными идеями» и будут требовать, чтобы к ним относились «как к белым людям».
Несмотря на свою поддержку идеи равенства черных, многие белые американцы, поступившие в Ленинскую школу в сентябре 1931 г., с таким же трудом могли заставить себя относиться к чернокожим однокурсникам «как к белым людям» в повседневной жизни.
Трения, расколовшие американских студентов по расовому признаку, начались еще до их прибытия в Москву, на борту “Majestic”, корабля, доставлявшего их через Атлантику в августе 1931 г.
"Majestic" (бывший "Бисмарк")
Мэри Далтон (Мэри Дорн / Молли Пятек), белая американская студентка, усугубила ситуацию, предложив, чтобы кто-нибудь из белых коммунистов приглядывал за каждым из чернокожих коммунистов во время остановки в Лондоне. Уже в октябре некоторые афроамериканцы обвинили своих белых сограждан в «рабовладельческой психологии», мешающей им перейти от формального признания равенства черных к практическому равенству, и особенно избавиться от возмущения по поводу отношений черных мужчин с белыми женщинами.
Мэри Далтон, секретарь-организатор Коммунистической партии города Нью-Йорка, 1937 годПримером этого послужил инцидент на борту «Мажестика», когда еще одна белая студентка Роза Райли (Rose Riley) потребовала от двух черных коллег уйти с танцплощадки из опасения, что они могут начать приглашать на танец белых женщин. Другими примерами был остракизм, которому белые студенты подвергли межрасовый брак двух студентов, Перл Деметри (Глэдис Пейн / Молли Бекман) и Уильяма Новелла (Купера) и злобные сплетни в адрес черных студентов, общавшихся с русскими женщинами (Уильям Новелл в конце 1930-х годов со скандалом выйдет из КП США и будет после Второй мировой войны свидетельствовать против партии в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, которой, в частности, расскажет, будто в Москве афро-американцев готовили для создания на Юге США негритянской республики, отделившейся от Соединенных Штатов).
Вскоре после прибытия группы в Москву, произошел инцидент, еще более обостривший ситуацию. Несколько белых американских студентов заставили двух черных студентов, Леонарда Паттерсона (Коттона Терри) и Джона Брауна (Карла Якоби) «станцевать джигу» и спеть спиричуалс, когда на улице их окружила любопытствующая толпа русских рабочих. Паттерсон и Браун указывали, что это требование было чрезвычайно обидным, поскольку белые рабовладельцы заставляли своих рабов танцевать и петь под угрозой порки кнутом. Паттерсон объяснял, что приказав им танцевать джигу на улице, их белые коллеги, по мнению черных, продемонстрировали им, что смотрят на них как на только что вышедших из джунглей, способных вести себя как дикие, нецивилизованные животные.
Леонард Паттерсон в 1960 г.Выслушав эту жалобу, должностные лица Ленинской школы высказали недоумение, почему же тогда несколько лет назад, когда русские рабочие попросили первого афроамериканского студента Гарри Хейвуда исполнить «танец рабов», он не посчитал эту просьбу расистской. Паттерсон объяснил, что, в отличие от русских, белые американцы имеют длинную историю порабощения черных и распространения мифа, будто «танцевать джигу» - единственное, что те умеют делать хорошо.
(Вот по этой ссылке можно увидеть, как постаревший - и тоже порвавший с партией - Леонард Патерсон в 1960 году вспоминает свою учебу в Ленинской школе в Москве и утверждает, что советские коммунисты использовали американских негров-коммунистов, чтобы разжечь в Америке насилие).
Белые американцы отвергали все обвинения со стороны черных в расизме, и в ответ называли группу афроамериканцев «бандой националистов», которые создают в Ленинской школе атмосферу «негритюда» и хаоса.
Руководство Ленинской школы пыталось исправить ситуацию и провело расследование, а также представило черным американским студентам возможность высказать свое недовольство белыми коллегами. Однако результатом стало лишь еще большее отчуждение. Руководители попытались нивелировать обвинения в расизме, объясняя, что черные студенты «гиперчувствительны» и «предубеждены», а также считая, что они не могут определить, что такое «белый шовинизм», поскольку сами белыми не являются. Более того, школьные власти признали черных американских студентов равно виновными во враждебности на расовой основе, и объявили, что те в равной степени должны изменить свое поведение, чтобы ликвидировать эту враждебность.
Убежденные в том, что руководство Ленинской школы нарушает их право на защиту от расизма, черные американские студенты составили 9-страничное письмо, описывающее рост расизма в школе и ответственность за это школьного начальства. Письмо было направлено в Исполком Коминтерна и в районный комитет ВКП(б).
Ответ из ИККИ в гораздо большей степени отвечал чаяниям черных студентов. Он не только появился чрезвычайно быстро, но также оценил действия белых американцев и руководства школы, которое признал ошибочным:
«Вместо того, чтобы немедленно и незамедлительно исправить и осудить ошибки отдельных белых товарищей, которые являлись проявлениями пережитков белого шовинизма, они попытались создать некий баланс между ошибками этого рода, совершенными некоторыми белыми товарищами и ошибками другого рода, совершенными некоторыми негритянскими товарищами».
Вскоре после появления этого письма генеральный секретарь КП США Эрл Браудер и Кларенс Хэтуэй, заместившая Вейнстоуна на посту представителя КП США в Коминтерне, приехали в Ленинскую школу для специального трехдневного собрания (состоявшегося 22-24 декабря 1931 года). Очевидным образом возмущенные сложившейся ситуацией, Браудер и Хэтуэй критиковали черных студентов за то, что те не обратились сначала к ним, прежде чем жаловаться прямо в Исполком Коминтерна.
Эрл Браудер на предвыборном плакате: в 1940 году он баллотировался в президенты в паре с Дж.Фордом
Лидеры Коминтерна, однако, вновь поддержали черных американцев, подчеркнув, что те, как члены КП США, имели несомненное «политическое право» апеллировать к ним и требовать немедленных действий для ликвидации расизма в Ленинской школе. В то же время, ИККИ осудил белых студентов за пренебрежение их «политическим долгом» вынести проблему расизма на внимание ИККИ и добиться интеграции. Не сумев «возглавить борьбу за равенство черных», белые американские студенты не предприняли усилий к преодолению «естественного» и «оправданного» недоверия к белым (бывшего результатом столетий порабощения), вместо этого даже усилив их множеством расистских действий.
Тем не менее, белые студенты просто отказывались понимать, в чем их обвиняют. Как отмечал белый студент Сэмюел Винт (Сэмюел Блай), «мы не понимаем, в чем состоит ошибка белого шовинизма?». Руководство Коминтерна определило, что ни члены, ни руководители американской Компартии не понимают «далекоидущего политического значения» борьбы против расизма.
Во время декабрьского собрания Сэмюел Нессин (Гэри Келли) произвел яркое впечатление, осуждая расизм. Он критиковал собственное поведение и своих белых однокурсников за то, что те считали главной опасностью черный национализм, и за то, что они оставили борьбу против расизма полностью «в руках черных студентов». Однако в начале апреля 1932 года школьное начальство объявило выговор Нессину за то, что тот приписывал конфликты в школе «устойчивому недоверию» черных студентов к их белым однокурсникам. На новом собрании, состоявшемся 22 апреля, Нессин объяснял непоследовательность своего поведения тем, что стало уже обычным рефреном в рассуждениях белых коммунистов о расизме. Нессин сделал упор на том, что он не может быть виновен в расизме, поскольку на протяжении семнадцати лет он руководил борьбой в своем городе против Ку Клукс Клана и был среди организаторов черных рабочих.
Несмотря на то, что сила советского антирасизма оказалась ограничена, большинство черных американских коммунистов в Ленинской школе в 1931 году высоко ценили само его существование. Это хорошо иллюстрирует обвинение, которое они выдвинули против белого американского студента Джона Мэрра (Кэсса). Черный студент Джон Браун сообщил, что во время пребывания группы на Украине, он заметил Мэрру: «здешним рабочим, кажется, нравятся негры, это тебе не Америка, рабочие нам по-доброму улыбаются». На это, по словам Брауна, Мэрр ответил скептически, «не будь так в этом уверен», поскольку он видел, что «некоторые рабочие сплевывали на землю, когда мы проходили». Браун решил, что Мэрр таким образом давал понять, что русские рабочие ненавидят негритянских рабочих.
Руководители Ленинской школы задали Мэрру вопросы об этом эпизоде, и он не отрицал, что такой диалог имел место. Мэрр объяснил, что его впечатление об отношении русских рабочих к черным отличалось от впечатлений Брауна. Мэрр, по его словам, прогуливаясь с другими студентами, всегда держался позади, и наблюдал «с большим интересом», как вокруг черных американцев собирались дети. Однажды Мэрр заметил, как маленькая девочка пристально разглядывала Брауна и еще одного черного американского студента, Марка Коэда, затем «яростно» сплюнула на землю и что-то пробормотала, когда они прошли мимо нее. Мэрр сказал, что он понял поведение ребенка как «проявление белого шовинизма», хотя он и не слышал, что именно девочка сказала. Мэрр, правда, настаивал, что он не имел в виду, будто все русские рабочие «заражены» расизмом, - лишь то, что расизм в СССР все еще существовал.
Руководство Ленинской школы подвергло Мэрра критике за то, что он не сумел оценить высокий уровень сознательности советских рабочих, который сделал возможным строительство социализма. Мэрр, подчеркивали они, отрицал «ленинскую концепцию», что белый шовинизм был классовым оружием буржуазии, и считал его «идеологией всех белых, включая даже рабочих в Советском Союзе». Один из школьных руководителей добавил, что «несомненно, среди отсталых элементов советских рабочих случаются инциденты шовинизма, против которого партия решительно борется», однако, в большинстве случаев, это пережитки антисемитизма, а не расизма.
Мэрр сумел оправдаться на декабрьской встрече, когда занялся самокритикой, признав, что зашел слишком далеко, выстроив теорию существования расизма в СССР на базе действий маленькой девочки. Он добавил, что он таким образом подверг риску антирасистский образ страны среди черных американцев, что, в свою очередь, могло осложнить задачу КП США по мобилизации черных в защиту Советского Союза.
Дмитрий МануильскийВ Университете трудящихся Востока, черные американские студенты (вместе со студентами из стран Африки) жаловались на те же проблемы во время встречи с секретарем ИККИ Дмитрием Мануильским в январе 1933 года. Темой встречи был скрытый расизм в популярной культуре Советского Союза. Студенты были особенно критично настроены по отношению к двум пьесам, поставленным в московских театрах, - мюзиклу «Гейша» английского композитора Сидни Джоунса и «Негритенку и обезьяне», популярной советской детской пьесе, поставленной Натальей Сац.
Однако в ходе обсуждения выяснилось, что опыт жизни в СССР черных студентов из стран Африки был более сложным, чем у афроамериканцев; последние защищали советских людей от обвинений в расизме, исходивших от африканцев. В самом деле, образ американских негров был в СССР более позитивным, связанным с положительным образом самой Америки; репрезентации черных американцев включали их образы как учителей, писателей, квалифицированных рабочих, сельскохозяйственных экспертов, революционеров и актеров (последних олицетворял Поль Робсон). Именно черных американцев защищало массовое движение в СССР за оправдание обвиняемых в деле Скоттсборо, именно за обиду, нанесенную черному американцу Робинсону, осудили двух белых американцев в Сталинграде в 1930 году. Ничего подобного не было по отношению к африканцам (вплоть до послевоенного антиколониального движения).
Источник: Meredith L. Roman. Race, Politics and US students in 1930s Soviet Russia // Race & Class. 2011. Vol.53 (2)
( Оглавление "российско-американских сюжетов")