Как мы попали в Сперанского
Филя плохо себя чувствовал весь субботний день, отказывался от еды и не шалил.
Мы были на даче, в лесу - все время находились какие-то дела, поездку в лес мы откладывали и именно в эти выходные решили поехать на денек. Когда его пару раз пронесло нестрашно, мы дали рисовой каши и потом энтеросгель. Все шло неплохо, но ночью его начало полоскать во все стороны. Поднялась невысокая температура. Он хотел пить, но после каждого глотка его рвало. Тогда я растворила смекту и хоть его и рвало, давала глотнуть смекты вместо воды. Ничего не помогало. Дима поехал в дежурную аптеку за жаропонижающим и на всякий случай за регидроном.
Филя не мог пить и его продолжало рвать и нести, я стала капать в полуоткрытый сухой ротик регидрон - это была очень удачная тактика. Рано утром мы выехали в Москву, где сразу вызвали скорую. Врачи Филю осмотрели, сказали, что скорее всего это ротавирус и что мы все делаем правильно, назначили много всего и уехали. Мы продолжили выпаивать круглосуточно.
Потом приехал наш частный врач, откорректировал лечение и констатировал, что пока все очень даже неплохо, предупредил о том, чего стоит опасаться, дал подробные рекомендации. Мы продолжили...
Ночью у Фили поднялась температура и мы вызвали скорую. Пока скорая ехала, мы с температурой справились и приехавшие врачи снова успокоили нас, что кожа в хорошем состоянии, мы все делаем правильно, лечение грамотное и все у нас будет хорошо. Температура и вправду больше не поднималась, ночь прошла хорошо, Филя пил, его уже давно не рвало и изредка проносило. Он с аппетитом ел рисовую кашу и вцелом шел на поправку.
Вечером что-то стало меняться: его вдруг стало часто нести, мы поняли, что выливается из него явно больше, чем он пьет и позвонили папе за советом "куда ехать?" на случай, если состояние не изменится. Нам, собственно, совсем не хотелось в больницу, мы просто не хотели никого будить, если среди ночи нам придется-таки туда отправиться. Папа настоял на том, чтобы мы поехали в Сперанского сразу. Было досадно, тем более, что понос прекратился, но надо - значит надо. Долго ехали, очень долго ждали дежурного врача, Филю осмотрели, с наших слов записали половину и отправили ложиться. На деле реальный врач беседует только после госпитализации.
Мы поднялись в обветшалый корпус инфекционного отделения - "кишечку", позвонили в звонок, нам открыли уставшие, взмыленные медсестры, сказали "давайте карту".
- Да что же это такое! Опять 11 месяцев! Что вы все подобрались,а? Места только в коридоре! Чего вы все ночью-то понаприезжаете!
- В коридоре... (я окинула взглядом железные кровати, стоящие в шахматном порядке за их спинами. Они были очень грамотно втиснуты между дверей палат и... заняты).
- В коридоре! Отделение переполнено! Скажите спасибо Путину с Медведевым!
- А можно мы сначала с доктором поговорим? А то нам сказали, что все вопросы доктор решает...
Дежурный врач, бегающий по этажам, к счастью, не заставил себя долго ждать. Это быда очень красивая женщина с идеальной выгоревшей укладкой, в очаровательной врачебной униформе в разноцветных зверушках. Она так по-европейски смотрелась среди железных кроватей и эмалированных горшков, что вселяла веру в магическую силу одного своего исцеляющего прикосновения. Она посмотрела на анализы, и велела нам пройти и прокапаться. Очень вежливо объяснив, какие физиологические блага принесет нам раствор "Глюкоза-Трисоль", доктор заверила нас, что после капельницы, утром, после контрольного анализа, скорее всего, нам можно будет вернуться домой, если на то не будет противопоказаний.
Дима уехал и обещал вернуться. Я осталась с Филюшкой на руках, который очень хотел спать, но которому этого почему-то не давали. В темном коридоре нам выделили детскую кровать с металлическими бортами и стул для меня.
Доктор испарилась, а я дрожала от страха, усталости и неизвестности в реалиях полночной инфекционки. Со всех сторон кому-то становилось плохо, я представляла как моего немощного ребенка атакуют бациллы чужих хворей. Толстая пожилая медсестра по-хозяйски забрала Филю со словами "давайте его сюда". Он кричал как только мог, смотрел на меня глазами, полными ужаса и мольбы о спасении. Дальше из-за закрытой двери я слышала только Филин надрывный крик до хрипов и кашля, и комментарии медсестер, которые то не могли его удержать, то не могли попасть в вену... я стояла под дверью и рыдала, ведь порядок - есть порядок, но материнское сердце и здравый смысл бастовали внутри, крича о желании быть рядом со своим ребенком, чтобы сохранить его рассудок. Тем более, я так и не поняла, чем бы я помешала, хоть мне и говорили о "стерильности", царившей за незакрывающейся дверью "процедурного" с такими же клоками пыли на полу,.. но забота о психике стоит у нас на последнем месте.
Вынесли Филю обмякшего и со стеклянным взглядом. Он никак не реагировал ни на меня, ни на сестер - просто смотрел в одну точку. Ручка была проколота несколько раз в локтевом сгибе и привязана бинтами к дощечке, замотанной накрахмаленной тканью. Катетер вставили в кисть, а по бинтам расплылось большое кровавое пятно. Было такое ощущение, что Филя держит в руке гантелю.
Все испарились, я ходила по коридору взад и вперед, поглядывая на часы, которые особенно медленно меняли время. Врач в зверушках заверила меня, что мне выдадут регидрон и я смогу выпаивать малыша, а она придет через три часа и посмотрит как у него дела. Подключили капельницу. Регидрон я выпросила только через полтора часа, когда Филя обессилел окончательно и уснул.
Филе вводили препараты и очень удивлялись, почему меня не устраивает ответ "витаминка". А меня такие ответы приводили в бешенство, потому что мне приходилось вытягивать клещами названия растворов, антибиотика. За все приходилось извиняться и клянчить, чтобы не навлечь на себя праведный гнев уставших сестер. Я просила комментариев ко всем действиям. Ну как-то закрепилось в моей голове такое поведение с тех пор как меня чуть было не привили от кори в поликлинике после того как я ею переболела и чуть было не влили бутылку преднизолона вместо глюкозы. Так я узнала, что Филе влили и антибиотик однократно, и супрастин. Капали белковый препарат и глюкозу/трисоль.
В середине ночи мне повезло - медсестра Роза, пожалев меня, не успевшую толком поесть с середины прошлого дня, принесла два куска хлеба с большими кубами масла и кефир. А потом я разжилась еще и сахаром. Доктор не обманула, анализы взяли раньше всех, результаты были неплохие и с учетом того, что ближайшие сутки о переводе в палату не могло быть и речи, а новеньких все подвозили и подвозили, доктор относилась с пониманием к нашему желанию уйти, тем более, что на тот момент нам была назначена только одна капельница в день.
В результате мы остались. Заведующая отделением пересмотрела лечение и капельниц стало четыре. Мы были благодарны и ей, и моему папе, и всем кто пытался нам помочь не остаться в коридоре, тем, кто за нас молился и просто посылал пожелания удачи по воздуху. Мы остались и к вечеру Филю перевели в палату. Приехал Дима, а я уехала домой - трое суток без сна, сутки без еды меня подкосили и я не могла встать с ребенком на руках. От переутомления я уже не могла ухаживать за Филюшкой. Прийдя домой, я чуть не уснула в душе и еле успела лечь. К ночи я вернулась в больницу, где Филю продолжали капать и выпаивать.
Так мы и менялись с Димой по 12 часов. Вскоре мы оба тоже заболели и наше чередование приобрело характер рулетки - кто смог отодрать себя от "белого друга", тот и дежурный.
Капельницы продолжались четверо суток по семь часов с перерывами, стали прикармливать рисовой кашей. Филя был в тяжелом эмоциональном состоянии - резкое отлучение от гв, постоянный запах молока от мамы и лечение, которое для негобыло истязанием. От больничной каши, в составе которой не было ничего кроме риса, он стал пунцового цвета. Мы принесли свою кашу и за считанные часы прекратился понос и стало бледнеть лицо. А заведующая только разводила руками - такое питание закупает больница...
Это были очень тяжелые дни, подробности которых снова и снова всплывают ассоциациями. За неделю в больнице Филя научился катать машинку как сосед по палате, усвоил, что если с порога активно прощаться, то заведующая уйдет быстрее, быстро понял, что если папа пришел, то мама сейчас исчезнет - сутки звал папу, а потом обижался на него сразу как тот приходил и не отпускал маму. Филя научился играть на двух квадратных метрах и жить в этом странном месте. Он стал очень громко и пронзительно кричать по любому поводу, плохо спать и иногда вырываться во сне, словно его удерживают силой.
Филя даже привык к соседке по палате и охотно указывал на части ее тела (носик, глазки, если кто не понял:))
А мы были у него "на питании", делали все, что нам говорят, и очень хотели домой ко дню рождения. А еще меня посещали мысли об иронии судьбы: снова февраль, мороз, гололед, больничные стены и у меня болит живот. Ну с некоторыми поправками это было похоже на де жа вю.
За два дня до 15го февраля нас выписали.
Молодая, очень старательная доктор-ординатор с серьезным видом рассказывала о том как там в кишечнике все отвалилось, путалась в показаниях и упорно писала "ротовирус" через ''о''. Мы подхватили Филю, все вещи, инфекцию от соседа по палате и отправились домой - зализывать раны в своей норке.
На следующий день мы все уже были с температурой, но нас спасла моя мама, которая привезла самых вкусных на свете, как она выразилась ''тошнотворно диетических'' котлет, супа, риса... теперь она была у нас ''на питании''. Приехала и наша докторМальцева, выписала лечение, предупреждающее то, чего мы боимся и дала добро на гв с исправлением некоторых с ним связанных безграмотных больничных назначений, хотя их дала заведующая. Я переспрашивала у заведующей, когда она уверяла меня в отсутствии необходимости давать фермент для переваривания молока отдельно, но врач даже толком не поняла о чем я говорю. Доктор и выписку прочитала внимательно, удивившись некоторым анализам и тому, что никаких комментариев мы не получили к ним. Доктор обещала к ним вернуться.
.........
Теперь мы дома, мы старательно едим сухари, мамины котлеты, вылизываем друг дружке шерстку и поочередно мурлычем песенки малышу. Филя медленно, но обязательно вернет свое доверие к людям и скоро отправиися на прогулки, будет купаться и шалить, чтобы маме было что записать для дневника. Пока мне очень хочется написать лишь о том как родители ухаживают за своими детьми в больнице. Обязательно напишу, иначе так и останусь с этими впечатлениями наедине.
Огромное всем спасибо за звонки, поддержку, помощь и предложения о ней. Ириш, тебе спасибо за твои молитвы. Настоящие друзья познаются в беде и мы узнали, что у нас таковых очень много!