предыстория Вот мы в аэропорту в терминале F.
Однажды мы с Наташей пешком пошли из Копенгагена к аэропорту. Что б вы знали, он вообще не в Копенгагене, он в отдельном городе Каструп. Прошли пешака Копенгаген, прошли весь Каступ, прошагали над трассой,ведущей к Оресундскому мосту (и дальше в Швецию), посмотрели, что внутри аэропорта всё по-прежнему, всё на месте, и пошли в обход территории.
Шли долго.
Шли вдоль берега. Видели мост. Видели куницу, шевелящую усами.
Видели очень удивленных автомобилистов.
Видели самолеты. Взлетают и садятся, как положено.
Видели такие места, где вообще ничего нет.
В общем, мы остановились только когда дошли до места, где на трассе уже не было ни велодорожки, ни тропинки для пешеходов.
Дошли до следующего города, Драгёра, и сели на автобус. Чтобы потом ещё походить по Копенгагену. Я говорила, что мы очень любим ходить?
В общем, в аэропорту мы, как дома, мы там уже всё знаем, всё видели, можно сказать - родственники.
А вот мы уже в самолете.
Я толкаю свою тяжеленную сумку коленями и, чертыхаясь, ищу свое место.
Ой, - говорит девушка по-русски. - Это, наверное, рядом со мной.
Я верчу в руках айфигню, которая аж ни разу не айфон, а какой-то там айпод, и звонить с него, соответсвенно, нельзя. А если с него нельзя звонить, то зачем он вообще тогда нужен? И как его включать? И как его заряжать? А зачем его регистрировать? И что он вообще от меня хочет? Тем более, что он хочет это по-датски.
Не знаю, - говорит девушка. - У меня никогда не было айфигни, зато у всех датчан, что я тут знаю, есть по несколько.
Ой и не спрашивайте, я вам и так скажу - истинная правда. Датчанин без айфигни в каждом кармане - ненастоящий датчанин.
Я говорю - как так? Как так получилось, что в самолете, летящем из Дании во Францию я села рядом с единственной русской?
А никак, - говорит она. - Я француженка.
И мы обсуждаем с девушкой из Прованса особенности русских поездов.
Я говорю: я знаю уже семерых, которые мечтают проехаться на Транс-Сибирском экспрессе. Зачем? Почему? На кой ляд?
За окном ёлки. В поезде - грязные носки. Трясёт, тарахтит, сыпется, воняет, не работает, или дует, или душно - зачем хотеть такое?
Да ты что! - говорит мадмуазель Прованс, - Русские поезда - самые крутые в мире! Там можно ЛЕЖАТЬ! У нас лежать можно только в супер-дорогих вагонах, а в ваших - везде! Вагоны делали такие умные люди - там кругом можно поставить багаж. И под сиденьями, и между сидений, и наверху есть полки, и даже у проводника! А самовар! Можно самому делать себе кофе!
Ну и? - говорю я.
Но это же изумительно! В европейских поездах ты просто сидишь, как в автобусе, жуешь свои коленки и натираешь мозоль на попе. И рядом сидит кто-то, кто с тобой не разговаривает. Сидит и пялится в окно.
А в русских поездах можно ходить! А можно даже в гости в соседнее купе. И все сидят, угощают, чай пьют и водку. А вагон-ресторан! Это же изумительно!
И вот мы в Париже. Ну, почти.
Мы стоим в аэропорту, смотрим на самый французский из всех французских туалетов и думаем, как добраться до нашего хоста.
Нам нужно Ру де Коломбес, - говорит Наташа. - Она пересекается с Ру какого-то Хьюго. На север от реки. 7 километров от центра.
Говно вопрос. Мы любим ходить. Семь километров - это вообще считай что ничего.
Вот, говорю, - на самом краю карты вверху есть этот Хьюго. Тут рядом метро. Километр по Хьюго, километр по Коломбес - и мы на месте.
Километр в одну сторону от станции Метро, километр обратно.
Пардон, - говорю, а не подскажите нам до... -
Но-но-но! - говорит мне француз и убегает.
Километр в другую сторону от метро, километр обратно.
Пардон, - говорю я, мы ищем ру де коло.... -
Блаблаблаблаблаблабла - говорит нам второй француз и тоже убегает.
Километр кругом, километр по второму кругу.
Карта и реальность - это две паралельные вселенные. Они не пересекаются.
А единственного человека во всей Франции, который знает другой язык, мы уже встретили. И она уже в Провансе.
Вот! Вот он - Хьюго! - говорит радостно Наташа.
Отлично, - говорю я. - Хьюго так Хьюго. Надо у кого-то спросить дорогу.
На улице дождь. На улице темно. На улице нет названия.
На улице стремные личности.
И мы.
Сумки отдавливают плечи. С волос капает. С носа капает. Носки, по-моему, тоже какие-то не очень сухие.
Смотри! - говорю. - Девушка! Настоящая адекватная девушка!
Она идет, как в рекламе.
На высоких каблуках, шикарные волосы ниспадают на спину, в руках сумки из бутиков на шелковых лентах. На ней шуба дороже всего моего гардероба вместе взятого. Она настолько красива, что мы щуримся от сияния.
Ой пожалуйста хэлп нам, - говорит Наташа, - Мы не можем найти эту Коломбес, ищем-ищем, а её все нет.
Вузет пег'дю? - удивляется она.
Нене, - говорю я. - Мы не пердю, мы улицу пердю, она где-то здесь, но где именно не знаем!
И тыкаю, тыкаю ей адрес.
Кеске ву шерше? - говорит она. - Ру де коломбес? Иси?
Дада,- говорю, - где-то иси. Нам только понять, там иси или в другую сторону иси.
Же парлеге авэк ма копин, эль конель энглэ. - говорит девушка и долго говорит с кем-то по-телефону.
- Слушай, как-то неудобно, - говорит Наташа. - девушка в такой шубе, под дождем. Ещё звонит подруге, чтобы нам помочь. Неудобно как-то.
Вот ду ю шерше? - повторяет девушка вслед за голосом из трубки и дает мне телефон поговорить с подругой.
Подруга говорит так по-английски, как я по-немецки. То есть теоретически она его знает, но практически пользы от этого никакой.
А! Же деман а мон папа, илье шафёр де такси. - говорит девушка, и звонит папе.
Мы стоим совсем смущенные. Ночь. Стремные личности. Дождь идет все сильнее. Шуба мокнет, волосы мокнут. Сумки из бутиков тоже мокнут. Мы-то сами уже давно мокрые.
Но коварная улица всё никак не находится.
Карта падает в лужу, и адрес размокает в пятно.
Девушка дает мне свою ручку и я пишу адрес по памяти ещё раз.
АААААА! - говорит девушка. - Но-но-но! Но иси! Се не пас а Паг'и! Но-но! Но иси!
Се донс Курбевуа!
Девушка показывает нам куда-то совершенно в другую сторону и ведет нас чуть ли не за руку.
Вузаве безуан депронду ле бус, - говорит девушка из рекламы и идет на своих каблуках по лужам, по рельсам.
И ведет, ведет нас под дождем по стремным ночным улицам.
А может, - говорит Наташа, - попросить ее просто показать нам направление, и мы сами пешком дойдем? Зачем она, такая красивая, тут мокнет с нами. Она же вообще шла в другую сторону.
Се эй трелуан диси. Се донсуню тревилль! - говорит девушка, и ведет, ведет нас вглубь темных переулков.
Итак, шепчу я Наташе, у нас есть две новости. Хорошая и плохая. Хорошая - нас сейчас доведут до автобуса, и мы наконец-то доедем до нашего хоста. Плохая - мы вымочили красивую девушку, чтобы узнать, что мы будем жить не в Париже, в вообще в другом городе.
Девушка из рекламы ведет нас до остановки, показывает наш автобус, говорит нам Бон Шанс! и под наше непрекращающееся мерсимерсимерси идет в обратную сторону. Потому что девушке из рекламы сюда было вообще не по дороге.
И через полчаса за тридевять земель мы уже звонили в дверь нашему французскому хосту.
Ну здравствуй, Париж.
Римопариж (3): Парижский синдром