Российско-американские сюжеты 15
Всего через несколько лет после восстановления дипломатических отношений между Россией и США в 1933 году посол Уильям Буллит направил государственному секретарю Корделлу Халлу депешу, составленную секретарем американского посольства Джорджем Кеннаном, которая содержала «некоторые личные наблюдения» за жизнью в Советском Союзе в период руководства И.В. Сталина.
В тексте послания политический климат в стране был назван «резким», правительственные чиновники - «недоверчивыми и скрытными», точная информация - «труднодоступной», цензура - «суровой», система тотального шпионажа - «широко распространенной и угнетающей», русская дипломатия - «искусной в умении создавать неприятности дипломату, тем не менее, не оскорбляя его», а вся система - «неприветливой и тиранической» . В тексте этого документа, однако, не было ни одного предложения, написанного Кеннаном или Буллитом. Депеша была полностью составлена из выдержек из писем американского посланника в России в 1850-1853 гг. Нила Брауна (Кеннан лишь поменял словосочетание «Российская империя» на «Советский Союз»). Согласно Буллиту, несмотря на то, что послание представляло собой собрание цитат восьмидесятилетней давности, оно давало «точную картину жизни в России в 1936 году».
Уильям Буллит Это «наблюдение» американского дипломата ставит в тупик: еще можно понять советских «шестидесятников», придававших в своих работах николаевской России узнаваемые черты Советского государства, чтобы эзоповым языком критиковать сталинский режим, но любой отечественный историк скажет, что различий в эпохах неизмеримо больше, чем сходства. Больше того, другие американские дипломаты в России времен Николая I видели, напротив, быстрое развитие транспорта, восприимчивость к технологическим инновациям, высокий уровень науки и высшего образования. Американские путешественники в Россию первой половины XIX века на удивление хорошо относились к империи, в отличие от француза А. Кюстина или английских критиков российского государства. Браун оказался первым американцем, описавшим нашу страну в таких мрачных тонах.
Назначенный посланником США в Российской Империи в 1850 году Нил Смит Браун (1810-1886) в ходе своей долгой общественной карьеры воевал с индейцами и занимался сельским хозяйством, занимал пост губернатора штата Теннеси и основал колледж Пибоди в Нэшвиле. Как и у большинства американских посланников XIX века, у Брауна не было никакого дипломатического опыта к моменту отъезда в Россию. Российский дипломат Э. Стекль характеризовал Брауна как человека «умеренных принципов и талантов» . Он провел весь срок своей службы в Санкт-Петербурге, покинув его только для кратковременного отпуска в Лондоне. В первую же зиму (1850 г.) он заболел и просил государственного секретаря Уэбстера об отставке. Подлечившись, Браун остался на посту вплоть до смены кабинета в Вашингтоне в 1853 г. За неимением собственно дипломатической повестки дня он посвящал свои депеши крайне язвительным комментариям о России.
Нил С.БраунСледует отметить, что в середине XIX века собственно дипломатией посланникам США в России приходилось заниматься чрезвычайно мало. Нил Браун несколько раз за время своей миссии докладывал в государственный департамент, что ему «вообще нечего сообщать» .
Образовавшееся свободное время американцы, занимавшие пост в Санкт-Петербурге, посвящали разным занятиям. Так, Чарльз Тодд (посланник в 1841-1845 гг.) путешествовал и посещал светские приемы (где служил мишенью для юмора придворных дам ), Артур Бэгби (посланник в 1848-49 гг., когда, в связи с началом революции во Франции, работа для американского дипломата нашлась бы) беспробудно пил, а Нил Браун сидел в миссии и составлял пространные депеши о кознях русской тайной полиции.
Браун не ходил на балы, не общался с русскими людьми и подозревал всех окружающих в шпионаже . Свою жизнь он старался максимально изолировать от окружающей русской действительности. Приезжие американцы с удивлением замечали, что в петербургское жилище Брауна «входишь как в поместье южного плантатора» .
В отличие от многих своих современников, приветствовавших быструю модернизацию Российской империи при Николае I, Браун предпочитал обращать внимание адресата своих депеш на то, что «Россия не может гордиться ни одним изобретением в механике, которое было бы скопировано в Европе, ни единой книгой, которая стала бы признанным учебником… Все, что у них есть, заимствовано, за исключением их ужасного климата» .
«Они (русские - И.К.) воюют на заимствованные деньги. И берут займы, чтобы построить свои железные дороги. Их лучшие корабли построены в Англии, а некоторые из них в Соединенных Штатах…Ни одна нация не нуждается сильнее в иностранцах, и ни одна не относится к ним так ревниво и неприветливо» .
Браун не путешествовал по России. Все, что он сумел сказать о русском обществе, свелось к определению Санкт-Петербурга как «живого трупа» ("dead alive place"), где даже птицы не пели, «боясь, вероятно, что их может арестовать полиция» . Он сосредоточился на секретности, ксенофобии и полицейском контроле, характеризовавшими, по мнению посланника, всю жизнь российского общества. «Секретность и тайна характеризуют все вокруг», - отмечал посланник. - «Ничего из того, что стоит узнать, не публикуется» .
Браун подчеркивал роль самодержца в функционировании государственной машины. В первую же встречу Николай произвел впечатление на Брауна как «энергичный и хорошо образованный император», руководивший Россией «с бесшумностью и точностью хронометра» . Спустя полтора года Браун, однако, сравнил царя с Филиппом Македонским, тираном и «противником народа», ведомым «враждебностью к народным установлениям, не признающей компромиссов и никогда не ослабевающей». Тем не менее, с точки зрения американского посланника, уважения заслуживал тот факт, что Николай был последователен в своей политике: «правительство России не обещает свободу и не дает ее». Браун также оценил степень сложности задачи управления огромной империей «буквально загроможденной бюро и конторами, перешедшими пределы, поддающиеся быстрой и точной инспекции». Он сомневался, есть ли на земле правитель, «задача которого сложнее, чем у главы Российской империи».
Николай IВраждебный подход к отличиям российского общества от американского, представленный в середине XIX века депешами Нила Брауна, набирал силу в течение следующих десятилетий. В Соединенных Штатах крепло убеждение в неправильности российского общественного устройства, подкреплявшееся, среди других факторов, работами Джорджа Кеннана (старшего) о сибирской ссылке и проблемами эмиграции. В образ России, формировавшийся вокруг обсуждения проблем жесткой имперской государственной машины, не вписывалась объемная картина российской жизни, зато несколько черт, подмеченных Брауном, оставались в центре внимания новых поколений американских специалистов по России.
Джордж Кеннан (старший)Сами депеши Нила Брауна невостребованными пролежали в архивах государственного департамента и американской миссии в течение восьмидесяти лет, пока в начале 1930-х годов не попались на глаза американскому генеральному консулу в Ленинграде Энгусу Уорду. Уорд переправил депеши в Москву, а молодой дипломат и племянник известного путешественника Джордж Кеннан, работавший в то время дипломатическим секретарем посольства, прочел документы и предложил их вниманию посла Уильяма Буллита. Тот же Кеннан составил из депеш Брауна новое послание, направленное Буллитом государственному секретарю.
Джордж КеннанПочему впечатления Нила Брауна так хорошо «легли» на представления Кеннана и Буллита о Советском Союзе? На самом деле, очевидно, что дипломаты фиксировали не столько объективную реальность России, сколько разницу между стилем и способом ведения дел в США и в нашей стране. Отмеченная выше пропасть между общественным и государственным устройством США и России делала масштаб сравнения настолько большим, что при нем не фиксировались не только детали, но даже отличия между царским режимом и Советской властью.
Такой масштаб препятствовал серьезному изучению России: сравнительно постоянный набор описаний страны и народа, повторявшийся из одного текста в другой, заменял собой по-настоящему аналитический подход к российской действительности .
Письма Брауна, которые использовали Кеннан и Буллит, содержали ряд клише, которые оказались применимыми к России времен Николая, Советскому Союзу времен Сталина, и, добавим, могут сгодиться для описания современной России. Однако вывод, который их этого следует, заключается не в неизменной природе России и русского народа, а в поверхностности такого взгляда, его неприменимости для серьезного анализа процесса модернизации страны. Напротив, тот факт, что очевидные успехи модернизации России в течение полутора столетий, прошедших со времени написания депеш Брауна были достигнуты без кардинального отказа от отмеченных им черт российской государственности, заставляет задуматься о широте вариаций исторического процесса.
Подробнее см.: Курилла И.И. Нейл Браун, Уильям Буллит и Джордж Кеннан: меняющиеся американцы, неизменная Россия? // Вестник Института Кеннана в России. Вып. 10. М., 2006. С. 63-69
В тексте послания политический климат в стране был назван «резким», правительственные чиновники - «недоверчивыми и скрытными», точная информация - «труднодоступной», цензура - «суровой», система тотального шпионажа - «широко распространенной и угнетающей», русская дипломатия - «искусной в умении создавать неприятности дипломату, тем не менее, не оскорбляя его», а вся система - «неприветливой и тиранической» . В тексте этого документа, однако, не было ни одного предложения, написанного Кеннаном или Буллитом. Депеша была полностью составлена из выдержек из писем американского посланника в России в 1850-1853 гг. Нила Брауна (Кеннан лишь поменял словосочетание «Российская империя» на «Советский Союз»). Согласно Буллиту, несмотря на то, что послание представляло собой собрание цитат восьмидесятилетней давности, оно давало «точную картину жизни в России в 1936 году».
Уильям Буллит Это «наблюдение» американского дипломата ставит в тупик: еще можно понять советских «шестидесятников», придававших в своих работах николаевской России узнаваемые черты Советского государства, чтобы эзоповым языком критиковать сталинский режим, но любой отечественный историк скажет, что различий в эпохах неизмеримо больше, чем сходства. Больше того, другие американские дипломаты в России времен Николая I видели, напротив, быстрое развитие транспорта, восприимчивость к технологическим инновациям, высокий уровень науки и высшего образования. Американские путешественники в Россию первой половины XIX века на удивление хорошо относились к империи, в отличие от француза А. Кюстина или английских критиков российского государства. Браун оказался первым американцем, описавшим нашу страну в таких мрачных тонах.
Назначенный посланником США в Российской Империи в 1850 году Нил Смит Браун (1810-1886) в ходе своей долгой общественной карьеры воевал с индейцами и занимался сельским хозяйством, занимал пост губернатора штата Теннеси и основал колледж Пибоди в Нэшвиле. Как и у большинства американских посланников XIX века, у Брауна не было никакого дипломатического опыта к моменту отъезда в Россию. Российский дипломат Э. Стекль характеризовал Брауна как человека «умеренных принципов и талантов» . Он провел весь срок своей службы в Санкт-Петербурге, покинув его только для кратковременного отпуска в Лондоне. В первую же зиму (1850 г.) он заболел и просил государственного секретаря Уэбстера об отставке. Подлечившись, Браун остался на посту вплоть до смены кабинета в Вашингтоне в 1853 г. За неимением собственно дипломатической повестки дня он посвящал свои депеши крайне язвительным комментариям о России.
Нил С.БраунСледует отметить, что в середине XIX века собственно дипломатией посланникам США в России приходилось заниматься чрезвычайно мало. Нил Браун несколько раз за время своей миссии докладывал в государственный департамент, что ему «вообще нечего сообщать» .
Образовавшееся свободное время американцы, занимавшие пост в Санкт-Петербурге, посвящали разным занятиям. Так, Чарльз Тодд (посланник в 1841-1845 гг.) путешествовал и посещал светские приемы (где служил мишенью для юмора придворных дам ), Артур Бэгби (посланник в 1848-49 гг., когда, в связи с началом революции во Франции, работа для американского дипломата нашлась бы) беспробудно пил, а Нил Браун сидел в миссии и составлял пространные депеши о кознях русской тайной полиции.
Браун не ходил на балы, не общался с русскими людьми и подозревал всех окружающих в шпионаже . Свою жизнь он старался максимально изолировать от окружающей русской действительности. Приезжие американцы с удивлением замечали, что в петербургское жилище Брауна «входишь как в поместье южного плантатора» .
В отличие от многих своих современников, приветствовавших быструю модернизацию Российской империи при Николае I, Браун предпочитал обращать внимание адресата своих депеш на то, что «Россия не может гордиться ни одним изобретением в механике, которое было бы скопировано в Европе, ни единой книгой, которая стала бы признанным учебником… Все, что у них есть, заимствовано, за исключением их ужасного климата» .
«Они (русские - И.К.) воюют на заимствованные деньги. И берут займы, чтобы построить свои железные дороги. Их лучшие корабли построены в Англии, а некоторые из них в Соединенных Штатах…Ни одна нация не нуждается сильнее в иностранцах, и ни одна не относится к ним так ревниво и неприветливо» .
Браун не путешествовал по России. Все, что он сумел сказать о русском обществе, свелось к определению Санкт-Петербурга как «живого трупа» ("dead alive place"), где даже птицы не пели, «боясь, вероятно, что их может арестовать полиция» . Он сосредоточился на секретности, ксенофобии и полицейском контроле, характеризовавшими, по мнению посланника, всю жизнь российского общества. «Секретность и тайна характеризуют все вокруг», - отмечал посланник. - «Ничего из того, что стоит узнать, не публикуется» .
Браун подчеркивал роль самодержца в функционировании государственной машины. В первую же встречу Николай произвел впечатление на Брауна как «энергичный и хорошо образованный император», руководивший Россией «с бесшумностью и точностью хронометра» . Спустя полтора года Браун, однако, сравнил царя с Филиппом Македонским, тираном и «противником народа», ведомым «враждебностью к народным установлениям, не признающей компромиссов и никогда не ослабевающей». Тем не менее, с точки зрения американского посланника, уважения заслуживал тот факт, что Николай был последователен в своей политике: «правительство России не обещает свободу и не дает ее». Браун также оценил степень сложности задачи управления огромной империей «буквально загроможденной бюро и конторами, перешедшими пределы, поддающиеся быстрой и точной инспекции». Он сомневался, есть ли на земле правитель, «задача которого сложнее, чем у главы Российской империи».
Николай IВраждебный подход к отличиям российского общества от американского, представленный в середине XIX века депешами Нила Брауна, набирал силу в течение следующих десятилетий. В Соединенных Штатах крепло убеждение в неправильности российского общественного устройства, подкреплявшееся, среди других факторов, работами Джорджа Кеннана (старшего) о сибирской ссылке и проблемами эмиграции. В образ России, формировавшийся вокруг обсуждения проблем жесткой имперской государственной машины, не вписывалась объемная картина российской жизни, зато несколько черт, подмеченных Брауном, оставались в центре внимания новых поколений американских специалистов по России.
Джордж Кеннан (старший)Сами депеши Нила Брауна невостребованными пролежали в архивах государственного департамента и американской миссии в течение восьмидесяти лет, пока в начале 1930-х годов не попались на глаза американскому генеральному консулу в Ленинграде Энгусу Уорду. Уорд переправил депеши в Москву, а молодой дипломат и племянник известного путешественника Джордж Кеннан, работавший в то время дипломатическим секретарем посольства, прочел документы и предложил их вниманию посла Уильяма Буллита. Тот же Кеннан составил из депеш Брауна новое послание, направленное Буллитом государственному секретарю.
Джордж КеннанПочему впечатления Нила Брауна так хорошо «легли» на представления Кеннана и Буллита о Советском Союзе? На самом деле, очевидно, что дипломаты фиксировали не столько объективную реальность России, сколько разницу между стилем и способом ведения дел в США и в нашей стране. Отмеченная выше пропасть между общественным и государственным устройством США и России делала масштаб сравнения настолько большим, что при нем не фиксировались не только детали, но даже отличия между царским режимом и Советской властью.
Такой масштаб препятствовал серьезному изучению России: сравнительно постоянный набор описаний страны и народа, повторявшийся из одного текста в другой, заменял собой по-настоящему аналитический подход к российской действительности .
Письма Брауна, которые использовали Кеннан и Буллит, содержали ряд клише, которые оказались применимыми к России времен Николая, Советскому Союзу времен Сталина, и, добавим, могут сгодиться для описания современной России. Однако вывод, который их этого следует, заключается не в неизменной природе России и русского народа, а в поверхностности такого взгляда, его неприменимости для серьезного анализа процесса модернизации страны. Напротив, тот факт, что очевидные успехи модернизации России в течение полутора столетий, прошедших со времени написания депеш Брауна были достигнуты без кардинального отказа от отмеченных им черт российской государственности, заставляет задуматься о широте вариаций исторического процесса.
Подробнее см.: Курилла И.И. Нейл Браун, Уильям Буллит и Джордж Кеннан: меняющиеся американцы, неизменная Россия? // Вестник Института Кеннана в России. Вып. 10. М., 2006. С. 63-69